Geum.ru

Концепция «антологического рода» у в. Г. Белинского

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
Т. Г. МАЛЬЧУКОВА

Петрозаводский государственный университет

КОНЦЕПЦИЯ «АНТОЛОГИЧЕСКОГО РОДА»

У В. Г. БЕЛИНСКОГО

Упомянутое в заглавии статьи понятие в современном литературоведении, в частности в пушкиноведении, является широко — если не общеупотребительным. Оно кажется исследователям столь бесспорным, что предпочитается иногда даже авторским жанровым определениям. Так, в названии пушкинского цикла «Анфологические эпиграммы» авторское обозначение жанра («эпиграммы») толкуется как дополнительное указание на краткость антологического стихотворения1. Анфологические эпиграммы считаются таким образом либо инонаименованием, либо частью антологической поэзии, которая, в свою очередь, понимается либо как подражание древнегреческим эпиграмматическим антологиям, либо — в широком значении — как «подражание древним» вообще2.

На первый взгляд, перед нами, действительно, соотношение части и целого и нет существенного отличия в том, называть ли пушкинский цикл 1830 года «Анфологические эпиграммы» или «Антологические стихотворения». Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что разница есть, и немалая. Анфологические эпиграммы — это объединение жанровое, антологические стихотворения — объединение тематическое. (Истолкование этого тематического объединения как антологического жанра (рода) — результат исторического соседства и аналогии, заимствования тематической классификацией лирики единиц исторически предшествующей жанровой классификации). Как объединение тематическое антологическая поэзия предполагает «подражание древним» и тем самым исключение явной модернизации, по крайней мере, сглаживание, нивелировку современных и местных черт. Анфологическая эпиграмма — разновидность античной эпиграмматической поэзии, а именно, эпиграмма греческого типа, «без соли», преимущественно описание предмета

_______

1 Грехнев В. А. «Анфологические эпиграммы» А. С. Пушкина//Болдинские чтения. Горький, 1976. С. 38.

2 Кибальник С. А. Антологические эпиграммы Пушкина//Пушкин. Исследования и материалы. Т. XII. Л.: Наука, 1986. С. 153. Он же. Русская антологическая поэзия первой трети XIX века. Л.: Наука, 1990. С. 5—6.

27


искусства, «надпись или лирический отрывок», подобно другим классическим жанрам, усвоенным литературами европейского круга — трагедии, комедии, эпосу, оде, элегии, идиллии, насмешливой эпиграмме римского (Марциалова) образца — не только не исключает, но в определенные периоды литературного развития, особенно в эпоху романтизма, прямо предусматривает современное содержание и «местный колорит». Эти современные и местные черты показательно подчеркнуты Пушкиным в его «Анфологических эпиграммах». Первое стихотворение этого жанрового цикла называется «Царскосельская статуя», во втором — «Отрок» — упоминается студеное северное море, третье — «Рифма» — выносит в заглавие отличительный признак новоевропейской поэзии в противоположность нерифмованной поэзии древних, в четвертом стихотворении присутствуют такие мотивы романтической литературы, как романтическая грусть и трагическое одиночество художника в железном веке.

Не нужно думать, что сейчас идет речь о предпочтительности одного из синонимических обозначений или об избыточной тонкости в определении понятий, что данный случай из тех, о которых народная пословица говорит «хоть горшком назови, лишь в печь не ставь». Нет, этот случай скорее обратный: здесь как назовешь, так и используешь, так и истолкуешь. Что спор идет не о словах, безотносительных к существу дела, показывают различные, даже прямо противоположные интерпретации текстов.

Если толковать пушкинский цикл 1830 года как антологические стихотворения, т. е. как «подражание древним», то приходится, не замечая современных и местных черт в их содержании, понимать их в абстрактно-философском плане как мифологизированный рассказ о вечности судьбы, бытия и человеческой печали («Царскосельская статуя»), о зове судьбы («Отрок»), о происхождении поэзии («Рифма»), о произведении искусства и чувствах художника («Труд»)3. Если идти от авторского жанрового обозначения «Анфологические эпиграммы», то смысл их будет другой. Используя жанр древнегреческой надписи-описания классических памятников (о чем говорит не только название цикла, но и характерный стихотворный размер и скупой, как бы лапидарный стиль) для описания современной скульптуры («Царскосельская статуя»), судьбы национального поэта-просветителя («Отрок»), происхождения и развития новоевропейской поэзии («Рифма»), наконец, для

_______

3 Грехнев В. А. «Анфологические эпиграммы» А. С. Пушкина//Болдинские чтения. С. 31—49; Григорьева А. Д. Опыты в антологическом роде//Григорьева А. Д., Иванова H. Н. Язык лирики XIX века. Пушкин. Некрасов. М.: Наука, 1981. С. 120—154.

28


изображения чувств при завершении собственного произведения, автор со- и противопоставляет «век золотой» и «век железный», сравнивает и уравнивает искусство классическое и искусство современное, национальное. Пушкин по-своему решает здесь двухвековой спор «о древних и новых», утверждая преемственную связь и равноценность древней и новоевропейской поэзии («Рифма»), а также классическое значение национального русского искусства («Царскосельская статуя», «Отрок», «Труд»)4.

Различные интерпретации текста, как известно, составляют предмет исследования рецептивной эстетики. Еще больший интерес для этого направления филологической науки представляет сам термин «антологический род (жанр)» как синоним «подражания древним». Этимологическому значению определения («антологический» — относящийся к антологии, собранию мелких образцовых стихотворений) это понятие не соответствует5, аналогий в литературах западноевропейского круга не имеет6. Таким образом, это понятие само по себе является по-

_______

4 Мальчукова Т. Г. О жанровых традициях в «Анфологических эпиграммах» А. С. Пушкина//Жанр и композиция литературного произведения. Петрозаводск, 1986. С. 64—82.

5 См. значения греческого слова anthologia: 1) собрание цветов, цветник; 2) доcл. собрание цветов, цветник, перен. антология — сборник мелких избранных стихотворений.

