Geum.ru

Петр Петрович Вершигора. Люди с чистой совестью Изд.: М. "Современник", 1986 книга

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   66
часть охраны с мостов на помощь сарнскому гарнизону. Таким образом, Цымбал

своим маневром помог остальным четырем группам и блестяще выполнил задание,

опоздав сам на полтора часа.

Вечером Ковпак созвал командиров, выслушал их доклады и положил на

карту правую руку с покалеченными еще в первой мировой войне двумя пальцами.

Загребая рукой по карте, он как бы захватывал в горсть города, мосты и

дороги, сжимая кулак над картой, словно в нем был кусок творога. Казалось,

что сейчас из немцев сыворотка потечет.

- Заждить ще трохи, хлопци. Дочекаются гитлеровцы в этих лесах та

болотах, пока им жаба цыцьки даст!

...Экзамен на зрелость партизанские офицеры выдержали. Кто же были они,

эти люди, осуществившие по частям столь сложную операцию?

Цымбал - сержант родимцевской дивизии, которая в эти дни дралась в

Сталинграде, а он за тысячу с лишним километров от нее перерезал важный нерв

врага.

Кульбака - кооператор, председатель потребительской кооперации города

Глухова Сумской области, участник финской кампании. Он организовал

партизанский отряд и вначале действовал самостоятельно, а затем объединился

с Ковпаком, став командиром второго батальона.

Бережной - разведчик Красной Армии. Парашютист. Молодой чернобровый

украинец, веселый и жизнерадостный. Он прекрасно ориентировался на

местности. Его полюбили ковпаковцы за веселый нрав. Особенно его любили

разведчики.

Из этих людей, как из многих других, выковались в дальнейшем прекрасные

командиры полков, батальонов ковпаковской дивизии.

Гитлеровцы забесновались. Разведка донесла, что на местах разрушенных

мостов они организовали перегрузку вагонов. Чтобы помешать им и в этом, мы

сразу выслали засады, которые обстреливали места перегрузки, пускали под

откосы поезда с материалом для ремонта мостов. Разведка доносила, что это

успешно начатое нами дело под корень подсекло представление даже наиболее

отсталых крестьян о том, что немцы непобедимы. Мужики охотно принимали наших

разведчиков, сообщали им последние данные о противнике, ходили по заданию

нашей разведки в Сарны и другие городишки, узнавая все, что нам было нужно.

Там же, на большом двухсотметровом деревянном мосту у Домбровицы,

сожженном Бережным, произошел комический эпизод, который очень насмешил нас.

Когда Бережной шел на мост под Домбровицей, он взял в ближайшем селе

проводниками двух стариков, которые, поняв, что за люди, куда и зачем их

ведут, особенно рьяно взялись показывать партизанам дорогу. Они

многозначительно подталкивали друг друга в бок и всю дорогу закатывались

тихим смехом, в лицах представляя, какие удивленные рожи будут у

гитлеровцев, когда они наутро увидят, что случилось с мостом. Один из

стариков сбегал за топором и пилой и стал пилить телеграфные столбы и рубить

проволоку связи. Мост наши партизаны подорвали, а потом зажгли. Старички

восхищались их работой и долго провожали диверсантов. Разведка, прибывшая

через несколько дней проверить результаты диверсии, рассказала, что

произошло там на следующий день.

Из Сарн на место диверсии выехала немецкая техническая комиссия и,

подъехав к тому месту, где раньше был мост, увидела только торчавшие над

водой его обгоревшие ребра.

Комиссии уже знакома была диверсионная партизанская работа, и это

зрелище не особенно ее поразило. Но что это за большие круглые шары, почти

касаясь воды, свешиваются на длинных веревках с обгоревших ребер моста?

Кто-то из членов комиссии хотел подойти поближе, но его остановили.

- Не трогайте, может произойти несчастье.

