Биоэтика на рубеже тысячелетий. Обзор материалов V всемирного конгресса по биоэтике (Лондон, 2000)*

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Международную научно-практическую конференцию «Германистика на рубеже тысячелетий», 128.49kb.
• Iv международную научно-практическую конференцию «Германистика на рубеже тысячелетий», 128.35kb.
• Литература к курсу «Культура массовых коммуникаций», 113.24kb.
• Краткий обзор материалов семинар, 433.73kb.
• Списо к журналистов, аккредитованных на освещение V всемирного конгресса финно-угорских, 1096.37kb.
• Художественно-эстетическое самосознание художников якутии на рубеже тысячелетий, 381.66kb.
• Аналитический обзор, 1253.33kb.
• Программа конференции предусматривает пленарные  и секционные, 35.41kb.
• Отчет Об участии в работе Исполнительной Ассамблеи Всемирного энергетического Совета, 186.39kb.
• Выступление Л. С. Макарона на встрече руководителей печатных сми, 137.05kb.

Биоэтика на рубеже тысячелетий. Обзор материалов V Всемирного конгресса по биоэтике (Лондон, 2000)*

В. А. Антипенков, А. Б. Ляуш, В. И. Сабурова, И. В. Силуянова, Н. А. Сушко


Научные форумы отличаются друг от друга специализацией, разно­образием целей и задач, формами работы, уровнем, классом и коли­чеством представительства профес­сионалов. V Всемирный конгресс по биоэтике, проходивший в Лондоне в сентябре 2000 г., в полной мере со­ответствовал своему всемирному ста­тусу не только потому, что в его рабо­те приняли участие исследователи со всех континентов и регионов мира. Работа конгресса позволила «скани­ровать» все имеющееся в настоящее время в мире содержание биоэтичес­кого знания усилиями специалистов медицинского, биологического, техни­ческого, философского, этического, эко­номического, юридического, истори­ческого, психологического, религиозно­го, социально-политического областей знания из 50-ти государств. Наиболь­шее число сообщений были сделано представителями США, Великобрита­нии, Голландии, Австралии, Бразилии и Германии. Анализ докладов и опуб­ликованных материалов Конгресса (352 сообщения) позволяет сделать вывод прежде всего о широчайшем спектре биоэтических исследований, который включает как традиционные для врачебной этике вопросы, напри­мер, о врачебной тайне, так и новей­шие, например, проблемы «зеленых ре­волюций».

Обзор материалов V Всемирного конгресса позволяет сделать вывод, что в поле внимания биоэтики сегод­ня находятся около 40 направлений исследований. К ним относятся:

1. Этические проблемы генетики.
   
2. Формы, аспекты, условия получения информированного согласия.
   
3. Содержание принципа автономии личности.
   
4. Структура, содержание, полномо­чия деятельности этических комитетов,
   регулирующих медицинские исследова­ния на больных и здоровых людях.
   
5. Этические проблемы репродук­тивных технологий.
   

6. Этические проблемы транс­плантации (включая проблемы ксенотрансплантации).

7. Медицинское образование. Формы и методы преподавания биоэтики.
   
8. Этические проблемы психиатрии и психотерапии.
   

9. Этические проблемы клонирования.

10. Общетеоретические основа­ния принципов биоэтики и законов, регулирующих биомедицинскую деятельность.
    
11. Этические проблемы аборта и контрацепции.
    
12. Этические проблемы смерти и умирания.
    
13. Проблемы участия медиков в смертной казни.
    
14. Этические проблемы косметологии.
    
15. Исследование «Конвенции по правам человека и биомедицине» Со­вета Европы 1997 г.
    

16. Этические проблемы эвтаназии.

17. Этические проблемы отно­шения к ВИЧ-инфицированным.

18. Этические проблемы геронтологии.
    
19. Современные проблемы взаимоотношения «врач — больной».
    
20. Феминизм и проблемы права женщин в области здравоохранения.
    
