Предисловие

Вид материала

Биография

Содержание Третье военное лето

Подобный материал:

• Содержание предисловие  3 Введение, 2760.07kb.
• Томас Гэд предисловие Ричарда Брэнсона 4d брэндинг, 3576.37kb.
• Электронная библиотека студента Православного Гуманитарного Университета, 3857.93kb.
• Е. А. Стребелева предисловие,, 1788.12kb.
• Breach Science Publishers». Предисловие. [3] Мне доставляет удовольствие написать предисловие, 3612.65kb.
• Том Хорнер. Все о бультерьерах Предисловие, 3218.12kb.
• Предисловие предисловие petro-canada. Beyond today’s standards, 9127.08kb.
• Библейское понимание лидерства Предисловие, 2249.81kb.
• Перевод с английского А. Н. Нестеренко Предисловие и научное редактирование, 2459.72kb.
• Тесты, 4412.42kb.

ТРЕТЬЕ ВОЕННОЕ ЛЕТО

От Москвы до Умани. - Идем в прорыв! - Житомирская притча. - На полях

Галиции. - Львовский поворот.

В третий раз я участвовал в боевых действиях на полях гражданской войны

летом 1920 года. Кончалась вторая передышка. Многие фронтовые армии,

незадолго до этого превращенные Советским правительством в трудовые и

направленные на восстановление транспорта, шахт и на заготовку дров, опять

стали под ружье.

С запада и с юга Советской России угрожала новая опасность. Хорошо шли

дела у нас на востоке, на севере и на Кавказе. Но в Крыму собирал остатки

деникинцев провозглашенный "главнокомандующим вооруженными силами юга

России" барон Врангель. А на западе буржуазно-помещичья Польша упорно не

хотела идти на мир. Воззвание ВЦИК к Польше осталось без ответа. Вскоре

белопольские войска перешли в наступление, а 25 апреля захватили Киев.

12 мая в РСФСР вновь ввели военное положение. Командующим Западным

фронтом назначили М. Н. Тухачевского. 15-я и 16-я армии должны были нанести

по белополякам основной удар. Тем временем Юго-Западный фронт обязан был

очистить от врага Центральную Украину. Командующий фронтом А. И. Егоров

спешно стягивал силы в район Приднепровья. Газеты оповестили о партийных и

рабочих мобилизациях. Уже отдавшие ранее фронтам лучших людей, пролетарские

центры страны слали на запад и юго-запад новые рабочие полки. Сворачивались

занятия на командирских курсах, и молодых красных офицеров досрочно

направляли в действующую армию. Опустела и наша академия. В мае большая

группа слушателей была откомандирована в Харьков, где находился штаб А. И.

Егорова.

До Харькова мы добирались кто как мог. Одна из групп "академиков" (как

нас называли в шутку) попала в вагон, который прицепили к поезду члена

Реввоенсовета фронта И. В. Сталина. Другим членом РВС Юго-Западного фронта

назначили латыша Рейнгольда Иосифовича Берзина. Талантливый литератор,

участник первой русской революции, \50\ прапорщик-фронтовик в дни мировой

войны, один из руководителей боевых операций против белопольского корпуса

Довбор-Мусницкого после Октября, главнокомандующий так называемым Западным

революционным фронтом, а потом Северо-Урало-Сибирским фронтом и 3-й армией

против Колчака, инспектор армии Советской Латвии, затем член Реввоенсовета

ряда фронтов, Берзин был надежным и стойким человеком. Я познакомился с ним

несколько позже. Не знал я раньше лично и И.В. Сталина, хотя слышал о нем,

находясь на Южном фронте годом раньше.

Прибыв в Харьков, мы отправились в штаб фронта. Его начальник И. Н.

