Geum.ru

David kahn

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   29

Спецотдел занимался как вопросами шифрования, так и вопросами дешифрования. В 1933 г. шифровальщики Спецотдела работали в большой комнате на четвертом этаже обширного здания бывшей страховой компании на улице Лубянке в Москве. А дешифровальщики занимали верхний этаж бывшего здания Министерства иностранных дел на углу улиц Лубянка и Кузнецкий мост. Тот факт, что нижние этажи здания посещались частными лицами и членами дипломатического клуба, использовался для маскировки. В 1935 г. и шифровальщики, и дешифровальщики переехали в новое здание на улице Дзержинского, которая была названа так в честь первого главы советской тайной политической полиции Феликса Дзержинского.

Шифровальный отдел был разделен на несколько отделений, которые занимались обеспечением секретной связи с региональными управлениями тайной полиции, с ее пограничными частями и воинскими формированиями, с администрациями тюрем и лагерей, с нелегальной заграничной агентурой и с «легальными» резидентурами за рубежом. За секретную связь с «легальными» резидентурами отвечало отделение под номером 6. Его начальник по фамилии Козлов был снят с должности во время чистки в 1937 г. А после того, как преемник Козлова был отправлен в качестве шифровальщика в Соединенные Штаты, начальником 6-го отделения стал человек, чье имя приобрело впоследствии скандальную известность. Это был Владимир Петров, который в 1954 г. вместе с женой Евдокией получил политическое убежище в Австралии*.


* Петров назвал фамилии трех человек, которые числились среди его начальников, пока он возглавлял 6-е отделение. Ими были Ильин, Дегтярев и Шевелев. Неизвестно, являлись ли они начальниками 5-го управления или возглавляли шифровальный отдел, в который входило 6-е отделение. Учитывая частую смену руководства 5-го управления, наиболее вероятным является первое предположение. Преемник Бокия, некто Шапиро, продержался на своем посту до ареста в течение всего одного-двух месяцев. Следующие три или четыре начальника 5-го управления также были арестованы.


Рост 6-го отделения может служить показателем расширения советской разведывательной деятельности. В 1933 г., в момент прихода Петрова в это отделение, оно насчитывало в своем составе 12 человек. К 1951 г. число его сотрудников выросло до 50. Этим людям доверялись самые большие тайны наиболее секретного учреждения в СССР, и поэтому они относились к элите советского общества. Однако их работа в «раю трудящихся» была какой угодно, но только не божественной. Операции по расшифрованию сообщений выполнялись вручную, и Петрову часто приходилось задерживаться на работе до полуночи, чтобы успеть вовремя обработать всю массу шифртелеграмм, поступивших к нему в течение дня. Позже, уже будучи заместителем начальника 6-го отделения, Петров сам не занимался непосредственно шифрованием или расшифрованием, а читал, корректировал и подписывал открытые тексты шифртелеграмм.

Иногда шифровальщикам давались поручения, выходящие далеко за рамки их прямых обязанностей, как это случилось, например, с Боковым — высоким, молчаливым сотрудником, обладавшим необычайной физической силой. Ему было поручено убить советского посла в одной из стран Ближнего Востока, что он и сделал в кабинете последнего, проломив ему череп одним ударом металлического бруска. Чтобы отвести от себя подозрение в убийстве, Боков в течение года продолжал работать шифровальщиком в этом посольстве, а затем вернулся в Россию, где за удачно проведенную операцию был награжден орденом Красной Звезды.

Дешифровальный отдел* был разбит на отделения по географическому и языковому принципу — китайское, англо-американское и т. д.** Будущая г-жа Евдокия Петрова, в течение двух лет изучавшая японский язык в московской спецшколе, попала на работу в японское отделение. Ее коллегами по работе были Вера Плотникова, дочь профессора японскою языка, который в течение многих лет был резидентом японской разведки в Москве, Галина Подпалова, настолько влюбленная во все японское, что, придя домой, она неизменно облачалась в кимоно, Иван Калинин, который время от времени приглашался в качестве консультанта, а также пожилой, но полный сил и энергии профессор Шунгский — главный авторитет отделения по вопросам японского языка. Однажды профессор нежно поцеловал Дусю (уменьшительное имя будущей г-жи Петровой) в щечку, когда на заключительном экзамене после четырехлетнего обучения, которым руководил сам Шунгский, она сумела правильно перевести на русский язык очень трудное японское предложение.