На следующий день приехала другая комиссия и установила, что мост можно

было бы восстановить за две недели, если бы не эти странные круглые желтые

предметы, угрожающе повисшие над водой. Решили запросить высшее начальство,

и только в третий раз сопровождавший комиссию местный полицай, понявший,

наконец, что так затруднило немцев, пошел по обломкам моста, подтянул на

канате загадочные предметы, оказавшиеся обыкновенными тыквами, снял их и

положил к ногам недоумевающей комиссии. На ломаном немецком языке он

объяснил им, что это за вещи, и, не выдержав, громко рассмеялся. Начальник

комиссии, типичный толстый немец, не мог простить ему этого смеха и мудро

решил:

- Если бы он не был связан с партизанами, он никогда не полез бы так

смело на мост доставать эти... штучки.

И "бедного" полицая арестовали.

До немцев так и не дошел смысл странной затеи. Я же уверен, что тыквы

были повешены двумя стариками украинцами, больше нас торжествовавшими по

случаю удачной диверсии. Это сама Украина, верная старинному обычаю,

преподносила немцам гарбуза [по украинскому обычаю, невеста, не желающая

выходить замуж за немилого, во время сватовства вместо платка и рушника

подает ему гарбуз, то есть тыкву].

Наш партизанский край корнями врастал в народ.

20

"Сарнский крест" не мог пройти нам даром. Дней через десять разведка

стала подавать тревожные сигналы. В Коростене, Олевском, Ракитном начали

концентрироваться вражеские войска. Подбрасывалась артиллерия.

Ни с того ни с сего колонна немцев, выехавшая со стороны Столина в

Старое Село по узкой лесной дороге, окружила село, порубила большую часть

населения, а село сожгла. В этом селе никогда не было наших партизан. Его не

посещала даже разведка. Видно было, что гитлеровцы нервничают.

Желая затянуть ремонт и восстановление мостов, мы разослали

диверсионные группы и, ожидая возвращения их из далеких рейдов, долго

задержались на одном месте. Это давало противнику возможность разведать нашу

стоянку.

Внезапно наступившая оттепель согнала первый снег. Нам пришлось снова

перейти на повозки. Ковпак затягивал решение на марш, ожидая морозов.

18 декабря немцы заняли все близлежащие с юга и запада села. Силы у них

были солидные, но все же наше командование решило дать бой, чтобы отвлечь

внимание противника от мелких групп, возвращавшихся с диверсий.

В первую ночь после боя, перейдя село Прибыловичи, мы оставили озеро,

на котором Ковпак пытался организовать самолетную посадочную площадку для

вывоза раненых. За время рейда из Брянских лесов на правый берег Днепра и

Припяти раненых у нас накопилось порядочно, к тому же надо было получить

боеприпасы, которых тоже оставалось маловато.

В середине ночи мы подошли головной колонной к большому селу Бухча.

Здесь находились лесничество и лесной комбинат. На окраине Бухчи был

небольшой поселок с каменными зданиями и солидными деревянными строениями:

школа-десятилетка, лесничество, много больших сараев и главная улица -

мощеная и с тротуарами. Эта часть деревни выросла в небольшой рабочий

поселок.

Разведка, которую мы выслали накануне по предполагаемому пути

следования, вернувшись вечером, доложила, что Бухча свободна. Поэтому наш

ночной маршрут был проложен через нее. Но когда вторая маршрутная разведка,

идущая впереди колонны, вошла в село, она доложила, что Бухча занята

противником. Вечером же, после нашего разведывания, в село въехала немецкая

колонна. Крестьяне крайних хат точно не знали количества прибывших немцев,

но говорили, что подводы ехали по улице довольно долго, и смельчаки

насчитали их не менее сотни. Немцы расположились в школе и в каменных и

деревянных зданиях вокруг нее.

Горкунов, помощник начальника штаба по разведке, сам побывал на краю

села и, возбужденный, вернувшись вместе с разведчиками, доложил командиру и

комиссару обстановку. Он лихо козырнул и попросил командира поручить ему

дело по разгрому вражеского бухчинского гарнизона.

Горкунов был любимцем Руднева. Его биография и приход в отряд очень

интересны.

