Geum.ru

Окружите меня людьми полными, Сголовами блестящими и хорошим сном. Взгляд Кассия чересчур глубок. Он мыслит слишком много, такие люди ведь опасны. Антоний

Вид материалаДокументы

Содержание


1. Тонкочувствующие аристократы
2. Чуждые миру идеалисты
3 Холодные властные натуры и эгоисты
4. Сухие и параличные
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   14




1. ТОНКОЧУВСТВУЮЩИЕ АРИСТОКРАТЫ

Крайне нежная нервная система. Отрицание всего шаблонного, астетический вкус. Общительность распространяется на строго избранные круги. Odi profanum vulgus. Тщательная чистоплотность. Плохо выглаженное белье может оскорбить их; они останавливаются на астетических деталях, склонны к франтовству и педантизму. Они заботятся о своей личности, знают и наблюдают тонкие психические переживания (самая нежная сентиментальность). Они крайне уязвимы и чувствительны в личных отношениях, по незначительному поводу могут оскорбиться до глубины души; достаточно одного слова, чтобы охладить их внутренние чувства к старому другу. У них вообще отсутствуют средние тона. Они или пребывают в мечтательном экстазе, или относятся с резкой холодностью и крайней антипатией; у них тонкое, изысканное чувство к искусству. У них нет прямоты, стойкости и простоты в характере; их собственные чувства отличаются надломленностью, внутренней неуверенностью, заключают в себе нечто ироническое и характеризуются расплывчатостью и логической формальностью. В среде, в которой они хорошо себя чувствуют, такие люди весьма любезны, тонки, внимательны, проникнуты нежными чувствами и окружают себя едва заметной атмосферой неприступности. В их образе мыслей лежит отпечаток благородства, аристократизма и благопристойности, но они игнорируют судьбу отдельных лиц.

Этот полноценный тип в дегенеративную сторону переходит без резких границ в круг бесчувственных и декадентов, людей бездушных, но с большими притязаниями, людей с изнеженными чувствами, но бедных эмоциями, пустых марионеток высшего круга общества, эстетов и холодных «умников».

2. ЧУЖДЫЕ МИРУ ИДЕАЛИСТЫ

Они погружаются в мир философских идей, они работают над созданием особенных излюбленных проектов, идеал их профессии связан с самопожертвованием. Они предпочитают абстрактное и одинокую природу. В скудном общении с людьми они застенчивы, неловки, неумелы; лишь с отдельными лицами, старыми знакомыми, они доверчивы и могут развивать свои идеи с теплотой и внутренним участием. Их внутренняя установка колеблется между эксцентричным самомнением и чувством недостаточности, возникающими вследствие неуверенности в реальной жизни. Презрение к роскоши и внешним удобствам жизни может достигнуть крайней воздержанности и даже опущенности. Некоторые в своих внешних проявлениях саркастичны, нервно-раздражительны или угрюмы, другие в детской отчужденности от мира, в полном отсутствии потребностей, в самоотвержении имеют нечто трогательное и даже величественное. Не все из этих идеалистов нелюдимы. Многие постоянно готовы открыто выступить со своими убеждениями, вербовать поклонников.

Наряду с описанными рассудочными людьми встречаются моральные идеалисты и ригористы, не признающие компромиссов с реальными условиями жизни, отстаивающие абстрактные, априорные постулаты добродетели, то с энтузиазмом в восторженном рвении, то с фарисейской удовлетворенностью, то руководствуясь непреклонными, неизменными жизненными принципами.

Мы уже упоминали, что здесь при хороших конституциональных сочетаниях могут возникнуть прекрасные типы с громадной нравственной энергией, широтой и чистотой образа мыслей.

3 ХОЛОДНЫЕ ВЛАСТНЫЕ НАТУРЫ И ЭГОИСТЫ

В этой группе встречается несколько ярких фигур из офицерской и чиновничьей среды. Совершенно нечувствительные к опасности, стойкие, холодные, рожденные давать приказания. Быстро и надолго уязвляемое самолюбие, бурное расстройство настроения при прикосновении к чувствительным пунктам. Они нелегко прощают. При сильно выраженном стремлении к справедливости и умеренности они легко становятся резкими и пристрастными. Такие натуры решительны, всякое колебание им чуждо. В инакомыслящих, особенно в политических противниках, они видят подлецов. Они вежливы и внимательны по отношению к равным себе, очень далеки от другого круга занятий, но им импонирует энергичная деятельность других. Они умеют командовать и строго руководить бюрократическим учреждением. Их понятия о законности и службе очень узки и ограниченны, и в этом отношении они отличаются человеконенавистнической холодностью. В иной среде мы встречаем тех же людей как упрямых, скупых, своенравных, властолюбивых дворовых и тиранов в семье.

