Тра 1 издала «приговор» (указ) «Статьи удобные, которые принадлежат к взятой крепости или фортеции от турок Азова», в котором постановила «морским судам быть»
| Вид материала | Урок |
- Моу «Гуляевская сош», 51.84kb.
- С. К. Никулин Положение о Всероссийском конкурс, 103.1kb.
- Введение Настоящее Положение определяет организационные основы, порядок проведения, 100.9kb.
- 05: 35- встреча группы на ж/д вокзале лицензированным гидом-экскурсоводом. 06: 00 07:, 82.86kb.
- Администрация г. Азова отдел культуры и искусства г. Азова, 54.14kb.
- Надзорная жалоба на судебные постановление об отказе в возбуждении надзорного производства, 23.1kb.
- Особенности национальной трактовки чести, достоинства и деловой репутации, 244.67kb.
- Депутатам Верховной Рады Уважаемый Президент, уважаемые депутаты, в августе или в сентябре, 185.24kb.
- Публичный доклад моу сош №14 г. Азова, 1393.39kb.
- Правила ввоза в финляндию собак, кошек и домашних хорьков настоящие требования применяются, 108.86kb.
До сих пор я не сказал ничего о пароходе «Язон». Он тоже погиб, но не так, как погибли другие суда. Крушение его было страшное и потери тяжелые.
С наступлением бури пароход не поднимал якорей, но развел пары и надеялся таким образом устоять против шторма. Надежда на пособие паров была утешительна, но неверна: соединенное действие якорей и паров увеличило сопротивление парохода напору нетра и волн и вместе с тем увеличило силу напора штормовых палов, и всякий вал, который не мог поднять нос судна от тяжести цепей, вливался всей массою на пароход. Несмотря на пары и якоря, ветер сделал свое дело — пароход залило и бросило на мель. Он остановился на двух футах глубины в двадцати саженях от берега. Команда спасалась у мачт и целую ночь, темную и бурную, лепилась на вантах над бездною в ожидании лучших обстоятельств. И как ни худо было их положение, они все надеялись на спасение, и покойно, сколько можно быть покойным в подобном случае, теснились у мачт, ожидая утра, как вдруг, ужаснее шторма, налетает' на пароход большое купеческое судно. Жестокий удар делает сильное потрясение и люди обрываются и погибают в бурунах. Один из них счастливо был выкинут на берег и от него-то узнали об участи язонцев. «Все было благополучно — сказал спасшийся матрос,— вдруг нашло судно — и все потонули.»
С рассветом, однако ж, с радостью убедились в противном. На грот-мачте парохода висело еще много людей. Положение их было ужасно. Они теряли терпение и силу, и надежду, а товарищи их на берегу в 20 саж. от них не могли подать никакой помощи им. Ракеты, " пускаемые с веревкой, возвращались назад. Решили с опасностью для язонцев бросить ручную гранату, но и та упала в воду, не долетев до парохода,— такова была жестокость ветра. Однако ж и тут находились смельчаки и многие спускали шлюпки — их выбрасывало как щепки, бросались в воду, чтоб передать конец на пароход; матросы делали чудеса смелости и самоотвержения — но напрасно. Море отвергало все — и людей, и все их меры, оно хотело побушевать на раздолье и точно — набушевалось.
С берега могли только смотреть на погибающих и скорбеть вместе с ними. Несколько человек были смыты с вант одним валом, прочие держались. Один из язонцев, пароходный кондуктор, человек сильный и здоровый, потерял терпение, а может и надежду, и решился ускорить конец свой или спасение. Он взглянул на небо, перекре¬стился, опустил руки и ноги и погрузился в волны. Более его не видели.
Не спуская глаз с «Язона», на нем видели также следующий замечательный случай: один из офицеров парохода имел место на вантах у самой воды, где его беспрестанно окачивало волнами, наскучив этой бесконечной соленою ванною, он взглянул наверх и, увидев там покойно сидящего матроса, закричал, чтобы он подал ему руку и помог подняться выше. Матрос в ту же минуту исполнил приказание и не только поднял его, но и уступил свое место. Вот пример дисциплины на море. В минуту общей опасности, которая более или менее всех уравнивает, он свято чтил слова начальника и слепо им повиновался. Провидение наградило 'его в виду у всех за столь великолепный подвиг. Скоро смыло его волнами и выбросило на берег, где он тотчас стал на ноги и перекрестился, чего не мог сделать ни один из выброшенных. Офицеры осыпали его похвалами и деньгами (прим. автора — марсовой матрос Жадыхань Ягунов, георгиевский кавалер). Рассказывают и другие подобные примеры во время общего крушения, но они не имели так много очевидцев, как этот.
