Хотя книга Дж. Корнфилда повествует об опыте в русле буддийской традиции, духовные аспекты, затронутые в ней, универсальны

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   25
Глава 22. Великая песнь


«Духовная практика революционна. Она даёт нам возможность выйти за пределы нашей отдельной личности, культуры и религии, чтобы более непосредственно пережить великую тайну, великую музыку жизни».


Созревание на духовном пути открывает для нас тысячу возможностей. Вся магия, всё очарование десяти тысяч вещей, которые появляются перед нами, оживают по-новому. Наше мышление и наши чувства раскрываются на расширенной палитре. Мы глубже переживаем и красоту и печаль жизни; мы способны видеть новыми глазами и слышать всю великую песнь жизни.


Когда мы слушаем с глубоким вниманием, эта великая песнь пробивается в каждой из наших жизней. В повести Германа Гессе Сиддхартха в конце концов садится на берегу реки и слушает:


«…Он весь обратился в слух, позабыв всё на свете, заполнив себя пустотой, жадно всасывающей каждый звук, каждый шорох; он чувствовал, что овладел этим искусством до конца. Он слышал всё это много раз, но сегодня эти сотни и тысячи голосов звучали по-новому; он уже не мог отличить один от другого, не чувствовал разницы между взрослыми и детскими голосами – они были неотделимы друг от друга: жалобы тоски и веселье мудрости, крики гнева и стон умирающих – всё смешалось, срослось, сплавилось воедино. И всё это вместе: голоса, цели, жажда осуществления, желания и муки – всё это было потоком свершений, музыкой жизни. И когда Сиддхартха, отрешившись от всего на свете, кроме этой музыки, слышал тысячеголосую песнь реки, не смех или рыдания, не отдельные голоса – ибо любой из них оборачивался узами для души, заманчивой лазейкой для его Я, – когда он слышал сразу всё вместе, внимал целокупности, единству, тогда великая песнь тысячеголосой реки состояла лишь из одного-единственного слова „АУМ“ – „завершение“, „совершенство“.[5 - Г. Гессе «Сиддхартха», пер. с немецкого Р. Эйвадиса, изд. «Северо-Запад», СПб, 1919.]


Когда мы ещё не услышали эту великую песню, мы склонны к тому, чтобы жить лишь в ограниченных возможностях; мы видим мир только через популярные мифы, оставленные на нашу долю. Оскудевшие мифы и песни нашей культуры везде предлагаются к продаже: миф материализма и стяжательства, который утверждает, что к счастью ведут мирские блага; миф соревнования и индивидуализма, который создаёт такую значительную изоляцию; миф достижения и успеха, который ведёт к тому, что Джозеф Кэмпбелл называл «взбираться на лестницу только для того, чтобы убедиться, что она опирается не на нужную сторону»; миф молодости, который создаёт культуру вечной незрелости и плакатных образов как модели нашей реальности. Таковы мифы стяжательства и разделения. Повествования нашей культуры рассчитаны на то, чтобы у нас захватывало дыхание, чтобы мы оставались незрелыми, стремились к обладанию, искали совершенного переживания и уловили его на фотоплёнку, – т. е. на то, чтобы мы повторяли одну малую ноту в этой песне.


Всякий раз, когда мы попытаемся закрепиться на каком-то особом состоянии, сохранить какой-то образ или удержать какое-нибудь переживание, пострадают и наша личная жизнь, и профессиональная, и духовная жизнь. Судзуки-роси суммировал всё учение буддизма в трёх простых словах: «Не всегда так». Когда мы пытаемся повторить то, что было в прошлом, мы теряем истинное ощущение жизни как открытости, как расцвета, как раскрытия, как риска. Каждая молекула нашего тела замещается в течение семи лет; а Млечный Путь совершает обороты наподобие чёртова колеса каждые десять миллионов лет. Меняются времена года, а с ними меняется и наше тело. Всё дышит; и в этом дыхании и движении мы все связаны друг с другом. Такая взаимосвязанность предоставляет нам огромные возможности. Духовная жизнь способна раскрыть нас для величественной музыки, звучащей повсюду вокруг нас, – а не всего лишь для той музыки, ограниченной нашими идеями, планами или историями, которая инкапсулирует нас в нашей культуре. В этом мы можем коснуться тайны.