Петин не пожалел для нас доброго часа. Он обстоятельно рассказал об

обстановке, ввел в курс событий и упомянул, что служить мы будем в 1-й

Конной армии. Эту армию уже в то время знали все. Каждый слышал, как

небольшой кавалерийский отряд Буденного, постепенно становясь полком,

бригадой, дивизией, корпусом, армией и набираясь опыта, громил вражеские

войска Краснова, Богаевского, Мамонтова, Шатилова, Врангеля, Шкуро,

Сидорина, Улагая, Покровского и других белоказачьих атаманов и деникинских

генералов. Воевать под конармейским знаменем было немалой честью. Вместе с

тем это означало, что нам предстояло очень скоро принять самое активное

участие в операциях, ибо кого-кого, а уж Конармию держать в резерве не

будут. И мы с нетерпением ждали минуты, когда вольемся в этот коллектив,

овеянный боевой славой. Но начштаба повел нас сначала к командующему

фронтом. Александр Ильич Егоров тепло напутствовал молодых генштабистов,

после чего с нами пожелал встретиться И. В. Сталин.

В комнате Сталина беседа текла дольше. Мы сидели и отвечали на вопросы,

а член Реввоенсовета фронта ходил, покручивая в руках трубку, неторопливо

задавал нам вопросы, выслушивал ответы и снова спрашивал. Сотни раз с тех

пор беседовал я со Сталиным и в похожей, и в иной обстановке, но, конечно, в

тот момент о будущем я не мог и подозревать. Кто бы мог подумать, что

наступит время, когда мне доведется в качестве начальника Генштаба,

заместителя наркома обороны и командующего фронтами разговаривать с этим же

человеком - Генеральным секретарем ЦК нашей партии, Председателем Совета

Народных Комиссаров и Верховным главнокомандующим! Однажды, уже после

Великой Отечественной войны, Сталин спросил \51\ меня: "Товарищ Мерецков, а

с какого времени мы, собственно говоря, знакомы?" Я напомнил ему о поезде

Москва - Харьков и о майской беседе 1920 года. Сталин долго смеялся, слушая,

как я тогда удивился, что первый вопрос, который он задал группе

генштабистов, касался того, знакомы ли мы с лошадьми. Действительно,

разговор шел в тот раз сначала примерно такой:

- Умеете ли вы обращаться с лошадьми?

- Мы все прошли кавалерийскую подготовку, товарищ член Реввоенсовета.

- Следовательно, знаете, с какой ноги влезают в седло?

- А это кому как удобнее! Чудаки встречаются всюду.

- А умеете перед седловкой выбивать кулаком воздух из брюха лошади,

чтобы она не надувала живот, не обманывала всадника, затягивающего подпругу?

- Вроде бы умеем.

- Учтите, товарищи, речь идет о серьезных вещах. Необходимо срочно

укрепить штабы 1-й Конной армии, поэтому вас туда и посылают. Тому, кто не

знает, как пахнет лошадь, в Конармии нечего делать!

Штаб фронта перемещался тогда в Кременчуг. Добравшись вместе со штабом

до этого города, мы должны были дальше уже сами искать Конармию,

находившуюся где-то на подходе к Умани. В штабе фронта нам сказали, что

основной штаб Конармии разместился в Елисаветграде, а там будто бы нетрудно

узнать, где остановился полевой штаб. Начальник основного штаба Н. К.

Щелоков оказался в отлучке, но и без него выяснилось, что прямого

железнодорожного пути из Елисаветграда в Умань нет. Лошадей нам обещали дать

только в дивизиях. Значит, трактом через Новоукраинку, Тишковку.

Новоархангельск и Бабанку не поедешь. А железная дорога описывала крюк: либо

северный - через Смелу, Шполу и Тальное, либо южный - через Помошную и

Гайворон. Как же добраться поскорей? Нас было несколько человек, вчерашних

слушателей академии, направленных к С. М. Буденному в качестве штабных

работников. Мы понимали, что нас ждут, да и сами не хотели опаздывать: через

два дня должно было начаться наступление.