Вариант этого типа, встречающийся особенно часто среди чиновников, отличается не резкостью и упрямством, а хладнокровием, ироническими чертами, гибкостью, без всякой скрупулезности и колебаний. На первый план у них выступает рассудительность, крючкотворство, честолюбие и некоторое интриганство.

4. СУХИЕ И ПАРАЛИЧНЫЕ

Отсутствие остроумия и огня. Они едва улыбаются и держатся очень скромно, отличаются неуклюжестью в жестах. Некоторые вздорно болтают. Слегка дружелюбны, слегка враждебны. Сухи. Рожденные подчиняться. Или молчаливые глупцы. Или поросшие мхом отшельники с ипохондрическими причудами.

Мы видим, что типы, которые получаются на основании изучения строения тела здоровых средних людей, не обнаруживают у своих типичных представителей никаких принципиальных отличий по сравнению с характеристиками, данными в последних главах при помощи материала душевнобольных. Строение тела и эндогенные психозы ведут нас при исследовании общей человеческой характерологии приблизительно к тем же целям. Они корригируют и дополняют друг друга. При комбинации обоих методов возможно, вероятно, поставить на прочный фундамент общее психологическое учение о темпераментах.


Глава 13. Гениальные









Глава 13. Гениальные.

Высокоодаренные вследствие своей немногочисленности малопригодны для статистических исследований, но зато богаче резко выраженными типичными личностями. В этой главе речь идет о том, чтобы не доказывать принципиально новое, а проверить выводы, полученные на большом материале, на немногих великих людях и установить у них более тонкие черты. Мы надеемся позже опубликовать индивидуальные анализы гениальных, некоторыми чертами которых мы воспользовались в последних главах; поэтому мы даем здесь лишь сжатый обзор. Наша методика была такова: вначале мы исследовали индивидуальную психологию таких талантов, которые позже заболели несомненными циркулярными и шизофреническими психозами или происходили из семей, которые были к ним предрасположены. Позже оказалось возможным с помощью обширных вспомогательных средств исследования строения тела дифференцировать известное количество гениальных или, лучше сказать, на основании строения тела подтвердить и дополнить уже полученные по методу сравнительной психологии группы. Если мы применим комбинированно все методы: сравнительную индивидуальную психологию, исследование душевнобольных гениев и сопоставление типов строения тела, то получим прочно установленные эмпирические группы.

В первую очередь это касается поэтов и писателей, которые лучше всего подходят для индивидуально-психологических целей. Здесь мы имеем богатый и легко доступный материал в портретных и биографических заметках. Мы прежде всего опираемся на собственное описание индивидуального темперамента во всех поэтических произведениях как крайне важный объективный психологический документ, не существующий в такой форме ни в одной из других гениальных групп. Мы потому несколько подробнее останавливаемся на поэтическом творчестве, что эти объективные осадки темперамента дают нам верное научное изображение чувств талантливых личностей, если даже они не проявляют себя в художественном творчестве.


Циклотимические темпераменты художников









Соответственно циклотимическим темпераментам вначале ясно выделяются обе группы реалистов и юмористов. Чтобы характеризовать тип в его важнейших вариантах, мы назовем (обращая внимание только на темперамент, не придавая значения большей или меньшей продуктивности) имена: Лютер, Лизелотт фон-Перальц, мать Гёте, Готфрид Келлер, Готгельф, Фриц Рейтер, Герман Курц, Генрих Зейдель.

Все названные личности имеют типичное пикническое строение тела или резко выступающие пикнические компоненты. В психиатрическом отношении у них любопытно следующее: Герман Курц был циркулярным с типичными маниакальными приступами; Фриц Рейтер периодически страдал расстройством настроения, отчасти с дипсоматической окраской, отчасти с типично маниакально-депрессивной; мать Гёте, сама отличавшаяся здоровым гипоманиакальным характером, имела дочь, у которой бывали приступы меланхолии, и сына, поэта, который страдал легкими периодическими колебаниями настроения; у Лютера наблюдались сильные, отчасти эндогенные колебания настроения и отдельные приступы тоски с резкими физическими сопутствующими симптомами (как, например, в 1527 г.); у Готфрида Келлера семья матери была, по-видимому, маниакально-депрессивной.

Мы находим, следовательно, в группе реалистов и юмористов биологическую связь с пикническим строением тела, с одной стороны, и с маниакально-депрессивным кругом в самом широком смысле — с другой.