21. Феномен «целительства» и отношение к нетрадиционной медицине.
    
22. Демографические процессы и биоэтика.
    
23. Идея справедливости и медицинское страхование.
    
24. Проблема отказа от медицинского лечения.
    
25. Проблемы границ и форм при­нудительного лечения.
    

26. Определение критериев преступной медицинской деятельности.
    
27. Проблема коррупции и кор­поративности в медицине.
    
28. Этические проблемы пренатальной диагностики.
    
29. Евгеника: этические, правовые, социальные аспекты.
    
30. Биоэтика: проблема нахожде­ния механизмом взаимодействия теории и практики.
    

31. Врачебная тайна и границы конфиденциальности.
    
32. Проблема этичности отношения к животным.
    
33. Биоэтика и политика.
    
34. «Зеленая революция» как средство решения продовольственных проблем.
    

35. Биоэтика и религия.
    
36. Этические проблемы работы с наркологически зависимыми паци­ентами.
    
37. Проблема защиты прав детей в медицине.
    
38. Биоэтика и экология.
    
39. Этические аспекты использо­вания средств телекоммуникации в ме­дицине.
    
40. Биоэтика и сестринское дело.
    

Внимание к перечисленным на­правлениям на Конгрессе располага­лось неравномерно.

Как свидетельствует цифровой под­счет, основной интерес был сосредо­точен на следующих направлениях:


— общетеоретические основания принципов биоэтики и законов, регулирующих биомедицинскую деятельность (около 14%);

• структура, содержание, полномочия деятельности этических комитетов,
  регулирующих медицинские исследования на больных и здоровых людях
  (около 12%);
  
• этические проблемы репродук­тивных технологий (около 10%);
  

• содержание принципа автономии личности (7%);
  
• этические проблемы генетики (7%);
  
• феминизм и проблемы прав жен­щин в области здравоохранения (6%);
  
• этические проблемы смерти и умирания (5,5%);
  
• этические проблемы трансплан­тации, включая проблемы ксенотрансплантации (4%).
  

Именно в силу «количественного» приоритета внимания к данным на­правлениям мы останавливаемся на содержательном анализе представ­ленных в их границах подходов и позиций, идей и фактов с целью пре­доставить читателю максимум инфор­мации о работе Конгресса.

В информационном блоке по реп­родуктивным технологиям лидирую­щее положение занимал анализ либеральных позиций. В первую оче­редь обсуждались требования о ле­гализации прав на свободную репродукцию. Dr.Susanne Gibson (Departament of Religion and Ethics, St. Mar­tins' College, Lancaster? UK) (Велико­британия) в своих тезисах обращала внимание на необходимость выработ­ки и принятия всеобъемлющего зако­на по репродукции. Либеральная по­зиция отстаивает необходимость га­рантирования 4 основных прав:

1. права на лечение от бесплодия;
   
2. права иметь ребенка для тех, кто не имеет партнера для репродукции:
   

а) одиноким людям;

б) партнерам одинакового пола;

3. права для женщин после мено­паузы с использованием гамет;
   
4. права на использование заме­нителей матки.
   

Должен ли быть принят такой за­кон? Автор оценивает шансы на при­нятие такого закона, направляюще­го деятельность, в сравнении с за­коном ограничительным, т. е. проти­воположным по своей направленно­сти. Основной аргумент сторонников ограничительного закона — это тре­бование учитывать «интересы ребен­ка». Дети не могут согласиться с воз­можностью появиться на свет реп­родуктивным образом или отказать­ся от нее, поэтому оказываются наи­более уязвимыми, и, таким образом, приоритет должен отдаваться их ин­тересам. Каким должен быть закон по репродукции — руководством к действию или средством защиты наиболее беззащитных?

Об интересах ребенка ставит воп­рос и Sheril de Lacey (Flinders Univer­sity of Sous Australia School of Nursing, Australia). Она говорит об интере­сах ребенка в связи с возможностью деструкции феномена материнства при разрушении гетеросексуальных идеалов.