6 В статьях об антологии советские энциклопедические издания приводят сведения об антологической поэзии как о специфическом явлении русской поэтической культуры первой половины XIX века: «Антологические стихи (термин 1-й половины XIX века) — стихи в античном духе, например, «К престарелой красавице» К. Н. Батюшкова или «Нереида» А. С. Пушкина, позднее некоторые стихи Н. Ф. Щербины, А. Н. Майкова» (Большая советская энциклопедия. 3-е изд. М., 1970. Т. 2. С. 92); «В первой половине 19 века в России Антологиями назывались сборники античной поэзии, а антологическими — стихи, написанные на темы и в манере античной литературы (некоторые стихотворения К. Н. Батюшкова, А. Н. Майкова, Н. Ф. Щербины и др.)» (Краткая литературная энциклопедия: В 9-ти т. М.: Советская энциклопедия, 1962. Т. 1. С. 244); «до середины 19 в. в России Антологиями назывались сборники в основном только античной поэзии и антологическими — стихотворения, переведенные с латинского и древнегреческого языков, а также написанные на темы и по образцу античных (см. Собр. соч. Пушкина, Батюшкова и др.)» (Словарь литературоведческих терминов. М.: Просвещение, 1974. С. 20); «В начале 19 в. в России Антологиями назывались лишь сборники античной поэзии, а антологическими — стихи, написанные на мотивы и в манере античных авторов» (Литературный энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1987. С. 30). Зарубежные энциклопедические издания этих сведений не дают и подобных явлений в истории западноевропейских литератур не отмечают. «Антология» толкуется в них как «собрание небольших образцовых произведений, независимо от их содержания», а антологический — как «относящийся к антологии». В новоевропейской литературе «Антология» означает собственно «сборник образцовых лирических стихотворений или, ỳже, стихотворений определенного жанра, тем и мотивов; в широком смысле это — собрание отдельных небольших текстов или законченных отрывков из более об-

29


рождением рецептивной эстетики, феноменом, любопытным тем более, что соответствующий термин вошел не только в литературоведение, но и в литературу. А. Майков и Н. Щербина пи-

_______

ширных произведений наподобие хрестоматии» (Der grosse Brochaus. Sechzehnte, völlig neubearbeitete Auflage in zwölf Bänden. Wiesbaden, 1953. Bd. 1. S. 309); («Антология — собрание избранных литературных текстов, стихотворений или коротких прозаических произведений: Антология современной поэзии. Антологический — в роде антологии, избранный». (Duden. Das grosse Wörterbuch der deutschen Sprache in 6 Bänden. Wien; Zürich: Duden Verlag, 1976. Bd. 1. S. 164); «Антология — собрание коротких произведений или отрывков различных авторов, главным образом, стихотворных и обычно высокого литературного достоинства. Антология может состоять из наилучших или наиболее характерных произведений определенного периода, литературного жанра, иногда одного автора, или может включать произведения, целиком относящиеся к данной теме или предмету» (Encyclopedia Britannica. Chicago; London; Toronto. Vol. 2. P. 29); «Антология — литературный сборник коротких произведений или отрывков разных авторов, главным образом, стихотворных» (The new Encyclopedia Britannica in 30 volumes. Chicago; London; Toronto; Geneva; Sydney; Tokyo; Manila; Seoul, 1973—1974. Vol. 1. P. 410); «Антология — это название, данное первоначально сборнику коротких, не связанных между собой греческих стихотворений, почерпнутых из разных источников. В новое время понятие было распространено на прозаические или стихотворные сборники избранных произведений различных авторов, призванные представлять язык, литературу, страну, период или определенную тему» (The Encyclopedia americana. Complete in Thirty volumes. New York; Chicago, 1953. Vol. 2. P. 181); «Антология — собрание избранных отрывков литературных произведений: Антология греческая, латинская, французская и др. Вообще слово «антология» означает собрание стихотворных или прозаических произведений на каком-либо языке, но в частности оно употребляется для обозначения различных сборников греческих эпиграмм... Богаты антологиями восточные литературы... Собственно, антологии существуют на большинстве языков. Французская антология отражает характер народа; это сборник веселых и сатирических куплетов, опубликованный в 1765.... 1° Антология латинская; 2° Антология историческая; 3° Антология мифологическая; 4° Антология литературная; 5° Антология литературных героев. Anthologique — относящийся к антологии, принадлежащий к антологии; antologue — автор антологии» (Grand Dictionnaire universal du XIX-e siècle. Par Pierre Larousse. Paris, 1856. T. 1. P. 426—430); «Антология — сборник избранных отрывков литературных или музыкальных произведений» (Petit Larousse. Paris, 1973. P. 52); «Антология — сборник небольших .стихотворений» (Dictionnaire alphabétique et analogique de la langue française par Paul Robert. Paris, 1980. Vol. 1. P. 168).

Характерно, что двуязычные словари не дают ни одного примера перевода заимствований греческого слова anthologia в европейских языках с помощью понятий «античный, древний», а только «входящий в антологию». См. англ. Anthology — антология; anthologize — составлять антологию, помещать в антологию; anthologist — составитель антологии; anthological — антологический, ср. antique — античный; нем. Anthologie — антология; anthologisch — антологический; antik — античный и обр. античный (мир) — die Antike, das Altertum, но антологический — anthologisch, im Auswahl, антология — Gedichtsammlung; франц. anthologie — антология, anthologique — антологический, antique — античный, древний; ит. antologia — антология, antico — древний, античный; старинный; исп. antologia — антология, antiguo — античный; португ. antologia — антология, antigo — античный; польск. antologia — антология, antyczny — античный, древний.

30


шут «антологические стихи»7, в то время как Леконт де Лиль, а ранее Андре Шенье и Ламартин называют свою поэзию в духе древних не антологической, но античной8.

Все это побуждает нас (не предрешая вопроса о предпочтительности той или иной интерпретации пушкинских текстов) обратиться в первую очередь к исследованию концепции «антологического рода» у инициатора данного словоупотребления B. Г. Белинского9.

________

7 См. авторское название тематического раздела лирики в собрании стихотворений А. Н. Майкова — «В антологическом роде» (Майков А. Н. Избранные произведения. Л.: Советский писатель, 1977. С. 789) и отнесение Н. Ф. Щербиной ряда своих «Греческих стихотворений» «к чисто антологическим пьесам» (Щербина Н. Ф. Избранные произведения. Л.: Советский писатель, 1970. С. 493).

