Р. И. Нудельман
| Вид материала | Документы |
- Лямец Ю. Я., Нудельман Г. С., Подшивалин, 158.17kb.
Это предположение подкрепляет выдвинутую выше гипотезу о том, что авторами первых записанных текстов Пятикнижия были, скорее всего, два Священника-левита, один («Ягвист») — из южного Иудейского царства, другой («Элогист») — из северного Израильского. В свою очередь, такая гипотеза объясняет, как мы видели, причину и характер сходств и различий обоих текстов. Но ни это предположение, ни упомянутая гипотеза еще не дают нам ответа на вопрос о том, когда жили эти люди. Кто из них был первым по времени автором, а кто вторым? Кто и когда объединил их тексты? Зачем это было сделано? И почему именно так, как мы сейчас видим, а не иначе? Чтобы ответить и на эти вопросы, нужно проделать еще один виток историко-детективного расследования.
Поскольку Израильское царство было разрушено уже в 722 г. до н. э., «Элогист» жил, по-видимому, раньше этой даты. Его очевидный гнев против Йороваама как будто свидетельствует о том, что он писал во времена этого царя или вскоре после него, когда воспоминания о религиозных реформах Йороваама и разочарование в нем были еще свежи среди левитов Шило. Текст «Ягвиста» тоже не мог быть написан позже 722 г. до н. э. — в нем рассказывается о рассеянии колен Шимона и Леви, но ни словом не упоминается о таком важнейшем для евреев Иудейского царства событии, как падение соседнего Израильского царства и уведение в плен десяти северных колен. С другой стороны, в нем имеются нападки на религиозные реформы Йороваама («литые боги»); стало быть, автор уже знал об этих реформах, то есть жил после образования независимого Израильского царства, иными словами — позже 922 г. до н. э. Этот промежуток можно сузить, если обратить внимание на тот факт, что в рассказе «Ягвиста» излагается история Яакова и Эсава, причем последний назван родоначальником эдомитов. Эдом отделился от Иудеи и стал независимым Эдемским царством только при потомке Соломона, иудейском царе Иероаме, который правил между 848 и 842 гг. до н. э., и, стало быть, создание текста «Ягвиста» можно отнести к промежутку 848–722 гг. до н. э. Текст «Элогиста» датировать точнее невозможно — для этого в нем пока не найдено никаких дополнительных примет. Время его написания остается в промежутке между 922 г. до н. э. (когда распалось царство Соломона) и 722-м, когда пало Израильское царство.
Существенно, что оба рассказа, при всех своих различиях, основаны на одних и тех же традициях (культ Ягве), упоминают, в общем-то, одни и те же события израильского прошлого (сотворение мира, потоп, приход евреев в Ханаан, исход из Египта) и повествуют об одних и тех же героях (праотцы, Иосиф, Моисей, Аарон). Это неудивительно. Оба они были созданы представителями одного и того же еврейского народа, говорившего на общем языке (иврите), поклонявшегося одному Богу (Ягве) и имевшего общие религиозные традиции и исторические воспоминания. Разной была лишь та окраска, которую придал всему этому каждый из авторов, его трактовка, расставленные им акценты. Кто из них был первым? Быть может, после распада единого царства в каждом из них, независимо друг от друга, возникла потребность создать свою национальную версию священной еврейской истории, связав ее с задачами возвеличения своего царства и принижения другого (а в случае «Элогиста» — еще и критикой своего царя). Но могло быть и так, что кто-то из них написал свой текст раньше, и этот текст, попав в руки другого (царства-то были соседями), побудил его ответить собственной версией.
Можно было бы задаться и еще более трудным вопросом: а нельзя ли определить пол каждого автора? Исследователи задумывались и над этим. Относительно «Элогиста» они почти сразу пришли к выводу, что это наверняка был мужчина, потому что он, скорее всего, был жрецом из Шило, а жрецы в древнем Израиле были исключительно мужчинами. К тому же и вся тональность, вся авторская позиция этого текста выдает «мужской» взгляд. С «Ягвистом» дело обстоит сложнее. Не так давно известный американский историк Гарольд Блюм опубликовал работу под названием «Книга J», где утверждает, что создателем этой «Книги», то есть «Ягвистского» текста, была женщина — по его мнению, одна из дочерей царя Соломона (ибо только при царском дворе могли быть женщины с достаточным образованием и правами). Блюм подкрепляет свою гипотезу детальным стилистическим анализом текста, обнаруживая в нем «свойственную женщинам более тонкую иронию» и другие «женские» признаки. Более того, он предполагает, что этот «женский» текст был создан в ходе придворного «литературного соревнования» с аристократами-мужчинами, один из которых изложил те же события в своей, «мужской» версии — что и привело, по Блюму, к появлению текста «Элогиста».