Martin Shildrick сообщает, что в поле зрения специалистов Велико­британии находятся социальные и мо­ральные структуры постпросвещенного либерального гуманистического обще­ства, именно в связи с серьезными из­менениями в репродуктивной практи­ке. Прогресс в репродуктивных тех­нологиях меняет общественное (соци­альное) восприятие семьи, материнства и самого человека, приводит к сдви­гам в устойчивых структурах парных категорий: нормальный и аномальный, плодный и бесплодный, материнство и отцовство. Некоторые гарантии защи­ты интересов уязвимых, индивидуаль­ных интересов традиционной семьи от новых нормативных стандартов мо­дернизма необходимы, как предупреж­дение от опасностей, возможных от принятия свободных подходов.

Участники V Всемирного конгрес­са были проинформированы Andi Miah (De Monfort University, Bedfort, UK) и о фактах коммерциализации человече­ской жизни. Один их них — интернетовский сайт Ron' Angels, который был организован с целью поиска бездет­ных пар, тех людей, у которых сложно­сти с поисками подходящего партне­ра, и тех, кто просто хочет купить вы­годное будущее для своих детей. Все эти люди становятся покупателями и участниками аукциона своеобраз­ных «лотов» — спермы и яйцеклеток от самых привлекательных доноров не только в отношении внешнего вида, но и генетического состояния здоро­вья. В поясняющих тезисах Ron' Angels ясно и четко объясняет, что данная служба хочет производить на свет кра­сивых, интеллигентных, генетически со­вершенных людей. Торговля на сайте Ron' Angels гарантирует идеального ре­бенка, все дело только в цене, кото­рая назначена за жизнь и которая может быть оплачена покупателями-родителями. Но может ли человеческая жизнь рассматриваться как товар и ста­новиться предметом купли-продажи? Добавим и мы вопрос от себя: не опас­на ли для демократии эта примерка рабовладельческих масок?

О реальной тенденции рассмотре­ния женщин в модуле поставщиков продукции и отнесение их яиц к пред­метам потребления рынка писала Marelin Coors. Ph. D. (Healthcare Ethics and Human Medical Genetics, University of Colorado, USA).

Theresa Jones, Ph. D. (Programs in Healthcare Ethics and Human Medical Genetics, University of Colorado Health Sciences Center) предложила вниманию информацию о появлении театральной пьесы «Яйцеклетки на продажу», в ко­торой представлены различные отзы­вы, точки зрения женщин, занятых в прак­тике сдачи и продаже яйцеклеток.

Cynthia В. Cohen (Kennedy Institute of Ethics, Georgetown University, Washington, DC, USA) критикует по­зицию, отстаивающую право выбора заказчиками тех признаков детей, ка­ких они захотят. Это, с точки зрения автора, несет возможность причине­ния вреда будущим поколениям и поэтому представляется недопусти­мым. Автор критикует позицию John Robertson, который считает, что утвер­ждение о вреде будущим поколени­ям является «излишне умозритель­ным», чтобы оправдать отказ от ис­пользования эмбриональных вмеша­тельств для лечения или для «конт­роля качества» ближайших поколе­ний. Автор полагает, что когда есть вероятность риска, вмешательства не должны предприниматься.

Lusi Frith (Departament of Primary Care, University of Liverpool, UK) про­информировала, что в настоящее вре­мя Британское правительство рассмат­ривает возможность изменения зако­нодательства по поводу анонимности доноров половых клеток. По ныне су­ществующим законам любая инфор­мация о донорах держится в тайне, и дети, которые рождены с помощью доноров половых клеток, не имеют права на идентификацию своих био­логических родителей. Должны ли до­норы половых клеток оставаться ано­нимами? В Австралии доминирует ут­вердительная позиция. В Европе, на­пример в Швеции и Австрии, уже об­суждаются программы по открытому донорству спермы. В США можно выбирать между различными донор­скими программами. Одни програм­мы предлагают анонимное донорство, другие поощряют возможность кон­такта будущего ребенка с донором. Автор убеждена, что должен быть со­хранен баланс между правами доно­ров и правами будущих детей.