8 Эпиграфом к своей антологической поэзии Н. Ф. Щербина взял строку А. Шенье «Sur des pensers nouveaux faisons des vers antiques» — «Будем творить современные стихи в античном духе» (Щербина Н. Ф. Цит. изд. C. 66). Данный редакцией перевод неточен. Приведем поясняющий мысль контекст: «Changeons en notre miel leurs plus antiques fleurs; Pour pein dre notre idée empruntons leur couleurs; Allumons nos flambeaux à leurs feux poétique; Sur des pensers nouveaux faisons des vers antiques» («Invention», 181—184) — «Превратим в наш мед их самые античные цветы; чтобы выразить нашу идею, возьмем их краски; зажжем наши факелы от их поэтических огней; на новом мышлении создадим античные стихи». Контекст показывает, что слово antique у Шенье значит не только древний, но и принадлежащий классической древности, т. е. классический, образцовый. Этот оценочный оттенок особенно очевиден в выражении leur plus antiques fleurs — букв., их самые античные цветы — т. е. их лучшие цветы. Аналогичное значение слово antique имеет в заглавии стихотворения Ламартина «Сапфо, античная элегия» (1816) (Sapho, élégie antique, — Secondes méditationes poétiques») и в названии сборника Леконт де Лиля «Античные стихотворения» (1852) — «Poèmes antiques» (см.: Granet M. Leconte de Lisle et le Parnasse//Manuel d'Histoire littéraire de la France. T. V. 1848—1917//Coordination assurée par Claude Duchet, Paris, 1977. P. 138—147).

Используемое в современных переводах французского antique слово «античный» в значении — «принадлежащий классической древности, греко-римскому миру, его художественной культуре, в том числе и словесности», появилось в русском языке со второй половины XIX века. Еще академический словарь 1847 г. (Словарь церковно-славянского и русского языка, составленный Вторым отдел. Академии Наук. Т. I—IV. СПб., 1847), впервые включивший слово «античный», указывает для него гораздо более узкое значение — «относящийся к антикам». В словаре Даля (Даль Владимир. Толковый словарь живого великорусского языка. М.: Русский язык, 1978—1980. T. 1. С. 18) указаны: «Антиковый — к антику, к древней вещи относящийся; античный — древний, особ. о предметах художественных; античность — древность вещи, как качество ея, принадлежность ея древнему Риму или Греции». В словаре языка Пушкина слово «античный» отсутствует, имеется только однажды упомянутое «антик» (Словарь языка Пушкина. 1956. Т. 1. С. 42).

9 Слово «антологический» в словарях русского языка фиксируется с 1847 г., но первоначально в значении, соответствующем этимологии слова, как и употреблению в западноевропейских языках: «антологический — относящийся к антологии» (Словарь церковно-славянского и русского языка... Т. 1. С. 18); «антология — греч. цветник; сборник мелких образцовых

31


Концепция антологического стихотворения складывается у Белинского в 1841 г. Еще годом раньше, рецензируя «Одесский альманах», он пишет о двух стихотворениях А. Майкова, «отличавшихся художественностью формы, напоминающей под-

_______

статеек или стихотворений; антологичный, антологический — к этому роду поэзии принадлежащий, относящийся» (Даль Владимир. Цит. изд. Т. 1. С. 18). Нужно сказать, что первоначально и энциклопедические русские издания определяют антологию как «сборник избранных статей, стихов, изречений или афоризмов» или в широком смысле — как «сборник избранных произведений литературы, главным образом, стихотворений, в узком — название двух сборников греческой и римской поэзии, заключивших в себе эпиграммы и эротические стихотворения». Никаких указаний на специфическую антологическую русскую поэзию I половины XIX века они не содержат (Энциклопедический словарь/Под ред. проф. И. Е. Андреевского. Изд. A. Ф. Брокгауз и И. Я. Ефрон. СПб., 1890. Т. 1. С. 850—851; Энциклопедический словарь тов. Бр. А. и И. Гранат и К0. 7-е изд./Под ред. проф. B. Я. Железнова, проф. M. М. Ковалевского, проф. С. А. Муромцева и проф. К. А. Тимирязева. М., 1910. Т. 3. С. 210). В первом советском издании «Литературной энциклопедии» статьи об антологии нет, а та русская поэзия, например, некоторые стихотворения К. Н. Батюшкова, которые в современном советском литературоведении (не без евфемистического и оценочно-эстетизирующего оттенка) называются антологическими, еще именуются «эротическими» (Литературная энциклопедия. М., 1928. Т. 1. С. 371). В первом издании БСЭ (М., 1926) и в последующем издании МСЭ (М., 1928) слово «антология» определяется еще традиционно, указание на особенную антологическую поэзию в России здесь отсутствует. Появляется оно только в издании БСЭ 1950 г. (Т. II. С. 524): «В первой половине 19 века в России А. называли лишь сборники античной поэзии, а антологическими стихотворениями — стихотворения, написанные на темы и в манере античной литературы (ряд стихотворений А. Пушкина, А. Майкова, Н. Щербины и др.)». С этого момента процитированная фраза начинает кочевать по всем советским справочным изданиям вплоть до последнего Литературного энциклопедического словаря (М.: Советская энциклопедия, 1987. С. 30), где она повторяется почти буквально. Таким образом, с послевоенного времени утверждается и начинает доминировать однозначное понимание слова «антологический» — «созданный в духе античной лирики» (Ожегов С. И. Словарь русского языка. 12-е изд. М.: Русский язык, 1978. С. 28). Между тем ни языковых, ни историко-литературных оснований для подобного однозначного толкования нет, как и уверенности, что антологиями в I половине XIX в. в России назывались только античные сборники или сборники в духе античной поэзии. Напротив, первые опыты русских антологий содержат ссылку и на новоевропейские, в первую очередь французские, образцы. Так, составитель «анфологического» сборника М. Яковлев во введении к нему пишет: «Греки под именем Анфологии (...) имели собрание цветов их поэзии; в нем заключались мелкие стихотворения и отрывки из лирических пьес. Французская Анфология, изданная в Париже в 1816 г., состоит из одних мелких стихотворений, как оригинальных, так и переводных с греческого, латинского, немецкого и других языков. Желание издать в одной книжке лучшие русские Эпиграммы, Мадригалы, Эпитафии, Надписи, рассеянные по книгам и журналам, побудило меня сделать опыт Русской Анфологии» (Опыт русской анфологии или избранные Эпиграммы, Мадригалы, Эпитафии, Надписи, Апологи и некоторые другие мелкие стихотворения, собранные Михаилом Яковлевым. Издано Слениным. Санкт-Петербург, 1828). Аналогично ссылается на европейские, в основном французские, образцы и автор «Oпытов в антологическом роде» А. Илличевский в предисловии «От сочинителя»: «Не все пьесы по изобретению принадлежат сочинителю; многие заимст-

