Geum.ru

Эпоха Возрождения «История Нового Времени. Эпоха Возрождения»

Вид материалаДокументы

Содержание


Литва и польша
Подобный материал:
1   ...   25   26   27   28   29   30   31   32   33

ЛИТВА И ПОЛЬША



Польша – это рай для шляхты и ад для крестьян.

Польская пословица


Р усские бояре с надеждой смотрели на Литву и Польшу – на страны, где власть принадлежала панам и боярам, которые избирали князей на радах и сеймах. В Киевской Руси бывало, что по смерти какого нибудь удельного князя бояре собирали народ на вече и выбирали, кого из его родни пригласить на правление; такой порядок был обычным в Новгороде и Пскове, где князья правили по совету с боярами. Такой порядок был обычным и в Польше, где короля избирал сейм из «можных» («могучих») панов, «баронов» и «магнатов». Магнаты владели обширными землями и имели дружины, состоявшие по большей части из младших родственников; эти мелкие рыцари, «шляхта», получали в кормление несколько крестьянских дворов, а некоторые из них с саблей за поясом сами пахали землю. Шляхта завидовала привилегиям магнатов, и в 1454 году собравшееся для войны против Ордена рыцарское ополчение неожиданно подняло мятеж; рыцари окружили палатку короля и, бряцая оружием, потребовали «прав и вольностей». Король Казимир был вынужден подписать «Нешавские статуты», отныне шляхта получила право посылать своих «послов» на сейм и участвовать в решении дел вместе с магнатами. Без согласия сейма король не мог принимать законы, назначать налоги и собирать ополчение; управление на местах перешло к местным шляхетским сеймикам.

Польский сейм напоминал английский парламент и те древние народные собрания, которые были родоначальниками всех сеймов, вече, парламентов и штатов. Такие собрания существовали на протяжении всего Средневековья, но раньше на них заправляли бароны и магнаты, а теперь к верхней палате, палате магнатов, так же, как в Англии, добавилась палата, состоящая из мелких рыцарей. Однако в отличие от парламента в польском сейме не было представителей городов: шляхта не любила горожан, потому что в польских городах жили по большей части немцы и евреи. Эти города были основаны в XIV веке, когда в Польшу устремился поток эмигрантов из перенаселенной Западной Европы; польские короли охотно принимали переселенцев и даровали им разнообразные льготы, включая самоуправление. Так в Польше появились маленькие города с характерным немецким обликом: с обязательной рыночной площадью, ратушей и кафедральным собором. Вильнюс и Львов были самыми восточными из новых немецких городов и назывались в те времена Вильно и Лемберг, в этих городах были немецкие школы, а в Кракове – университет, где преподавали на латыни. В Кракове (а потом в Болонье) учился Николай Коперник, и в Кракове же получил образование русский первопечатник Георгий Скорина, издавший в 1517 году в Праге русскую Библию.

Впрочем, немецкая культура почти не затронула польскую шляхту, остававшуюся невежественным и буйным средневековым рыцарством. Вспыльчивость и драчливость шляхты вошли в поговорку, и нередко шляхтич возвращался с сейма без уха или без пальца. Главными качествами шляхтича считались храбрость и гостеприимство; гость, похваливший что нибудь в доме – кубок, саблю или лошадь – немедленно получал все, и отказаться означало оскорбить хозяина и быть тут же вызванным на поединок. Угощение гостя превращалось в многодневный пир, и не выпить "за здоровье" считалось страшным оскорблением; шляхта проводила жизнь в пирах, и современники называли Польшу (и Литву) страной беспробудного пьянства; один из политиков тех времен ставил полякам и литовцам в пример Московскую Русь, где простой народ жил в похвальной трезвости.

