Рассказ второй. Олег, Игорь и Ольга Три рассказа из этого цикла ничем не связаны между собой, кроме, пожалуй, жанра. Это высокорейтинговая гомоэротика в смеси с гоморомантикой (или наоборот).

Вид материалаРассказ
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7

Мой член просто звенел от напряжения, он словно бы кричал мне: «Хозяин, и я хочу! Дай и мне поработать! Почему всё сладкое достается только языку?!» Язык, занятый делом, молчал, ясное дело. И вот я решил, что и на самом деле пора бросать в бой «тяжелую артиллерию». Я раскатал по члену резинку, смазал ствол. Теперь начиналось самое сложное. Когда мой палец с каплей прохладного лубриканта коснулся увлажненного моей слюной входа, Игорь опять дернулся. Я так и знал – сколько не готовь парня – всё равно первый раз есть первый раз. Хотя, конечно, вся предыдущая подготовка отнюдь не была лишней. Не говоря уже о том, что мы оба получили от неё удовольствие, я за это время, как я надеялся, завоевал доверие партнера.

Я не стал разминать анус Игоря пальцами. Лично мне это не доставляет радости, а изучать насколько это приятно парню мне было не досуг. Если он в этом плане похож на меня, от этого могло быть только хуже. Вместо этого я коснулся входа головкой и стал разминать мышечную складку непосредственно членом. Через минуту таких моих действий Игорь взмолился:

– Давай уже! Я лучше потерплю боль, чем ждать, когда же она начнется.

Так совпало, что как раз в этот момент он, наконец, расслабился. Видимо, нельзя одновременно говорить и от страха сжимать кольцо мышц. Моя головка легко, без усилия вошла внутрь. Игорь тихонько охнул.

– Не больно? – заботливо поинтересовался я.

– Н-нет, – замотал головой парень, – давай дальше.

Я продвинулся еще на сантиметр, а потом опустился всем телом на парня. Его голова была повернута на бок, и я смог прильнуть к его губам. Я терся телом о тело Игоря, я вовлек его в страстный поцелуй, одновременно сантиметр за сантиметром медленно погружаясь в него. И вот мошонка с яйцами коснулась ягодиц, дальше идти было некуда. Я продолжал целовать Игоря, давая ему возможность привыкнуть к ощущениям. Потом прервал поцелуй, сказал:

– Ну, вот ты и потерял девственность. Если хочешь, я могу на этом и окончить на этот раз.

Мой член запротестовал против такого моего решения, но он должен был знать, кто в доме хозяин.

– Нет, давай дальше, – прошептал Игорь, – мне совсем не больно. Немного непривычные ощущения и всё. Я знаю, ты пока не удовлетворён. Я хочу, чтобы ты получил удовольствие от меня. Я действительно этого хочу.

Ну, раз так, я не мог дальше сопротивляться такому предложению. Я начал медленно двигать бедрами, стараясь не слишком резко увеличивать амплитуду движений. Я прислушивался к реакциям на мои действия тела подо мной. Я то замедлял темп, то вновь его увеличивал. В какой-то момент я просунул руку в пах Игоря, нащупал в этот момент немного вяловатый член. Очень скоро я добился того, что в моей руке пульсировал уже твердый ствол.

Так прошло минут десять или пятнадцать. Я плыл по волнам оргазма. У меня есть такое свойство организма. Когда я выполняю активную роль (желательно с небезразличным мне парнем), то могу испытывать длительный оргазм без семяизвержения. Очень удобно, я считаю. И вот наступил момент, когда пульсации в члене, который я сжимал в руке, участились. Игорь захрипел:

– Олежка, родной, я сейчас кончу.

В ту же секунду мне в руку полилась теплая жидкость. Желая разделить этот миг эйфории с моим парнем, я быстро вышел из него и, свалившись на матрас рядом с Игорем, одной рукой размазывая по груди его сперму, несколькими движениями другой руки добился собственного семяизвержения прямо в презерватив.