Доказательства Блюма не показались мне убедительными; его гипотеза о «шутливом соревновании» двух авторов представляется довольно несерьезной, ибо проходит «поверх» всех перечисленных выше (и куда более убедительных) примет принадлежности «Элогиста» к Израильскому царству, игнорируя те серьезные задачи и религиозные цели, которые его воодушевляли. Ричард Фридман, не присоединяясь к этой гипотезе, тоже не исключает, однако, что автором «Ягвистского» текста могла быть женщина: по его мнению, те симпатии к женской доле, которые «Ягвист» выражает в своем рассказе о Фамари, были бы свойственны скорее женщине, чем суровому древнееврейскому мужчине.
Добавим, что некоторые исследователи Полагают, что у этих двух рассказов могло быть больше двух авторов. Они выделяют в этих текстах ряд отрывков, которые, по их мнению, принадлежат разным лицам, и говорят на этом основании о целой «школе Ягвиста» и «школе Элогиста». Но и эти гипотезы выглядят недостаточно убедительными, поэтому мы не будем на них останавливаться. Куда важнее напомнить в заключение, что оба эти текста являются, как мы знаем, частью целого — кто-то третий (или третьи) свел их воедино в текст Пятикнижия. Что руководило этими редакторами? Кем они были? Когда жили? Об этом можно только гадать — они оставили слишком мало следов.
Прежде всего — почему они не ограничились каким-нибудь одним текстом, а предпочли свести воедино оба, невзирая на их противоречия, повторы и разночтения? Самое простое и разумное предположение на сей счет состоит в том, что оба текста, видимо, были достаточно известны среди современников редакторов и оба одинаково почитались священными. Нельзя было отбросить один (или какие-то его существенные части) и оставить второй, не оскорбив национальные и религиозные чувства какой-то части читателей, — даже если каждый из текстов противоречил другому в деталях и интенциях авторов. Оставить их существовать раздельно тоже было затруднительно — тогда какой из них читатели должны были считать «истинным»?
Эти предположения интересны еще и тем, что приводят нас к вопросу о том, кто, собственно, были эти «читатели», которым предназначался объединенный таким способом текст. Поскольку «Элогист» в свое время явно адресовался жителям Израильского царства, а «Ягвист» — жителям Иудейского, то предположение, будто среди «читателей» единого текста были почитатели как той, так и другой версии, в сущности, означает, что объединение («редактирование») текстов происходило в среде, где наличествовали как «израильтяне», так и «иудеи».
Было ли в еврейской истории время, когда существовала такая ситуация? Да, было. Археологические раскопки в Иерусалиме показали, среди прочего, что после падения Израильского царства население столицы Иудеи резко увеличилось. Это можно объяснить тем, что сюда хлынули беженцы из Израиля, спасавшиеся от нашествия ассирийцев. Они могли принести с собой и свою священную книгу — текст «Элогиста». Тогда-то и могла возникнуть обстановка, когда в одной и той же еврейской среде, теперь уже — среди жителей одного и того же царства, получили хождение два разных «священных» источника. А это могло побудить редакторов взяться за работу по их объединению — ведь, кроме всего, это способствовало бы объединению беженцев из Израиля с аборигенами Иудеи в единый, сплоченный общей Книгой народ. Эти соображения позволяют, таким образом, указать и примерное время жизни и работы редакторов: то был период после падения Израиля и до падения Иудеи, иными словами — промежуток между 722 и 587 гг. до н. э.
Вот, в сущности, все, что современная библейская критика может предположить о времени создания и авторах двух первых текстов Пятикнижия — «Элогистского» и «Ягвистского».
Но не меньше загадок содержат и два других его текста: «Жреческий» и «Второзаконие» (на иврите «Дварим»). Какие это загадки? Какие ответы на них предлагают новейшие исследования?
В Пятикнижии история евреев доведена до прихода еврейских колен в Заиорданье и смерти Моисея. Эти события описаны в последней книге Торы — «Дварим» на иврите, «Deuteronomy» по-английски, «Второзаконие» по-старославянски. У этой книги есть свои особенности. В отличие от четырех предшествующих, в ней прямо указан ее автор — она начинается фразой: «Сии суть слова, которые говорил Моисей всем Израильтянам за Иорданом». Это обращение или завещание Моисея четко распадается на две части: «историческую» и «законодательную». В первой кратко повторяется история Исхода; во второй — вторично излагается Закон, то есть заповеди Господни. (Это вторичное изложение Закона и дало основание назвать Моисееву книгу «Второзаконием».)