Один коллега и ученик несколько лет занимался глубокой практикой буддизма, получил степень доктора медицины и философии, занимаясь изучением природы ума. Он также потратил целые годы на исследование церемоний виденья с шаманами, развивал практические методики христианской и других мистических традиций. Приняв решение понять великие мировые религии, он начал читать от корки до корки многотомную «Энциклопедию мировых религий» – и в деталях изучил системы главных мировых религий, каждую систему верований тысяч и миллионов людей на протяжении столетий; предмет включал в себя древние религии ацтеков, аборигенов Австралии, зулусов, сибирских шаманов, хасидов, вавилонских магов, синто, десять школ буддизма, дюжину форм христианства, сотни других религий. Каждая из систем содержала мощные учения о добре и зле и о природе человека. В каждой имелась убедительная история сотворения мира, каждая говорила о божествах, о духах, о божественном, о том, как его достичь.


Когда я спросил его, что он усвоил из своего чтения, он с благоговением сказал, что его поразили не религии, а сильно поразил тот свет, который сияет сквозь них. Он понял, что все великие религии – это всего лишь наборы слов и понятий, подобных ширмам, помещённым над великой тайной жизни. Это способы, найденные целыми группами нас, людей, для того, чтобы объяснить, понять и почувствовать безопасность перед лицом безымянной, непознаваемой и вечно меняющейся песни жизни.


Как же мы почитаем эту тайну? В перспективе пробуждения жизнь являет собой игру стереотипов – стереотипов деревьев, движения звёзд, стереотипов времён года и человеческой жизни в любой форме. Каждый из этих стереотипов можно назвать песней или повествованием. Поэтесса Мюриэл Рюкисер сказала: «Вселенная сделана из рассказов, а не из атомов». Эти основные повествования, или стереотипы, универсальные архетипы, в которых нам является вся жизнь, – можно увидеть и услышать, когда мы спокойны, сосредоточенны и пробуждены.


Наша индивидуальная песнь внутри вселенской песни


Когда наше зрение раскрывается, мы можем задавать необычные вопросы. Какие стереотипы и повествования были даны нам в этой жизни? Какую «индивидуальную» форму мы приняли в этот раз? Какие мифы и повествования унаследовали, каким повествованиям продолжаем следовать перед лицом тайны? Какова наша религия – материализм или марксизм? Оптимистична ли она, или фаталистична, изолирует или объединяет? Какова наша религия – религия доброты или суровой справедливости? Следуем ли мы религии греха и борьбы, страдания и спасенья, или религии благодати? Каков источник искушения в повествовании, которому мы следуем?


Мы принимаем участие в создании своего повествования: мы можем разыгрывать личный миф воина, богини, вечного подростка, великой матери, царя или царицы, хозяина, раба или служителя божественного. Какой повестью оказалась наша жизнь – богатства или нищеты, внутренней или внешней ориентированности? Кто мы такие – жертва, погибшая душа, страдалец, блудный сын, рабочая лошадка, завоеватель, посредник, воспитатель или мудрец?


Во всех этих историях мы выбираем и оказываемся выбранными. Обстоятельства нашей жизни приносят нам определённые, мотивы, задачи, подлежащие выполнению, трудности, с которыми необходимо встретиться, и уроки, подлежащие усвоению. Мы превращаем всё это в своё повествование, в свою песнь. Когда мы внимательно слушаем, мы можем услышать, какую роль избрали, как создали свою личность перед лицом тайны. И всё же нам необходимо задать себе вопрос: разве всё это – мы?


Духовная практика революционна. Она даёт нам возможность выйти за пределы ограничений определённой точки зрения, связанной с нашей отдельной личностью, культурой и религией, и более непосредственно пережить великую тайну, великую музыку жизни.


