The great game on Secret Service in High Asia
| Вид материала | Документы |
- «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона» Для 7-8 классов, 43.95kb.
- Social service of the population. Classification of the organisms for the social service, 215.01kb.
- Социальное обслуживание населения. Система качества учреждений социального обслуживания, 8.32kb.
- В. И. High hume (биовласть и биополитика в обществе риска) Москва, 4992.42kb.
- Пользовательское соглашение, 78.28kb.
- Е. В. Воевода английский язык великобритания: история и культура Great Britain: Culture, 1412.89kb.
- Е. В. Воевода английский язык великобритания: история и культура Great Britain: Culture, 365.14kb.
- Реферат по дисциплине: страноведение на тему: «The geographical location of the United, 1698.81kb.
- British Pregnancy Advisory Service, Страфорд-на-Эвоне, Великобритания Эл почта: patricia, 9.18kb.
- Education in great britain, 98.44kb.
Теперь, когда персам только что был преподан такой урок, единственной уступкой Окленда стало незначительное сокращение сил вторжения. Армия Инда, как она официально называлась, состояла из 15 тысяч британских и индийских солдат, включая пехоту, кавалерию и артиллерию. За нею сле-
242
довала гораздо большая армия всякого сброда, насчитывавшая около 30 000 обозников — носильщиков, грумов, слуг, поваров и кузнецов — вместе с огромным количеством верблюдов, несущих амуницию и продовольствие, не говоря уж о личных вещах офицеров. Говорили, что один бригадир имел в своем распоряжении не менее шестидесяти верблюдов для перевозки своего лагерного имущества, а офицеры одного полка распорядились выделить двух верблюдов исключительно для перевозки их сигар. Наконец, там было несколько гуртов крупного рогатого скота, которому предстояло послужить для экспедиционного корпуса походной кладовой. В дополнение к британским и индийским частям имелась и небольшая собственная армия Шуджаха. Бернс указывал Окленду, что Шуджах окажется более приемлем для соотечественников, если завоюет трон во главе своих собственных войск, нежели если будет возведен на него только с помощью британских штыков. Однако лишь немногие из людей Шуджаха были афганцами, большинство из них были индийцами, их обучали и ими руководили британские офицеры, и содержались они на британские средства.
Весной 1839 года армия вторжения во главе с подполковником сэром Александром Бернсом, старавшимся угрозами, увещеваниями или взятками облегчить путь, вошла в Афганистан через пятидесятимильный Боланский перевал. Самым коротким путем был, безусловно, переход через Пенджаб и Хайберский перевал, но в последний момент этому воспротивился Ранжит Сингх. Так что маршрут пролегал через Синд и значительно южнее двух главных перевалов. Правители Синда также возражали, указывая, что по договору с Британией никакие военные силы не могли передвигаться вверх по Инду. Однако им объяснили, что сложилась чрезвычайная ситуация, а заодно пригрозили ужасными последствиями, если они попытаются сопротивляться британским войскам, которые коваными сапогами прошли по их территории.
Хотя Бернсу и удалось купить у вождей племен белуджей, по чьим землям они двигались, гарантии безопасности перехода экспедиции через Боланский перевал, многие отставшие
243
солдаты, курьеры и крупный рогатый скот пали жертвой поджидавших их в укромных местах разбойничьих банд. Для основных колонн переход вскоре оказался гораздо труднее, чем ожидалось. Предполагали, что экспедиция сможет прокормиться главным образом за счет местных сельскохозяйственных ресурсов, но засуха и болезни уничтожили предыдущий урожай, так что сельским жителям пришлось выживать за счет тех диких растений, которые удавалось найти — зачастую только после долгого и тщательного поиска. В армии вторжения обнаружилась острая нехватка продовольствия, что привело к значительному снижению морального духа войск. «Эти нехватки вскоре заставили с испугом говорить об их здоровье и их духе,— писал сэр Джон Кайе. — Страдания текущего момента усиливались размышлениями о будущем, и когда люди видели исхудавшие тела и впавшие щеки друг друга... их сердца умирали вместе с ними».
То, что представлялось неизбежным несчастьем в самом начале кампании, удалось как раз вовремя предотвратить Бернсу. Он сумел по заоблачным ценам прикупить у белуджей 10 000 овец — и силы и мораль экспедиции были восстановлены. Но разведывательная информация, которую он получал от хана — партнера по сделке и пересылал Макнагтену, была далеко не ободряющей. Хан белуджей предупреждал, что если англичане и сумеют возвести на трон Шуджаха, они никогда не заставят афганский народ поддержать их и в конце концов потерпят поражение. Как он заявлял, англичане затеяли дело «огромных размеров и трудное для исполнения». Вместо того чтобы довериться афганскому народу и Дост Мохаммеду, англичане «пренебрегли ими и наводнили страну иностранными войсками». Он настаивал на том, что Шуджах непопулярен среди своих афганских соотечественников и что для англичан было бы благоразумнее указать ему ошибки, «если они совершены им, и исправить их, если они совершены нами самими».