Это, однако, не вполне дословное повторение. Автор опускает некоторые заповеди, упомянутые в первых четырех книгах, зато вводит новые, ранее не упоминавшиеся. Одно из важнейших новшеств такого рода, усиленно подчеркиваемое в тексте, провозглашает запрет совершать жертвоприношения в произвольных местах. Эта новая заповедь появляется уже в начале «законодательной» части книги, в первых стихах 12-й главы: «Истребите все места, где народы, которыми вы овладеете, служили богам своим, на высоких горах, и на холмах, и под всяким ветвистым деревом… Не то должны вы делать для Господа, Бога вашего, но к месту, которое изберет Господь, Бог ваш, из всех колен ваших, чтобы пребывать имени Его там, обращайтесь, и туда приходите, и туда приносите всесожжения ваши и жертвы ваши». Видимо, этот запрет крайне важен для автора, потому что буквально через несколько фраз он снова напоминает (Вт. 12:13–14): «Берегитесь приносить всесожжения… на всяком месте… но на том только месте, которое изберет Господь».
Самой распространенной целью жертвоприношений у древних евреев было освящение трапезы, прежде всего — мясной. Смысл обряда состоял, видимо, в напоминании, что такой трапезе неизбежно предшествует убийство какого-либо животного. Убийство не должно было восприниматься как заурядное действие, и потому оно было превращено в некий сакральный акт, производимый по определенному ритуалу, специальным лицом (священником-левитом, которому отдавалась часть жертвы) и в специальном месте. Судя по словам «Второзакония», в древнем Ханаане такие места («жертвенники») существовали около каждой деревни, и церемонией там руководили местные священники. Новая заповедь, провозглашенная во «Второзаконии», предписывает евреям уничтожить все эти местные жертвенники «на высоких горах и на холмах, и под всяким ветвистым деревом» и приносить жертвы в одном-единственном месте. Иными словами, речь идет о централизации культа. Последовали ли евреи этому предписанию?
Не сразу. В эпоху Судей и во времена Объединенного царства (при Давиде и Соломоне) жертвоприношения «на высотах» (то есть на местах) все еще были обычными. Сохранялись они и во времена существования раздельных Израильского и Иудейского царств. Но падение Израиля в 722 г. до н. э., видимо, было истолковано в Иудее как «наказание за грехи» — за невыполнение заповедей, — и тогдашний иудейский царь Хизкиягу предпринял первую серьезную попытку искоренить обычай жертвоприношений «на высотах» и сконцентрировать все богослужение в иерусалимском Храме. Однако реформа Хизкиягу была недолговечной: его сын и внук восстановили в Иудее многие элементы идолопоклонства, включая жертвоприношения на местах.
Намного более серьезной была религиозная реформа следующего иудейского царя — Йошиягу (640–609 гг. до н. э.). Историки расценивают ее. как подлинное национально-духовное возрождение. По приказу царя были разрушены идолы и очищен Храм. Жертвоприношения «на высотах» были категорически запрещены. Культ Ягве был заново централизован в Иерусалиме. Всем подданным было вменено в обязанность приносить свои жертвы только на храмовом алтаре. Все провинциальные лейиты были переведены в Иерусалим на должности прислужников при левитах Храма. Поскольку Иудея при Йошиягу в значительной мере освободилась от ассирийского господства и даже захватила часть прежних израильских земель, то реформы были проведены и там: как рассказывает 2-я книга Царей, Йошиягу лично прибыл в Бейт-Эль, чтобы сокрушить тамошние жертвенники, «истер их в мелкий прах и бросил в поток». Во всем. ТАНАХе только еще один человек поступил с идолами столь же сурово — то был Моисей, который не просто уничтожил золотого тельца, но «истер его в мелкий прах и швырнул в поток».
Параллелизм поступков великого Моисея и царя-реформатора не ограничивается этим. Куда более глубоким и важным было то, что оба они принесли народу «Книгу Завета». Моисей принес ее с горы Синай; Йошиягу нашел в Храме. Та же 2-я книга Царей повествует, что на 18-м году царствования (т. е. в 622 г. до н. э.) царь приказал провести очистку Храма, и во время этой очистки первосвященник Хилкиягу обнаружил некую книгу, которую передал царскому писцу Шафану. «И читал Шафан ее перед царем. Когда услышал царь слова книги закона, то разодрал одежды свои… и собрали к нему весь народ… и прочел им все слова книги завета, найденной в доме Господнем… и заключил перед лицом Господним завет — последовать Господу и соблюдать заповеди Его и откровения Его и уставы… И весь народ вступил в завет».