Вот и Умань. Пройдя через бесконечные сторожевые посты (сразу бросалось

в глаза, что охрана штабов стоит на высоте), мы явились к армейскому

начальству. Один красный казак поинтересовался, чего мы тут шляемся. \52\

Ответили, что мы из Академии Генштаба. "Пленные?" - ухмыльнулся тот.

"Смотри, - говорим, - как бы мы тебя самого сейчас в плен не взяли!" Парень

сделал большие глаза и пошел докладывать.

Мы думали, что увидим начальника полевого штаба С. А. Зотова, но к нам

вышли первый член Реввоенсовета армии, он же командарм, Семен Михайлович

Буденный и второй член РВС Климент Ефремович Ворошилов (с третьим членом РВС

Сергеем Константиновичем Мининым мы познакомились позже). Оглядев нас с ног

до головы, Ворошилов заметил: - Вероятно, нам неправильно о вас доложили. -

Нет, - возражаем, - мы действительно генштабисты, вот наши предписания.

Завязался разговор. Так я впервые познакомился с двумя славными героями

гражданской войны. Потом нас накормили и поторопили с отъездом в свои

дивизии. Меня определили в 4-ю кавалерийскую дивизию Д. Д. Коротчаева

помощником начальника штаба дивизии И. Д. Косогова по разведке. Другой

помощник ведал оперативной работой.

Ко мне назначили писарем одного бывшего студента; сказали, что он

грамотный товарищ, но неорганизованный. Он действительно оказался неплохим

работником, строчил бумаги бойко, я с удовольствием избавил себя от излишней

писанины, целиком отдавшись постановке разведки. В мои обязанности входило

представлять начальнику штаба дивизии проект дивизионного донесения в штаб

армии, для чего вначале нужно было собирать разведданные. В целом разведка в

Конармии была хорошей, но о новом противнике знала мало. Штаб фронта в

туманных выражениях сообщил, что против нас стоят пехотные части 2-й

польской армии, кавалерийская дивизия Карницкого и отряды бывшего царского

офицера, в тот момент атамана Куровского. Начальник разведотдела армии И. С.

Строило сам не имел достаточных сведений о враге.

Прежде всего, я не понимал, почему мы воюем с белополяками, а

натыкаемся всюду на банды Куровского. Позднее выяснилось, что белополяки

выставили бандитов по всей линии фронта как заслон. О силах своих хозяев

бандиты ничего толком не знали, да и воевали кое-как. Набранные в основном

из всякого сброда, они относились к числу тех, кто годом раньше именовал

себя "зелеными", а теперь окончательно скатились в лагерь контрреволюции.

\53\

В конце мая 4-я дивизия прорвала бандитский заслон и вступила в

соприкосновение с солдатами Юзефа Пилсудского. И тут сразу продвижение

замедлилось. - Слушай, разведка, - говорил начштаба, - где твои глаза? Мы -

конница. Наша работа - прорваться на фланге, ударить по тылам, атаковать

огнем и клинком, применяя маневр на широком просторе, а не тянуть дивизию на

проволочные заграждения. Ищи обход!

Я и сам видел, что Конармия зачастую воюет не по-кавалерийски, а

постоянно спешивается, чтобы пробиться через проволоку и окопы. Так фронта

не прорвешь! Но где найти этот проклятый обход?! Немногочисленные пленные в

один голос твердили, что всюду одно и то же. Разведотряды, куда я их ни

направлял, натыкались на плотный артиллерийско-пулеметно-ружейный огонь и

глубоко эшелонированную оборону. Может быть, комбриги что-либо знали? Стал я

выспрашивать командиров бригад. Комбриг-3 А. А. Чеботарев охотно отвечал на

вопросы, но сам недоумевал, где найти обход. Он говорил, что прошедшей зимой

под Батайском бригады напоролись на прочную оборону деникинцев в болотах и

тоже успеха не добились. Нужно менять в таких случаях тактику боя, искать

что-то новое. А комбриг-1 Ф. М. Литунов в ответ на мои вопросы ворчал: - Кто

у нас разведка, ты или я? Это твое дело показать мне, как расположился

противник, а мое дело воевать.

