В. Е. Шамбаров, 2006. Казачество путь воинов Христовых
Вид материала | Документы |
Содержание65. На руинах империи. Петра Николаевича Краснова 66. В пекле гражданской. Б.М. Анненков Павел Петрович Скоропадский |
- В. Е. Шамбаров, 2006. Казачество путь воинов Христовых, 7385.08kb.
- В. Е. Шамбаров, 2006. Казачество путь воинов Христовых, 7385.04kb.
- Святых Христовых Таин. Его запланированное выступление не было изложено в рукописи., 313.74kb.
- Комплект 3, 810.71kb.
- Бусидо. Путь самурая, 2474.03kb.
- Учебно-методическое пособие казачество на Ставрополье г. Ставрополь, 2011, 2924.95kb.
- Подвиги земляков на фронтах Великой Отечественной войны, 102.59kb.
- 22 января в Москву с Святой Горы Афон привезли икону святых новомучеников и исповедников, 116.91kb.
- Путь россии 2011 г. Владимир Шибаев путь россии, 3106.29kb.
- Енисейское казачество в период революционных событий 1917 Г. и Годы гражданской войны, 307.81kb.
65. НА РУИНАХ ИМПЕРИИ.
Почему казаки не защитили царя? Да ведь, пожалуй, защитили бы. Но… как? Помните — «всколыхнулся, взволновался православный Тихий Дон, и послушно отозвался на призыв монарха он…» Однако призыва-то не было. Было отречение. И сам Николай II повелел подданным повиноваться, подписав подсунутый ему список правительства. Все это стало результатом хитрого и дерзкого заговора. Новые правители не представляли даже оппозиционную Государственную Думу, а только узкую группировку масонов, умело воспользовавшихся ситуацией бунта в столице [211]. А «законность» Временного правительства обеспечило мгновенное его признание со стороны Англии, Франции, США. Да, первый переворот разыграли отнюдь не немцы, а наши «союзнички».
Чтобы удержаться у руля государства, Временное правительство первым делом смело всю прежнюю «вертикаль власти» — администрацию, полицию и т.д. Но само состояло из демагогов, не способных наладить нормальную жизнь. Страна покатилась в неуправляемый хаос. И вот тут-то получили благоприятные возможности другие силы, финансируемые и поддерживаемые Германией. До февраля 1917 г. антиправительственная агитация оказывалась эффективной только тогда, когда велась под патриотическими лозунгами — дескать, надо искоренить во власти измену, чтобы довести войну до победного конца. Теперь, в общем развале, и война пошла бестолковая. И все более популярными становился лозунг «штык в землю».
Казаки оказались в сложном положении. Запутаные, сбитые с толку, как и весь народ. Казачьи части были в числе немногих, сохранивших боеспособность и дисциплину. Но тоже стали создавать полковые, дивизионные комитеты. Чтобы не отстать, не прослыть «контрреволюционными». Впрочем, и для того, чтобы уберечь своих офицеров от чисток Временного правительства и солдатских самосудов. Однако в комитетах, как это бывает, нередко стали выдвигаться далеко не лучшие, а честолюбивые и горлопанистые. Кроме того, казачьи части, как самые надежные, стали растаскивать для «затыкания дыр» на фронте, для отлова дезертиров, для охраны тыловых районов от распоясавшейся солдатни. И вот такая служба казакам очень не нравилась. Нет, России они не изменяли. Они просто не понимали, что же творится с самой Россией. Ведь правительство, вроде бы, выступало под патриотическими лозунгами. И в его поддержку в апреле в Петрограде собрался 1-й съезд казаков разных Войск, создавший «Союз Казачьих Войск», его председателем был избран Александр Ильич Дутов. Но уже через несколько дней большевики и прочие радикальные группировки внесли в казачью среду раскол — провели альтернативный съезд и создали Центральный Совет казаков, председателем стал кубанец Костенецкий.