Только мои глаза обрели способность что-то видеть, я натолкнулся ими на картину маслом «Приплыли». На балконе соседней квартиры стояла молоденькая девушка (от силы лет семнадцати). Мне были видны: её обтянутая коротким топиком девичья грудь, давно потухшая сигарета в одной руке, кофейная чашка – в другой, ну и, изумленные глаза само собой. Вообще-то говоря, когда-то соседние балконы разделял лист ДВП, но со временем от него отвалился солидный кусок, оставляя такое вот смотровое окно, о котором я как-то забыл (я почему-то решил, что соседняя квартира необитаема – до этого момента никогда никого не видел на соседнем балконе). А я боялся взглядов из дома напротив!

Видно это была наша с Игорем карма. По крайней мере, первые наши сексуальные контакты проходили в присутствии свидетелей (женского пола почему-то). Я мог только надеяться, что это когда-нибудь прекратится, если у нас с Игорем, конечно, еще будет когда-нибудь секс.

Встретившись со мной взглядом, девушка, наконец, вышла из ступора, осознала, что подсматривать за другими людьми (даже если это двое мужчин, и зрелище их сексуальных игр для женских глаз завораживающее), в общем-то, нехорошо, сбежала с балкона. Игорь все еще лежал на животе. Я мог надеяться, что факт наличия свидетельницы его «падения» осталось для парня незамеченным.

Через пару минут, когда Игорь пришел в себя, мы, прокравшись на цыпочках мимо спящей Ольги, отправились вдвоем в ванну. Мы там едва не навернулись на скользкой эмали, прокляв создателей советских санузлов, которые не предусмотрели, что два здоровых мужика захотят принять душ вместе. Но мы ухитрились всё же уместиться в ванне вдвоем.

Мы стояли там, по очереди беря в руки шланг с распылителем, поливали друг друга теплой водой и целовались, целовались, целовались. Как будто хотели нацеловаться впрок, на долгие одинокие осенние вечера. Члены – поначалу вялые – очень скоро приобрели прежнюю твердость, но эрекция после недавнего секса была немного болезненной (особенно неприятные ощущения были в яичках), так что секс нам обоим не был нужен. Но это не означало, что исчезла потребность друг в друге.

Мы вытерли друг друга полотенцами (нам ни на минуту не хотелось терять контакт), и так же на цыпочках отправились в комнату. Выбора у нас не было, спать мы могли только вдвоем на одной постели, но кажется, в этот момент это и было самым естественным для нас обоих. Когда Игорь улегся рядом со мной, положив мне на грудь свою руку, я понял, что не ошибся, и действительно в этот миг (возможно, всего на одну ночь) вместо «я и он» родилось волшебное «мы».

Игорь на удивление быстро уснул, а я до рассвета так практически и не спал. Лишь иногда минут на десять-пятнадцать отключался – не более того. Не знаю, как вам это объяснить… Как сказать о том, что ты чувствуешь, когда находишься в одной постели с мужчиной, который тебе дорог… Как это замечательно – не заниматься с ним сексом, не ласкать даже его, а просто слышать, как он дышит рядом с тобой, ощущать тепло его тела… Я был бы полностью счастлив, если бы не одно «но»… Я знал, что это только один раз, только одна ночь, до рассвета, до утра. А потом больше этого никогда не будет.

Нет, была, конечно, некоторая возможность, в неё в эту ночь я порой даже начинал верить. Но я предпочитал всё же не обольщаться, чтобы не было очень болезненных разочарований, которых мне жизнь и так уже подарила немало.

Где-то около семи на своем кресле начала ворочаться Ольга. Я, стараясь не потревожить Игоря, убрал со своей груди его руку, выскользнул из постели, натянул шорты (сегодня уже можно было вновь не одевать под них трусы – Игорь уезжал), потом нашел принесенные мною вчера с балкона плавки парня, сунул их ему под простыню, чтобы он мог их надеть, когда проснется. Чтобы была хоть видимость того, что мы просто спали на одной кровати.

На кухне я принялся готовить завтрак на троих. Кофе для Ольги. Чай для нас с Игорем (он тоже не любит кофе). Яичница с жареной колбасой, помидорами и сыром для тех, у кого будет аппетит (у меня был). При этом я не то чтобы специально гремел посудой, а просто не старался быть бесшумным. Это давало прекрасный повод встать с постели тем, кто уже не спит, и проснуться тем, кому пора уже было просыпаться.