* Им руководил некто Гусев; возможно, это был С.И. Гусев, старый революционер, с !922 г. являвшийся членом ЦК Компартии, а с 1930 г. — членом президиума Коминтерна. Репрессирован в 1938 г.

** В 1933 г в состав дешифровального отдела на правах отделения входила также группа военной разведки во главе с полковником Харкевичем, который передавал добытую разведывательную информацию руководству спецотдела и в Генеральный штаб Красной Армии. Впоследствии эта группа была ликвидирована, а сам Харкевич подвергся чистке в 1938 г.


Шунгский служил еще в царской армии. Вообще, среди личного состава дешифровального отдела было довольно много бывших русских аристократов, в том числе графов и баронов. Это вопиющее противоречие с государственным укладом того времени объяснялось серьезной нехваткой лингвистов, которые требовались для ведения дешифровальных работ. А сама профессия дешифровальщика была настолько редкой, что даже тогда, когда представители этой профессии попадали в тюрьму, их все равно привлекали к работе по специальности.

Владимир Кривош, отец первого мужа Дуси Романа Кривоша, занимал высокий пост в царской «охранке». После революции его неоднократно то арестовывали, то освобождали. Но, даже находясь в заключении в Бутырской тюрьме в Москве, он выполнял секретные задания Спецотдела. В конце концов был арестован и его сын Роман, которого поместили в ту же тюрьму, что и отца, а начальник одного из дешифровальных отделений, входивших в состав 5-го управления тайной полиции, приносил туда обоим работу, что называется, «на дом», то есть в камеру.

Понятно, что в отношении заключенных дешифровальщиков никаких проблем, связанных с обеспечением режима секретности, не возникало. Однако в отношении остальных эти проблемы всегда стояли очень остро. Им категорически запрещалось говорить, в каком учреждении они работают и где оно расположено. Об этом никогда не рассказывала своим родителям и Дуся. Сотрудникам Спецотдела даже запрещалось посещать любые рестораны, ибо там их разговоры могли быть подслушаны иностранными шпионами и врагами советской власти.

Была ли их работа успешной?

Несомненно. Например, в середине 1929 г. Спецотдел составил многостраничный отчет о прочитанных за неделю криптограммах других государств и разослал его начальникам управлений тайной полиции и членам ЦК Коммунистической партии. В конце 30-х годов события стали развиваться еще более быстрыми темпами. Дуся вспоминает, что в этот период она совместно с несколькими другими сотрудницами была с утра до ночи занята одной только сверкой отпечатанных на машинке открытых текстов, составлявших ежедневную порцию дешифрованных криптограмм, с написанными от руки черновиками. По свидетельству высокопоставленного партийного руководителя, Спецотдел «прекрасно справлялся с работой по вскрытию кодов», а подчиненные Бокия являлись «первоклассными специалистами, которых довольно часто отмечали как передовиков социалистического соревнования».

Советские военные не имели таких богатых традиций и ресурсов, чтобы их успехи в области криптоанализа были сравнимы с достижениями тайной полиции. Включение группы военной радиоразведки в состав Спецотдела в 1933 г. свидетельствует о том, что она занимала подчиненное по отношению к нему положение. Во всяком случае, известно о ней значительно меньше. Возможно, это объясняется тем, что каждый вид Вооруженных Сил СССР вел работы по дешифрованию переписки только одного, соответствующего ему вида вооруженных сил других государств. Например, дешифровальщики Красной Армии работали против сухопутных войск Англии, Германии, США, Японии и других стран. Аналогичным образом действовали ВМФ и ВВС Советскою Союза. Поскольку криптоанализ является составной частью любой разведывательной деятельности, ГРУ, будучи основным органом военной разведки, имело в своем составе криптоаналитическую спецслужбу в виде 8-го оперативного отдела, который занимался добыванием разведывательных данных, используя для этого как легальные, так и нелегальные методы. В 1943 г. в распоряжении военной разведки было несколько вспомогательных производств, включая фабрику, занимавшуюся изготовлением фотобумаги, продукция которой почти целиком доставлялась в белый двухэтажный особняк, расположенный во дворе комплекса зданий ГРУ. Этот особняк принадлежал фотолаборатории, в которой обрабатывались фоотопленки, используемые для связи с агентурой за границей.