Главным вопросом репродуктивно­го направления остается вопрос о на­чале человеческой жизни и о стату­се эмбриона. Egbert Schroten (Centre for Bioethics and Health Law, University of Utrecht, NIL) отстаивает мнение о необходимости различения мораль­ного статуса эмбрионов, которые пе­реносятся в матку и которые не под­вергаются этому процессу. Это раз­личие он предлагает положить в ос­нову создания этических норм для эм­бриологии, что уже реализуется в Ве­ликобритании.

Sity Nurani Mohd Nor ( Department of Science and Technology Studies, University of Malaya, Malaysia) информирует, что принцип единства духа, души и тела человека составляет со­держание отрицательного отношения к исследованиям человеческого эмб­риона в исламе. Данную позицию подтверждает также Mohamed Shahin, Ph. D. (Faculty of Education Ain shams Univ. Cairo-Egypt) и сообщает, что абсолют­но запрещена практика, включающая:

1) оплодотворение человеческими эмбрионами животных других видов;

2) оплодотворение человека клонированными эмбрионами;

3) обмен унаследованных характеристик предэмбрионов, включая использование эмб­рионов для половой селекции.

Gareth Jones (Department of Ana­tomy and Structural Biology, University of Otago, Dunedin, NZ) говорит о тенденции разработки концепции «пред-эмбриона». Введения понятия «предэмбрион» осуществляется научным со­обществом. Это понятие относится к раннему эмбриону и связанным с ним структурам и противопоставляется раз­вивающемуся континууму человече­ского эмбриона, пытаясь создать эти­чески оправданное поле для эмбрио­логических исследований. Эта концеп­ция отстаивается эмбриологами, так как для них в конечном счете ценностью является эмбриональное развитие как целостный процесс, а не само опло­дотворение. Эта концепция оценива­ется автором, как имеющая значитель­ные последствия для консервативных представлений о статусе эмбриона.

Christian Munthe (Department of Phi­losophy, Gothenburg University, Sweden) приводит точку зрения о том, что эм­брион имеет моральный статус с мо­мента оплодотворения. Опровергается установленная возможность разделе­ния на две равные симметричные ча­сти на фазе раннего утробного раз­вития эмбриона. Аргумент «разделе­ния» направлен против аргументов об уникальности и значимости индивиду­альных человеческих существ. В сво­ей статье автор доказывает, что мо­ральная позволительность воздейство­вать на существа различными спосо­бами не может зависеть от того, могут ли эти создания делиться на несколько созданий или нет.

Miguel Ricou ставит проблему о возможности негативных для челове­ка психологических последствий искус­ственного оплодотворения в связи с тем, что происходит разрыв цели и средств инстинкта размножения, что, вероятно, может привести к разруше­нию или нарушению, или деформаци­ям данного основного жизнеобеспе­чивающего инстинкта.

В заключение нельзя не отметить, что напряженность поля этических проблем репродуктивных технологий заключена между сиюминутными пра­вами и требованиями женщин иметь детей, с одной стороны, правами эм­брионов на защиту от манипуляций и правами рожденных подобным путем детей, а также предполагаемыми ожи­даемыми социокультурными послед­ствиями применений репродуктивных технологий, с другой.

Однако складывающееся впечат­ление об абстрактности ситуации с репродуктивными технологиями исче­зает под давлением конкретных слож­нейших ситуаций в медицинской прак­тике. Одну из них анализируют De-bora Diniz and Dirce Guilhen (University of Brasilia, Brazil). Женщина 39 лет, под­вергнувшаяся искусственному оплодот­ворению, сейчас находится на 6 меся­це беременности с 5 развивающими­ся плодами в матке. СМИ Бразилии сообщают о массовом характере обвинений в адрес врачей, использу­ющих эту технологию и связанными с ней аморальными экспериментами.