Мой расчёт полностью оправдался. Вскоре, почуяв запах кофе, на кухне появилась Ольга. Она была всё в том же вчерашнем немного помятом (спала, не раздеваясь) сарафане. Да и лицо оставляло желать лучшего, что и не удивительно после вчерашнего водочного умопомрачения. С жадностью, ни слова не говоря, девушка сделал большой глоток из протянутой мною чашки, прикрыла на секунду от удовольствия глаза:

– Ты меня просто спас, вернул к жизни. Олежка, ты такой милый! Я тебе уже говорила, что согласна взять тебя в мужья?

Я засмеялся. У Ольги тоже заплясали искорки веселья в глазах. Я понял – кризис миновал, и природный оптимизм вернулся к девушке.

– Чем это так вкусно пахнет? – на кухне появился всё ещё немного сонный Игорь.

Он надел те самые приготовленные мною трусы-плавки, а ещё – тенниску. Мы сели завтракать, и выглядело это как-то так мило, по-домашнему, словно мы уже давно живем вместе дружной «шведской» семьей.

Но потом гости засобирались, им надо было ещё сделать много дел до отъезда: собрать и упаковать вещи, купить еды и воды на дорогу. Моё участие в этих делах было неуместным, и мы договорились, что я приду проводить ребят к поезду, который отправлялся в половине второго.

Оставшись один, я перемыл всю накопившуюся грязную посуду, побросал в стиральную машину-автомат испачканные полотенца, постельное белье. Покрывало, что было на балконе, всё ещё пахло спермой Игоря. Это настроило меня на соответствующий лад, и пока тряпки вертелись в машине, я разделся, лег на кровать и, растягивая удовольствие, долго и медленно мастурбировал, стараясь вспомнить всё самые яркие моменты нашего с Игорем общения. Я ухитрился дотянуть до воспоминаний о последней ночи, и тут уже мои силы кончились, и я обильно разрядился себе на живот.

После бессонной ночи и этого нового оргазма меня разморило, но я на автомате смог развесить белье на балконе и кухне, и только после этого лег подремать. Я даже поспал часа полтора, наверное. Снилась мне большая собака с темно-желтой шерстью, которая опиралась лапами на мою грудь и смотрела мне в лицо, высунув длинный язык, словно хотела что-то сказать.

Я ненавижу вокзальные проводы, равно, впрочем, как и встречи. Вещи ребят заняли место в ящике под сиденьем и на полке. Сказаны уже были обязательные вежливые фразы. Но ты стоишь, томительно ждешь, когда же дадут, наконец, сигнал к отправлению. И не потому ждешь, что хочешь поскорее расстаться с человеком, а потому что в этой вокзальной суете не скажешь тех самых главных слов. Да и какой смысл говорить, если человек всё равно уезжает и ты так и не узнал, что значит для него встреча с тобой и каким будет продолжение общения, если оно вообще будет.

Но вот всё же проводник попросил провожающих удалиться из вагона. Оля нежно поцеловала меня в щеку. Игорь посмотрел мне в глаза, пожимая руку. Что-то там очень важное промелькнуло в наших глазах, мы оба не выдержали и прижались друг к другу, сдержанно, по-мужски обнимаясь.

– Ну, смотри Игорёк, – сказал я вроде бы в шутку, – если прогонит тебя Ольга, знай – у меня в квартире работает пункт приема молодых симпатичных беженцев.

Я не стал провожать взглядом удаляющийся всё дальше вагон, пытаясь угадать, смотрят ли на остающегося – меня чьи-нибудь глаза. Я бы не смотрел. Какой смысл? Я зашагал вдоль перрона, решив отправиться на пляж. Я приехал отдыхать, загорать и купаться, и я буду это делать, не смотря ни на что.

И я купался, загорал, «отдыхал». Я плавал несколько раз к нашим с Игорем камням, словно надеялся найти его там.

Мои соседи по пляжу устроили шум из-за прихода Анатолия Вассермана, который с определенной периодичностью устраивает на «Чкаловском» пляже шоу, приходя на море в своей знаменитой куртке с безумным количеством карманов, в которых лежат неимоверные (как для похода на пляж) вещи. Особенно часто пляжниками упоминалась астролябия. Большинство присутствующих на пляже с трудом представляли, что это такое, но радовались, как дети, повторяя: «Астролябия. Астролябия».