На Воробьевых горах находился Особый радиодивизион (ОРД), с помощью которого ГРУ поддерживало радиосвязь со своими секретными агентами, разбросанными по всему миру. Официально это учреждение называлось Научно-исследовательским институтом по проблемам золотодобычи. Специалисты ОРД принимали криптограммы от советских агентов и передавали им распоряжения за подписью «Директор». Для агентов это было практически единственным надежным средством связи с ГРУ, по приказам которого они рисковали своими жизнями. В ОРД имелись специалисты, которые разрабатывали частотные расписания для обеспечения наилучшей слышимости при проведении сеансов связи из различных точек земного шара, а также сотрудники, занимавшиеся распределением радиопозывных среди зарубежной агентуры.

Шифровальная служба в ГРУ была представлена специальным отделом, которым руководил подполковник Кравченко. Среди сотрудников отдела числился и Игорь Гузенко, скандально прославившийся впоследствии. «Я хорошо помню первую телеграмму, которую мне дали в ГРУ для расшифрования, — вспоминает Гузенко. — Она пришла из города Харбина в Маньчжурии. Телеграмма по своему содержанию напоминала страницу из авантюрного романа. В ней давалось подробное описание тайника, где была спрятана рация агента (этот тайник располагался недалеко от дворца генерал-губернатора), а также весьма подробно характеризовались жители прилегающего района. Следующая телеграмма была передана мне для зашифрования. В ней содержались инструкции по проведению встречи с агентом ГРУ в Харбине. В инструкциях указывались основные и запасные места этой встречи, ее время и дата, а также приметы агента и пароль». Гузенко и его сослуживцы, работая с криптограммами, могли реально представить себе опасность, которая ежеминутно грозила жизни агентов советской военной разведки за рубежом.

Советские военные шифровальщики учились своей профессии в целом ряде учебных заведений. Гузенко изучал основы шифрования в Военно-инженерной академии имени Куйбышева, где заместителем начальника академии по политической части был бывший опытный шифровальщик Масленников, по прозвищу Криптус, который слыл хорошим преподавателем и отменным знатоком шифровального дела. Далее Гузенко продолжил свое обучение в Высшей школе Красной Армии, более известной как Разведывательная академия. Среди других предметов шифровальное дело изучалось также и в электроминной школе в Кронштадте. Здесь в течение двух лет учился шифровальному делу Петров, при этом курс его обучения включал и криптоанализ. После этого Петров два года служил в качестве старшего шифровальщика на борту эсминца «Володарский», где работал в маленькой каюте под капитанским мостиком. По окончании срочной воинской службы Петров демобилизовался и поступил на работу в Спецотдел.

Советская шифровальная служба в основном учла плачевный опыт своей российской предшественницы времен Первой мировой войны. Об этом свидетельствует следующий полный драматизма обмен радиограммами между советскими воинскими частями 22 июня 1941 г. Сразу же после внезапного нападения Германии на Советский Союз один из передовых постов Красной Армии передал по радио открытым текстом: «Нас обстреливают. Что нам делать?» На что последовал следующий ответ: «Вы с ума сошли! Почему ваше сообщение не зашифровано?»

Во время Второй мировой войны шифровальная служба Красной Армии использовала в основном коды с перешифровкой. Советское военное командование часто заменяло коды тактического звена, но отмечались случаи, когда код, который использовался на одном участке большого фронта, через некоторое время начинал применяться на другом. У советских погранвойск и тайной полиции были свои собственные шифрсистемы. Кроме того, в распоряжении советских криптографов находилось несколько полученных по ленд-лизу экземпляров американского шифратора «М-209», которые они использовали в качестве прототипов для создания своих собственных шифрмашин, хотя об их применении на практике ничего достоверно не известно.

При достаточной интенсивности обмена шифрованными сообщениями коды с перешифровкой, безусловно, могут вскрываться. Одним из первых, кто вскрыл советский военный код, был шведский криптолог Арне Берлинг. В период ожесточенных боев финнов с русскими зимой 1939/40 г. Швеция передавала своему соседу разведывательные данные, полученные путем чтения советской шифрпереписки.

Советская стратегия ведения войны против финнов предусматривала нанесение ударов по пяти направлениям в глубь территории Финляндии. Одна из группировок Красной Армии должна была атаковать финнов в районе небольшой деревушки Суомусалми, а другая, расположенная севернее, должна была действовать в направлении деревни Салла. Однако разведывательная информация, полученная шведами из дешифрованной переписки этих группировок, помогла финнам отразить оба удара.