Трижды повторенное слово «завет» не оставляет сомнений, что речь идет о повторении той великой церемонии, которая некогда произошла у горы Синай, где еврейский народ впервые целиком вступил в Завет с Господом. Вновь найденная «книга закона» возродила этот Завет. Ее обнаружение и последующая церемония общенародной клятвы в верности Господу стали сильнейшим стимулом ко всей религиозной реформе Йошиягу. Что же представляла собой эта загадочная книга?
Историки давно уже выдвинули предположение, что этой книгой было «Второзаконие». Действительно, как мы помним, «Второзаконие» представляет собой «слова, которые говорил Моисей всем Израильтянам». Но в ней самой указывается, что, вписав свои слова в эту книгу, Моисей приказал левитам: «Возьмите сию книгу закона и положите ее одесную у ковчега завета…»
После завоевания Иерусалима и создания Храма ковчег был перенесен туда и помещен в Святая Святых. И именно в Храме первосвященник Хилкиягу обнаружил свою «книгу закона». Моисей во «Второзаконии» адресует свою книгу тем поколениям израильтян, которые «развратятся» и «уклонятся» от завещанного им пути, за что их «постигнут бедствия», — и книга Хилкиягу найдена именно в те времена, как бы специально для того, чтобы вернуть евреев на правильный путь. Эти совпадения слишком знаменательны, чтобы счесть их случайными. Практически все сегодня согласны, что «Книгой Завета» царя Йошиягу является «Второзаконие».
Это, однако, не предрешает вопроса о ее авторстве. Вокруг этого вопроса идут давние споры. Я уже говорил, что сомнения в Моисеевом авторстве Пятикнижия высказывались еще в средние века. Эти сомнения распространялись и на «Второзаконие». В 1805 году немецкий ученый де Ветте предположил, что эта книга была написана не Моисеем, а кем-то из приближенных царя Йошиягу с нарочитой целью побудить к проведению религиозной реформы и дать ей впечатляющее сакральное обоснование. Действительно, трудно представить более впечатляющее для народного воображения событие, чем находка древнего свитка Закона, написанного самим Моисеем и в первых же словах призывающего к прекращению жертвоприношений «на высотах» и к централизации всех культовых церемоний в Храме. «И более выгодное для царя и левитов Храма», — добавлял де Ветте. По мнению немецкого историка, «Второзаконие» было «благочестивой подделкой», обманом, совершенным в благих целях, творением самого Хилкиягу или писца Шафана, а то и целой группы придворных, окружавших и направлявших молодого (26-летнего в ту пору) царя.
Теория де Ветте подверглась основательной критике. Окончательный удар по ней нанес в 1943 году другой немецкий ученый Мартин Нот. Он обратил внимание на поразительно тесную связь между «Второзаконием» и шестью последующими, чисто историческими хрониками ТАНАХа — книгами Йегошуа бин-Нуна, Судей, 1-й и 2-й Самуила, 1-й и 2-й Царей. «Второзаконие» завершается смертью Моисея в Заиорданье, «напротив Иерихона», а книга Йегошуа бин-Нуна начинается с перехода евреями Иордана и завоевания Иерихона. «Второзаконие» пронизано предсказаниями тех событий, которые осуществляются в исторических хрониках, описывающих последующие столетия. Его законодательные предписания излагаются как назидания на будущее («Когда вы овладеете этой землей…» — делайте то-то и то-то; «Когда вы отвернетесь от Господа..» — вас постигнет-то-то и то-то; «Когда Господь, Бог ваш, рассеет вас среди других народов…» — это будет наказанием за то-то и то-то).
Иными словами, «Второзаконие» в целом имеет характер своеобразного исторического пророчества, некоего сквозного мотива всей дальнейшей еврейской истории, описанной в шести книгах танаховских «хроник». Но его связь с этими хрониками оказывается намного глубже. «Второзаконие» объединяет с ними не только преемственность и непрерывность рассказа, но также единство стиля и многих лингвистических особенностей. Все эти семь книг связаны цельной и целенаправленной композиционной структурой: «Второзаконие» занимает в ней место исторического и идейного предисловия, хроники — место «собственно содержания», призванного проиллюстрировать провозглашенную в предисловии центральную идею: все происходящее с еврейским народом обусловлено (и объясняется) исполнением или неисполнением Божественных заповедей. Неслучайно все древнееврейские цари, от Саула и до Йошиягу, оцениваются в «хрониках» исключительно с этой точки зрения. (При этом обо всех них сказано, что они «творили зло перед лицом Господа»; не обойден даже Соломон (его царство распалось «за грехи его»); и исключение сделано только для троих — Давида, Хизкиягу и Йошиягу: первый удостоился особого, «индивидуального завета с Господом, по которому его династия «пребудет вечно»», независимо от прегрешений давидовых потомков; о втором уважительно сказано, что он «ходил путями Господними»; а третий, как мы видели, вообще приравнен к Моисею, ибо только о нем, как и о Моисее, сказано: «Подобного ему не было прежде его… и после него не восстал подобный ему».)