Я был рад этой шумихе. Потому что хотя бы некоторое время на меня никто не обращал внимание. А у меня как раз было такое странное желание – побыть одному среди толпы людей.

В трамвае по пути в город мои соседями оказались три пацана. Собственно говоря, только двоим из них было лет семнадцать или восемнадцать, третьему было далеко за двадцать. Все трое были голыми по пояс, держали свои майки в руках или небрежно забросили их на плечо. В эти жаркие дни очень много красивых парней, к моему удовольствию, ходили по Одессе таким образом.

Двое младших выглядели вполне обычно, и, если бы не их старший товарищ, я бы никогда даже на секунду не задался вопросом об их ориентации. А вот на лице (правильнее было бы сказать – «на мордашке») старшего паренька крупными буквами (кегль примерно шестнадцатый), готическим шрифтом было написано: «гей». А когда он защебетал кондуктору – пожилой женщине, которая подошла к нам после того, как трамвай тронулся от остановки:

– О, дайте билет самому обаятельному и привлекательному! Возможно, мне будет даже скидка! – вообще никаких сомнений относительно того, кто он, не осталось.

Парнишка не был красивым. Самое большее, на что он тянул, так это на звание симпатичного. Но он был очень артистичным и поэтому обаятельным. На женщину это подействовало и, не смотря на усталость от жары и массы людей, с которой ей за рабочий день пришлось столкнуться, она заулыбалась и, как истая одесситка, подхватила игру:

– Жаль, но даже самому обаятельному и привлекательному я не могу сделать скидку. С этим вопросом, пожалуйста, к господину Гурвицу.

Мэр Одессы не был в эти дни самой любимой политической фигурой, но уж в популярности мало кто с ним мог соревноваться.

От их шутливого разговора на моем лице невольно появилась улыбка, и парнишка заметил её. Весь оставшийся путь, а ехали парни до вокзала, он давал концерт для одного зрителя – меня. Он болтал без умолку всякую чепуху, вертелся сам и вертел задиком, подпрыгивал, приговаривая:

– Я вообще-то очень высокий.

В реальности парень едва доставал мне до плеча. Я уже говорил, что мне больше нравятся рослые, широкоплечие парни без малейшего налета манерности. То есть этот парнишка был совершенно не в моем вкусе. Но в какой-то момент через этот толстый налет шутовства и манерности (да и в беспорядочных половых связях он тоже был не раз замечен, я думаю) я почувствовал, что в глубине души этого мальчика живет чистая, нежная, ранимая личность. И вот с ней я бы мог даже подружиться при других обстоятельствах. К примеру, если бы мы жили в одном городе…

В этот же момент, в этот вечер его внимание ко мне немного согрело меня и мне стало не так тяжело на душе. Он словно бы говорил мне:

– Старина, не унывай. Жизнь и, значит, шоу продолжается! И, стало быть – пока не всё ещё потеряно.

Бродить по вечернему городу оказалось еще тяжелее, чем быть на пляже. Там я мог делать вид, что занят. Я плавал, загорал. А, шагая по тем же улицам, по которым я ещё вчера шёл рядом с Игорем, я мог только жалеть себя. Моя одинокая фигура на улицах, где было полно счастливых, радостных людей, как мне казалось, выглядела глупо.

На углу Пушкинской и Дерибасовской у входа в находившийся в подвале бар я увидел трех парней – явно из «нашей» тусовки, вспомнил – действительно, здесь есть пара соответствующих заведений. Я ускорил шаг. Попытаться завязать отношения здесь после того, что было у меня с Игорем, было бы воистину полной глупостью.

Я решил идти домой. Там, среди четырех стен мое одиночество будет выглядеть, по крайней мере, более естественно.

Я уже подходил к дому, когда отозвался мой мобильный – пришло сообщение. От Игоря. Дрожащими пальцами я разблокировал клавиатуру, прочел: «В вагоне не открывается ни одно окно. Кондиционер сломался. Лежу на верхней полке, оплываю потом. Думаю».

Только я успел прочесть это сообщение, пришло следующее: «Мне много о чём можно подумать. Я думаю о тебе».

Моего ответа, как мне показалось, не ждали. Да я и не знал, что ответить. «Я тоже думаю о тебе» – выглядело бы по-детски что ли. Поверхностно. А реальные мои чувства не умещались в рамки СМС.