Однако и правительство поддерживать казаков, несмотря на их верность и лояльность, отнюдь не намеревалось. Считало «реакционной» силой, боялось их. Мало того, чтобы обрести поддержку крестьян, оно выдвинуло проект передела земель. И открыто заявляло, что казакам «придется потесниться». А там временем власть правительственных комиссаров в губерниях углубляла разброд и анархию, стали «самоопределяться» окраины. Что ж, тогда и казаки начали самоорганизовываться — чтобы уберечь свои области от этого хаоса, а землю от переделов. Если уж демократия, то своя, казачья. Во всех казачьих областях стали собираться Войсковые Круги. При этом казаки Красноярского и Иркутского полков объединились в новое, Енисейской Войско. Выдвигались требования автономного самоуправления, создавались войсковые правительства, впервые с XVIII в. выдвигали выборных атаманов, самым авторитетным из них стал донской атаман Каледин. Но в 1917 г. Войсковые Круги (на Кубани — Рада) были не просто собранием казаков, они стали постоянными областными парламентами, состоящими из выборных депутатов. Круги принялись вырабатывать свои войсковые законы — что вызвало резкое противостояние с иногородними. Которые как раз и рассчитывали, что Временное правительство наделит их казачьими землями.
Но «углубление революции» продолжалось. И летом 1917 г. надежды патриотов связались с Л.Г. Корниловым. В обстановке катастрофы на фронте и большевистского мятежа в тылу он был назначен Верховным Главнокомандующим, начал жесткими мерами наводить порядок в войсках, предлагал меры по прекращению развала страны. Казачество поддержало его. В августе в Москве было созвано Государственное совещание. Перед ним прошел Общеказачий съезд, от лица которого на Государственном совещании выступил Каледин. Заявил, что казачество стоит на общенациональной и государственной позиции. Что Россия должна быть единой. Требовал прекратить политические дрязги, пресечь сепаратистские тенденции и выразил полную поддержку Корнилову.
И вскоре после совешания Корнилов попытался реализовать свой план спасения России. Он был согласован с правительством, в Петроград двинулся 3-й конный корпус и другие части. Предполагалось разогнать большевиков и Советы, разоружить разложившийся гарнизон и установить диктатуру, но не персональную, а коллективную диктатуру правительства. Но председатель правительства масон Керенский вдруг изменил. Перекинулся на сторону Советов, объявив Корнилова «мятежником». Растянувшиеся по дороге эшелоны останавливались железнодорожниками, к казакам хлынули агитаторы — и они вообще уже ничего не понимали. Ехали-то защищать от большевиков правительство, а оно вдруг объявило своих спасителей «изменниками»! Поход сорвался. Корнилов и его ближайшие сподвижники были арестованы.
Керенский намеревался арестовать и Каледина, но донцы вздыбились: «Атамана не выдадим!» Их поддержали другие Войска, грозясь отозвать свои полки с фронта. И Керенский пошел на попятную. Заискивал перед казачьими делегатами — дескать, ошибочка вышла. Но при этом стал исподтишка готовить карательную экспедицию на Дон, мобилизовывались части Московского и Казанского округов. Этот конфликт и усугубляющиеся процессы разрушения России вызвали дальнейшее обособление казаков от центральной власти. Войсковые Круги принимали уже не только законы, а даже свои «конституции». Был выдвинут проект создания Юго-Восточный союз из Донского, Кубанского, Терского, Астраханского Войск, калмыков и кавказских горцев (впрочем, этот союз остался только на бумаге).
Однако и дни Временного правительства были уже сочтены. Дорвавшаяся до власти кучка заговорщиков, за полгода развалившая Россию, вызывала всеобщую ненависть. А возглавили взбаламученные массы другие заговорщики, куда более решительные и дееспособные — большевики. Когда в октябре они небольшими, но организованными силами стали захватывать Петроград, защищать Временное правительство оказалось некому. Для обороны Зимнего дворца собрались несколько рот юнкеров, рота женского батальона, без толку суетились правительственные чиновники. Пришли и две сотни уральских казаков. С благоговением осмотрели личные покои царя и царевича, поглядели на окружающий бардак. Сказали: «Мы думали, что тут серьезно, а оказалось — дети, бабы да жиды». И ушли прочь [168].
