Geum.ru

Храме Христа Спасителя, на которое Владыка привез Благодатный Огонь из Иерусалима. Ипередал его в московские храмы, как священную эстафету… Однако, как это ни странно, большинству ревнителей его памяти биография

Вид материалаБиография
Подобный материал:
1   2   3   4


10 июня 1990 г. совершилась интронизация нового Предстоятеля Русской Православной Церкви Святейшего Патриарха Алексия II. Съезд народных депутатов РСФСР направил Патриарху специальное обращение. 12 июня в патриаршей резиденции в Свято-Даниловом монастыре состоялась пресс-конференция Патриарха Алексия II,с участием митрополита Волоколамского и Юрьевского Питирима и архиепископа Смоленского и Калининградского Кирилла.


С февраля 1992 г. митрополит Питирим перестал состоять в профессорско-преподавательской корпорации МДА, но продолжал бывать в московских Духовных школах и Троице-Сергиевой Лавре в дни особых торжеств, особенно в Сергиев день – 18 июля и 8 октября. Он неоднократно возглавлял по благословению Святейшего Патриарха Алексия II традиционный Выпускной акт в Московской духовной академии и семинарии.


Осенью 1994 г. на Архиерейском Соборе РПЦ, который проходил с 29 ноября по 2 декабря в Свято-Даниловом монастыре в Москве под председательством Патриарха Алексия II, было принято определение "Об издательской деятельности". Согласно ему вместо Издательского отдела Московского Патриархата учреждался Издательский Совет МП как коллегиальный орган из представителей синодальных учреждений, духовных школ, церковных издательств и иных учреждений. В этой связи митрополит Питирим был освобожден от должности председателя ИОМП [21]. Реорганизация издательского дела призвана была оживить, стимулировать и заметно улучшить его в новых общественно-политических условиях, так сказать, "влить свежую кровь". Но найти равноценную замену митрополиту Питириму, как стало ясно впоследствии, оказалось невозможно.


И его заслуги на издательском поприще, особенно в 1960-1980-е годы, вырисовываются теперь в полный рост. Об этом хорошо написал прот. Всеволод Чаплин: "Деятельность единственного церковного издательства была каждодневной борьбой. Совет по делам религий при Совете министров СССР жестко ограничивал тиражи, номенклатуру и объем изданий, проверял "на мракобесие" каждую строчку журнала, требовал полного отказа от упоминания о чудесах и знамениях, от положительных оценок тех церковных деятелей начала ХХ века, которые противостояли революции и красному террору. Однако, даже находясь в жестких тисках, издательство смогло выпускать насыщенный мыслью журнал, издавать и понемногу распространять Библию, квалифицированно адаптировать богослужебную литературу. Через издательский отдел прошло несколько поколений церковных тружеников. Молодых людей с хорошим светским образованием, которым из-за кадрового диктата властей было трудно устроиться даже пономарями в московские приходы, принимали на работу в отдел. Они становились его внештатными сотрудниками - переводчиками, авторами, редакторами, затем поступали в семинарию и принимали священный сан. Так начали "профессиональную" церковную деятельность архиепископ Новосибирский Тихон [Емельянов], епископы Венский Илларион [Алфеев] и Брянский Феофилакт [Моисеев], архимандрит Тихон (Шевкунов), протоиерей Владимир Ригин, священник Александр Макаров, многие другие известные московские пастыри"[22].


***


Под руководством Владыки Питирима автору этих строк посчастливилось проработать в Издательском Отделе Московского Патриархата [далее: ИОМП] в 1976-1992 годы: вначале литературным редактором, с 1985 г. – старшим научным редактором, с 1991 г. – заведующим новым отделом "Вера и знание". Впоследствии, после перехода в Отдел религиозного образования и катехизации, я виделся с Владыкой довольно редко – на Рождественских Чтениях в Храме Христа Спасителя и на ежегодных заседанияхРАЕН в высотном здании МГУ.


Начинал я свою работу в ИОМП, когда там завершалась подготовка нового издания "Нового Завета", осуществленная с помощью студентов МДА, которых умело привлек к этой трудоёмкой работе проф. МДА Владыка Питирим.В новом издании 1976 года евангельский текст помимо общепринятого деления на церковные зачала, главы и стихи имел еще и вспомогательную систему деленияна т.н. перикопы Аммония, александрийского диакона III вв., который составил "Диатессарон" — евангельскую гармонию; это позволяло сопоставлять параллельные места Четвероевангелия. А в следующем, 1977 г. Владыка Питирим восстановил в "Журнале Московской Патриархии" важную рубрику "Проповедь", которая была упразднена при его предшественнике митрополитеНиколае (Ярушевиче). Последнего Отдел пропаганды и агитации ЦК КПСС обвинялв проповеди "пессимизма и мракобесия". Владыка Питирим восстановил эту принципиально важную и нужную Церкви рубрику осторожно, но твердо.