Это было последнее, что желал бы услышать Макнагтен, ведь он не раз заверял лорда Окленда в том, что возвращение Шуджаха будет восторженно встречено афганцами. До
245
сих пор признаков этого восторга заметно не было, но первая реальная проверка популярности британской марионетки наступила в тот момент, когда они достигли Кандагара, южной столицы страны, где правил один из братьев Дост Мохаммеда. Когда англичане приблизились к городу, Макнагтен и командующий экспедиционным корпусом сэр Джон Кин получили информацию о том, что правитель покинул город и отправился на север. Поскольку встретить какое-либо сопротивление казалось маловероятным, британским войскам был отдан приказ задержаться, чтобы сложилось впечатление, что Кандагар вернули Шуджаху его собственные войска. 25 апреля Шуджах вместе с Макнагтеном въехали в город без единого выстрела. Собралась большая толпа любопытных, захотевших его увидеть: мужчины толпились на улицах, а женщины усыпали крыши домов и балконы. По пути ему бросали цветы, и пока он триумфально проезжал по городу, отовсюду неслись восторженные возгласы: «Кандагар свободен!» и «Мы надеемся на твою защиту!»
Макнагтен был в восторге. Он оказался прав, а Бернс — нет. «Шах устроил большой прием,— писал он в тот вечер лорду Окленду,— и был встречен с чувствами, доходившими почти до обожания». Он был уверен, что Дост Мохаммед не сможет защитить Кабул и будет вынужден бежать, когда узнает о тех восторженных приветствиях, которые сопровождали бескровную победу Шуджаха. Он решил организовать торжественный прием на открытом воздухе за городскими стенами, чтобы афганцы могли выразить свою лояльность новому правителю. Предстояло организовать блестящий военный парад, на котором войска генерала Кина должны были пройти парадным строем перед Шуджахом, который принимал бы приветствия, находясь на платформе, закрытой от палящего зноя разноцветным тентом. В назначенный день Шуджах выехал на рассвете туда, где были выстроены британские и индийские войска и где ждали его Макнагтен, Кин и другие политические советники и армейские офицеры. Когда он поднялся на помост, войска ему отсалютовали, прогремел залп из
246
101 орудия и начался торжественный марш. Все было великолепно — за исключением одного. Посмотреть на это зрелище и выказать уважение Шуджаху пришло не более сотни афганцев. «Вся эта затея,— писал Кайе,— кончилась болезненным провалом: ничтожное число афганцев, которые пришли выказать почет своему повелителю, должно было послужить шаху Шуджаху зловещим предупреждением о том, что он не может рассчитывать на привязанность народа, что горько разочаровало его основных европейских сторонников».
Возможно, Макнагтен был разочарован, но смириться не собирался. Если все остальное провалится, то лояльность афганцев или по меньшей мере тех, кого следует принимать в расчет, всегда можно будет купить за британское золото. Он достаточно в этом убедился, когда массово раздавал его вождям племен, по чьей территории они продвигались. «Он открыл кошелек,— писал Кайе,— и щедрой рукой раздавал во все стороны его содержимое ». Однако никакое золото не могло купить лояльность следующего города на их пути. Это был Газни, его мощная крепость на высокой горе прославилась по всей Центральной Азии своей неприступностью. Изучив ее стены, очень толстые и достигавшие шестидесяти футов в высоту, генерал Кин и его инженеры поняли, что столкнулись с серьезной проблемой. Афганская крепость оказалась куда более неприступной, чем они полагали. Осадные орудия генерал Кин оставил в Кандагаре, решив, что они не понадобятся. Так что теперь у него были в наличии только легкие полевые пушки, которые вряд ли могли произвести хоть какое-то впечатление на защитников могучей твердыни. К тому же у них снова начались проблемы с провиантом, а чтобы доставить к Газни необычайно тяжелые осадные орудия, которые пришлось бы буквально волочить на каждом дюйме дороги от Кандагара, понадобилась бы не одна неделя.