Комбрига-2 И. В. Тюленева мне редко удавалось поймать. Кончился бой,

лезу в самую гущу, а комбриг уже уехал смотреть трофеи. Я за ним в трофейную

команду, а он уже у начдива. Я к начдиву, а Тюленев успел доложить обо всем,

что узнал, и опять ускакал в полки.Только позднее я сообразил, что в

некоторых случаях следует получать сведения и у самого начдива.

Постепенно выяснилось, что наши соседи испытывают те же затруднения. И

6-я дивизия С. К. Тимошенко, и 11-я дивизия Ф. М. Морозова, и 14-я дивизия

А. Я. Пархоменко никак не могут преодолеть оборону противника и нащупать

место для прорыва. Стало ясно, что здесь совершенно иные условия борьбы,

нежели в степях Восточной Украины, Дона и Кавказа. Для меня это был полезный

урок. Как Южный фронт в 1919 году был не похож на Восточный в 1918 году, так

теперь Юго-Западный был не похож на Южный. Как же действовать кавалерии в

условиях глубоко эшелонированной обороны противника? Искать, где она \54\

слабее. Затем отказаться от линейных фронтальных атак, собрать все силы в

кулак, прорвать оборону в этом слабом месте и уйти в рейд, а там громить

вражеские тылы.

Следует отдать должное польскому солдату. Солдаты воевали хорошо. Этому

искусно способствовала буржуазная националистская пропаганда. Войскам

противника назойливо внушали, что в их руках "судьба родины". В 1772 году

Пруссия, Австрия и Россия осуществили первый раздел Польши, в 1793 году -

второй раздел, в 1795 году - третий. Воссозданное Наполеоном герцогство

Варшавское частично снова отошло в 1815 году к России. В 19-18 году

независимая Польша возродилась, а вот теперь русские опять хотят-де ее

покорить. Это действовало. Уланы и жолнежи, даже окруженные, дрались до

последнего и сначала в плен сдавались редко.

Только длительная интернационалистская пропаганда, разъяснение польским

солдатам смысла происходивших событий, разоблачение грязной политики

пилсудчиков и установление прямого контакта с польским пролетариатом могли

дать здесь должный эффект. Но на это требовалось время. А пока что

интервентов, на которых сделали ставку международный империализм и

реакционная белогвардейщина, необходимо было привести в чувство мощным

ударом. И Конармия стала его готовить.

Удар наносила под Озерной наша 4-я дивизия. За ней следовала 6-я.

Фланги обеспечивали 14-я и 11-я. Нам противостояли соединения бывшей, только

что расформированной 2-й польской армии, попавшие в стык между оборонявшими

Киев 3-й и Винницу 6-й польскими армиями.

Перед буденновцами поставили задачу пробиться к Бердичеву и разгромить

вражеские тылы. 5 июня после затяжного и яростного боя противник дрогнул.

4-я дивизия ворвалась в Ягнятин, форсировав реку Ростовицу. Справа и слева

прорвались наши 14-я и 11-я дивизии, а в Озерную вошла 6-я дивизия. Теперь

вся Конармия вклинилась в расположение вражеских войск, которые пытались

сжать нас с боков. По флангам Конармии ударили кавдивизия Карницкого с

севера, кавбригада Савицкого и пехота - с юга. Но Буденный не стал

отбиваться на флангах, а повел армию вперед, в глубокий рейд на

северо-запад. Сзади нас сомкнулось польское кольцо. Так начался знаменитый

Бердичевский прорыв. Еще через три дня 4-я кавдивизия ушла на Житомир, с

ходу овладела им, освободив несколько тысяч \55\ пленных красноармейцев,

потом повернула на восток и установила связь неподалеку от местечка Брусилов

с Фастовской группой войск во главе с И. Э. Якиром. Это означало, что между

Киевом и Винницей практически был создан "красный коридор".