А удравший Керенский встретил во Пскове Петра Николаевича Краснова, командира 3-го конного корпуса. Назначил командующим армией, пообещал еще 4 дивизии и приказал идти на Петроград. Но никаких дивизий не подошло, да и 3-й корпус уже растащили полками и сотнями по всему Северному фронту. И в «армии» было 700 казаков при 16 пушках — против 200 тыс. солдат, матросов и красногвардейцев. Естественно, ничего путного не вышло. Побеждали, пока удавалось демонстративными атаками разгонять многотысячные гарнизоны. А за Царским Селом встретили матросов, которые не побежали. Казаки потеряли 3 убитых и 28 раненых, расстреляли все снаряды, а потом осталось только заключить перемирие. Причем рядовые казаки вырабатывали с матросами собственные условия: «Мы вам Керенского, а вы нам — Ленина. И замиримся». И на полном серьезе пришли к Краснову доложить, что скоро им для обмена привезут Ленина, которого они тут же повесят. А Керенского, мол, не грех и выдать, «потому что он сам — большевик». Выдавать министра-председателя генерал счел неэтичным и позволил ему бежать. Но и казакам большевистское правительство после переговоров разрешило уехать с оружием и имуществом — их боялись и опасались раздражать [98].
Да и было чего опасаться. Казачьи Войска очередных узурпаторов не признали. И стали самыми значительными центрами сопротивления. На Дон, Кубань, в Оренбуржье потекли патриоты-офицеры, началось формирование Белой Гвардии. Терпеть такое положение большевики не намеревались. И на казачьи окраины были направлены войска. Эти отряды были малочисленными, полуанархическими и серьезной опасности не представяляли бы. Если бы… казаки были едины. Увы, этого уже и в помине не было. Еще когда Каледина избирали на пост атамана, он сперва отказывался, говорил: «Никогда! Донским казакам я готов отдать жизнь, но то, что будет — это будет не народ, а будут советы, комитеты, советики, комитетики. Пользы быть не может!» Так и получилось. В Войсковых Кругах верховодила интеллигенция — все те же бывшие думцы, «общественники», кадеты, эсеры. И в Казачьих Войсках повторялось в меньших масштабах то же самое, что погубило Россию. Круги утопали в межпартийной грызне, а власть атаманов всячески урезали во избежение «диктатуры». На Дону казачья «демократия» искала компромиссы с крестьянской, создала «паритетное правительство» — 7 человек от казаков и 7 от иногородних. И пошел полный разброд. На Кубани обострилась рознь между черноморцами и линейцами. Узнав, что украинская Центральная Рада возрождает казачество, Кубанская Рада вознамерилась послать ей военную подмогу. Линейцы воспротивились, Войско чуть не раскололось.
Возникли такие специфические явления, как казачий сепаратизм и казачий большевизм. Теории сепаратизма внедрялись в ходе войны противниками России, но успеха не имели. И только теперь они вдруг обрели благоприятную почву. Православное государство, без службы которому не мыслили себя казаки, рухнуло. Превратилось в свою противоположность, царство хаоса и зла. Откуда напрашивалась мысль — отделиться. Русские сами по себе, мы сами по себе. Казачий большевизм, наоборот, стремился сохранить единство с изменившейся Россией. Но Советскую власть предсталял по-своему, как возрождение прежних казачьих вольностей и равноправия. Долой начальство, каждому одинаковый пай — рядовому казаку и генералу, а внешнюю службу в полках заменить станичными сборами. Появились красные казачьи лидеры. На Дону — Подтелков, Кривошлыков, Миронов, Голубов, на Кубани Автономов, Сорокин, Кочубей. В Забайкалье Лазо формировал «фронт» из 2 полков — один из уголовников, второй из казаков. Во всех Войсках в противовес атаманским властям создавались казачьи ревкомы.
Войсковые правительства надеялись на могучую силу фронтовых полков. И действительно, они возвращались организованно, с оружием, артиллерией. Прорывались с боями через заслоны большевиков и самостийников, пытающихся их разоружить. Но едва ступали на родную землю, весь порядок кончался. Фронтовые части тоже оказались заражены большевизмом и анархией. И уж тем более не желали вступать в братоубийство со своими, расходились по станицам. Противостояли красным партизанские отряды в несколько сотен, а то и десятков человек. На Дону — полковника Чернецова, войскового старшины Семилетова, сотника Грекова, на Кубани — капитана Покровского. Даже при ничтожной численности одерживали победы.