Жил он в те годы на Часовой улице, по соседству с замечательным писателем В.А. Солоухиным. Роскошная квартира знаменитого писателя (я у него брал интервью) изобиловала старинными иконами, начиная с прихожей. А вот квартира митрополита Питирима не казалась богатой, но в ней ощущалась особая атмосфера духовного аристократизма. Что касается мебели – не знаю, я едва ли различу карельскую березу от красного дерева, а вот книг было изобилие; иконы же занимали строго подобающее им место. Пожалуй, можно говорить не столько об архиерейской квартире, сколько о жилище столичного интеллигента. Не зря о Владыке шла молва, как о подлинном интеллектуале. Был он еще и музыкантом, обладал тонким музыкальным слухом; не просто любил музыку, но и сам играл на виолончели.


Жил Владыка со своей сестрой (у митрополита Питирима было четыре сестры, все они умерли раньше Владыки, в 1987-1988 гг.), их связывала трогательная взаимная забота и подлинно христианская любовь.


Надо сказать, что с родными, с людьми своего круга, с духовно близкими ему людьми митрополит Питирим был очень обходителен и приветлив, даже предупредителен. Но он не переставал быть архиереем с неким "внутренним стержнем", пусть даже незаметным для постороннего взгляда.


Вспоминается мне он, прежде всего, как настоящий харизматик, истинно человек Церкви, как подлинно духоносная личность. Прихожане его просто обожали.


Я неоднократно видел его молящимся в храме Воскресения Словущего на богослужениях Страстной седмицы; за пасхальной заутреней – в алтаре, где с ним традиционно из года в год христосовались сотрудники Издательского отдела. Помню его особенно хорошо на службе Двенадцати Евангелий в Великий Четверг. Помню, как проникновенно и сосредоточенно, со слезами в глазах он служил в те волнующие дни …


Что касается его особой "иерархической" харизматичности, могу его сравнить, пожалуй, лишь с митрополитом Сурожским Антонием (Блумом). Оба несли в себе свет некоей особой одухотворенности; казалось, они обладают тайной выхода в духовное измерение. Не случайно они были доверительно дружны. У меня сохранилась фотография, где они стоят рядом, с красивыми и вдохновенными лицами, но с разным выражением глаз – строгим и взыскательным у митрополита Питирима, мягким и каким-то печальным – у митрополита Антония.


В период государственного атеизма лишь в "Журнале Московской Патриархии" публиковалось то, что не могло в ту пору нигде быть опубликованным, – и во многом благодаря стараниям Владыки Питирима. В условиях богоборческого режима порой это казалось каким-то чудом.


Хорошо помню, в каких трудных условиях работал в середине 70-х – начале 80-х годов минувшего века Издательский отдел Московской Патриархии. Мы трудились в Успенском храме Новодевичьего монастыря, в тесном помещении, похожем на подводную лодку, перегороженную фанерными переборками. Пообедать как следует в такой тесноте было невозможно – обходились одним чаем.


Благодаря стараниям Владыки Питирима, осенью 1981 года был получен дом на Погодинской улице, переоборудованный под редакцию и обставленный с отменным вкусом. Там стало гораздо удобней трудиться, но был утрачен духовный микроклимат старинной обители, позволявший обходиться без пищи много часов.


Выступая на торжественном праздновании 60-летия восстановления Московского Патриаршества, Святейший Патриарх Пимен сказал: "Издательское дело требует специальной богословской, литературной и профессиональной квалификации. Мы всегда стараемся оказывать нашему Издательскому отделу должное внимание и необходимую поддержку и выражаем сердечную признательность всем его труженикам"[23]. Тот юбилей был достойно отражен в трудах ИОМП: вышел специальный номер "ЖМП" и прекрасно иллюстрированный сборник (книга-альбом) "Московский Патриархат. 1917-1977". Уже тогда на страницах "Журнала Московской Патриархии" и альманаха "Богословские труды" появились сочинения не только святых отцов и учителей Церкви, - духовное наследие далеких веков, но и работы современных авторов, выдающихся религиозных мыслителей, философов и богословов, таких, например, как священник Павел Флоренский, протоиерей Сергий Булгаков, Владимир Лосский. Уже в те годы, заблаговременно, Владыка Питирим стал говорить во всеуслышание о предстоящем Тысячелетнем Юбилее Крещения Руси. И Патриарх Пимен, можно сказать, "с его подачи" объявил об этом Юбилее. Оба они делали всё возможное, чтобы не только"усыпить бдительность" властей предержащих, но, главным образом, заручиться их сочувственной и активной поддержкой, использовать подготовку к празднованию юбилея в интересах Церкви. В преддверии Юбилея стало возможным заметно активизировать ИОМП. По инициативе митрополита Питирима Отдел выпустил несколько изданий Библии и Нового Завета. Был издан ряд богослужебных книг (в том числе Минея праздничная, Триодь постная и Триодь цветная, Служебник и Требник, многотомная "Настольная книга священнослужителя"), обеспечивших нужды Церкви на несколько десятилетий вперед. "Подготовка к 1000-летию Крещения Руси была для нас временем подведения итогов исторического пути Русской Церкви, - вспоминает Владыка. - Очень важной считали мы тему служения Церкви и Отечеству низшего церковного слоя: священников, дьяконов, причетников, за 1000 лет своим неослабным трудом накопивших тот неизмеримый духовный опыт, которым мы живем сейчас".