Все эти факты побудили Нота высказать гипотезу, что указанные семь книг ТАНАХа образуют единый цикл, принадлежащий одному и тому же автору. Этот свод из семи книг («Второзаконие» плюс шесть «хроник») Нот предложил называть «Дейтерономистской историей», а ее неведомого автора — «Дейтерономистом» (или, сокращенно, D). Разумеется, Нот не мог отрицать, что в этом своде имеются многочисленные вкрапления других авторов. Детальность рассказа о приключениях Давида до его вступления на трон выдает в его авторе человека, близкого к Давиду; многие разделы книг пророка Самуила, по мнению специалистов, принадлежат особому автору. Тем не менее, «Дейтерономистская история» в целом демонстрирует почти очевидные признаки того, что она является произведением одного гения.
Этот неведомый автор обработал все доступные ему прежние источники и рассказы таким образом, чтобы они служили раскрытию его центральной идеи, пронизывающей, одушевляющей, организующей и осмысляющей эту грандиозную эпопею национальной истории. Желая утвердить эту идею в сознании единоплеменников, он умышленно приписал ее авторство и авторитет великому Моисею, любимцу Господа. Именно поэтому он предпослал всему своему циклу «предисловие» в виде книги «Второзакония». Эта книга была для него главной, важнейшей книгой цикла, где он изложил свое представление о сквозном законе еврейской истории. Возможно, пишет Нот в заключение, это вообще была его единственная собственная книга — во всем остальном цикле он выступал, скорее, как гениальный составитель и редактор, отбирающий и соединяющий чужие источники так, чтобы наиболее ярко и убедительно проиллюстрировать неумолимое действие этого закона в реальной истории еврейского народа.
Эта гипотеза Мартина Нота, утверждающая, что «Второзаконие» вместе с шестью последующими книгами исторических хроник ТАНАХа образует единую «Дейтерономистскую историю», принадлежащую одному автору, получила подтверждение и развитие в работах двух других современных исследователей — американцев Франка Гросса и Баруха Гальперина. Эти работы позволили не только установить время создания грандиозного «Дейтерономистского цикла», но и высказать предположение о личности его автора.
Кто же был этим загадочным «автором»? Когда он жил? И могло ли быть, что имя столь гениального писателя, создателя грандиозной общенациональной эпопеи, не сохранилось в еврейской истории?
Несколько выше мы говорили о том, что автор этот подчиняет весь свой цикл доказательству некой общей религиозной идеи: судьбы еврейского народа зависят от исполнения или неисполнения им «Господних заповедей». Этот критерий он прилагает и к оценке деятельности различных царей, о которых рассказывает в своих «хрониках». Почти все эти правители получают у автора однообразно-негативную оценку: «И делал он неугодное в очах Господа». Только для двух (не считая Давида) сделано исключение. Это Хизкиягу, правивший в Иудее во времена падения Израильского царства (727–696 гг. до н. э.), и его правнук Йошиягу, время правления которого (640–609 гг. до н, э.) непосредственно предшествовало падению самой Иудеи под натиском вавилонян. Об этих правителях одобрительно говорится:
«И делал он угодное в очах Господних».
Объяснить эту исключительность политическими успехами обоих царей невозможно: хотя каждый из них пытался проводить независимую политику и предпринимал попытки расширения Иудеи за счет бывшего Израиля, обе эти попытки закончились плачевно: Иерусалим при Хизкиягу был осажден ассирийцами Санхериба, отступившими только после получения огромной дани и признания зависимости Иудеи от Ассирии, а выступление Йошиягу против ассирийцев (уже во времена их борьбы с вавилонянами) завершилось гибелью самого царя в сражении при Мегиддо; через 4 года после этого победоносные вавилоняне вторглись в Иудею, а еще через 20 лет полностью завоевали ее и ликвидировали давидову династию, которой Ягве, по утверждению автора «Дейтерономистской истории», обещал вечное правление. Последний царь этой династии Цидкиягу был ослеплен и вместе с основной частью народа отправлен в вавилонский плен, его дети были убиты, а Иерусалимский Храм разрушен.