Но силы были слишком неравны. На терские станицы полезли грабить чеченцы и ингуши. Из Закавказья двинулись принявшие сторону большевиков части Кавказской армии. В портах высаживались красные моряки. Большевиков активно поддержали иногородние. В январе 1918 г. пали Астрахань, Оренбург — атаман Дутов с небольшим отрядом ушел в Тургайские степи. В Забайкалье Семенов отступил в Маньчжурию под защиту японцев и китайцев. Герой Дона Чернецов попал в плен и был изрублен шашками вместе с другими офицерами. Область Войска Донского наводнила германо-большевистская агентура. Миссия майора фон Больке в Ростове создавала красные отряды из немецких пленных. Действовал и план устранения лидеров. На Тереке был убит атаман Караулов. А в Новочеркасске — Каледин, с инсценировкой самоубийства [95]. Ну а избранный на его место Назаров продержался недолго. 12 февраля красные казаки подступили к Новочеркасску. Им предложили начать переговоры, но Голубов ворвался на заседание Круга, объявил себя «красным атаманом», а Назаров был растрелян. Вместо Войска Донского провозглашалась Донская республика.
Генерал Попов увел 1600 белых донцов в Сальские степи. А Корнилов с Добровольческой армией в 4 тыс. бойцов двинулся на Кубань. Но и тут было неладно. Пока Кубанская Рада вырабатывала «самую демократическую в мире конституцию», Сорокин разбил ее отряды и Екатеринодар пал. 3 тыс. белых кубанцев во главе с Покровским после скитаний по горам соединились с Добровольческой армией. Попытались штурмовать Екатеринодар, но атаки захлебнулись, а шальной снаряд сразил Корнилова. Остатки белых сил возглавил Деникин [208].
66. В ПЕКЛЕ ГРАЖДАНСКОЙ.
Казакам, сохранившим нейтралитет и даже многим из тех, кто поддержал красных, очень скоро пришлось пожалеть об этом. Казачьи Войска были объявлены упраздненными. Развернулся террор и бесчинства комиссаров и красногвардейцев. Расстреливали офицеров, семьи белых, часто просто богатых казаков, чтобы прибрать к рукам их имущество. Убивали священников. Например, на Кубани священослужителей истребили в 22 станицах, о. Ионнну Пригоровскому в Пасхальную ночь прямо в церкви выкололи глаза, отрезали уши и нос, размозжили голову. Обращали алтари в отхожие места, упражнялись на стенах и иконах в хамском остроумии. У казаков отнимали землю, катились «реквизиции». В ответ вспыхнули восстания в Ейском отделе, под Армавиром, Кавказской. Но казаки перед этим сами послушно сдали оружие, и каратели с пушками и пулеметами топили мятежи в крови. Станицы разоряли дотла, за экспедициями тащились обозы иногородних, которые грабили любое добро, зверски замучивали раненых, казачек, детей. На Дону большевистская власть расправами и грабежами настроила против себя не только казаков, но и иногородних. Пришлые комиссары не считались и с местными «казачьими большевиками». Возмущенный «красный атаман» Голубов выпустил арестованного помощника Каледина Митрофана Богаевского, стал возить его по митингам, чтобы он говорил «всю правду». Но об этом узнало красное начальство, послало отряд. Богаевского расстреляли, а Голубов бежал и был убит казаками.
И стала разгораться партизанская война. В Сибири Б.М. Анненков дерзким налетом на Омск захватил знамя Ермака и под ним стал формировать белые отряды. Активизировался Дутов. В апреле войсковой старшина Лукин с 500 казаками овладел Оренбургом, разгромив 5-тысячный гарнизон. Но вскоре Лукин был предательски выдан красным и расстрелян. Отбивалось от большевиков Уральское Войско во главе с атаманом Толстовым — единственное, где не произошло раскола. Здесь не было иногородних, не стоял земельный вопрос, а уральские казаки-староверы восприняли советскую власть однозначно: как приход антихриста. На Кубани, в горах Баталпашинского отдела, собрал Волчью сотню Шкуро.
А после заключения Брестского мира немцы двинулись на Украину. И бегущие от них части красногвардейцев советское правительство начало отводить отнюдь не на север для прикрытия Москвы. Нет, Германии большевистские лидеры не опасались — а отступающие части направили на восток, в казачьи области. И когда на Дон хлынула эта саранча, пожирающая все на своем пути, грабящая и насильничающая, казаки взорвались. Восстание покатилось, охватывая станицу за станицей. Красных стали бить и изгонять. Только сейчас большевики снова вспомнили о красных казачьих деятелях. Но Подтелков и Кривошлыков, направленные с большой суммой денег агитировать казаков «за революцию», были пойманы и повешены. В освобожденном Новочеркасске собрался Круг спасения Дона и избрал атаманом П.Н. Краснова, дав ему неограниченные полномочия — которых так не хватало Каледину. Было решено принимать в казаки всех иногородних, которые сражаются против большевиков. Но Круг провозгласил и создание суверенного государства «Всевеликое Войско Донское».