Зимой 1941/42 года Ковпак и Руднев совершали свой первый рейд по

Сумской области. Стояли жестокие морозы. Тогда еще небольшая - в несколько

сот человек - партизанская группа, руководимая Ковпаком, еще только

нащупывавшая рейдовый метод партизанской борьбы, однажды с ходу заняла село

в степи. На перекрестках дорог были выставлены заставы. На одну из таких

застав и напоролся бывший лейтенант Красной Армии Горкунов. Он был ранен на

Правобережье Украины, попал в окружение и в плен. Затем ему удалось бежать,

достать липовые немецкие документы и штатскую одежду. С ними он пробирался

на восток, стремясь перейти фронт. Фронт был уже далеко от Сумской области,

и гитлеровцы устанавливали здесь свой "новый порядок". Во многих селах они

организовали полицию. Правда, среди крестьян ходили слухи о партизанах, но

никто толком о них ничего не знал. Для того чтобы проходить через все

полицейские заставы, караулы и посты, установленные гитлеровцами в каждом

селе, Горкунов придумал себе вымышленную биографию, подкрепив ее

соответствующими документами. Он выдавал себя за купца, доставал какой-то

товар, а в удостоверении было сказано, что он направляется на восток по

своим коммерческим делам. Так от села к селу Горкунов пробирался к фронту,

пока его не задержала наша застава.

Командир заставы посмотрел документы и, ничего не расспрашивая, сказал

бойцу:

- Ладно, чего с ним разбираться, веди его в штаб.

В штабе сидела группа партизан. Горкунов зашел, скинул шапку и громко

отрапортовал:

- Здравия желаю, господа полицейские!

- Здравствуй, - не поднимая головы, ответил черноусый человек,

склонившись над бумагой. Рядом с ним сидел другой и печатал на машинке.

Отложив бумагу в сторону, черноусый стал задавать приведенному вопросы.

Горкунов хорошо затвердил свою уже не раз рассказанную "биографию", он

затараторил ее быстро, весело, с уверенностью и убедительностью. Он

рассказывал, как хороший актер. В этом рассказе, как в заправском

драматическом монологе, было все рассчитано и проверено. Вначале он должен

был разжалобить слушателя, говоря о тех переживаниях, которые он, как сын

кулака, испытал за последние годы жизни при Советской власти. Затем

рассказал о том, как он был на Соловках, как бежал оттуда. Нужно было еще

вызвать у слушателей-полицейских, набранных немцами из уголовников и всяких

сомнительных элементов, ненависть к большевикам, затем отпустить пару

шуточек, чтобы показать, как он "водил за нос" командиров Красной Армии,

своими действиями помогая немцам.

Человек, сидевший за машинкой, перестал печатать и стал с интересом

прислушиваться. Из соседней комнаты тоже показались какие-то лица. Горкунов

почувствовал себя в зените своего актерского успеха. "Ну вот, кажется, и

этих провел", - подумал он и поставил точку.

- Все? - спросил черноусый, поднимаясь из-за стола.

Горкунов утвердительно мотнул головой и вынул из кармана объемистый

кисет, доверху набитый махоркой.

На плечи черноусого поверх защитной гимнастерки, подпоясанной военным

ремнем, была накинута шуба. Горкунов заметил, что такие ремни носили и

полицейские, но у черноусого была пряжка со звездой. Он еще во время

рассказа обратил на это внимание, но решил, что, видно, тот не успел ее

сбить. Вдруг от резкого движения черноусого шуба сползла у него с одного

плеча, и на гимнастерке блеснул орден Красной Звезды. Горкунов от

неожиданности даже присел на лавку. "Влип, ох, влип!.." - подумал он.

Черноусый вышел из-за стола и подошел к "купцу" вплотную. Горкунов встал и

вытянулся.

- Все? - спросил черноусый.

Горкунов молчал. Да и что он мог говорить в такой момент? Партизаны за

столом загалдели. Послышались слова: "Товарищ комиссар!"

Горкунову стало ясно, куда он попал.

Черноусый стоял и смотрел на него.

- Ну, что еще можешь рассказать?.. - спросил он, пристально глядя ему в

глаза, и добавил: - Сукин сын...

- Братцы, товарищи... - начал Горкунов.

- Ладно, знаем, - оборвал его Руднев - это был он - и крикнул в

соседнюю комнату: - Дежурный, уведи этого типа в караульное помещение!