Финский маршал Маннергейм сумел разгромить советские войска под Суомусалми в основном благодаря тому, что он заблаговременно получил сведения о выдвижении туда 44-й Московской ударной моторизованной дивизии. Имея на руках эти сведения, Маннергейм направил в Суомусалми необходимые подкрепления. Через два дня после того, как по приказу Маннергейма пять батальонов прибыли на место, финские солдаты в белых маскировочных халатах, словно привидения, атаковали позиции советских войск, сломили их сопротивление и вынудили отступить по льду замерзшего озера Каянтоярви. Затем финские лыжники отрезали пути отхода 44-й дивизии и уничтожили ее по частям в ходе боев, которые продолжались вплоть до начала 1940 г. Финнами было захвачено большое количество советского военного имущества. Маннергейм писал: «Потери противника нельзя подсчитать хотя бы приблизительно из-за выпавшего глубокого снега, который похоронил под собой убитых и раненых».

Стояли 56-градусные морозы, когда шведы дешифровали несколько перехваченных советских криптограмм. Попавшие в окружение солдаты радировали своему командованию о том, что они сожгли все документы и бумаги, а также о том, что в ближайшее время они собираются съесть последнюю оставшуюся в живых лошадь и что это их последнее сообщение. И действительно, никаких новых радиограмм дальше не последовало, а вскоре шведские криптоаналитики узнали, что финны ликвидировали эту группу окруженных советских солдат.

Затем один из советских батальонов передал шифрованное сообщение, в котором указывалось, что его запас боеприпасов и продуктов почти исчерпан и что ближайшей ночью будут разведены три костра, дабы указать место, куда самолетам советских ВВС следовало сбросить на парашютах необходимое снаряжение. Шведы дешифровали это сообщение и довели его содержание до сведения финнов, которые разожгли костры недалеко от указанного в сообщении места и с нескрываемым удовольствием наблюдали, как с советских военно-транспортных самолетов к ним сбрасывались тюки с продовольствием и боеприпасами.

Шведскими криптоаналитиками было прочитано большое количество криптограмм советских ВВС. Многие из них содержали приказы по нанесению бомбовых ударов по столице Финляндии. Очень часто эти криптограммы дешифровались еще до момента вылета советских бомбардировщиков с аэродромов, расположенных в Латвии и Эстонии всего в 20 минутах полета от Хельсинки. Благодаря этому финские власти имели достаточный запас времени, чтобы заблаговременно предупредить население города о готовившихся воздушных налетах, и в результате число жертв среди гражданского населения города было незначительным, учитывая количество сброшенных советских бомб.

Однако маленькая Финляндия не могла сравниться по своей военной мощи и ресурсам с Советским Союзом, и, несмотря на значительную помощь, оказываемую соседями (в том числе и в криптоанализе), в марте 1940 г. она была вынуждена подписать не совсем выгодный для себя мирный договор. Поэтому когда годом позже Германия напала на Советский Союз, Финляндия с готовностью приняла участие в начавшихся боевых действиях и приступила к активному взаимодействию со своим новым союзником в области ведения шифрперехвата.

Немецкая радиоразведка против Советского Союза была малоэффективной. В стратегическом отношении она вообще не имела ни одного сколько-нибудь заметного успеха. Немцы оказались не в состоянии вскрыть шифрсистемы, применявшиеся для засекречивания переписки высшего советского военного командования. По всей вероятности, к 1941 г. в СССР были внесены необходимые изменения в применяемые методы шифрования, и поэтому немцы не смогли добиться такого же успеха, как шведы двумя годами ранее. Таким образом, немецкая дешифровальная служба мало способствовала тому, чтобы в распоряжении верховного командования Вермахта было как можно более полное представление о советской стратегии ведения войны против Германии.

Это, однако, ничуть не мешало немцам собирать обильный урожай разведывательных сведений тактического характера. В середине 1940 г., когда Гитлер принял решение напасть на СССР, у немцев на Востоке не было никаких радиоразведывательных средств. Спустя год, когда Германия напала на Советский Союз, созданная с нуля служба радиоперехвата уже добывала важную информацию о советских войсках. Например, в июне 1941 г. захваченный немцами в плен советский летчик выдал им одну из шифрсистем, применявшихся в переписке советских ВВС. В результате полученная из дешифрованных сообщений информация помогла «Люфтваффе» уничтожить сотни советских самолетов на земле и в воздухе в ходе большого сражения в небе над Минском.