Еще один взрыв произошел на Востоке. На Транссибирской магистрали взбунтовались эшелоны Чехословацкого корпуса, который большевики попытались разоружить. Это стало детонатором цепи восстаний от Самары до Владивостока. Создавались белые отряды, примкнули и казаки — уральцы, оренбургцы, сибирцы. Из Маньчжурии двинулся в Забайкалье Семенов. Его поддержали амурцы и уссурийцы во главе с атаманом Калмыковым. От большевиков быстро очистили Сибирь и Урал. А Добровольческая армия Деникина после того, как помогла донцам, развернула наступление на Кубань. Теперь-то станичники встречали ее с распростертыми объятиями, красные армии громились, был освобожден Екатеринодар.
К сожалению, успехи оказались непрочными. Ведь «российскую карту» по-прежнему разыгрывали все кому не лень, иностранные державы, всевозможная политическая сволочь. И на Востоке в правительствах возобладали «учредиловцы» — эсеры, меньшевики. В то время как красные укрепляли армию, призывали профессионалов-военспецов, расстрельными методами насаждали дисциплину, «учредиловцы» восстановили практику Керенского. Принялись разваливать собственные войска «демократией», урезали права начальников, не доверяли офицерам. А с казаками вообще не желали взаимодействовать, как с «контрреволюционной» силой. И быстрые победы столь же быстро сменились поражениями. Кончилось тем, что офицерские организации и сибирские казаки атамана Иванова-Ринова произвели в Омске переворот. Свергли демократическую Директорию и передали власть адмиралу Колчаку, получившему титул Верховного Правителя России.
На Украине немцы восстановили пост гетмана, им стал генерал Павел Петрович Скоропадский. Но армию ему создавать не позволили, реальная власть осталась у оккупантов. Точно так же в Крыму было создано марионеточное татарское правительство Сулькевича. А Дон в течение месяца очистил свою территорию. Краснов провел мобилизацию 25 возрастов, переформировал стихийные отряды в дивизии и корпуса. Он был и превосходным хозяйственником. Налаживалась гражданская жизнь, открывались учебные заведения, заработали войсковые заводы и фабрики, был создан даже свой флот. Однако все это было достигнуто ценой альянса с Германией. Из чисто практических соображений он выглядел вполне разумным, воевать одновременно с немцами и большевиками Дон не мог. Впрочем, эти силы выглядели несопоставимыми. Германские части вели себя с казаками корректно, дружелюбно, жители Каменской и Усть-Белокалитвенской даже сами пригласили их, чтобы избавиться от красных. Немцы, захватив и включив в границы Украины никогда не принадлежавший ей Донбасс, на остальные казачьи земли не претендовали. И с ними было заключено соглашение, установился взаимовыгодный торг: германцы поставляли оружие и боеприпасы (русские, трофейные). А Дон расплачивался столь необходимыми для немцев хлебом, салом, мясом.
Но ведь все это подразумевало признание гибели России! Следовательно, ничего другого и не остается, кроме как поудобнее устроиться на ее обломках. И фигура Краснова в данном отношении немцев удовлетворяла. Выходец из знаменитого рода донских генералов, блестящий лейб-гвардеец, талантливый литератор. В 1909 г., создавая по распоряжению наказного атамана Самсонова «Картины былого Тихаго Дона», он расписывал, как же это здорово, что Петр прижал казачью вольницу, как хорошо, что в результате тех или иных реформ «постепенно, шаг за шагом, казаки плотно сливались с русским населением всей империи» [63]. Теперь же объявлял: России больше нет, а значит, Дон должен быть самостоятельным государством. Поэтому казакам нужно только изгнать большевиков, твердо встать на границах своих территорий и не пускать к себе эту заразу. В перспективе следует помочь спасти Москву от воров и насильников, но потом не вмешиваться в русские дела и зажить вольной житухой — «Здравствуй Царь в кременной Москве, и мы, казаки, на Тихом Дону!» [97]
Германия сепаратизм всячески поощряла. Ведь расчленение России как раз соответствовало ее стратегическим планам в ходе Мировой войны. При посредничестве немцев Краснов налаживал контакты со Скоропадским, снова вел переговоры о Юго-Восточном союзе с кубанскими самостийниками, астраханским атаманом Тундутовым. На поприще дипломатии Краснова совсем занесло. Он обратился к германскому императору с просьбой признать суверенитет не только Дона, но и Кубанского, Терского, Астраханского Войск, Северного Кавказа. Просил у Вильгельма содействия, чтобы Украина вернула Дону Таганрог, а Россия отдала «по стратегическим соображениям» Воронеж, Камышин и Царицын, при этом приложил карту на высочайшее Вильгельмово утверждение. Просил оказать давление на советское правительство, чтобы установить между ним и Доном мирные отношения. Взамен обещал «не допускать на свою территорию враждебные германскому народу вооруженные силы», экономические льготы. А фельдмаршалу Эйхгорну писал: «Если бы Вы помогли Донскому Войску окрепнуть в полной мере», то оно могло бы стать союзником и против Антанты. Стараниями генерала Африкана Богаевского письма увидели свет, вызвав бурю возмущения. Кубань официально отреклась от контактов с Красновым [43].