Теперь можно было ударить с тыла по 3-й польской армии и освободить

Киев. Однако вместо нас на Киев стала надвигаться с юга наша Фастовская

группа, а Конармия снова повернула на запад. Я расценил это как

необходимость продолжать рейд по вражеским тылам. 4-я дивизия вторично

выбила польский гарнизон из Житомира и овладела городом. Начштаба ставил

передо мной все новые задачи, требуя разведки в направлении то Киева, то

Радомысля, то Коростеня, то Новоград-Волынского, то Шепетовки, то Бердичева,

иными словами - во все стороны. Но дивизия пока не двигалась с места.

Оказалось, что связь со штабом фронта была временно утрачена, перспективных

же задач и примерного плана действий после прорыва мы не имели.

В те дни в Житомире со мной случилось одно происшествие. Занятый делом,

я не мог подумать о квартире и сказал об этом коменданту штаба дивизии. Тот

нашел мне комнату и дал адрес, сказав, что в этом доме живет будто бы бывший

генерал-губернатор. Прихожу я туда с ординарцем. Встречает нас молодая

хозяйка со своим отцом и говорит, что комната занята для господина красного

офицера, начальника разведки. "То есть для меня", - пояснил я ей,

расположился и ушел в штаб, а там заметил коменданту, что кто-то проболтался

жителям и они знают о квартирантах лишнее: плохо храните военную тайну,

дескать.

Освободившись на час, отправился я отдохнуть. Гляжу, сидит наша хозяйка

и плачет. В чем дело? "Красные арестовали отца за шпионаж", - отвечает.

Звоню в особый отдел: надежна ли моя квартира? Особисты отвечают, что

надежна, хозяина не они арестовали, но знают, кто это сделал, и сейчас

распорядятся об освобождении. Успокоил я бедную женщину и вернулся по

срочному вызову в штаб. Через час с разрешения Косогова опять пошел

отдохнуть. Хозяин находился уже дома, но сидел угрюмый. Оказалось, что

арестовали его дочь. Снова звоню в особый отдел. Особисты отвечают, что не

они арестовали, однако знают, кто это сделал, и сейчас распорядятся об

освобождении. Еще \56\ через полчаса сияющая женщина переступила порог

своего дома.

Оказалось, что это комендант штаба так глупо и мелко мстил людям за

собственную болтовню. Его сурово наказали. Ведь из таких "мелочей" слагалось

отношение мирного населения к Красной Армии. Это тоже была по-своему

политическая агитация, в которой ничем нельзя было пренебрегать, чтобы не

дать пищу вражеской пропаганде.

Даже не двигаясь с места, Конармия морально давила на войска

Пилсудского. Пленные показывали, что польские тылы охватила паника, что идет

лихорадочная переброска подкреплений в район прорыва, а 3-я польская армия

отступает из Киева, боясь окружения. Так чего же мы ждем? Скорее нужно

отрезать ей пути отхода! И тут наконец прибыл долгожданный приказ из штаба

фронта. 1-я Конная изготовилась к новым активным действиям. 6-ю и 11-ю

дивизии Буденный повел на юго-запад, чтобы прикрыть зону прорыва от

флангового удара со стороны следующих по пятам нашей армии польских уланов и

пехоты. 4-я и 14-я дивизии под командованием Ворошилова двинулись на

Радомысль, чтобы затем резко повернуть на северозапад и ударить по

группировке в районе Коростеня. Таким образом, армия временно разделилась. А

ночью, неподалеку от Коростеня, нас атаковал скрытно подобравшийся

противник. Я был дежурным по штабу, объявил боевую тревогу и разбудил

Ворошилова, а он тотчас бросил бригады в контратаку.

В течение суток обе стороны с переменным успехом вели напряженный бой.

Все же мы отбросили врага, но он ценой потери части своей 7-й пехотной

дивизии спас другие дивизии, отступавшие из Киева на Коростень. В этом

сражении я был ранен. Уже уезжая в госпиталь и лежа пластом на тачанке,

узнал, что место начдива-4 занял комбриг Литунов.