Реалисты и юмористы циклотимического типа темперамента так тесно связаны между собой, что их вряд ли можно разделить на две отдельные группы. Произведения циклотимических реалистов, как Готфрида Келлера, Иеремии Готгельфа, Германа Курца, совершенно пропитаны юмористическими чертами; у юмористов типа Фрица Рейтера склонность к подобному, поразительно реалистическому описанию составляет существенную черту их характера. На основании психологических документов, как, например, письма Лизелотт и матери Гёте, вообще нельзя понять, относятся ли они к юмористическому или к реалистическому типу. Но особенно любопытно, что там, где мы находим описание действительности без юмора или гениальное остроумное описание без трогательного разукрашивания действительности, как у группы Гейне—Вольтер, там и психические, и физические стигматы циклотимического конституционального круга значительно модифицируются или совершенно исчезают.

Циклотимические реалисты и юмористы как литературная группа характеризуются теми же чертами, какие мы уже выделили у циклоидов и циклотимиков: простая человечность и естественность, прямодушная честность, признание жизни, любовь ко всему, что существует, особенно к самому человеку и народу, здравый смысл и трезвые моральные взгляды, умение ценить добродетельное и добродушно смеяться над мерзавцами. Умиротворяющий смех и умиротворяющий гнев. Способность грубо накричать и неспособность быть колким и злым.

Четкая литературная черта нашей группы — очень небольшое количество лирических и драматических талантов и, напротив, элективное стремление к нестилизованной прозе и эпически-пространному рассказу. «Влечение к содержанию», употребляя терминологию Шиллера, преобладает «над влечением к форме». Поэтическая красота у циклотимиков заключается в обилии красок, богатстве и душевной теплоте отдельного описания, но не в общем построении («Зеленый Генрих»). В этом одновременно состоит их сила и слабость. Наряду с циклотимически-реалистическим рассказом роман шизотимика производит впечатление бесцветного, между тем цикло-тимический характер описания по шизотимическому критерию лишен форм — существенное не отделяется от несущественного,, нет сжатости, диспозиции, нет тонкой постановки проблем, нет драматической воли, пафоса, величия. Черта тривиальности тем не менее яснее выступает тогда, когда мы переходим от крупных литераторов к незначительным талантам в группе реалистично-циклотимических темпераментов среднего типа.

В отдельных произведениях мы находим диатетические наслоения, от гипоманиакального до созерцательного, между тем как среди продуктивных людей (даже не касаясь поэтов) вряд ли можно встретить простые мрачные типы. На крайнем гипоманиакальном полюсе стоит стиль письма Лизелотт в его блестящей юмористической естественности, в своей несдержанной грубоватой форме, переходящей иногда границы тонкого астетического вкуса. Письма матери Гёте, спокойной, солнечно-гипоманиакальной, производят впечатление как бы более смягченного и утонченного издания Лизелотт. Также у Лютера в его литературном творчестве можно видеть грубую естественность, насыщенность, бессистемность и отсутствие форм. Образность, народность, чувственность его языка достигают высшего предела. У всех трех — врожденный дар писать письма и рассказывать с непосредственным тяготением к родному языку, нет обдуманной преднамеренности, нет плана построения предложения. Как только они в хорошем настроении, каждое слово в их устах принимает характер чего то забавного и живого, и случайные мысли нанизываются одна на другую.

На другом конце циклотимического ряда стоят созерцательные фигуры типа Готфрида Келлера (и у Гёте в циклотимических сторонах его характера заключается многое из этого типа), которые близко подходят к вещам, с любовью осматривают их, исследуют, ощупывают, тщательно собирают материал и, спокойно творя, точно и с любовью изображают действительность. Известная любовь к простым людям и полному описанию деталей проглядывает уже у Готфрида Келлера, и еще яснее выступает у Зейделя, Готгельфа.



Рис. 27. Готфрид Келлер. Гравюра Штауффера — Берн, 1887. (С разрешения художественного магазина Amsler u. Rutarth.) Сравни портрет кисти Боклина. 1889. G. Keller. Gesammelte Gedichte. Stuttgart, Gotta.

Описанные личности надо считать основной группой циклотимических темпераментов у поэтов. Коснемся теперь вариантов и пограничных типов. Еще одну родственную группу можно характеризовать именами И. Р. Геббеля и В. Буша. Тот и другой отличаются смешанным строением тела: у Геббеля ясно выступает пикническое (особенно на фронтальных очертаниях лица); у Буша оно хорошо заметно в портретах более пожилого возраста. Оба в литературном стиле обнаруживают настоящую реалистически-юмористическую, человеколюбиво-сияющую душевную теплоту, но у них отсутствует эпическая полнота и отмечается искание внешних форм. Они умеют выделить существенное, в нескольких характерных штрихах передать сюжет; у Буша, кроме того, блестящая стихотворная форма. Их стиль анекдотичен или сжат, как в эпиграмме, заострен, обдуман, грациозен. У Буша к сказанному присоединяются важное в диагностическом отношении стремление к философской рефлексии и черты нелюдимого чудака.