Цель медитации состоит в том, чтобы раскрыть нас для этого здесь и сейчас. Алан Уоттс так говорит об этом:


«Мы могли бы сказать, что медитация не имеет причины или цели. В этом отношении она не похожа почти ни на одну из других вещей, которые мы делаем, кроме, пожалуй, музыки и танцев. Когда мы занимаемся музыкой, мы делаем это не для того, чтобы достичь некоторого пункта, каким будет конец композиции. Если бы это было целью музыки, тогда очевидно, самый быстрый исполнитель был бы самым лучшим. Также, когда мы танцуем, мы не ставим целью дойти до какого-то отдельного места на полу, как это бывает во время путешествия. Когда мы танцуем, целью оказывается само путешествие, как и во время музыки смысл её – в самом исполнении. И то же самое справедливо в медитации. Медитация есть открытие того факта, что к главному пункту жизни мы всегда приходим в данный момент, сию секунду».


Здесь мы всегда окружены тайной. В основе этой великой песни имеется радость и печаль. Среди гор и долин рождения и смерти мы находим каждый голос и любую возможность. Духовная практика не требует от нас, чтобы мы на первое место в своей жизни ставили какие-то новые верования. В глубине своей она требует от нас пробуждения, непосредственной встречи с жизнью – лицом к лицу. Таким образом наши глаза и уши оказываются открыты. Сеунг Сан, мастер дзэн, посетив в Индии место просветления Будды, написал:


«Однажды великий человек сел под древом боддхи.

Он увидел звезду на востоке, стал просветлённым.

Он полностью доверял своим глазам,

Верил своим ушам, носу, языку, телу и уму.

Небо синее, земля бурая –

И так он был пробуждён к истине

И достиг свободы превыше рождения и смерти».


Буддийская практика предоставляет нам одну из величайших человеческих возможностей – возможность пробуждения. В этом мы должны слушать всю песню, как её слушал Сиддхартха. Мы увидим, каким трудным это может оказаться. Мы встретимся со всеми повествованиями, за которые держались, чтобы охранять себя от страданий жизни. Мы прямо взглянем на повествования горя и страха, на ощущение зажатости «я», которое уклоняется от неизбежных жизненных трудностей и печалей. Мы ощутим пустоту и растерянность при виде отсутствия постоянства в самих себе и во всех вещах. В течение практики некоторое время всё сотворенное может показаться ограниченной и болезненной повестью, в которой жизнь непостоянна, полна страдания и трудно выносима. Мы можем долго устраняться от её болей и злоключений. Но эти перспективы – лишь первая часть нашего пробуждения.


Вторая часть великой повести пробуждения относится не к утратам или боли, а к нахождению гармонии нашей собственной песни внутри великой песни. Мы можем найти мир и свободу перед лицом тайны жизни. В пробуждении к этой гармонии мы откроем сокровище, скрытое в каждой трудности. Сама неустойчивость, скрытая в неизбежном непостоянстве и лишениях жизни, представляет собой огромную силу творческой энергии. В процессе изменений возникает огромное число новых форм, новых рождений, новых возможностей, новых выражений искусства, музыки и жизненных форм; их целые миллионы. И только потому, что всё изменяется, существует такая щедрая и безграничная творческая способность.


Сокровище, скрытое в страданиях, печалях и болях этого мира, – это само сострадание. Сострадание – это реакция сердца на печаль. Мы соучаствуем в красоте жизни и в океане слёз. Печаль жизни – это часть каждого из наших сердец и часть того, что связывает нас друг с другом. Она приносит с собой нежность, милосердие и всеобъемлющую доброту, способные коснуться каждого существа.


У тибетцев существует древняя практика, где практикующий становится Бодхисаттвой Бесконечного Сострадания; практика преобразует нас в существо с тысячью рук и с милосердным сердцем; целью этого существа и его сердца является исцеление печалей и оказание помощи всем живым существам. В конце концов имеет значение не одна только печаль этого мира, но реакция на неё нашего сердца.