32


ражания древним Пушкина»10. В то же время в короткой рецензии на перевод А. Струговщиковым «Римских элегий» Гете критик, не употребляя еще понятия «антологическая поэзия», дает ей следующую восторженную и патетическую характеристику: «...они («Римские элегии» Гете. — Т. М.) относятся к тем из его созданий, которые наиболее характеризуют его объективный гений. В те лета жизни, когда пожирающая эксцентрическая деятельность субъективного гения Шиллера изнемогала в борьбе с внешним миром, — спокойный, созерцательный, сосредоточенный гений Гете, под счастливым небом Италии, на лоне прекрасной природы, посреди памятников древнего искусства, роскошно упивался действительностью, вполне переживая греческий период жизни, и в пластических античных образах священной эллинской музы передал человечеству этот поэтический период своей жизни... и самые стихи г. Струговщикова большей частию пластичны, исполнены гармонии, а образы почти везде грациозны и благоуханны... Вот она, дивная поэзия древности, рельефная, выпуклая, пластичная, как формы Венеры Медичейской, вся обнаженная, целомудренно стыдящаяся своей прелестной наготы, вся проникнутая живым чувством упоительного наслаждения и вместе с тем скромная и деятельная!... Это не стихотворения, а одно из тех дивных изваяний древнего резца, к которым так идет стих — И дышит медь и мрамор говорит» (III, 413—414). В промежутке между патетическими порывами и преувеличенными восторгами критик дает обещание читателю подробнее разобрать переводы г. Струговщикова «в одной из следующих книжек «Отечественных записок» (III,

_______

вованы из французского, немецкого и других языков, хотя сего и не означено при каждой статье. Впрочем, источники, коими он пользовался, известны: из них почерпали все писавшие у нас в сем роде, не исключая и лучших стихотворцев; ибо оригинальных мелких стихотворений в нашей словесности еще немного, тогда как иноземная, и в особенности французская, изобилует ими без всякого сравнения с нашею» (Опыты в антологическом роде или собрание кратких басен и сказок, нравственных мыслей, надписей, мадригалов, эпиграмм, эпитафий и других мелких стихотворений Алексея Илличевского, Санкт-Петербургских обществ любителей словесности, наук и художеств действительного члена и Вольного любителей российской словесности члена-корреспондента. Санкт-Петербург, 1827. С. VI). По-видимому, за общеязыковой узус 1-й половины XIX века современная литературоведческая традиция принимает словоупотребление В. Г. Белинского. Именно критические статьи Белинского приводятся для иллюстрации толкования «антологической поэзии» как «стихотворений, написанных в подражание древнегреческой лирике» в соответствующей статье 17-томного Академического словаря (Словарь современного русского литературного языка. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950. Т. 1. С. 155).

10 Белинский В. Г. Собр. соч.: В 9-ти т. М.: Художественная литература. 1977—1978. Т. III. С. 379. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома — римской и страницы — арабскими цифрами.

33


413). Обещанная статья появилась 2 августа 1841 года в XVIII томе, в 8 номере журнала, и содержала, помимо разбора переводов, рассуждение об «антологической поэзии» и очерк ее истории. «„Римские элегии” Гете, — пишет критик, — явно есть то, что у нас в прошлом называлось легкой поэзиею, а теперь получило название антологической поэзии. Название это произошло от сборника мелких произведений греческой поэзии, или эпиграмм». Последнее замечание критика верно, сближение греческой эпиграммы с европейской и русской poésie fugitive можно принять с рядом ограничений, как говорится теперь, на уровне типологической аналогии. Но отнесение к антологическому жанру стихотворений Гете вызывает сомнения и очевидно противоречит намерениям поэта: его элегии называются римскими на двойном основании — и потому, что написаны в Риме, и потому, что написаны в духе римской элегии. Тем не менее это отождествление является для Белинского основной платформой. Отправной точкой для определения сущности антологической поэзии служит описание «Римских элегий», выдержанное, по-прежнему, в тонах патетического восторга: «Да, обвеянный гением классической древности, где и природа, и люди, и памятники искусства, — все говорило ему о богах Греции, о ее роскошно поэтической жизни, — Гете должен был сделаться на то время если не греком, то умным скифом Анахарсисом, в чужой земле обретшем свою родину. Период жизни, который он переживал, артистическая настроенность духа, — все соответствовало в нем духу эллинской жизни. И как идет гекзаметр к его элегиям, дышащим юностью, спокойствием, наивностью и грациею! Сколько пластицизма в его стихе, какая рельефность и выпуклость в его образах! Забываете, что он немец и почти современник ваш, забывается, как и он забыл это, принявший Капитолийскую гору за Олимп и думая видеть себя приведенным Гебою в чертоги Зевса. Подобно антологическим стихотворениям древних, каждая элегия Гете охватывает какое-нибудь мимолетное ощущение, идею, случай и замыкает их в образ, полный грации, пленяющий неожиданным, остроумным и в то же время простодушным оборотом мысли» (IV, 110).

По этим рассуждениям Белинского можно понять, что антологическая поэзия — это своего рода «подражание древним», она требует особого эллинского миросозерцания и стиля, это стихи в античном духе и греческом вкусе, требующие соответствующего содержания и формы. Ряд мест как анализируемой статьи, так и из написанной несколько позднее статьи «Стихотворения Аполлона Майкова» (опубликована в журнале «Отечественные записки», 1842, XXI, 13) как будто подтверждает это толкование: поэзию Дмитриева нельзя признать антологической, потому что «в его духе не было ничего родственного

34


с духом эллинизма» (IV, 114), в противоположность ему «муза Батюшкова сродни древней музе» (IV, 116), стихотворения Пушкина «Среди зеленых волн, лобзающих Тавриду», «Чистый лоснится пол; стеклянные чаши блистают (Из Ксенофана Колофонского)», «Юношу, горько рыдая, ревнивая дева бранила» приводятся в качестве образцового примера «для того, чтобы яснее и очевиднее показать, что такое антологическая поэзия и как высказывается эллинский дух в «божественной эллинской речи» (IV, 118); «перл поэзии г. Майкова — это стихотворения в древнем духе и антологическом роде» (IV, 342), «сколько эллинского и антологического в его стихотворениях: любое из них можно принять за превосходный перевод с греческого; любое из них можно перевести с русского на чужой язык как греческое, и только бы перевод был изящен и художествен, никто не будет спорить о греческом происхождении пьесы... Эллинское созерцание составляет основной элемент таланта г. Майкова: он смотрит на жизнь глазами грека...» (IV, 346).