Таким образом антибольшевистские силы оказались расколоты. Колчак — и все восточные Казачьи Войска, как и Деникин с кубанцами и терцами стояли за единую и неделимую Россию, провозглашали верность прежнему союзу с Антантой. А Дон, Астрахань, Украина, Крым выступали сепаратистами, союзниками Германии и ее сателлитов. Правда, сотрудничество все же поддерживалось, без этого было нельзя — Дону и Добровольческой армии Деникина приходилось сражаться «спина к спине». Краснов передавал добровольцам часть оружия, полученного от немцев, выделял денежные займы. Но о дружбе говорить не приходилось, отношения оставались прохладными. И если Германия, цыкнув на большевиков, вынудила их признать неприкосновенность Украины, то относительно Дона Берлин пальцем о палец не ударил. Немцам было выгодно, что красные и казаки увязли в борьбе друг с другом. И на границах Войска Донского война не прекращалась.
А осенью ситуация резко изменилась. Германия потерпела поражение в войне и рухнула в хаос собственной революции. На Украине народное восстание смело правительство Скоропадского. Возглавила его Директория — по своему составу социалистическая, но вдобавок крайне националистическая. Под ее эгидой стало активно возрождаться украинское казачество. Батальоны в петлюровской армии именовались «куренями», солдаты — «сичевыми стрельцами». В разных городах возникали свои «коши», батьки-атаманы. В этот период появилось даже «еврейское казачество». Распевало песню: «Тому мы голову снесем, кто нападет на наш родной Бердичев!» И храбро рубилось со всяческими «интернационалистами», защищая свой город и заслужив полное уважение со стороны самых что ни на есть «щирых» украинцев.
Однако к осени 1918 г. красные успели отмобилизовать полуторамиллионные вооруженные силы, и, окрылившись теперь идеей «мировой революции», на всех фронтах перешли в наступление. Разлад в стане противников использовался в полной мере. Так, среди оренбургских казаков значительную долю составляли башкиры — и красное руководство переманило башкирского сепаратиста Валидова, наобещав ему «автономию». Его части перешли на советскую сторону. И пали Оренбург, Уфа, Уральск. А украинские «козаки», нарядившись в широкие шаровары и шапки со шлыками, очень весело пили, плясали, спивали, палили в воздух. И в атаки лихо бросались. Но, по сути, оставались сборным ополчением, регулярные части легко громили их. К тому же национализм и сепаратизм среди тогдашних украинцев корней не имели. И многие повстанцы переходили к красным. Просто из желания быть с Россией.
Худо пришлось и Дону. В течение 1918 г. советские войска несколько раз предпринимали на него наступления. Их отражали, но большевики имели возможность создавать и бросать на Дон все новые дивизии. А казаки стояли на фронте одни и те же. Сменить их было некому… Зима 1918/19 гг. выдалась морозная. Метели засыпали неглубокие окопы. Боевые действия шли уже не из соображений тактики, а за жилье. Отступающие сжигали что могли. Части жались к населенным пунктам, набивались в обгорелые дома, затыкали окна мешками и согревались животным теплом. От красных на Дон пришел тиф и косил казаков похлеще всяких пуль и снарядов. Они держались из последних сил. Ведь большинство из них воевало с 1914 г., они очень устали. А уход немцев с Украины открыл Дон с запада, линия фронта сразу увеличилась на 600 км. И Войско Донское стали обтекать с трех сторон 10-я, 9-я, 8-я и 13-я красные армии общей численностью 124 тыс. штыков и сабель. У казаков было в строю всего 38 тысяч. Вынужденных теперь растягивать фронт, затыкать дыры.