Издать Библию было его давней, как он сам говорил, детской мечтой. Ведь нескольких десятков лет Священное Писаниебылозапрещенной книгой… Приходилось даже покупать "Библию для верующих и неверующих", чтобы из вырезанных библейских цитат склеить читабельный текст.


Надо подчеркнуть, что Владыка был незаурядным, очень вдумчивым и взыскательным редактором. Он умел заметить и исправить то, что на первый взгляд выглядело вполне приемлемым, "проходным". Или обозначить пунктиром, в ремарках, что надо исправить, как доработать тот или иной текст. Почерк у него был весьма неразборчив – ремарки и резолюции приходилось просто "расшифровывать". Имея опыт многолетней читательской работы в отделах рукописей РГБ, ЦГАЛИ и ИМЛИ, я уже научился к тому времени хорошо разбирать – как бы по наитию – весьма сложные, прихотливые и странные почерки, поэтому с "криптограммами" главного редактора довольно уверенно справлялся; более того, время от времени помогал в "дешифровке" своим старшим коллегам – Вячеславу Петровичу Овсянникову, Константину Михайловичу Комарову, Павлу Васильевичу Уржумцеву и другим.


Владыка был строг, но отнюдь не суров с подчиненными. Он смотрел глубоко в душу человека. Не раз удивляла его проницательно-настороженнная "снисходительность" к приходящим со стороны льстецам и хитроумным (мягко выражаясь) кураторам. Всё это объяснялось текущей конъюнктурой и искусной дипломатией, без которой в то время обойтись было нельзя. А на похвалу по отношению к своим сподвижникам и помощникам он был скуповат. Но если такая похвала звучала из его уст – то это была воистину похвала.


Следует подчеркнуть его редкую эрудицию, его остроумие и обаяние – он ведь был не просто красивым внешне человеком, но именно обаятельным. А остроумием мог просто блистать. Некоторые в Отделе пытались ему подражать – и в остроумии, и в манерах вообще – но тщетно.


Являясь убежденным поборником христианского единства, митрополит Питирим отнюдь не избегал общаться с католиками или протестантами. Он не раз цитировал излюбленное выражение митрополита Платона (Городецкого; † 1891), что конфессиональные перегородки до неба не достигают.


Так называемый экуменизм был для него прежде всего возможностью свидетельствовать о православной истине, которую он знал и любил. И он делал это повсюду, где бы ни был, а он ведь очень много ездил по всему миру. Он вообще обладал какой-то редко встречающейся – особенно в наше время – не только внешней, но и внутренней энергией. Они в нем гармонично сочетались. И это было очень важно в перестроечное время, когда к Владыке благоволила "первая леди" СССР Раиса Максимовна Горбачева.


В редакционных делах митрополит Питирим серьезно подстраховывался даже уже в сравнительно либеральные годы: перемены происходили слишком быстро, идти с ними в ногу в таком ускоряющемся темпе для человека уже немолодого было непросто. Ощущалась явная и естественная для него инерция осторожности, связанная с выстраданным опытом минувших лет. Но при всех неизбежных уступках по отношению к контролировавшему нас Совету по делам религий, осуществлявшему цензурные функции, митрополит Питирим оставался на высоте в главном – ему не изменяла врожденная интуиция, когда речь шла о вещах важных и принципиальных.