Примерно с неделю я лежал в киевском лазарете. Затем еще с неделю,

ковыляя, ходил по городу, пользуясь случаем, чтобы осмотреть его. А как

только рана затянулась, вернулся в Житомир. Теперь это уже был тыл.

Стремительный конармейский прорыв привел к краху всей польской обороны.

Успешно действовал и Западный фронт. По всей линии боев белополяки

отступали. В Житомире мне сказали: "Если хотите догнать свою дивизию,

седлайте коня \57\ и скачите в Ровно. Пока там еще паны. Но когда доскачете,

будете как раз!" Я так и сделал.

Ехать пришлось двое суток. Вся дорога от Новоград-Волынского через

Корец была усеяна польскими повозками, брошенными орудийными лафетами и

другими следами недавних горячих боев. Навстречу вели группы вражеских

пленных. Наступило 4 июля. Впереди слышалась канонада. Заходящее солнце

поливало золотом ивовые заросли вдоль русла Горыни, где мы остановились

поздно вечером напоить лошадей. А еще через несколько часов, спотыкаясь о

спящих прямо на земле бойцов, мы с ординарцем шагали по улицам ночного

Ровно, из которого только что был выбит противник.

На этот раз меня направили к С. К. Тимошенко, в 6-ю дивизию, на ту же

должность помнаштадива. Начальником штаба здесь был К. К. Жолнеркевич. Он

возложил на меня обязанности помощника не только по разведке, но и по

оперативной работе. Это оказалось чрезвычайно полезным с точки зрения

приобретения необходимых познаний. Вообще ни 1918, ни 1919 год, вместе

взятые, не дали мне столько боевого опыта, сколько получил я в 1920 году,

когда служил в Конармии.

Долгие годы находился я под впечатлением того, чему научил меня

командарм С. М. Буденный. Что касается разведки, то в течение июля она

носила особый характер. Наступили дни, о которых потом пели в известной

песне:

"Даешь Варшаву, дай Берлин..." Казалось, что русская социалистическая

революция уже шагнула за государственные границы, что вот-вот она сомкнется

с неизбежным пролетарским восстанием в Польше, Северной Германии, Австрии,

Румынии, что возродятся советские Венгрия и Бавария. Подъем рабочего

движения в странах Европы позволял надеяться, что всемирное торжество

трудящихся уже близко. В конце июля возник Польский временный революционный

комитет. В начале августа образовался Ревком Советской Галиции.

В этих условиях перед Западным и Юго-Западным фронтами была поставлена

задача сходящимися ударами с северо-востока и юго-востока пробиться к

Варшаве. Войска М. Н. Тухачевского, освободив Минск, быстро шли на Вильно и

через Пинск на Брест. Войска А. И. Егорова подтягивались к ним, постепенно

поворачивая на северо-запад своим левым флангом и как бы обтекая Галицию.

12-я армия \58\ Г. К. Восканова оперировала в районе Сарн, готовясь идти на

Ковель. Конармия нацеливалась на Луцк с перспективой Владимир-Волынский -

Замостье - Люблин. Группа И. Э. Якира получила полосу Кременец - Броды -

Рава-Русская. 14-я армия М. В. Молкочанова, действуя в Галиции, прикрывала

Юго-Западный фронт со стороны Румынии. Теперь ближайшей задачей дивизионной

разведки становилось прощупывание подходов к Луцку, и я работал над

изучением рубежа Цумань - Олыка - Маинов.

И вдруг все переменилось. Из штаба фронта прислали указание о перемене

оперативного направления: мы становились лицом не к Владимиру-Волынскому, а

ко Львову, Якир - к Стрыю, 14-я армия - к Станиславу, то есть весь фронт

менял северо-западный курс на юго-западный. Так было положено начало тому

плану, который в период наивысшего напряжения боев привел к действиям

Западного и Юго-Западного фронтов по расходящимся линиям и в конечном итоге

явился одной из причин неудачи нашего наступления в Польше.