Однако наряду с приведенными определениями антологической поэзии Белинский развивает и другие, прямо им противоречащие. Согласно этим противоположным определениям, антологическая поэзия не требует ничего античного в содержании, никакого характерного эллинского духа в одушевляющей идее и греческого вкуса в форме. Содержание может быть новым, миросозерцание современным, а форма может быть ориентирована на любой национальный стиль, например, на стиль древнееврейской или арабской поэзии. Поэтому к антологическим стихотворениям Пушкина критик относит не только его переводы из древних авторов, не только его стилизации классической или неоклассической лирики, но и стихотворения с явно выраженными современными или местными чертами, такие, к примеру, как «Город пышный, город бедный» или «Поедем, я готов», или даже «Подражание арабскому», или вариации на темы библейской «Песни песней» «В крови горит огонь желанья» и др. Критик сам чувствует здесь явное противоречие и пытается его объяснить и сгладить, обобщая характерные черты и расширяя — почти безгранично — пределы антологической поэзии. «Многим, может быть, покажется странно, что мы относим к числу антологических не только такие стихотворения, которых содержание принадлежит скорее новейшему миру, нежели древнему, но даже и подражание арабской пьесе, тогда как аравийская поэзия не имеет ничего общего с греческой. На это мы ответим, что сущность антологических стихотворений состоит не столько в содержании, сколько в форме и манере. Простота и единство мысли, способной выразиться в небольшом объеме, простодушие и возвышенность в тоне, пластичность и грация формы — вот отличительные признаки

35


антологического стихотворения. Тут обыкновенно в краткой речи, молниеносном и неожиданном обороте, в простых и немногосложных образах схватывается одно из тех ощущений сердца, одна из тех картин жизни, для которых нет слова на вседневном языке богов в поэзии...» (IV, 119); «Содержание антологических стихотворений может браться из всех сфер жизни: только тон их и форма должны быть запечатлены эллинским духом» (IV, 120); «поэт может вносить в антологическую поэзию содержание совершенно нового и, следовательно, чуждого классицизму мира, лишь бы только мог выразить его в рельефном и замкнутом образе, этими волнистыми, как струи мрамора, стихами, с этой печатью виртуозности, которая была принадлежностью только древнего резца» (IV, 120). При такой широте и неопределенности толкования понятно, что критик находит антологические стихотворения везде. Они в эпической поэме Гомера «Илиада» и в песнях Сафо и Анакреонта, и в греческой Антологии, и в одах Ломоносова и Державина, и в лирике Шенье, Гете и Шиллера, и в переводах Гнедича и Батюшкова, и в поэзии Пушкина, и в сборнике А. Майкова. Не способствуют определенности антологического рода и отмеченные эллинским духом тон и форма, раз они обнаруживаются и в патетической, напряженной по тону библейской поэзии и в пышно орнаментированном стиле арабской. Не спасают дела и указанные критиком предпочтительные размеры: «Для антологической поэзии употребляются преимущественно гекзаметр и шестистопный ямб» (IV, 121), особенно, если учесть, что в греческой Антологии, элегиях и эпиграммах Гете, анфологических эпиграммах Дельвига, Дашкова, Пушкина употребляется не гекзаметр, но элегический дистих, а александрийский стих широко употребляется в таких лирических жанрах, как ода, элегия и послание.

Недостатки анализируемой статьи Белинского лежат на поверхности и сразу бросаются в глаза. Легко увидеть историко-литературные ошибки, противоречия концепции, укорить критика в многословии и велеречивости, излишней восторженности и патетичности тона, в претенциозности и неточности ряда выражений, вроде «волнистыми, как струи мрамора, стихами», в отступлениях от темы, непоследовательности изложения, в длинном вступлении «начиная с Лединых яиц». Эти недостатки, конечно, замечались и отмечались читателями его статей, в первую очередь, литературно образованными и самостоятельно мыслящими. Характерно в этом смысле впечатление Пушкина, высказанное в связи с критическими выступлениями Белинского в «Телескопе»: «Если бы с независимостью мнений и остроумием своим соединял он более учености, более начитанности, более уважения к преданию, более осмотрительности, сло-

36


вом, более зрелости, то мы бы имели в нем критика весьма замечательного»11.

Все указанные недостатки рядом с отмеченными достоинствами были и в анализируемой статье Белинского. Тем не менее она утвердила в русской литературе этимологически неверное, не имеющее соответствующих аналогий в других европейских литературах, крайне расплывчатое понятие антологической поэзии как стихотворений, каким-то образом связанных с античностью, то ли по тону, то ли по метрической форме, то ли по стилю. Понятие антологического рода было принято и поэтами (А. Майков, Н. Щербина) и критиками 40—50-х годов (А. Григорьев, А. Дружинин) и историками литературы и благополучно дожило до нашего времени: современные пушкинисты пишут об опытах поэта в едином антологическом роде, несмотря на то, что это, как было показано выше, создает массу неудобств для классификации и интерпретации.

Что сыграло главную роль в утверждении нового рода лирической поэзии? Созвучие слов «античный» и «антологический» и народная этимология? Наивная вера в истинность печатного слова? Зависимость поэтов от критики? Общая внушаемость людей, которых легко убедить в чем угодно? Авторитет Белинского у читателей журнала, среди которых было много людей, впервые приобщившихся к культуре? Для них и недостатки статей Белинского были достоинствами. Для такого читателя был нужен и известный литературный дилетантизм — неточность в фактах, обобщение, огрубление литературного материала, широкая и поверхностная эрудиция, охват истории литературы от древности до современности, философские отступления и выходы в жизнь, особенно к нравственным вопросам, рассуждения на темы любви и брачных отношений и т. п. Здесь на месте был и полемический задор критика, полное уничтожение каких-то имен и произведений, и оказывался кстати его же патетический восторг перед другими именами и произведениями. Читатель хотел ориентироваться в литературном мире и искал здесь кумиров и козлов отпущения: перед чем следует возблагоговеть, а над чем можно и поглумиться.

Обратим, однако, внимание и на имеющиеся историко-литературные причины появления и развития в 40—50-х годах «антологической» поэзии и на нужду в ее обозначении, что поможет нам обнаружить в расплывчатой концепции Белинского рациональное зерно, а в ее успехе объективное основание. Можно заметить, что современную антологическую поэзию Белинский поднимает в противовес романтической поэзии патетических страстей и мрачной рефлексии. Современных после-

_______

11 Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 10-ти т. 4-е изд. Л.: Наука, 1977—1978. Т. VII. С. 330.

37


дователей Лермонтова или Байрона Белинский осуждает за эпигонство, за ложную аффектацию, за небрежный гиперболический стиль12, но это не значит, что он безоговорочно осуждал это литературное направление или считал его окончательно устаревшим. Бенедиктов и Кукольник его раздражали безвкусицей, но в поэзии Пушкина он восторженно принимал не только «антологическую», но и «не антологическую» (патетическую, трагическую, рефлектирующую) лирику: «Но „Воспоминание” и „Под небом голубым страны своей родной” уже не могут быть отнесены к разряду антологических стихотворений, сколько по содержанию, слишком полному думы и вникания, — столько и по форме поэтической, но не пластической. Антологическая поэзия допускает в себя и элемент грусти, но грусти легкой и светлой... грусть в антологической поэзии — это улыбка красавицы сквозь слезы» (IV, 120—121).