Польша и Литва находились под властью одного монарха, и Литва понемногу заимствовала порядки шляхетской Польши. В XVI столетии Великое княжество Литовское и Русское еще оставалось на три четверти русским; это была другая, Западная Русь, и ее язык уже немного отличался от языка Московской Руси; ее жители называли себя "русскими", но каждый из них в отдельности был не "русским", а "русином". Западная Русь унаследовала традиции Киевского государства, и Киев был по прежнему почитаемым городом, где сохранялись остатки былого величия – мраморные церкви и богатые монастыри, хранившие мощи православных святых. В Западной Руси сохранялись обширные владения православных русских князей, имевших свои дружины из шляхты и из бояр – правда, звание боярина означало всего лишь "младший дружинник". Старинные вечевые города пользовались самоуправлением наподобие того, которое имели немецкие коммуны, а образ жизни русской шляхты мало отличался от образа жизни шляхты польской, и та, и другая отличалась своеволием и не хотела кому либо подчиняться.

Король Сигизмунд I (1506 48) пытался было восстановить дисциплину, и сейм обязал шляхтичей являться на смотры – однако порядок не продержался долго. "Если им грозит откуда нибудь война, – писал барон Герберштейн, – то они являются на призыв с великой пышностью, готовые более к хвастовству, чем к войне, а по окончании набора быстро рассеиваются. Те же, которые останутся, отсылают домой лучших лошадей и платье, с чем они записывались, и следуют за вождем с немногими, как бы по принуждению… Между ними наблюдается такое своеволие во всех поступках, что, по видимому, они не только пользуются неумеренной свободой, но и злоупотребляют ею…"

Шляхта гордилась своей свободой, "золотой вольностью", – однако для простого народа свобода шляхты была несчастьем. Шляхта присвоила себе право суда над крестьянами, прикрепила их к земле и произвольно увеличивала повинности. "Народ жалок и угнетен тяжелым рабством, – свидетельствует Герберштейн. – Ибо, если кто в сопровождении толпы слуг входит в жилище поселянина, то ему можно безнаказанно творить все, что угодно, грабить и избивать…" Впрочем, до начала XVI века крестьяне жили еще сносно, потому что хозяевам было некуда деть то, что можно было отнять у крестьян: зерно и скот. Однако в XVI столетии стал складываться Мировой Рынок, и у польского побережья появились голландские корабли; голландцы предлагали за хлеб всю роскошь Запада и Востока – и польские помещики не устояли перед искушением, они стали создавать хлебные плантации, фольварки, и с помощью плети заставили своих крестьян работать на барщине. Мировой Рынок постепенно завоевывал Польшу; от устья Вислы фольварки распространились вверх по течению реки, и каждую осень вниз по реке к Данцигу двигались бесконечные караваны барж с зерном. Данциг стал одним из богатейших городов Европы: отделанные мрамором дворцы купцов, готические соборы, огромный порт, где сотни судов становились на погрузку у хитроумных подъемных машин. Польские магнаты хотели жить так же, как купцы в Данциге; они строили виллы и разбивали парки с фонтанами и мраморными скульптурами, одевались в шелка по французской моде и ездили в каретах с лакеями на запятках. За эту роскошь расплачивались польские крестьяне; их заставляли работать на барских фольварках – сначала два дня в неделю, потом три, четыре, пять; потом у многих из них отобрали наделы и стали выдавать пайки, "месячину"; они работали на барина всю неделю, и за невыход на работу карали смертью.

Пока у крестьян оставалось свое хозяйство и какие то деньги, паны заставляли их покупать водку в панской харчевне. Это было средство отнять все, что осталось; если холоп мало пил, его били плетьми, а когда он спивался, то становился безропотным существом и покорно переносил все страдания. Вот как описывает жизнь польских крестьян публицист XVIII века: "Я вижу миллионы существ, из которых одни ходят полунагими, другие покрыты шкурой или грубой сермягой; все они высохшие, обнищавшие, обросшие волосами, закоптевшие… Наружность их с первого взгляда кажется более сходной со зверем, чем с человеком. Они носят позорное имя холопа. Пища их – хлеб из непросеянной муки, их напиток – вода и жгущая внутренности водка, их жилищами служат ямы или немного возвышающиеся над землей шалаши. Солнце не имеет туда доступа, они наполнены только смрадом… В этой смрадной и дымной темнице хозяин, утомленный дневной работой, отдыхает на гнилой подстилке. Рядом с ним спят нагишом голодные дети на том же ложе, на котором стоит корова с телятами и лежит свинья с поросятами…"