Горкунов вошел в караулку, лег на нары, закинул руки под голову и,

безразлично глядя в потолок, мучительно гадал: "Расстреляют или не

расстреляют?" Он не успел в штабе никого угостить табаком. Сейчас к нему

заходили партизаны и, закурив, выходили снова. А двое задержались в

караульном помещении и уселись на лавку напротив Горкунова. Один из них,

парнишка лет семнадцати, с черными густыми бровями, болтая ногами, в упор, с

мальчишеской наглостью смотрел на белые чесанки Горкунова и, явно издеваясь

над ним, говорил:

- Хорошие валенки у "купца". - И, подмигнув товарищу, усатому человеку,

которого он назвал Сашкой, продолжал: - Подойдут, а? Как думаешь? - и хлопал

себя по икрам.

- Можно примерить, Радик, - ласково посоветовал усатый Саша.

- Ну, ладно, - издевался мальчишка, - примерим, когда будем его... - и

он выразительно щелкнул языком.

"Расстреляют", - с тоской подумал Горкунов. Он порывисто встал и

подошел к ним. Усатый расстегнул кобуру.

- Ну-ну, ты потише! - угрожающе сказал он.

Мальчишка продолжал болтать ногами, не отрывая любопытных глаз от

Горкунова.

- А ведь военный человек, - заметил он Сашке. - Ишь, вытягивается как:

руки по швам держит. Вот только у немцев в плену не был. Немцы пленных

совсем другую стойку "смирно" учат делать.

Горкунов, ухватился за это замечание и, присев рядом с мальчиком, стал

торопливо и горячо, боясь, что ему не дадут договорить, рассказывать о себе

всю правду. Рассказал о том, что он лейтенант Красной Армии, о том, как

трудно ему приходилось во вражеском окружении, что он пережил. Мальчик с

увлечением слушал. Казалось, он уже готов был поверить рассказу, но потом,

спохватившись, иронически, недоверчиво улыбался и небрежно цедил:

- Валяй, валяй!

В это время на улице неожиданно затрещала пулеметная очередь, за ней -

другая. Послышалось характерное кваканье немецкого миномета. Затем наступило

маленькое затишье, и опять вспыхнула перестрелка. Партизаны стремглав

высыпали на улицу. Через минуту Горкунов вышел за ними. Часового у крыльца

не было. По улице бегали люди во дворах запрягали лошадей. Бой разгорался.

Горкунов посмотрел на огород... за ним чистое поле и дальше кусты.

"Самый подходящий момент удрать", - подумал он и медленно пошел к огороду.

Затем остановился. Ему было ясно, что он попал к партизанам, и к партизанам

необычным. Вблизи больших лесов не было, а эти партизаны стояли в селе.

"Видно, отчаянная публика собралась. Да, неладно я к ним попал", -

рассуждал он, шагая по огороду. Потом остановился и стал завертывать

цигарку. "Эх, была не была, - решил он. - Расстреляют так расстреляют! Лучше

уж от своих погибнуть..." - и повернул обратно.

Горкунов подошел к обозу, который выстроился вдоль улицы. На одних

санях, покрытых брезентом, лежало оружие: несколько ручных пулеметов,

винтовки. Он подбежал к ездовому:

- Слушай, парень, дай винтовку.

Тот поглядел на него и спросил:

- Что, небось, убежал из боя? Винтовку потерял, а теперь я тебе давай.

А ты ее завоевал, шляпа? - но, заметив в зубах Горкунова цигарку, глотнул

слюну и уже милостиво добавил: - А "сорок" дашь?

Горкунов с готовностью вынул кисет и высыпал в пригоршню ездовому почти

весь табак.

- Ладно, выбирай, какая понравится, - предложил удивленный ездовой и

гостеприимно распахнул брезент. - А патроны у тебя есть? - спросил он.

Горкунов пожал плечами.

- Ну что ж, бери немецкую, - говорил ездовой, смачно затягиваясь. - Для

начала я тебе обойму патронов дам, а остальное уж от тебя зависит...

горе-вояка.

Горкунов схватил обойму, зарядил винтовку и побежал на выстрелы. Он

выбежал на окраину села, залег и стал стрелять на выбор. В Красной Армии он

считался отличным стрелком, но первые два патрона промазал, так как сильно

волновался, да и винтовка для него была непривычная. Немцы в это время

поднялись в атаку. Позади партизан раздалась команда:

- Не стрелять! Подпускать ближе! Бить только в упор!