В отличие от нынешнего читателя, который со школьной скамьи твердо усвоил, что суть литературного прогресса состоит в смене общих литературных направлений, классицизма романтизмом, а романтизма реализмом, непосредственные свидетели этого литературного процесса, поколение Белинского и особенно старшие и, может, в меньшей мере младшие его современники, воспринимали классицизм и романтизм и как сменяющие друг друга влияния французской и немецкой или английской литератур, и как перемещение культурно-исторической ориентации с античности на средние века, и как определенные ступени общелитературного процесса, отражающего в свою очередь определенные этапы в развитии человеческого сознания, и как национально и исторически окрашенные два вечных типа человеческой культуры, один из которых направлен на постижение и воплощение внешнего, объективного, предметного мира и чувственного человека, а другой — на истолкование и выражение внутренней субъективности. Так понимал историческое противостояние «наивной» и «сентиментальной» поэзии Шиллер и примерно так же толковал противоположность классического и романтического искусства Гегель, хотя и принимал историческую закономерность смены одного искусства другим. Подобным образом Белинский противополагает современной интроспективной поэзии антологическую, ориентированную на изображение внешнего мира и чувственного человека, — только так, по ту сторону от подчеркнуто психологической современной лирики возможно объединение древней греческой, древнееврейской и древней арабской поэзии — все это виды поэзии «наивной».

_______

12 Бухштаб В. Я. Русская поэзия 1840—1850-х годов//Поэты 1840—1850-х годов. Л.: Советский писатель, 1972. С. 14—20.

38


При всем национально-историческом разнообразии видов «наивной» поэзии греческая обладает тем преимуществом, что здесь вечные темы нашли наиболее общечеловеческое и прекрасное воплощение. Отсюда предпочтительность эллинского мироощущения, тона и форм в антологических стихотворениях. Вместе с тем новая антологическая поэзия отнюдь не является простым повторением или возрождением античной лирики. Во-первых, предполагается синтез классической формы и романтической субъективности. «Идеал новейшей поэзии, — пишет в цитируемой статье Белинский, — классический пластицизм формы при романтической эфирности, летучести и богатстве философского содержания» (IV, 112). Этот идеал не раз реально воплощали в своих стихах адепты европейского неоклассицизма13 и до, и во время, и позднее Белинского.

_______

13 См.: Albrecht von, Michael. Rom: Spiegel Europas. Heidelberg, 1988. Книга Альбрехта — едва ли не единственный пример обобщающего, проблемно-тематического изучения отражений античности в литературах европейского круга. Что касается частных вопросов рецепции античного наследия в литературе определенного периода, направления, жанра, в творчестве одного или ряда авторов, то они не раз освещались авторами общих работ и специальных исследований. См. напр.: Савельева Л. И. Aнтичность в русской поэзии конца 18—нач. 19 в. Казань, 1980; Кибальник С. А. Неоклассицизм в русской лирике конца XVIII — начала XIX века//На путях к романтизму. Л.: Наука, 1984. С. 139—157; Макогоненко Г. И. Анакреонтика Державина и ее место в поэзии начала XIX в.//Державин Г. Р. Анакреонтические песни. М.: Наука, 1986. С. 251—295; Ионин Г. Н. Творческая история сборника «Анакреонтические песни»//Там же. С. 296—378; Савельева Л. И. Античность в русской романтической поэзии (поэты пушкинского круга). Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1986; Михайлов А. В. Античность как идеал и культурная реальность XVIII—XIX вв.//Античность как тип культуры. М.: Наука, 1988. С. 308—324; Anger A. Literarisches Rokoko. Stuttgart, 1962; Ausfeld F. Anakreontische Dichtung des 18 Jahrhundert. Straßburg, 1907; Benz R. Wandel des Bildes der Antike im 18 Jahrhundert//Antike und Abendland. Bd. X. 1945. S. 108—120; Busch W. Horaz in Rußland. Studien und Materialien. München, 1964; Dörrie Heinrich. Der heroische Brief. Berlin, 1968; Drage Ch. Z. The Anacreontea and 18th century Russian Poetry//Slavonic and East European Review. 1962. Vol. 41. N 96. P. 110—134; Kazoknieks M. Studien zur Rezeption der Antike bei russischen Dichtern zu Beginn des 19 Jahrhunderts. München, 1968; Lachmann Renate. Pokin. Kupido, strely. Bemerkungen zur Topik der russischen Liedesdichtung des 18 Jahrhunderts//Slavistische Studien zum Internationalen Slavistencongress in Prag 1968. München, 1968. S. 449—474; Lachmann Renate. Imitation und Intertextualität. Drei russischen Versionen von Horaz Exegi monumentum//Poetica. Bd. 19. 1987. S. 125—150; Newman J. K. Pushkin and Horace//Neohelicon. 1975. N 3. P. 331—342; Neuhäuser R. Towards the Romantic Age: Essays on Sentimental and Preromantic literature in Russia. The Hague, 1974; Schenk D. Studien zur anakreontischen Ode in der russischen Literatur der Klassizismus und der Empfindsamkeit. Frankfurt-a.-M., 1972; Schlaffer Heinz. Musa iocosa. Gattungspoetik und Gattungsgeschichte der erotischen Dichtung in Deutschland. Metzler, 1971; Siegrist Christoph. Das Lehrgedicht der Aufklärung. Stuttgart, 1974; Stemplinger E. Das Fortleben der horazischen Lyrik seit der Renaissance. Leipzig, 1906; Stemplinger E. Horaz im Urteil der Jahrhunderte. Leipzig, 1921; Tieghem P. van. Le Préro-

39


Так А. Шенье стремится наполнить современным содержанием прекрасные формы и выразить новые мысли в античных стихах, Гете выскажет свои чувства в классических «Римских элегиях», у Пушкина в форме «подражания древним» часто обобщено и скрыто глубоко пережитое личное событие, у Дельвига, по верному и картинному выражению И. Киреевского, классическая муза укрыта «нашею народною одеждой», на классические формы наброшена «душегрейка новейшего уныния», и вообще, по наблюдению этого критика, «новейшие (авторы. — Т. М.) всегда остаются новейшими во всех удачных подражаниях древним»14.

