Geum.ru

Диакона Александра (Урбановича) (научный руководитель иерей Александр Тимофеев), затрагивающая одну из острых проблем современности соотношения науки и веры

Вид материалаДиплом
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Вводя в интерпретацию святоотеческой экзегезы эти условия, мы, во-первых, как бы оставляем за отцами Церкви право на вполне допустимые и не вызывающие упрека ошибки и неточности в толковании Шестоднева (именно его естественнонаучной составляющей). Это может выглядеть как жест недоверия и неуважения к их мнению, но стоит вспомнить, что и сами отцы относились к своим размышлениям со здоровой долей сомнения[2]. Во-вторых, аналитическое прочтение творений святых отцов, попытка осмысления главного вектора их мышления создают предпосылки для выявления общности идей современной науки и естественнонаучных прозрений святых отцов. Именно второе следствие является, по нашему мнению, наиболее конструктивным элементом в диалоге между наукой и богословием[3].

Возникает вполне уместный вопрос: а стоит ли вообще подходить к святоотеческому богословию как к какой-то теории, которая обязательно должна обладать некоторой скрытой внутренней симметрией, которую мы обязаны постичь и в которой не должны возникать расходимости (внутренние противоречия)? Конечно, ничто не обязывает нас налагать на совокупное святоотеческое мнение определенных стандартов и пытаться изложить это мнение в виде строгого формализма. Тем более что в попытке обобщения идей святых отцов таится опасность в общей массе, в своеобразном клише («все святые отцы») потерять каждого конкретного отца как личность, индивидуальность. Но в таком случае с позиции богословия было бы куда справедливее и последовательно с точки зрения логики не выносить на общественное обсуждение вопросов святоотеческой экзегезы Шестоднева в виде безапелляционной истины (как это делают «креационисты»), тем более в виде учебных пособий по природоведению[4]. Можно, конечно, довольствоваться существующим положением; общее, присущее всем святым отцам убеждение в красоте сотворенного Богом мира от этого ничуть не пострадает. Но пострадает миссионерская и апологетическая функция богословия. Люди, к которым мы обращаемся и для которых миссионерско-просветительский центр «Шестоднев», в частности, издает литературу миссионерского характера, приучены (по крайней мере, в образованной своей массе) к логическому мышлению. Позиция Василия Великого по отношению к философам античности и по отношению к их учению о стихиях (некоторая «двойственность» такой позиции уже обсуждалась нами) должна быть чем-либо мотивирована. Если богословие не дает компетентного суждения по этой проблеме, то оно неминуемо теряет уважение по отношению к себе как к науке[5].

Если мы не пытаемся выстроить совокупность мнения святых отцов в единую стройную систему, то мы обрекаем богословие на интеллектуальную изоляцию. В таком случае, ни о какой миссии, ни о какой апологетике говорить не имеет смысла. Не признавая за секуляризованной наукой способности к изучению законов мироздания и «приватизируя» это право исключительно за богословием, мы входим в противоречие и со Священным Писанием, предполагающим возможность так называемого «естественного откровения»[6]: «Ибо, что можно знать о Боге, явно для них, потому что Бог явил им. Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы, так что они безответны» (Рим. 1: 19-20).

Если же при изучении святоотеческих толкований Шестоднева мы, учитывая вышеуказанные условия, допускаем, что на основании только святоотеческих текстов построить полноценную и непротиворечивую картину мироздания невозможно, то мы вынуждены обращаться к источникам «со стороны». И в этом случае наука как нельзя кстати приходит на помощь, превращаясь из «служанки богословия» в надежную помощницу. Подтверждение правомерности такого подхода мы опять же находим в самих творениях отцов Церкви (например изложение Василием Великим философского учения о стихиях). Таким образом, богословие и наука становятся взаимодополняющими теориями, они раскрывают два разных аспекта одного и того же феномена - происхождения мира. А это, используя научный язык, есть показатель высокой степени симметрии. Как ни парадоксально звучит, но, признавая за святыми отцами право на несущественные ошибки и неточности, мы, во-первых, избавляем святоотеческое богословие от расходимостей и внутренних противоречий, а во-вторых, создаем теоретические условия для выявления общих точек соприкосновения в диалоге между наукой и богословием. Наше святоотеческое богословие становится, таким образом, не просто семинарской наукой, пригодной исключительно для церковного сознания, оно становится способным вызвать к себе живой интерес со стороны людей, находящихся вне церковной ограды. На этом пути становится возможным нейтрализовать тот совершенно не нужный полемический накал, который существует во взаимоотношениях науки и религии на данном историческом этапе.