Помнится, как в конце декабря 1987 года по чрезвычайному поручению митрополита Питирима, за несколько дней до его январской встречи с М. С. Горбачевым, я готовил важный фрагмент о Русской Православной Церкви для предполагаемой вставки в речь генерального секретаря ЦК КПСС. Речь эта должна была прозвучать на глобальном форуме, организованном международным Фондом "За выживание человечества". В руководство Фонда от Советского Союза, кроме митрополита Питирима, входили академики А. Д. Сахаров, Е. П. Велихов, Р. З. Сагдеев (Владыка Питирим был одним из учредителей этого Фонда). В то время власть пыталась продемонстрировать свое благоволение к Церкви: приближался великий юбилей 1000-летия Крещения Руси и было бы эффектно сделать какой-то шаг в сторону Церкви. Казалось, витает в воздухе и напрашивается само собой такое решение: "Идя навстречу пожеланиям верующих, Советское правительство предполагает открыть Киево-Печерскую Лавру". За этой элементарной фразой – чаяния миллионов православных... К этому призывал известный правдоискатель епископ Полтавский Феодосий (Дикун) в самиздатовском письме, ходившем по рукам; письмо было опубликовано в Париже в "Вестнике русского христианского движения"[24]. Эту идею поддерживали академик Б. В. Раушенбах, летчик-космонавт В. И. Севастьянов и др.


Помню всё так ясно, как будто это было вчера. Владыка Питирим, надев очки, стал смотреть подготовленный текст и, увидев эту фразу, взял ручку и хотел ее вычеркнуть; тут моя рука как-то непроизвольно коснулась его плеча. Владыка посмотрел на меня с неким сострадательным пониманием и... оставил эти слова.


И вот, в июне 1988 года, когда юбилейные торжества достигли кульминации, Русской Церкви возвратили ее древнюю святыню – Киево-Печерскую Лавру. Верующие вновь получили доступ в Дальние пещеры, где покоятся честные главы святых. Под намоленными сводами обители вновь зазвучали молитвы, в пещерном храме во имя святого Феодосия Печерского возобновились богослужения. Как бы в благодарность за это свершилось чудо: главы святых стали вновь мироточить, о чем вскоре на Свердловской киностудии был снят документальный фильм "Радость моя". В Лавру тогда неожиданно приехала, чтобы убедиться в достоверности чуда, Р. М. Горбачева, руководившая (вместе с акад. Дмитрием Лихачевым) Советским фондом культуры. Она посадила в Лавре елочку и стала с тех пор носить на груди православный крестик, еще больше сблизившись с митрополитом Питиримом. В марте 1989 года он стал народным депутатом СССР от Фонда культуры, а вскоре, после смерти Патриарха Пимена – одним из шести кандидатов в Патриархи, официально зарегистрированных на первом этапе Поместного Собора 1990 года. Конечно, это выдвижение объяснялось, главным образом, именно его добрыми отношениями (через Раису Максимовну) с Президентом страны.


Юбилейный 1988-й год, год 1000-летия Крещения Руси, образно сравнивая его с пресловутой "оттепелью", можно назвать началом настоящей весны. Произошли тектонические сдвиги ("лед тронулся"!) не только во взаимоотношениях Церкви и государства. В сознании всего общества Церковь постепенно становилась олицетворением той силы, какойбыла в действительности со времен святого равноапостольного князя Владимира — надежной духовной опорой страны икультуры, самого существования русского народа.


В апреле 1988 года состоялась беседа Святейшего Патриарха Пимена и постоянных членов Священного Синода Русской Православной Церкви с М.С. Горбачевым. Иерархами был поставлен ряд конкретных вопросов, связанных с обеспечением нормальной деятельности Русской Православной Церкви. После этой встречи был открыт путь к широкому общенациональному празднованию 1000-летия Крещения Руси, которое стало подлинным триумфом Церкви.


Юбилейные торжества продолжались с 5 по 12 июня 1988 года. Они открыли "триумфальное шествие" Русской Церкви по стране. За несколько дней до начала празднеств Церкви была возвращена часть Киево-Печерской Лавры. "Ощущение было – как весной, когда сходит снег: кажется, что земля под ним мертвая, - и вдруг вы видите озимые всходы – сочную, зеленую, молодую травку",[25] - вспоминал митрополитПитирим.


Принятая в 1977 году и действовавшая тогда "брежневская" Конституция СССР была дискриминационной по отношению к верующим. Согласно ее 52-ой статье, глобальной атеистической пропаганде нельзя было противостоять миссионерством и проповедью, разрешалось лишь совершать богослужения, да и то только в храмах; Конституция также ограничивала проявление религиозности в такой общественно-значимой сфере жизни, как воспитание и образование. Христианская совесть с таким бесправным положением смириться не могла, отсюда циркуляция писем с протестами церковных диссидентов, которые транслировались религиозными программами зарубежных радиостанций. Митрополит Питирим знал обо всем не понаслышке, а из первоисточников, он был вообще превосходно информирован. Из зарубежных командировок Владыка привозил много "тамиздатской" литературы, преимущественно религиозно-философской и богословской, которая находилась на Погодинской в "спецхране". В качестве спичрайтера Владыки я имел время от времени, по мере надобности, доступ к этому спецхрану; должен сказать, что состав хранения отличался тщательным подбором и безупречностью – здесь не было ничего случайного и вторичного.