Правда, в Черное море вошли корабли Антанты. И Краснов обратился за помощью к англичанам и французам. Надо сказать, прогерманскую ориентацию ему в вину не поставили, отнеслись с пониманием. Но… дело в том, что и Запад спасать Россию отнюдь не собирался! Ллойд-Джордж открыто заявлял в парламенте: «Целесообразность содействия адмиралу Колчаку и генералу Деникину является тем более вопросом спорным, что они борются за единую Россию. Не мне указывать, соответствует ли этот лозунг политике Великобритании». Поддержать белую Россию значило допустить ее в круг держав-победительниц, а красную можно было пустить в передел вместе с государствами, проигравшими войну.
Идею расчленения нашей страны масонские правительства Антанты восприняли с энтузиазмом. От Краснова, впрочем, потребовали объединиться с Добровольческой армией, но при посредничестве англичан Донская армия перешла в подчинение Деникину только в оперативном отношении, а автономия Войска была сохранена. Антанта установила теплые контакты с националистическими правительствами Закавказья, Прибалтики, северокавказскими сепаратистами, на Украине поддержала петлюровцев. А 5 союзных дивизий, высаженных в Одессе, не двинулись дальше прибрежной зоны — они предназначались для прикрытия Бессарабии, которую Запад подарил Румынии. Казаки же были не румынами и не эстонцами, им поддержки не полагалось. Британский генерал Пуль, пообещавший помощь и отдавший приказ о переброске на Дон английской бригады, был за это тут же снят с должности.
Деникин прислал на Дон отряды добровольцев, но крупных сил он выделить не мог, поскольку на Ставрополье началось сражение с 11-й красной армией. И Краснов уговаривал казаков продержаться еще немного. Шел на хитрости. Когда в Таганрог приехала группа французских и английских младших офицеров, атаман пригласил их быть гостями, возил по станицам, демонстрируя: вот, мол, союзники, они уже здесь! Иностранные лейтенанты гудели на банкетах в свою честь, в тостах щедро рассыпали обещания. Но вместо подмоги на Дон приехал французский капитан Фукэ с чрезвычайными полномочиями от главнокомандующего Франше д'Эспре. И предъявил вдруг требования, чтобы Войско признало над собой «высшую власть» Франции «в военном, политическом, административном и внутреннем отношении». Чтобы атаман отныне распоряжался и действовал только «с ведома капитана Фукэ» [97]. Чтобы Дон оплатил все убытки французских фирм и граждан, имевших собственность на его территории…
А безоглядное лавирование Краснова и иллюзии, которыми он увлекал Дон, дали только отрицательный результат. То он призывал казаков освободить свои земли и замириться на границах, то манил надеждами на покровительство немцев, то скорой помощью французов и англичан — а ее не было. И атаману больше не верили. Ползли слухи — обман... измена... Казаки мерзли, вшивели и погибали на позициях. И надломились. Боевые действия замерли. Начались стихийные, а потом и целенаправленные контакты с красными. Большевистские агитаторы внушали: «Вы что же, против всей России надеетесь устоять? Вас мало, а Россия велика». «Мы вашего не трогаем, и вы нас не трогайте. Идите по домам. Вы сами по себе, мы сами по себе». Разъясняли: «Раньше на Дону безобразничала Красная гвардия, а сейчас все уже по-другому, сейчас Красная Армия, в ней дисциплина». «Ваш атаман продался немцам за 4 миллиона».
И под Рождество Христово 1919 г. 28-й Верхне-Донской, Казанский и Мигулинский полки бросили фронт. Пошли домой встречать праздник. А на сам праздник в станицах появились агенты Троцкого с пачками денег. Ведрами выставляли водку, только в Вешенской на угощение станичников было пущено 15 тыс. руб. И казаки на своих сходах признали Советскую власть. Вслед за этим и в соседнем, Хоперском округе, полки начали оставлять позиции. Тем более что здесь со стороны красных действовал корпус казака Миронова. Многие с оружием переходили к нему. Сперва поодиночке, потом сразу 4 полка. Во фронте образовалась огромная брешь, куда стали вливаться советские дивизии. Казаки встречали их хлебом-солью…