Конармия вела бои в четырехугольнике Здолбунов - Кременец - Броды -

Дубно. Сражения носили чрезвычайно ожесточенный характер. Кавалеристы

превращались в пехоту: подскакав к позициям врага, очень редко атаковали их

в конном строю, а чаще спешивались и под ураганным огнем, нередко ползая

по-пластунски, действовали как егеря. Прорвем одну полосу обороны, но тут же

встречаемся со второй, третьей.

Шла полупозиционная война, вроде той, какую мы вели в конце мая возле

Белой Церкви. Люди вымотались, беря свое лишь урывками. Порой бойцы

засыпали, лежа в поле под вражеским огнем. Многие, будучи раненными,

оставались в строю. Все почернели и осунулись. Не хватало патронов,

продовольствия, фуража. Ремонтные комиссии не справлялись с поставкой

лошадей. Отсутствовало пополнение людьми. Но никакой передышки или хотя бы

кратковременного отдыха не предвиделось. Напротив, ожесточенность боев

непрерывно нарастала. В начале августа 6-я дивизия пыталась дезорганизовать

войска противника между Козином и верховьями Стыри, однако безуспешно. РВС

армии временно отстранил от должности и перевел в резерв начдива Тимошенко и

начштаба Жолнеркевича. Их место заняли бывший комбриг-2 И, Р. Апанасенко и

недавно \59\ приехавший на фронт слушатель Академии Генштаба Я. В. Шеко.

Неделя с 4 по 11 августа прошла в сражении за переправы через Стырь и

за подступы к Радехову. Новое руководство дивизии действовало очень

энергично, что оказалось кстати, так как вконец измотанные 4-ю и 11-ю

дивизии С. М. Буденный своей властью вывел на отдых, а в первом эшелоне

Конармии остались наша и 14-я дивизии да Особая кавбригада. Подчиненные

Буденному соседи тоже напрягали все силы: на севере пехота взяла Луцк; на

юге Золочевская группа И. Э. Якира с кавбригадой Г. И. Котовского и

червоноказачьей дивизией В. М. Примакова упорно наступали на Ясенов.

Апанасенко получил задачу овладеть Буском.

Это означало, что нашим бригадам доведется в ближайшие дни воевать в

непролазных болотах по течению Буга. За нашей дивизией будет продвигаться

4-я. Поэтому мы должны были позаботиться о переправах не только для себя, но

и для товарищей. Несколько дней я по особому заданию отыскивал броды на

речках, конские тропы в заболоченных перелесках и готовил с выделенной

командой подручные средства для переправы, а потом временно исполнял

обязанности начальника штаба дивизии.

В середине августа Конармия собиралась перейти в общее наступление,

когда была остановлена встречным и фланговым ударами поляков. Развернулись

напряженные бои. Вскоре Конармию известили о переподчинении ее Западному

фронту. Тем самым наступление на Львов отменялось. И как раз в это время я

был отозван из-под Львова на третий курс Академии Генерального штаба (наряду

со многими другими ее слушателями, тоже находившимися на фронтах).

Считаю не лишним повторить, что месяцы, проведенные в рядах Конной

армии, сыграли очень большую роль в моем формировании как красного

командира. Во всяком случае, вплоть до середины 20-х годов мои взгляды на

военное искусство и практическое их воплощение в жизнь определялись опытом,

вынесенным именно из боевых операций 4-й и 6-й дивизий 1-й Конной армии.

Немало способствовала этому в дальнейшем и моя служба в Московском военном

округе, которым вплоть до осени 1925 года командовал К. Е. Ворошилов. Если

период с лета 1917 года до лета 1920 года был как бы первым этапом моего

созревания как \60\ военачальника, то последующие пять лет явились вторым

этапом, связанным с усиленным изучением опыта гражданской войны и участием в

проведении охватившей тогда Красную Армию реформы.