Больше сообщений в этот вечер не было, но уснул я, держа мобильный телефон в руке.


Воскресенье, 8 августа


Под утро в воскресенье мне приснился замечательный сон. Вообще-то, я ничего толком не запомнил из этого сна, разве что почему-то был уверен, что касался он наших с Игорем отношений. Но самое главное – когда я проснулся, у меня было самое прекрасное настроение, словно меня в этих отношениях ожидали самые радужные перспективы.

Настроение моё еще немного улучшилось, когда я столкнулся в подъезде с девчушкой, в которой узнал нашу с Игорем ночную вуайеристку. Она тоже узнала меня. У неё округлились глаза, и девушка быстро выскочила на улицу, видимо, опасаясь, что я начну ей выговаривать за её недостойное поведение. Хотя по идее это я должен был смутиться и покраснеть. Вместо этого я чуть ли не заржал, как лошадь Пржевальского в период гона. Мой смех эхом отразился на лестничной клетке.

Но пока я ехал на пляж моё настроение потихоньку начало портиться. Мой телефон по-прежнему молчал. Я шел уже по аллее санатория, когда он, наконец, заработал. Буквы прыгали у меня перед глазами, от волнения я ничего не мог разобрать. Я нажал кнопку приема, услышал:

– Привет, брателла! Ну, докладывай, сколько раз уже успел изменить с левой рукой своей правой руке?

Это была моя сестрёнка с её кабацким юмором.

– И я тебя тоже люблю. Как там твоего очередного бывшего ещё не выписали из психиатрии? Почему это ты решила вспомнить о брате? Не на кого сцедить накопившийся за сутки яд?

– Ты у меня вне конкуренции. Всегда первый в списке. А что до твоей иронии на счет бывших, – Ирка притворно вздохнула, – в чём моя вина, если я не могу встретить такого же, как ты, классного мужика, а за тебя мне закон запрещает выходить замуж. Говорят – инцест…

– Окстись, сестрёнка. Или ты забыла, что я гей. Если ты и встретишь точно такого же, как я, мужика, то он, по логике, тоже окажется гомосексуальным.

– Так, значит, останусь я старой девой, горе мне бедной!

Тут моя сестрица перешла на более серьезный тон:

– А вообще-то я вот решила поинтересоваться, ты случайно без моего ведома матери не рассказал о своей не политической ориентации. Что-то она какие-то странные разговоры начала вести со всеми домашними. Такие, знаешь ли, намеки выдаёт на твою непростую личную жизнь. Мне-то два раза говорить не надо, я всё сразу поняла, а батяня, боюсь, до сих пор не в курсе, чего от него мать хочет. Ну, колись, чего это на тебя нашло.

Я смутился немного:

– Да это она сама что-то себе в голову вбила. Она мне тут на днях позвонила, начала рассказывать о своем сне, что я, мол, приведу нового друга в дом. Пророчица, блин! И что семья будет рада этому моему другу до усрачки.

– А ты приведёшь?

Я молчал. А что говорить?

– Так, Олег Викторович, как говорится, с этого места, пожалуйста, поподробнее. Что? Неужели, тот самый на всю оставшуюся жизнь?

Я вздохнул:

– Ой, не знаю! Я бы очень хотел.

– А он что не хочет? Он что слепой или кретин? Нет, на кретина ты бы не повелся. Я тебя хорошо знаю. Значит, слепой. Не заметить такого мужика!

– Не всё так просто. Дело в том, что ещё во вторник, когда мы с Игорем познакомились, он вроде как был со своей девушкой.

– А теперь, значит, уже нет! Да, братец, не знала, что ты и на такое способен. Я могла предположить, что ты можешь растопить сердце самой ледяной девы, но чтобы поменять парню ориентацию! Ну, ты силен! Тебя теперь страшно с собой куда-нибудь приглашать в гости. Завожу я тебя куда-нибудь на вечеринку, и тут же всё присутствующие складываются самостоятельно в штабеля: девочки – налево, мальчики – направо.

– Я, кстати, действительно девушке Игоря очень понравился. А что касается парня… Сложно это всё. Ладно, я потом, как приеду, всё расскажу. Я уже к пляжу, знаешь ли, подхожу. А ещё – я жду звонка. Игорь и Оля, они вчера уехали. Я жду… Ну, надеюсь, что он позвонит.