Во-вторых, возрождать греческую поэзию предполагалось отнюдь не во всей ее полноте и многообразии исторически сложившихся реальных жанров. Античное искусство, в том числе и словесное, поколение Белинского понимало по Винкельману и искало в нем прежде всего идеальных форм. На роль такой абсолютной формы в античной лирике как раз хорошо подходила антологическая эпиграмма. Это был единый и едва ли не единственный вид книжной поэзии, который, используя преимущественно один размер — элегический дистих и варьируя — в незначительных пределах, от двух до четырех строк — объем, выражал любое содержание — от посвятительной и надгробной надписи до описательного, пейзажного, философского, любовного, пиршественного и сатирического стихотворения. Широкий тематический диапазон антологической эпиграммы был результатом эволюции античной поэзии, ее перехода от устного исполнения восходящих к обрядовому фольклору лирических жанров (каждого со своим музыкальным сопровождением, ритмом, составом исполнителей, тематикой, композицией, стилем, даже с особым диалектом греческого языка) к книжной поэзии. Книжная поэзия естественно примкнула к уже существовавшей форме стихотворной надписи, придерживаясь ее размера, объема и стиля: исконный для надписи лаконизм наилучшим образом соответствовал новой установке на читателя, как прежней установке на слуховое восприятие соответствовали эпическое раздолье, лирический беспорядок, повторы, словесная избыточность и орнаментализм. Заменив предшествующие лирические жанры, эпиграмма усвоила и их тематику и тем сгладила свои первоначальные жанровые черты — надгробной или

_______

mantisme. Études d'histoire littéraire européenne. Vol. 2. Paris, 1930; Tieghem P. van. Le sentiment de la Nature dans le Préromantisme européenne. Paris, 1960.

14 В качестве примеров критик называет «Ифигению» Гете и «Мессинскую невесту» Шиллера (Киреевский И. В. Критика и эстетика. М.: Искусство, 1979. С. 70—71). См. оценку мыслей и выражения Киреевского у Пушкина в статьях «Денница» и «Опровержение на критики» (Пушкин А. С. Полн. собр. соч. Т. VII. С. 81, 124).

40


посвятительной надписи. По сути дела, со времени своего литературного существования в эллиническую эпоху греческая эпиграмма стала единственным и универсальным лирическим жанром, своего рода эквивалентом современного понятия лирического стихотворения.

Отменив в известной мере жанровую классификацию, новая книжная поэзия поначалу не предложила никакой иной. Эпиграммы одного или разных авторов иногда группировались в рукописи по случайным формальным признакам — например, по начальным буквам первого слова, а иногда переписывались и вовсе без видимого порядка. Отсюда названия первых сборников «Сноп», «Венок», «Цветник» или «Букет» (буквальное значение греческого слова anthologia). При этом обращалось внимание и на пестроту целого и на единство, своеобразие поэтической манеры различных авторов. Мелеагр «сплетает свой «Венок» из роз Сапфо, лилий Аниты, нарциссов Меланиппида» и др. Начиная со 2 в. н. э. появляются тематические сборники, засвидетельствованы собрания эпиграмм сатирических и любовных. С полной тематической классификацией эпиграмматической поэзии мы сталкиваемся уже в рамках византийской культуры. Поэт VI в. Агафий Схоластик составляет свой «Круг» из 7 книг: посвятительных, описательных, надгробных, побудительных (философских), сатирических, любовных и застольных эпиграмм. Тематической классификации следует, обогащая ее новыми разделами, и составитель так называемой Палатинской Антологии, приобретшей мировую известность в европейской культуре конца XVIII — начала XIX века15.

_______

15 О греческой эпиграмме и ее традиции в новоевропейских литературах см.: О греческой антологии. СПб., 1820; Печерин В. С. О греческой эпиграмме//Современник. СПб., 1839. Т. XII. № 4. С. 73—89; Семенов А. Ф. Древнегреческая эпиграмма. Киев, 1900; Блуменау Л. В. Греческая эпиграмма//Греческие эпиграммы. М.; Л.: Academia, 1935. С. XV—XXXII; Петровский Ф. А. От редакции//Там же. С. VII—XI; Он же. Эпиграмма как литературный жанр. Историческое развитие эпиграммы. Антологии греческих эпиграмм//Греческая эпиграмма. М.: ГИХЛ, 1960. С. 5—20; Он же. Эпиграмма//История древнегреческой литературы/Под ред. С. И. Соболевского и др. Т. III. Литература эллинистического и римского периодов. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960. С. 118—134; Чистякова Н. А. Из истории изучения древнегреческой эпиграммы в России//Античность и современность. М.: Наука, 1972. С. 471—476; Шульц Ю. Ф. Поэзия Томаса Мора//Там же. С. 417—426; Мальчукова Т. Г. Литературная критика в эпиграмме//Древнегреческая литературная критика. М.: Наука, 1975. С. 319—334; Она же. Жанр и композиция эпиграммы//Жанр и композиция литературного произведения. Петрозаводск, 1978. С. 130—156; Она же. Античная насмешливая эпиграмма//Чистякова Н. А. Античная эпиграмма. М.: Изд-во МГУ, 1979. С. 95—117; Аверинцев С. С. Большие судьбы малого жанра//Вопросы литературы. 1981. № 4. С. 153—179; Шебалин Н. В. Истоки древнегреческой метрической надписи: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. М., 1981; Чистякова Н. А. Греческая эпиграмма VIII—III вв. до н. э. Л.: Изд-во ЛГУ, 1983; Кибальник С. А. Русская антологическая поэзия первой трети XIX века: Автореф.

41


Нетрудно увидеть, что особая популярность греческой антологии в это время питалась не только новым подъемом интереса к античности (немецкий «неогуманизм», русский «неоклассицизм» или «неоэллинизм»), но и своего рода встречными течениями. В конце 18 — начале 19 века европейская лирика переживала процесс перехода от устного функционирования к письменному, от восприятия на слух к восприятию, так сказать, на глаз.