Около полдня ветер начал смягчаться, с берега усилили средства для передачи веревки на пароход, но все не удавалось. Наконец, е парохода бросился в воду артиллерийский унтер-офицер Качании с концом в зубах и выплыл на берет без чувств и без обеих челюстей. -гак крепко держал он спасительницу. Жертва этого отважного человека велика, а услуга его сослужинцам неоценима. Многие спаслись потом по этой веревке, но большая часть уже потом бросилась в воду, а с берега плавающие храбрецы помогали им выбираться на сушу.
Наконец, оставались на пароходе только три человека: командир его капитан-лейтенант Хомутов, старший офицер — лейтенант Данков и один матрос. Последние два хорошо плавали и, не сомневаясь в своем спасении, предложили капитану сесть в шлюпку и пуститься на ней к берегу. С трудом спустился капитан в шлюпку и его вытащили без чувств из прибоев. Вслед за ним выплыл матрос. Оставалось спуститься с вант лейтенанту Данкову, которого капитан считал уже спасшимся, но не то назначила ему судьба. Он спустил руки, чтобы броситься в воду, но запутался ногами в вантах и так повис вниз головою. Долго силился он подняться, но напрасно. Около получаса его било о мачту и ванты, и в этом ужасном положении он окончил свою жизнь. К вечеру его сняли и с военными почестями предали земле в лагере. Кроме г. Данкова утонули с парохода: лейтенант Бефани, мичман Горбаненко и 43 человека матросов. Итак, в одну ночь погибло у Туапсе более 50 человек, 5 военных и 8 купеческих судов. Некоторые из них за сутки готовы были отплыть в Севастополь, другие же снимались в морс. «Язон» пришел только перед штормом. Но здесь положен был предел его существованию."
Генерал-майор Раевский так оканчивает рапорт свой об этом несчастье к военному министру: «Я не моряк, но следующие рассуждения принадлежат всякому: если бы из 13 судов, здесь стоявших, спаслось хотя бы одно, то можно было бы думать, что другие не приняли должных мер для спасения — но они все погибли...»
Сочи... на обширной долине по западную сторону реки Сочи — Пета лежит Навагинское укрепление.
...В 1838 г. при построении Навагинского укрепления в последних числах мая, в ту бедственную ночь, в которую 13 судов потерпели крушение при реке Туапсе, у Сочи несчастье было еще ужаснее. Генерал-майор Симборский находился здесь с нашим лагерем. На рейде стояли 60-пуш. фрегат «Варна», 24-пуш. корвет «Месемврия» и 7 купеческих судов. 30 мая рано утром подул слабый юго-западный ветер при сильной зыби. В полдень при том же ветре зыбь очень увеличилась. К вечеру ЮЗ вдруг засвежел, вода поднялась выше сажени на берегу, темнота стала непроницаемой, и прибой оглушал своим шумом. В десятом часу вечера заметили, что одно судно дрейфует, и через несколько минут оно было выброшено между устьем р. Сочи и возводимым укреплением. Скоро после того и остальные 6 купеческих судов были выкинуты неподалеку одно от другого и от укрепления, но люди все спасены отрядом под командованием лейтенанта Скоробогатого. Фрегат и корвет стояли; однако ж частым показанием фальшфейеров извещали о близкой опасности. Вскоре сближение этих огней с берегом не оставляло ни малейшего сомнения, что оба судна сильно дрейфуют. В первом часу ночи огни «Месемврии», отдаляясь постепенно к стороне Констан-тиновского мыса, совсем скрылись. Вслед за тем фрегат был выброшен в двух кабельтовых ниже купеческого судна. Через час узнали от выплывшего последнего матроса, что в двух верстах от фрегата за мысом Соча-Быхт выкинут на берег корвет «Месемврия».
Подробности этого крушения не сохранились. Известны только последствия.