– Ладно, не буду занимать линию. Но до твоего возвращения я не дотерплю. Так что сегодня же вечером жду от тебя рассказ обо всем в подробностях. А пока… Удачи тебе, братан!

На пляже по случаю выходного дня было особенно много людей. К приезжим и отпускникам добавились одесситы, которым посещать пляж в будние дни не позволяла работа. С визгом бегали детишки. Голубая компания теснилась у воды около большого пляжного зонта. Возле тех же камней, где нас с Игорем позавчера снимала Ольга, опять шла фотосъемка.

Двое молоденьких парнишек в мокрых, тесно облепивших тело тонких брюках позировали, то прижимаясь друг к другу, то отворачиваясь в разные стороны: то на камнях, у кромки моря, то возле скал, нависающих над пляжем. Парни, скорее всего, были начинающими фотомоделями и делали снимки для своего потфолио. Хотя возможно кто-то заказал девушке-фотографу снимки с легким налетом гомоэротики для некоего гламурного издания. Мне эта фото сессия опять напомнила об Игоре и о том, что он по-прежнему молчит. Так что я поскорее разложил на свободном месте полотенце, разделся и отправился в море.

Когда я вышел из воды и огляделся по сторонам, я обнаружил неподалеку от себя знакомую парочку. Тот парнишка в желтых плавках, что привлек внимание нашей голубой тусовки в первый мой день пребывания в Одессе, по-прежнему был в обществе своего приятеля. Этот другой парень, кстати, в качестве модели выглядел бы, как на мой вкус, более привлекательно, чем те два тощих парня на камнях (таких моя сестра безапелляционно называет «глиста в обмороке»).

Судя по тем взглядам, которыми одаривали друг друга мои «знакомые», а также по тому, как при этом топорщились их пиписки, они уже зашли очень далеко в своих отношениях. Они выглядели такими счастливыми, что мне стало завидно и немного грустно. Моё счастье всё ещё молчало.

Один из пацанов (тот самый – «желтые плавки») тоже узнал меня. По крайней мере, он задержал на мне взгляд и даже вроде бы едва заметно кивнул. У меня в голове тут же промелькнула ещё не вполне оформившаяся мысль, желание познакомиться с парнишками, узнать, как они дошли до жизни такой, возможно, что-то посоветовать с высоты моего опыта, но тут запиликал мой мобильный, давая знать, что ко мне пришло сообщение, и весь мир для меня перестал существовать.

Писал мне Игорь. Блаженная улыбка растянула моё лицо, хотя я ещё не знал, о чём он пишет. Я открыл сообщение, прочёл: «Я всё решил. Я поговорил с Олей. Мы расставили все точки. Твоё предложение об убежище всё ещё в силе?»

Я вошел в легкий ступор, не зная, что лучше сделать – ответить на сообщение или лучше перезвонить (чаще всего я предпочитаю разговор утомительному обмену сообщениями). Пока я думал, пришла еще одна эсэмэска: «Оля сказала, что хочет по ребенку от нас. От меня. И от тебя. Я сказал, что мы это обсудим потом. Мы обсудим?» И тут же без перерыва еще одна: «Я уже начал считать дни до твоего возвращения. Я глупо поступаю?»

Я начал быстро одеваться. Мне срочно надо было поговорить с этим… милым, желанным, безумно мне дорогим, нежным… Я мог бы продолжать ещё долго добавлять эпитеты, но я торопился, мне надо было поговорить с МОИМ парнем. И я не хотел, чтобы наш разговор кто-то слышал.

Я уже подбегал к ступенькам возле пивной площадки, которые вели наверх с пляжа, когда пришло ещё одно сообщение: «Я тут ночью обнаружил – я весь пахну тобой. Я не хочу, чтобы это прекращалось».

Я, едва глядя себе под ноги, спотыкаясь о края бетонных плит, которым была вымощена дорога, быстро проделал необходимый набор манипуляций с кнопками, вызвал нужный номер. Я считал гудки: «Раз, два, три, четыре»…

И вот, наконец, услышал, как родной голос сказал мне:

– Здравствуй!