В пустоте всех вещей – в магическом несубстанциальном способе существования, возникновении и исчезновении всех вещей, в отсутствии какого-либо постоянного или устойчивого «я», – скрывается дар нераздельности. Один учёный вычислил, что если сегодня мы сделаем глубокий вдох, в девяноста девяти случаях из ста вдыхаемый воздух будет содержать молекулу предсмертного вздоха Юлия Цезаря. То, что справедливо в физической сфере, справедливо также и по отношению к нашему сердцу и к нашим действиям. Наши жизни неотделимы от нашего окружения, от нашего биологического вида, от наших взаимоотношений с потоком всего существующего.


Духовная практика предоставляет возможность открыть величайшее из всех повествование – что мы являем собой и всё, и ничто, возможность ощутить, как всё связано в творчестве и в сострадании, и, подобно будде, пребывать среди всего этого. Все вещи суть часть нас самих; и всё же каким-то образом мы не являемся ни одной, из них, мы пребываем вне их пределов.


Когда Т. С. Эллиот написал следующие простые слова молитвы: «Научи нас заботиться и не тревожиться», он уловил возможность почтить точность каждого мгновенья, зная, что скоро оно растворится в величайшей песне. Мы можем удержать каждый открытый расцвет жизни своим сердцем, лишённым вожделения, мы можем уважать каждую из нот великой песни, предназначенную для возникновения и исчезновения вместе со всеми вещами.


Различие между тем, кто пробуждён, и тем, кто не пробуждён, – это просто вопрос о том, жаждет или нет данный человек какого-то ограниченного повествования. Поэтому Будда сказал: «Те, кто не пробуждены, вожделеют к своим мыслям и чувствам, к своему телу, к своим восприятиям и к сознанию, – и принимают их за прочные, отдельные от всего остального. Те, кто пробуждены, имеют те же самые мысли и чувства, восприятия, тело и сознание, – но не испытывают к ним вожделения, не держатся за них, не считают их собой».


Сто тысяч форм пробуждения


Когда мы не испытываем вожделения к повествованиям своей жизни для нас открывается необычайная возможность – превратить все свои истории, унаследованные или избранные нами, – в путь бодхисаттвы. Мы уже описали бодхисаттву как существо, принимающее форму в каждой сфере, при любой возможности, пользующееся каждой такой возможностью, чтобы развивать безграничное сострадание и пробуждать взаимосвязанное и освобождённое сердце. Из тайны всех повествований в сотне тысяч форм и обстоятельств бодхисаттва даёт обет вступать в них и приносить пробуждение всем существам.


Один из величайших буддийских мастеров сказал:


«Ибо пока продолжает существовать пространство и пока остаются живые существа, – до тех пор да пребуду и я в каждой форме, внося своё сердце в рассеяние страдания в этом мире».


Это не означает, что мы создаём возвеличивающее или раздутое представление о себе. Это не «мы», не наше малое «я», как индивид, спасёт мир. Скорее, это освобождённость от пребывания где-то в другом месте. Мы желаем находиться только там, где находимся, вступать во все аспекты жизни и открывать, что в каждой сфере существуют справедливость, сострадание, терпенье и добродетель – и что мы можем их найти.


Нет никакого предопределённого повествования, которому должен следовать бодхисаттва. Жить подобно бодхисаттве – значит прикоснуться к духу Будды внутри нас и дать ему возможность светиться в нашей собственной индивидуальной жизни. Буддийская история наполнена тысячами разнообразных, описаний того, как дух бодхисаттвы способен проявляться в этом мире. Бодхисаттвы существуют повсюду. Один из моих учителей много лет жил в пещере, безмолвно излучая в мир сострадание. Другой был очень богатым бизнесменом, который также вёл во всём мире интенсивные курсы медитации для десятков тысяч учеников. Его учителем был высокопоставленный член правительства Бирмы; он заставлял правительственных служащих своих учреждений медитировать в начале каждого рабочего дня. Женщина, жившая в Калькутте с дочерью и внуками жизнью простой домохозяйки, была одним из величайших буддийских йогинов и мастеров; она учила в своей однокомнатной квартире и давала изумительные благословения всем своим посетителям. Другая была медицинской сестрой и работала с умирающими; ещё одна – учительницей маленьких детей. Некоторые учителя были суровыми, другие – весёлыми; одни жили в лесах, другие – в монастырях и ашрамах, а иные – в гуще больших городов, занимаясь обычной работой, живя в обычных семьях.