Экипаж корвета «Месемврия» спасся с оружием в руках и под начальством командира ретировался к лагерю и дошел без значи¬тельной потери. Но старший офицер корвета лейтенант Зорин с немногими матросами не хотел оставить его, пока все больные не будут спасены на берег. Такое благородное понятие о своем долге в минуту неминуемой опасности между бурунами... достойно храброго моряка. Но он дорого заплатил за великодушие. Его взяли в плен со всеми оставшимися на корвете и надолго увели в горы.
Команда фрегата также спаслась, но не вся. Более 30 человек погибло под шашками и в прибоях, а фрегат «Варна», избитый в бурунах и оставленный горцами, сожжен ими в ту же ночь в виду нашего отряда.
Отряду у Сочи удалось спасти только зафрахтованное судно с быками, назначенное в лагерь начальника береговой линии генерала Раевского. Генерал Самборский взял быков и Раевского уведомил своим отношением. «Жалею, отвечал ему Николай Николаевич, что быки мои остались вам, а не горцам, ибо тогда я бы их отнял, а теперь остаюсь при отношении в. пр-ва и без быков».9
Проанализировав обстоятельства происшествия, свой и других опыт плавания у кавказских берегов, адмирал М. П. Лазарев составил и издал Инструкцию командирам военных судов, крейсирующих у берегов Кавказа, на случай штормовой погоды. Составлял эту инструкцию, вероятно, сам М. П. Лазарев, так как кавказский район Черного моря был ему хорошо знаком. Всего только за 18 дней до чрезвычайного происшествия М. П. Лазарев высаживал десант в Туапсе, во главе эскадры из семи линейных кораблей и четырех фрегатов, брига «Фемистокл» и тендера «Луч», флаг свой команду¬ющий флотом держал на линейном корабле «Силистрия», которым командовал капитан 1 ранга П. С. Нахимов. Начальником походного штаба у М. П. Лазарева был капитан-лейтенант В. А. Корнилов, который сам разрабатывал порядок высадки и сам командовал левым флангом отряда гребных высадочных средств при высадке десанта. В этом походе на «Силистрии» был молодой Айвазовский, там же он написал картину «Десант генерал-майора Н. Н. Раевского в Туапсе 12 мая 1838 года».
Имя адмирала М. П. Лазарева еще при его жизни специальным императорским указом за выдающиеся военные заслуги было присвоено одному из укреплений черноморской береговой линии, построенному на западном, правом, берегу реки Пзеузапсе на низменном мысу. Это название — Лазаревское — сохранилось до сих пор.
* * *
Большая часть кораблей Черноморского флота, погибших за полтора века, разбилась у берегов Кавказа, Дуная, а также в Азовском море. Конечно, трудно ожидать, что корабли сохрани¬лись — они разбиты штормами, но вот корабельное снаряжение с них наверняка находится в местах гибели. Подтверждением этому являются совсем недавние (1992—1993 гг.) поиски и обследования остатков английских кораблей, погибших во время одного из штормов в Крымскую войну недалеко от Севастополя. На небольшой глубине были обнаружены набор корабля (киль и шпангоуты), пушки, часть такелажа и даже бутылки шотландского виски, кстати, прекрасно сохранившегося...
Один из уже упоминавшихся кораблей, тендер «Струя», тонул дважды. Первый раз в 1848 г, в Новороссийске. Для уверенной стоянки в Цемесской бухте во время штормовой боры были поставлены бочки на так называемых мертвых якорях, т. е. якорях с большими металлическими, или каменными, массивами-грузами. На одной из таких швартовых бочек и затонул тендер «Струя», когда началась бора. В июле-августе этого же 1848 г. контр-адмирал П. С. Нахимов, возглавлявший тогда отряд кораблей у Кавказского побережья, провел операцию по подъему этого тендера. С помощью водолазов были подняты орудия, якоря, другие тяжелые вещи корабельного оборудования, помещения очищены от ила, и двумя коллекторами тендер «Струя» был поднят на поверхность.
Тендер после подъема был отбуксирован в Севастополь, восста¬новлен, после чего еще проплавал несколько лет, но море все же свою жертву не отпустило — в 1855 г. он затонул, на этот раз окончательно, в районе Еникале.