Тема смерти — одна из централь­ных для биоэтики. В тезисах к Кон­грессу были представлены целостные концепции смерти. Одна из них была предложена Marcos de Almeda (Esco-lo Paulista de Medicina-UNIFESP), со­гласно которой основное различие между бытием и небытием, между жизнью и смертью — это их после­довательность. Жизнь необходима как условие и не конечна в себе самой. Она имеет существенное значение только как средство, обеспечивающее состояние духовности человека. Связь биологического, морального и онтологического подхода к проблеме смерти и жизни венчает вопрос: за­чем нужна весна, если она не смо­жет принести ни цветов, ни даже на­дежды на единственный лист?

Но от чисто философского или ре­лигиозного подходов для биоэтики важны вопросы, связанные с пробле­мой умерщвления больных врачами. Agnes van der Heide, MD, PhD (Depar-tament of Public Health, Erasmus Univer­sity Rotterdam, The Netherlands) говорит о том, что самые последние исследо­вания неизменно показывают значи­тельный разброс мотивировок меди­ков при принятии решений о прекра­щении жизни, среди которых значитель­ное место занимают «немедицинские» аргументы, такие как возраст, раса, социальная значимость. «Немедицин­ские» аргументы в процессе принятия решений часто камуфлируются меди­цинской терминологией. Медицина все более становится вовлечена в опре­деление качества и времени после­дней стадии жизни. Роль «медицинс­ких» и «немедицинских» аргументов оп­ределяет меру ответственности меди­ков в принятии решения об отказе от систем поддержки жизнеобеспечения в медицинской практике и определя­ет оптимальное и добросовестное ле­чение пациентов на заключительной стадии жизни.

В связи с появлением нового кри­терия смерти человека — смерти мозга, обсуждение темы смерти человека приобретает политический характер. Почему? Потому, что диагноз «смерть мозга» — условен, т. е. он может быть принят только при условии, если об­щество в целом согласится с приняти­ем такого критерия. Другими словами, этот диагноз можно будет рассматри­вать как биологическую смерть чело­века только при условии, если обще­ство примет такое решение. Но как общество будет принимать такое ре­шение? Noam J. Ph D (Departament of Philosophy, Bar llan University, Israel) ста­вит вопрос перед политическими дея­телями: если демократическое боль­шинство сочтет необходимым принять закон о смерти мозга, то до какой сте­пени он может быть приемлемым для оставшегося меньшинства? Рациона­лизм, к которому апеллирует большин­ство, вряд ли здесь, в этом вопросе, может и должен беспредельно доми­нировать. Споры вокруг смерти чело­века и его мозга не могут быть только рациональными или только иррацио­нальными. При внутриевропейских дебатах должна соблюдаться поли­тическая толерантность и плюрализм, должны учитываться интересы тех, кто отвергает закон о смерти мозга, если это отвержение основывается на тра­дициях культуры еврейского или япон­ского народов, или на другой религи­озной или философской почве.

David McCarthy (Dept, of Philoso­phy, University of Melbourne, Australia) ставит вопрос о ценности информа­ции и времени чьей-то смерти. Дол­жен или нет человек знать о точном времени своей смерти? Согласен он или нет принять подобное знание. Улучшит или нет, это знание жизнь человека? Все эти вопросы возника­ют в связи с развитием генетического прогнозирования.

В тезисах Salud В. Zaldavar сооб­щается, что смертная казнь на Филип­пинах осуществляется путем смертель­ной инъекции. Но в центре внимания автора оказывается проблема допу­стимости смертной казни, без рассмот­рения вопроса об этичности и самого способа ее осуществления.