В связи с этим происходила аналогичная эволюция традиционных лирических жанров. Различия этих жанров, по традиции сохранявшие особенности первоначальных песенных или ораторских образцов, в книжной поэзии неизбежно бледнеют. Отсюда размывание классицистической системы, несоблюдение канонов и параметров, нарушение жанровых границ, усвоение элегией высокого одического стиля, посланием элегических мотивов и т. д. На месте прежнего жанрового единства теперь выступают своеобразие авторской манеры и единство творческого пути, связанные с повышением личностного и авторского самосознания. Характерно, что Белинский совсем не приемлет жанровой классификации и, если она есть, ставит ее в вину поэту: «Я никогда не назову великим поэта, которого стихотворения можно печатать по родам пьес, а не в хронологической последовательности. Батюшков — поэт с замечательным

_______

дис. ... канд. филол. наук. Л., 1983; Мальчукова Т. Г. В свете традиции: О сравнительно-типологическом изучении лирических жанров. Петрозаводск, 1986; Она же. «Подражания древним», «Эпиграммы во вкусе древних» и «Анфологические эпиграммы» в лирике А. С. Пушкина//Проблемы исторической поэтики: Межвуз. сб. Петрозаводск, 1990. С. 48—72; Кибальник С. А. Русская антологическая поэзия первой трети XIX века. Л.: Наука, 1990; Herder J. G. Anmerkungen über Anthologie der Griechen, besonders über das griechische Epigramm. Zerstreute Blätter, Gotha, 1791; Lessing G. E. Zerstreute Anmerkungen über das Epigramm und einige vornehmsten Epigrammatisten. Werke. Ed. Kornmüller. Leipzig und Wien, O. J. Bd. 5; Cholevius K. L. Geschichte der deutschen Poesie nach ihren antiken Elementen. Bd. 1—2. Leipzig, 1854, 1856; Benndorf Otto. De anthologiae Graecae epigrammatis quae ad artes spectant: Diss. Bonnae, 1862; Reitzenstein R. Epigramm und Skolion. Giessen, 1893; Rubensohn N. Griechische Epigramme und andere kleine Dichtungen in deutschen Übersetzungen des 16. und 17. Jahrhundert. Weimar, 1897; Beutler E. Vom griechischen Epigramm im 18 Jahrhundert. Leipzig, 1909; Rosenfeld H. Das deutsche Bildgedicht. Seine antiken Vorbilder und eine Entwicklung bis zur Gegenwart. Aus dem Grenzgebiet zwischen bildender Kunst und Dichtung: Diss. Univer. Berlin, 1935; Hutton J. The greek Anthology in Italy to the year 1800. Ithaca, 1935; Hutton J. The Greek Anthology in France and Latin writers, of the Netherlands to the year 1800. Ithaca; New York, 1946; Hudson H. The epigramm in the English Renaissance. Princeton, 1947; Gow A. S. F. The greek anthology. London, 1958; Beckby H. Einführung in die Griechische Anthologie//Anthologia Graecae. 2. Verbesserte Auflage griechisch-deutsch ed. H. Beckby. Bd. I—IV. München, 1957—1958. Bd. I. S. 10—116; Das Epigramm. Zur Geschichite einer inschriftlichen und literarischen Gattung. Hrs. von G. Pfoll. Darmstadt, 1969; L'épigramme grecque. Genéve, 1969.

42


талантом, но нет никакой нужды видеть под его пьесами год и число, означающие время их сочинения» (IV, 353). На месте потускневшей жанровой классификации складывается новая, тематическая. В перспективе здесь выделение пейзажной, психологической, философской, гражданской, урбанистической и пр. видов лирической поэзии. Проводимое Белинским разделение поэзии на антологическую и современную — один из возможных опытов новой классификации — взамен старой жанровой. Параллельно проявляется тенденция к сокращению объема лирического стихотворения. Показательно в этом плане появление жанра «фрагмента» в поэзии А. Шенье и жанра «отрывка» (не без влияния Шенье) в поэзии Пушкина. В этом контексте понятно тяготение европейской и русской поэзии к наименьшей по объему, единой по форме и разнообразной по тематике греческой эпиграмме. Понятны и поиски жанрового обозначения для складывающегося в книжной поэзии, так сказать, наджанрового (или внежанрового) стихотворения. Современное определение «лирический» в ту эпоху воспринималось в связи с одической традицией. Этим оправдано понятие «антологического» стихотворения, как стихотворения со стертыми жанровыми признаками, малого объема, предназначенного для собрания мелких стихотворений наподобие греческой антологии. В этом значении употребляется слово «антологический» до Белинского. Белинский более жестко и прямо связывает понятие антологического стихотворения с античной культурой, что в некотором роде оправдано современной ему историко-литературной ситуацией, но не соответствует этимологическому значению определения.

Было бы, однако, неверно и опрометчиво принимать суммарную ретроспекцию Белинского за адекватное отражение литературного процесса и искать в ней соответствия жанровым концепциям поэтов 1810—1820-х годов. Не только сторонние наблюдатели, но и непосредственные участники литературного развития, прошедшие классическую школу мастера поэтической формы, они воспринимают жанры более дифференцированно. Модифицируя их и тем самым предугадывая и предуготовляя внежанровое бытие лирики, они не менее остро ощущают ее жанровые истоки, творят в привычном русле и обыгрывают жанровые каноны.

В первую очередь это относится к лидеру литературного движения того времени или, как говорили тогда, к первому поэту русского Парнаса — Пушкину.

Исследователями его лирики не раз отмечались примеры нарушения жанровых границ, тяготение к циклизации, новая форма «отрывка» как и общая тенденция к сокращению объема. Добавим к этому, что последняя тенденция особенно ярко проявилась при подготовке лицейских стихотворений для печа-

43


ти — при переходе от устного функционирования16 к книжной поэзии, что эстетика отрывка складывается у поэта не без влияния «фрагментов» Шенье, который, в свою очередь, ориентировался на «надписи», собранные в греческой Антологии, и что тематическая группировка текстов у Пушкина соседствует, а иногда и пересекается с жанровой.

Это можно увидеть как раз на примере авторского обозначения разных циклов стихотворений, которые затем Белинский и его последователи объединяют в едином антологическом роде. Авторских обозначений три: одно тематическое — «Подражание древним» и два жанровых — «Эпиграммы во вкусе древних» и «Анфологические эпиграммы».

Разные определения свидетельствуют о различных авторских интенциях. «Подражания древним» включают у Пушкина переводы и подражания древним или неоклассическим поэтам и лишь в качестве исключения — ради мистификации — допускают стихотворения на личную тему. В отличие от этих переводов или стилизаций древней поэзии, исключающих всякую модернизацию, эпиграммы для Пушкина — живой жанр современной поэзии, причем не только сатирические, но и антологические, т. е. греческого типа, надписи и лирические отрывки, которые естественно допускают современную тематику и проблематику. Отсюда современные и местные черты в содержании «Анфологических эпиграмм», отсюда соединение насмешливых стихов, надписей и лирических отрывков в предполагаемом сборнике «Эпиграммы во вкусе древних».

Складывающаяся в лирике Пушкина тематическая циклизация соседствует с традиционной системой лирических жанров. Тематическая и жанровая классификация здесь могут смешиваться и пересекаться, но не заменяют и не отменяют друг друга.

_______

16 См.: Мальчукова Т. Г. Жанр послания в лирике Пушкина. Петрозаводск, 1987. С. 33—37.

44