Во всех этих случаях в их действиях проявлялся дух мудрости и сострадания. Они действовали исходя из своей природы будды, связывавшей их со всеми живыми существами. Они не испытывали вожделения к собственным личным повествованиям, а жили в связи с целым. Недавно несколько тибетских лам в красных одеяниях посетили Нью-Мексико, так как один ученик пригласил их совершить совместный полёт на воздушном шаре, поднимаемом горячим воздухом. Но когда на следующее утро они туда прибыли, оказалось, что место для полёта найдётся только для одного монаха. Репортёр, освещавший в печати это событие, спросил других, не чувствуют ли они разочарования. «Нет», – отвечали они, – и, улыбнувшись, продолжали: «Он полетит для нас всех». Для бодхисаттвы радость заключается в счастье всех живых существ.


Благодаря духу бодхисаттвы наша личность уходит от мелкого чувства «я», от повествований, которые говорят: «я слаб», «мне нужно то-то», «я сержусь», «я надеюсь получить то-то». Когда отпадают эти мелочные представления, возникает основа для доверия, которое не стремится подчинить себе жизнь или обладать ею. Вместо этого, когда мы присутствуем в тайне всего существующего, возникают великое счастье и удовлетворённость. Наше сердце становится более прозрачным, а окружающие нас повествования – ясными.


Мы можем распознать повествования, возникшие от наших родителей, от окружающего нас общества, от нашей школы, от наших наставников, от средств массовой информации. Мы можем увидеть то страдание, которое возникает, когда мы теряемся в них, охваченные страстью, неискусные, когда действуем, исходя из драмы, не понимая её урока. Тогда мы научаемся слушать так, как слушал Сиддхартха, – не привязываясь к какой-то одной, отдельной истории, не будучи только жертвой или победителем, только духовной или только материалистической личностью; мы можем слушать и открывать, как одно дыхание воздействует на весь танец, как весь танец вокруг нас воздействует на каждое из наших дыханий. Мы можем открыть в себе способность выйти из какого-то повествования, возможность преобразовать миф – сделать из мифа печали миф искупления, из мифа трудности – миф триумфа сострадания и прощенья.


Пробуждённое сердце способно ответить на ключевой вопрос, поставленный Буддхагхошей, великим буддийским мудрецом: «Кто способен растворить переплетения этого мира?» Мы открываем чудо: каждое творение ума и сердца доступно преобразованию.


Труд бодхисаттвы состоит в том, чтобы распутывать путаницу и печали этого мира. Открытие своего сострадательного сердца может развязать наши горести; пробуждение взора мудрости способно развязать наши заблуждения. Если вы желаете знать, что это может означать для мира, вспомните утверждение Маргарет Мид: «Не думайте, что небольшая группа людей не в состоянии изменить этот мир. На самом деле это единственное, что такая группа всегда делала».


Когда мы открываем способ создания болезненных повествований своей жизни, тогда мы можем научиться их распутывать. В романе Курта Воннегута «Бойня номер пять» есть описание того, что происходит, когда однажды вечером лента кинокартины о второй мировой войне случайно оказалась запущенной в обратном порядке:


«Американские самолёты, продырявленные, заполненные ранеными и трупами, поднялись назад со взлётного поля в Англии. Над Францией несколько немецких истребителей летели за ними в обратном направлении, втягивая в себя пули и осколки снарядов из некоторых самолётов и членов экипажа. То же самое они сделали со сбитыми американскими бомбардировщиками на земле; а эти бомбардировщики взлетели назад и присоединились к формированию.