Подпустив гитлеровцев шагов на двадцать, партизаны ударили сразу,

залпами и очередями, а затем пошли в контратаку. С ними бросился и Горкунов.

В этом бою он добыл себе гранаты, патроны и, удовлетворенный,

возвращался с боя прямо к штабу, закинув за плечи немецкий карабин. А возле

штаба в это время Руднев распекал дежурного за то, что он упустил

арестованного, пытаясь добиться, когда именно тот убежал: во время боя или

до него. У комиссара было подозрение, что Горкунов, удрав, привел немцев на

место стоянки партизан. Арестованный с карабином за плечами в это время

весело подошел к Рудневу, встал по команде "смирно" и спросил:

- Что прикажете делать дальше?

Мимо проходила, возвращаясь из боя, группа партизан. Один из них

сказал, обращаясь к товарищу:

- А ничего новичок воюет. Смело. Немного зарывается вперед, но воюет

хорошо, стреляет метко...

Услышав это, комиссар подозвал бойца, отвел его в сторону и стал

расспрашивать. Тот рассказал, что видел нового партизана в бою. Комиссар

подошел к Горкунову и приказал ему следовать за собой в штаб. Там сидел и

молодой парнишка, называвший черноусого комиссара отцом. Это был Радик, сын

Руднева.

Горкунов, торопясь и очень волнуясь, быстро повторил свой уже настоящий

рассказ комиссару. Тот сидел, задумчиво теребя ус. А потом вызвал командира

шестой роты:

- Получай нового партизана.

Командир с Горкуновым вышли. Комиссар походил по хате, подумал и сказал

сыну:

- Радик, займись Горкуновым. Похоже, правду говорит человек, но может

быть, и врет.

Радик часто заходил в шестую роту к новому партизану. Иногда во время

движения колонны подсаживал его к себе на санки. Горкунов был хорошим

разведчиком. Он десятки раз отличался в боях, показал прекрасное знание

военного дела и постепенно стал командиром разведки. В рейде из Брянских

лесов на Правобережье Украины его уже назначили помощником начальника штаба

по разведке.

Итак, Горкунов стоял теперь перед комиссаром и просил поручить ему

руководство боем по разгрому немецкого гарнизона в Бухче. В нескольких

словах наметив план операции, комиссар вызвал командиров рот, которые

подчинялись в этом бою Горкунову, и поставил перед ними задачу. Командиры

отошли в сторону, обсуждая с Горкуновым детали.

Бой начался. Начался он не так, как хотелось комиссару и Горкунову.

Переборщили разведчики. Трое из них, самые отчаянные, Федя Мычко, Митя

Черемушкин и Гомозов, вырвались раньше времени вперед, незамеченными подошли

к самой школе, но снять часового без шума не сумели. Часовой успел

выстрелить, но тут же свалился под автоматной очередью. Разведчики залегли в

канаву прямо против дверей школы. Из школы стали выбегать гитлеровцы, и

разведчики в упор били их. Но вскоре патроны кончились, и разведчикам

пришлось отползти. Пока к месту стрельбы подошли роты, которые должны были

завязать бой и с ходу разгромить вражеский гарнизон, немцы успели занять

оборону. Она у них, видимо, была продумана заранее. На всех каменных зданиях

по углам были поставлены пулеметы, в школьном дворе - минометы. Нужно было

брать дом за домом. Бой затянулся до утра.

Бои, как и люди, бывают разные. Есть бои светлые, есть хмурые. Бывают

бои нудные и тяжелые, как жизнь старика вдовца, отягощенная застарелым

ревматизмом. Бывают бои-пятиминутки, как быстрая летняя гроза. Каждый бой

имеет свое лицо, свои особенности, свои неповторимые подробности, которые

запоминаешь на всю жизнь.

На рассвете Ковпак приказал выдвинуть пушки и прямой наводкой разбивать

здания. Включились в бой и я с Павловским.

Павловский - старый черниговский партизан гражданской войны, комиссар

полка времен Щорса, еще в девятнадцатом году получивший боевой орден