Проблема эвтаназии в теме смер­ти составляет самостоятельный блок. Профессор Dr. Rita Kielstein (Division of Nephrology, Otto-von-Guericke-University Magdeburg, Germany) отме­чает, что проблема эвтаназии возни­кает в культуре, сфокусированной на успех, счастье, здоровье, благополучие. Само собой разумеется, что если имен­но через этот фокус рассматривать жизнь последних недель или часов, то на первый план выдвигается вопрос об индивидуальных предпочтениях че­ловека, которые нельзя не учитывать. Для этого в Германии разрабатыва­ются специальные методы, коммента­рии, подходы.

Bronwyn A. Page (USA) констати­рует, что вся американская нация вовлечена в серьезные и глубокие деба­ты относительно этичности и законно­сти эвтаназии. Законодательный акт штата Орегона «О смерти с достоин­ством» 1999 г. — первый нацио­нальный закон, разрешающий эвтана­зию. Противники законопроекта об «облегчении боли» утверждают, что главная причина, по которой пациент решается на эвтаназию, — это не столько сама боль и стремление к «об­легчению боли», как скорее потеря са­мообладания и достоинства. Эвтана­зия, в плане лишения жизни, как со­знательная форма действия врача по предоставлению медицинской помо­щи обнаруживает различные пробле­мы. И среди них та, что пациенты при­нимают решение об эвтаназии под влиянием ее меньшей стоимости по сравнению со стоимостью традици­онного лечения. Профессор Len Doyal (Department of Human Science and Medical Ethics, University of London) вы­двигает аргумент против оценки не­законности активной эвтаназии и ассистированного врачом суицида на ос­новании такого морального аргумен­та — компетентный взрослый пациент может отказаться от поддерживающей жизнь терапии, когда такое лечение не может быть обеспечено. Очевидно, автор имеет в виду те же финансовые основания подобного отказа.

Dr. В. Broeckaert (Centre of Biome-dical Ethics and Law, K. U. Leuven, Belgium) сообщает, что к концу 2001 года легализация эвтаназии в Бельгии ста­нет действительностью. Борьбу против этого ведет Бельгийская христианская партия путем конструктивных диалогов с сенаторами. Автор свидетельствует, что непросто достигнуть правильного ба­ланса между законопроектами, кото­рые легализуют эвтаназию, и уважени­ем идеалов морали.

Michael Ashby, (Professor of Palliativ Care, Monash University, Monash Me­dical Centre, Australia) полагает, что трудно отличить принятую в практи­ке паллиативную помощь и эвтана­зию, так как в ходе клинического опы­та было подтверждено, что подходя­щее и пропорциональное использо­вание опиоидных препаратов для облегчения боли укорачивает жизнь. Этот факт обостряет вопрос о при­чинении смерти и изменении сроков естественной смерти. Медицинская паллиативная помощь должна кон­центрироваться на опыте ухода и со­стоянии заботы и исключать на­меренное или ненамеренное уско­рение процесса смерти.

Guy A. M. Widdershoven (Departa-ment of Health Care and Philosophi, University of Maastrich) делится ин­формацией о том, как поставлена паллиативная забота в Голландии, в которой она превратилась в важную политическую проблему. В Голлан­дии в настоящее время существуют 5 центров по координации и изуче­нию этики паллиативного лечения. Автор констатирует, что в медицинской этике Голландии на смену приоритет­ного направления по автономии па­циента приходят этика общения и эти­ка заботы. Согласно автору, легкая смерть — это не столько смерть по собственному выбору, сколько смерть в заботливом окружении.

В своих тезисах профессор 1 К. М. Gevers (Dept. Soc. Medicine, Academie Medical Center, The Netherlands) ставит вопрос об информированном согласии как способе привлечения пациента к принятию медицинского решения. В какой степени право на информацию и согласие должны реализовываться в ре­шении по отказу от лечения? Профес­сор подчеркивает, что медицинское ре­шение — это не то решение, которое необходимо корректировать со сторо­ны, так как это может привести к задер­жке или прекращению медицинского вмешательства со всеми вытекающими от этого следствиями.


* Печатается по: журналу «Медицинское право и этика», № 2, 2001, с. 12-22.