Однако существовал еще один способ взять Газни без них — взорвать какие-нибудь одни ворота из нескольких главных ворот. Задача была почти самоубийственная, ведь кто бы ни взялся заложить взрывчатку и поджечь фитиль, это требовало исключительной смелости, так как действо-
247
вать пришлось бы на виду у защитников города, расположившихся на оборонительных валах. Возглавить небольшую команду саперов, назначенных для выполнения этой задачи, поручили молодому офицеру — лейтенанту Генри Даренду из бенгальских инженерных войск, хотя он еще не совсем оправился от слабости после приступа желтухи. Теперь возник вопрос, какие же конкретно ворота города следует атаковать. Здесь англичанам повезло. Экспедиционный корпус в качестве местного офицера разведки сопровождал молодой друг и протеже Бернса Мохан Лал, сумевший установить контакт с одним из защитников города, которого знал прежде. От этого предателя он узнал, что все ворота города, за исключением одних — больших кабульских,— заложены изнутри кирпичом, что делает их практически неприступными.
Пока генерал Кин со своим штабом разрабатывали планы штурма, наблюдатели неожиданно заметили на вершине холма группу вооруженных афганцев, разглядывавших британский лагерь. Горнист поднял тревогу, на них были брошены кавалерия и пехота, что заставило их бежать, но еще до того удалось захватить группу пленных и священное воинское знамя. Когда его проносили перед шахом, один из пленных, закричав, что шах предал веру, вырвался и в возникшей суматохе ударил ножом одного из адъютантов шаха. Взбешенный этим происшествием, шах приказал немедленно казнить всех пленных. Когда кровавая баня была в самом разгаре, проходивший мимо шахского лагеря британский офицер услышал шум и заглянул в один из шатров. К своему ужасу, он лицом к лицу столкнулся с палачами, которые делали свое дело со смехом и шутками, «рубя и калеча бедные жертвы без всякого разбора своими длинными клинками и ножами».
«Всего пленников было человек сорок или пятьдесят,— писал он позднее,— как молодых, так и старых. Многие уже были мертвы, остальные — при последнем издыхании». Несколько человек сидели или стояли со связанными за спиной руками, ожидая своей участи. Пораженный увиденным, он кинулся к шатру Макнагтена, чтобы его предупредить. Но последний, похоже, почти ничего не сделал, чтобы остано-
248
вить побоище, хотя, возможно, было уже поздно. До того времени он чрезмерно восхвалял шаха за его гуманизм, отмечает Кайе. Теперь стало ясно, что этот гуманизм «существует лишь в письмах Макнагтена». Даже по диким понятиям афганцев такое варварство считалось неприемлемым, и известие о подобном зверстве человека, стремившегося стать правителем страны, быстро разнеслось повсюду, множа ряды его врагов и нанося непоправимый ущерб репутации его британских союзников.
* * *
К тому времени Кин закончил разработку своих планов и приказал штурмовать Газни. Штурм должен был состояться ночью, под покровом темноты и сильных порывов ветра. Чтобы отвлечь внимание защитников города от кабульских ворот, у дальнего конца крепости должна была начаться ложная атака, в то время как легкая артиллерия и пехота сипаев должны были с близкой дистанции вести огонь по тем, кто находился на стенах. Любой ценой внимание защитников города нужно было отвлечь от кабульских ворот, возле которых лейтенанту Даренду и его саперам предстояло заложить мешки с порохом.
К трем часам на следующее утро все было готово, и каждый занял свое место. По сигналу Кина артиллерия и пехота открыли огонь по укреплениям, причем артиллерийский снаряд оторвал голову афганскому солдату прямо на глазах штурмового отряда, поджидавшего в темноте, когда взорвут ворота. В это время команда взрывников быстро и бесшумно пробиралась к цели. Разместив свои заряды и оставшись незамеченными, саперы поспешили в укрытие, оставив позади Даренда, который должен был поджечь фитиль. Скорчившись у ворот, через трещину в их деревянной обшивке он заметил одного из защитников с длинноствольной джезелью в руках. С первой попытки фитиль не загорелся, то же самое повторилось и при второй попытке. На какой-то миг Даренд, понимавший, что теперь все зависит от него,
249
испугался, что ему придется пожертвовать собой и просто поджечь порох, но с третьей попытки фитиль начал шипеть и потрескивать. Даренд бросился в укрытие и через несколько секунд заряды взорвались.