Мы разделяем убеждение Джона Полкинхорна, профессора математической физики, англиканского священника, что и наука, и христианская вера изучают один и тот же мир[7]. Для того чтобы прийти к общему знаменателю, исследования в обеих областях должны проводиться грамотно с точки зрения законов логики. В таком случае привлечение святоотеческого наследия в дополнение к научным исследованиям, чего по объективным причинам лишены креационисты протестантского толка, способно внести положительный вклад в развитие понимания картины мироздания. Некорректное цитирование как библейского текста, так и его святоотеческого толкования способно лишь дискредитировать и Писание, и Предание.

___________________________________

[1] Здесь указаны только те вопросы, которые были обозначены в данной работе. Общий список задач физики на XXI век представил акад. В.Л. Гинзбург. См.: Гинзбург В.Л., академик. «Физический минимум» на начало XXI века // ra.com/modern_physics/phys_min_1.phpl

[2] «Я ищу, Отец, не утверждаю; Боже мой, помоги мне, руководи мной. <…> Горит душа моя понять эту запутаннейшую загадку. Не скрывай от меня, Господи Боже мой, добрый Отец мой, умоляю Тебя ради Христа, не скрывай от меня разгадки; дай проникнуть в это явление, сокровенное и обычное, и осветить его при свете милосердия Твоего, Господи. Кого расспросить мне об этом? Кому с большей пользой сознаюсь я в невежестве моем, как не Тебе? Кому не в тягость огнем пламенеющее усердие мое над Твоим Писанием?» (Августин, блаженный. Исповедь / Пер. с лат. и комм. М.Е. Сергеенко; предисл. и послесл. Н.И. Григорьевой. М., 1992. С. 330, 334-335); «Ибо слова сего не выдаем за догмат, чем подали бы повод клеветникам, но признаемся, что упражняем только свое разумение в предлагаемых мыслях, а не истолковательное учение излагаем в последующем. Посему никто да не требует от моего слова, чтобы оно занялось решением затруднений, представляемых нам из святого Писания, и из того, что правильно истолковано нашим учителем и кажется не согласным с общими мнениями. Мне предлежит не то чтобы придумать какое-либо оправдание противоречиям, представляющимся с первого взгляда. Напротив того, да будет дозволено, свободно и сообразно с моею целью, исследовать смысл речений; если только в состоянии буду, при помощи Божией, оставляя в словах собственную их выразительность, придумать какое-либо связное и последовательное представление совершившегося во время творения» (Григорий Нисский, святитель О Шестодневе, слово защитительное брату Петру // .ua/index.php?Lev=oshestodneve).

[3] «Наука и богословие едины в убеждении, что существует некая истина относительно вещей, которая может быть открыта и принята… Конечно, наука и религия имеют дело с разными аспектами истины, относящейся к одному миру - миру человеческого опыта… Тем не менее, я считаю науку и богословие интеллектуальными родственниками. Им есть что сказать друг другу, и совместно они позволяют нам понять действительность значительно глубже, чем мы могли бы это сделать, оставаясь в рамках лишь одной из них» (Полкинхорн Джон. Вера глазами физика: богословские заметки мыслителя «снизу-вверх». М., 2001. С. 6).

[4] См.: Тимофей, священник. Природоведение. Учебник естествознания для младших классов православных гимназий и воскресных школ. М., 1999.

[5] Возможно, здесь и стоит искать ответ на вопрос о причинах напряженных отношений между наукой и богословием сегодня.

[6] Термин «естественное откровение» широко используется в семинарском курсе «Основное богословие».

[7] «Я очень рад тому, что еще одна моя книга переведена на русский язык. В своем творчестве я стараюсь чрезвычайно серьезно относиться и к науке, и к христианской вере, поскольку уверен, что между ними должна существовать естественная дружба: обе они, каждая по-своему, ищут истину. С точки зрения этого великого поиска, участие восточных христиан может стать очень важным источником интуитивных прозрений в диалоге между наукой и религией. Если моя книга сыграет какую-то роль в том, чтобы воодушевить их на такое участие, это станет лучшей благодарностью за мой труд» (Полкинхорн Джон. Наука и богословие. М., 2004. С. 153). Не совсем понятно, какую роль Полкинхорн отводит в этом диалоге «восточным христианам», но то, что диалог между наукой и богословием, несомненно, обогащается за счет грамотного использования святоотеческого экзегетического наследия, сомнения не вызывает.