Используя свое превосходство в воздухе, внезапность нападения, скорость передвижения и другие факторы, немецкие войска победоносно продвигались в глубь советской территории. К 1942 г. в результате массированных наступательных действий немцы захватили обширные районы Советского Союза. Но зимой 1942/43 г. осажденный Сталинград выстоял, а 6-я немецкая армия капитулировала. Одновременно немцы были вынуждены снять двухлетнюю блокаду Ленинграда. К лету следующего года стало очевидно, что германский нацизм не сможет одержать победу над советским большевизмом, но войска Германии все еще надеялись удержать захваченную территорию. Немецкое высшее военное командование решило сломить наступательную мощь Красной Армии путем ведения ограниченных боевых действий. С ликвидацией превосходства своей авиации в воздухе немцы стали в меньшей степени надеяться на ведение разведки с воздуха и в большей — на действия своей радиоразведки. Во время ожесточенных сражений в октябре 1943 г. начальник штаба 48-го немецкого танкового корпуса заявил: «Лучшим и наиболее надежным источником получения разведывательных данных в настоящее время является наша служба радиоперехвата».

Несколько месяцев спустя 48-й танковый корпус участвовал в боевых действиях в районе города Радомышля в составе группы немецких армий «Юг» — одной из трех основных военных группировок Германии на Восточном фронте, перед которой стояла задача сорвать планировавшееся советское наступление. Этот корпус должен был разгромить 60-ю армию советских войск. Авиаразведка не смогла добыть какую-либо полезную информацию, а чтобы не насторожить противника, командование корпуса приняло решение группы войсковой разведки не высылать. Наступление, развернутое немцами в 6 часов утра 6 декабря 1943 г., оказалось для советских войск совершенно неожиданным, и они начали беспорядочный отход.

«В те дни, — писал начальник штаба 48-го танкового корпуса полковник Меллентин, — мы успешно осуществляли перехват радиосообщений русских. Эти сообщения немедленно дешифровывались, и их содержание своевременно докладывалось командованию корпуса. Мы всегда были в курсе действии русских, которые предпринимались в ответ на передислокацию наших сил, и в каждом конкретном случае мы вносили соответствующие изменения в наши планы. Вначале русские недооценили важность нанесенного по ним удара и подбросили на наш участок слишком малое количество противотанковых пушек. Затем постепенно русское командование начало проявлять заметное беспокойство. В эфире стали появляться встревоженные запросы: «Срочно уточните, откуда наступает противник». Ответ: «Узнайте у чертовой бабушки. Как я могу узнать, откуда наступают немцы?» (Всякий раз, когда в русских радиограммах упоминаются черт и его ближайшие родственники, можно предположить, что назревают серьезные события.) К середине дня 60-я армия русских перестала выходить в эфир, но это уже не имело особого значения, поскольку вскоре наши танки разгромили ее штаб».

К вечеру того же дня немцы оттеснили советские войска на 40 километров, и в результате к ночи 9 декабря запланированное советское наступление расстроилось. В течение последующих нескольких дней по советским войскам была нанесена еще целая серия ударов. Меллентин писал: «Русские были определенно поражены этими ударами, наносимыми неизвестно откуда, а их радиопереписка неоспоримо свидетельствовала о царившем среди них замешательстве и беспокойстве».

Победа немцев в битве под Радомышлем задержала, но не сорвала наступление советских войск. В рождественские дни группа армий «Юг» была вынуждена начать свое отступление с Украины. Несколько месяцев спустя советские войска уже отбросили немцев на расстояние более чем тысяча километров.

Меллентин отмечал: «Красная Армия периода Второй мировой войны значительно отличалась от императорской русской армии 1914-1917 гг., однако в двух отношениях русские ничуть не изменились. Они продолжают отдавать предпочтение массированным наступлениям и не перестают проявлять чрезвычайное безразличие к обеспечению безопасности своей радиосвязи». Это замечание, по моему глубокому убеждению, справедливо только для оперативно-тактического звена советских войск, а определение «чрезвычайное» можно применить для характеристики действий русских в период их панического отступления под напором превосходящих сил противника.