Их можно рассматривать как переходные формы от собственно циклотимических юмористов, рассказчиков типа Фрица Рейтера к группе талантов, полных остроумия, сарказма, иронии и сатиры, сущность которых можно характеризовать именами Гейне, Вольтера, Фридриха Великого и Ницше; эта группа принадлежит уже главным образом к шизотимическому типу. У первых трех уже строение тела ясно указывает на это, а у Ницше — только частично (резко втянутое основание черепа, густая борода и волосы, подобно тому как это наблюдается при высоких башенных черепах, глава V). У Гейне и Фридриха Великого мы находим еще черты, близкородственные циклотимическому юмору. Но у остальных ясно обнаруживается родственная связь людей, полных остроумия и иронии, с шизотимической группой в их индивидуально-психологических взаимоотношениях: у Гейне — с его романтически сентиментальной частью личности, у Вольтера — с патетической, у старого Фрица Рейтера — с его недоверчивостью, человеконенавистничеством и резкой холодностью. Ницше можно рассматривать как прототип таланта, лишенного юмора. Богатая идея не носит у него в себе радости, а всегда насыщена пафосом. По складу личности он классический психэстетик с типичной пропорцией нежного тонкого чувства и холодного сознания властелина. Мы не хотим здесь подвергать психологическому анализу тип человека, обладающего остроумием и иронией; отметим только, что его внутренняя связь с шизотимическим способом чувствовать, в отношении остроумия, заключается, во-первых, в порывистости, склонности к антитезе и утонченности чувствований, а затем в отношении иронии и сарказма в его характере с аутистической гиперэстетической установкой аффекта. В этом смысле для нас внутренне понятной становится эмпирически-биологическая связь с шизотимическими темпераментами. Мы можем остроумно-ироническое рассматривать как шизотимическую параллель к циклотимическому юмору.

У юмористических писателей, которые обнаруживают сентиментальные налеты в смысле шиллеровской эстетики, то есть напускную детскость, рефлексию, пафос, элегическую трогательность, формы строения тела также очень смешанны, как, например, у Клаудиуса и Жана Поля (последний, однако, с сильными пикническими компонентами). У Раабе с его резким налетом рефлексии и пафоса анатомичное строение лица напоминает шизотимиков. Надо уделять внимание всем этим видоизменениям и частичным компонентам, хотя их и нельзя окончательно изучить на основании немногих имеющихся в нашем распоряжении примеров.

Что же касается вариантов поэтического реализма, то мы встречаем более редкую форму, которая отличается не особенной душевной теплотой, а скорее холодностью и сухостью и в своем юморе немного саркастична; это приблизительно тип Фонтана. Во многих индивидуальных психологических чертах он близко примыкает к циклотимикам и в соматическом отношении имеет много пикнического. Также и критики со свежим темпераментом, естественностью, юмором и здравым смыслом, каковы Лессинг и Т. Фишер, имеют, несмотря на сильное конституциональное смешение, близкое отношение к циклотимической группе, на что, впрочем, указывает и строение тела. Где же реализм строго выражен и лишен юмора, там в индивидуально-психологическом отношении и по строению тела мы опять приближаемся к шизотимическому кругу (например, Дрост-Гюльсгоф — типично астеническое строение тела), когда реализм сильно переплетается с романтикой и любовью к природе, или у Геббеля, когда он сочетается с мучительными и трагическими чувствами.

Ясные переходные формы к шизотимической группе составляет прежде всего тот тип, представителей которого обыкновенно называют натуралистами. У них еще присутствует реалистическое наблюдение, но отсутствует спокойная созерцательность, растворяющаяся в объекте наивность, душевная любовь к существующему, чувство юмора; напротив, наступают пафос, известные тенденции, страстные напряжения, отрицание действительности и даже субъективно карикатурные искажения. Искусство изображать не в теплых диатетических средних тонах, а в резких психэстетических антитезах. И реалистическое изображение только служит этим антитезам. Мы можем образовать ряд, идущий от циклотимиков к шизотимикам, который приблизительно начинается с Золя с его выраженной склонностью к чистому наблюдению, к полноте, к эпической предметности, к Ибсену и Герхарду Гауптману становится все драматически антитэтичнее и субъективнее и кончается психэстетическими аутистами, к которым принадлежит Стриндберг и близко примыкает Толстой. Если сравнить портреты, начиная с Золя и кончая Толстым, то можно установить такого же рода переход от пикнического лица к шизотимическим длинным лицам.


Шизотимические темпераменты художников