Эскадрилья летела назад над немецким городом, объятым пламенем. Бомбардировщики открыли дверцы своих бомбовых отсеков; они проявили чудесный магнетизм, который сжал огни, собрал их в цилиндрические стальные контейнеры и поднял эти контейнеры в нижние части самолётов. Контейнеры были аккуратно убраны в бомбодержатели… Однако оставалось ещё несколько раненых американцев, и некоторые из бомбардировщиков оставались в неисправности. Однако над Францией вновь поднимались немецкие истребители, делая всё и всех такими же исправными как новые.


Когда самолёты вернулись на базу, стальные цилиндры были вынуты из бомбовых отсеков и на кораблях перевезены обратно в Соединённые Штаты, где на заводах днём, и ночью велась работа – разбирались контейнеры, а их опасное содержимое разделялось на минералы. Трогательное обстоятельство – работали главным образом женщины. Затем минералы отправляли к специалистам в отдалённые районы. Их делом было упрятать эти минералы в почву, умело скрыть в ней, так чтобы они никогда и никому более не повредили».


Печали, созданные умом, можно распутать. Мы способны распутать свои печали и раскрыться для той великой песни, которая превыше всех повествований, для дхармы, которая вне времени. Мы можем двигаться в жизни, играя свою роль, но каким-то образом оставаясь свободными от неё. Когда повествования более не связывают нас, мы открываем в них нечто более значительное. Мы обнаруживаем, что внутри самих ограничений формы, внутри нашей мужественности или женственности, внутри наших качеств родителей и детей, внутри земного тяготения и смены времён года существуют свобода и гармония, которых мы так долго искали. Наша индивидуальная жизнь представляет собой выражение всей тайны, и в ней мы можем пребывать в самом центре движения, в центре всех миров.


Медитация: о невозмутимости


Невозмутимость – это чудесное качество, простор и уравновешенность сердца. Хотя невозмутимость растёт естественно с нашей практикой медитации, её можно также культивировать, и это происходит столь же естественно и систематически, как это было при культивировании любящей доброты и сострадания. Мы способны почувствовать эту возможность равновесия сердца среди всей жизни, когда признаем тот факт, что жизнь нам не подчиняется. Мы представляем собой малую часть великого танца. Даже несмотря на то, что мы можем культивировать безграничное сострадание к другим и бороться, дабы облегчать страдания в этом мире, всё же будут существовать многие ситуации, на которые мы не в состоянии воздействовать, Хорошо известная молитва о безмятежности гласит: «Да обрету я безмятежность, чтобы принимать те вещи, которые не могу изменить, да обрету я смелость изменять те вещи, которые могу изменить, да обрету я мудрость, чтобы знать различие между ними». Мудрость признаёт, что все существа – наследники собственной кармы, что каждое из них действует и получает плоды своих действий. Мы можем глубоко любить других и предлагать им содействие; но в конце концов им надо учиться самим, быть источником собственного спасения. Невозмутимость сочетает понимание ума с сострадательным сердцем.


Для культивирования невозмутимости сядьте в удобной позе с закрытыми глазами. Обращайте некоторое внимание на дыхание, пока тело и ум не успокоятся. Затем начните медитацию с размышления о преимуществах ума, обладающего равновесием и невозмутимостью. Ощутите, каким даром может быть внесение мирного сердца, в окружающий вас мир. Позвольте себе почувствовать внутреннее ощущение равновесия и лёгкости. Затем начните повторять такие фразы: «Да пребуду я в равновесии и в мире!» Признайте, что все сотворенные вещи – радости, печали, приятные события, люди, строения, животные, народы, даже целые цивилизации, – возникают и исчезают. Пребывайте среди них, повторяйте: «Да научусь я видеть возникновение и исчезновение всей природы с невозмутимостью и уравновешенностью, да пребуду я открытым, уравновешенным и мирным!» Признайте, что все существа – это наследники собственной кармы, что их жизни возникают и исчезают в соответствии с созданными ими же условиями и делами: «Да внесу я сострадание и невозмутимость в мировые события, да обрету я равновесие, невозмутимость и мир!»