Панские гайдуки с плетьми в руках наблюдали за работой крестьян, и в случае непокорности расправа была немедленной. "Разгневанный помещик… не только разграбит все, что есть у бедняка, но и убьет его – когда захочет и как захочет", – свидетельствует современник. Когда шляхтич убивал холопа, он говорил, что убил собаку; по приказу пана у крестьянина могли отрезать уши и нос, выжечь на лбу знак виселицы, а в случае особо тяжкой провинности вспороть живот и намотать кишки на дерево. Польша была единственной страной, где господин обладал над рабом правом жизни и смерти (jus vitae ac necis) – нигде, ни в Риме, ни в американских южных штатах это право не было утвержденным законом.

Мировой Рынок и шляхетская "свобода" принесли польским крестьянам самое страшное рабство, какое когда либо было в истории. Но судьба Польши не была исключением; это было естественное следствие демографического закона: когда не хватает рабочих рук, богатые, сильные и знатные обращают простолюдинов в рабов. Таково было происхождение рабства в Афинах, где рабы работали в ремесленных мастерских, и в Риме, где они трудились на плантациях, – в обоих случаях людей обращали в рабов, чтобы производить товар на рынок. В XIII веке английские бароны ограничили власть королей и воспользовались своей свободой, чтобы поработить крестьян – все с той же целью создать хлебные плантации и продавать зерно голландским купцам. В XIV столетии в Англии наступило Сжатие, рабочие руки обесценились и крестьяне получили свободу – однако, как только разразилась Великая Чума и демографическое давление упало, крестьян тут же попытались вернуть в рабство. В XVI веке Мировой Рынок породил рабство не только в Польше, но и во всех странах Балтии, от Дании до Ливонии, и только в Швеции крестьяне сохранили свободу – но лишь потому, что там не родит пшеница. В XVII столетии наступило время американского рабства; везде, где не хватало рабочей силы, богатые и сильные обращали простолюдинов в рабов – и если местных индейцев было недостаточно, то привозили негров из Африки. До недавнего времени рабство было составной частью буржуазного общества и человек мог быть такой же частной собственностью, как лошадь или корова; если же в какой то период рабов отпускали на волю, то это означало, что началось Сжатие и рабочие руки упали в цене.

Сжатие было постоянным явлением в странах Востока, там давно отшумели социальные революции и поддерживающие справедливость монархи запрещали порабощать соотечественников. Рабство было уделом народов, живших в зонах низкого демографического давления: в Америке, в Африке, в Юго Восточной Азии и Восточной Европе – оно угрожало Польше, Чехии и Литве, распространяясь вместе с фольварками вверх по течению Эльбы, Одера, Вислы, Немана. Дальше на юго восток лежала Западная Русь – и ей грозила та же судьба, ведь Западная Русь принадлежала к буржуазному миру Европы. Однако еще дальше к востоку начинался другой мир – и Московская Русь принадлежала к миру Востока; на Руси были могущественные цари, поддерживавшие справедливость и не позволявшие боярам поработить народ. Впрочем, все было не так просто: пять веков назад Русь принадлежала к миру Запада, и в те времена бояре вместе с князьями ходили полюдьем по своей стране и собирали дань рабами, мехами и медом – потом добычу везли в Константинополь или Булгар и продавали на рынке. В боярских вотчинах и теперь жили сотни рабов холопов; мир Запада мешался на Руси с миром Востока – и эти два начала были несовместимы. "Свобода" бояр была несовместима с абсолютной властью царей и с принципом справедливости; нигде на Востоке, ни в Турции, ни в Китае не было бояр – и России предстояло выбирать между Востоком и Западом, между самодержавием и рабством.