Часто бывая в командировках в странах Западной Европы, митрополит Питирим ощущал на себе как представитель гонимой в СССР Церкви заинтересованное внимание и весьма благожелательное отношение. Этим он умело пользовался, расширяя свои контакты в интересах Отдела. Уместно будет, например, вспомнить о сотрудничестве Издательства с Институтом Восточных Церквей в Регенсбурге, ФРГ. С директором этого Института монсеньором Альбертом Раухом мы подготовили несколько совместных изданий: "Tausend Jahre Heiliges Russland" ("Тысяча лет Святой Руси"). Basel. Wien. 1987; "Tausend Jahre zwischen Wolgaund Rhein" ("Тысяча лет между Волгой и Рейном"), Muenchen-Zurich, 1988; "Tausend Jahre Marienverehrung in Russland und Bayern" ("Тысяча лет почитания Богородицы в России и Баварии"), Muenchen-Zurich, 1988; Тысячелетие почитания Пресвятой Богородицы на Руси и в Германии. М., изд. Московской Патриархии, 1990 [Warszawa, изд. "Новум", 1989].


Митрополит Питирим, конечно, имел доступ к известным привилегиям, что в советское время являлось отличительным признаком правящей бюрократической касты, называемой номенклатурой. Слово "номенклатура" (от лат. "nomen" – имя) в значении особого перечня имен восходит к Древнему Риму: "номенклатором" назывался глашатай, называвший на приемах по особому списку имена входивших высокопоставленных гостей. Под номенклатурой в СССР подразумевался список ключевых постов и наиболее привилегированных управленческих должностей, кандидатуры на которые предварительно рассматривались руководящими партийными органами различных уровней. Парадоксально, но факт: к тому времени помимо партийной и административно-хозяйственной номенклатуры сформировалась и номенклатура церковная – в первую очередь, правящие архиереи, получавшие негласную санкцию на должность от Совета по делам религий, в котором было немало сотрудников КГБ.


Отсюда и клички, которые присваивались не только приспешникам-осведомителям, но и поднадзорным-подопечным. Среди них митрополит Питирим выделялся (для людей, знающих истинное положение вещей) как "белая ворона".


К номенклатуре он относился брезгливо, ее ограниченность раздражала Владыку; более того, он мог позволить себе в узком кругу близких людей довольно резкие на этот счет высказывания. Номенклатурный круг общения, однако, казалось, волей-неволей отодвигает архиерея от общения с рядовыми сотрудниками редакции, порождая между ними известную дистанцию – главный редактор становился чиновником труднодоступным; возникала грань, не всегда преодолимая для подчиненных.


К счастью, митрополит Питирим обладал даром общения и умел легко преодолевать эту демаркационную линию. Умная сосредоточенность и живая непосредственность были органической сердцевиной его обаяния. Особо следует сказать о его увлечении фотографией. Можно, без сомнения, считать его самого прекрасным фотографом – не любителем, а вполне сложившимся профессионалом. Владыка любил классическую музыку, в особенности С.Рахманинова (высоко ценил его "Всенощную"), хорошо знал русскую поэзию (любимым поэтом был несравненный Ф.И. Тютчев).


В различных журналах и сборниках митрополит Питирим опубликовал несколько десятков статей и ряд книг, посвященных богословию, церковной истории и искусству. Он был членом Российской Академии естественных наук, заведовал кафедрой теологии Московского института инженеров транспорта, был доктором теологического факультета Пражского университета и профессором кафедры ЮНЕСКО "Золотое наследие Руси".


Митрополит Питирим совершал свое служение в Москве в храме Воскресения Словущего в Брюсовом переулке, где с советского времени собиралась творческая интеллигенция столицы. Многие люди искусства инауки, писатели и общественные деятели, актеры и режиссеры приходили в этот храм специально для того, чтобы послушать проповеди и беседы митрополита Питирима. Многие становились его духовными чадами. Здесь же он возглавлял отпевание многих выдающихся деятелей русской культуры: народного артиста СССР Евгения Евстигнеева (1992), кинорежиссера Сергея Бондарчука (1994), народного артиста СССР Олега Борисова (1994) и многих других.