«Эффект,— рассказывает Кайе,— был и мощным, и неожиданным. Поднялся столб черного дыма, вниз со страшным грохотом обрушились огромные массы кирпича и разнесенных в щепки бревен ». Когда грохот взрыва стих, горнист протрубил атаку. Штурмовой отряд под командой воина легендарной храбрости полковника Вильяма Денни хлынул в дымящиеся ворота, и через несколько секунд британские штыки и афганские клинки сошлись в жестокой схватке. Под громкие крики, доносившиеся из-за стен, основные атакующие силы снялись с позиций и направились к воротам. Но в этот момент в суматохе и темноте произошло нечто такое, что едва не стоило англичанам победы. Считая, что ворота полностью завалены обломками и что люди Денни все еще находятся снаружи, горнист протрубил отступление, что сразу остановило атаку, тогда как за стенами штурмовой отряд не на жизнь, а на смерть бился с превосходящими силами врага. Однако ошибку быстро исправили, и снова был отдан приказ к наступлению. Через несколько секунд атакующий отряд, возглавляемый бригадиром с саблей наголо, прорвался внутрь крепости и присоединился к бойцам Денни.
Афганцы никогда не думали, что их крепость будут штурмовать, и теперь сражались с беззаветной храбростью и жестокостью. Но им впервые пришлось столкнуться с хорошо обученными европейскими войсками, прекрасно знающими современную тактику штурма, так что вскоре оборона начала ослабевать. «В неистовом отчаянии,— писал Кайе,— афганцы с саблями в руках бросались сверху на наших штурмующих солдат и с жутким эффектом орудовали клинками, но в ответ их встречал сокрушительный огонь ружей британской пехоты...
В отчаянных попытках бежать через ворота некоторые бросались на горящие бревна и гибли от огня. Других закалывали штыками на земле. Кого-то преследовали и загоня-
250
ли в угол как бешеных собак и там пристреливали». Тех же, кому удавалось прорваться через ворота или преодолеть стену, снаружи добивала кавалерия. Скоро все было кончено, и Юнион Джек и полковые штандарты штурмовых отрядов гордо развевались на крепостных стенах.
Для англичан это была ошеломляющая победа. Когда подсчитали потери, оказалось, что убитыми они потеряли всего лишь 17 человек, 166 человек было ранено, из них 18 офицеров. Внутри крепости было убито по меньшей мере 500 защитников города, еще больше перебила кавалерия Кина снаружи. Однако не менее важными для победителей оказались обнаруженные в городе крупные запасы зерна, муки и прочих продовольственных товаров, ведь их собственные запасы были практически исчерпаны, что явно ставило под сомнение надежды достичь Кабула. Теперь во многом благодаря предприимчивости Мохан Лала и стальным нервам лейтенанта Даренда (что принесло бы ему крест Виктории, если бы в то время он существовал) путь к столице Афганистана, расположенной всего в сотне миль к северу, был открыт.
* * *
Внезапная и неожиданная потеря Газни стала для Дост Мохаммеда сокрушительным ударом, пятитысячная конная армия афганцев под командованием его сына, которую он послал, чтобы остановить наступающих англичан, вынуждена была повернуть назад, чтобы избежать полного разгрома. Союзники Дост Мохаммеда начали понемногу разбегаться, предпочитая наблюдать за развитием событий со стороны. 30 июня 1839 года Кин вновь выступил в поход, и неделю спустя, встреченные только цепочкой брошенных пушек, англичане появились у стен Кабула. Там они обнаружили, что Дост Мохаммед бежал и столица сдалась без единого выстрела.
На следующий день в сопровождении Макнагтена, Кина и Бернса, которые ехали рядом, шах вступил в город, который не видел тридцать лет. Его наряд сверкал драгоценными камнями, сам он восседал на великолепном белом боевом
251
коне, сбруя которого была украшена золотом. «Звон денежных мешков и сверкание английских штыков,— отмечал Кайе,— вернули ему трон, который без этих сверкающих помощников он добывал бы долго и безуспешно». Но нигде не было никаких следов того восторженного приема, который предсказывал Макнагтен. «Это было больше похоже на похоронную процессию,— добавляет Кайе,— чем на въезд короля в столицу своего вновь обретенного царства». Однако Пальмерстон был восхищен искусством Окленда столь мастерски создавать королей. «Блестящий успех Окленда в Афганистане,— писал он,— устрашит всю Азию и облегчит нам все остальное».
Первоначальный план лорда Окленда состоял в том, чтобы вывести британские войска, как только шах надежно закрепится на троне, окруженный своими сановниками и защищенный своей собственной армией. Однако теперь даже Макнагтену стало ясно, что не стоит даже говорить о безопасности, пока искусный Дост Мохаммед остается на свободе. Чтобы попытаться задержать свергнутого правителя, был послан кавалерийский отряд одного из лучших командиров Кина, но через месяц он вернулся в Кабул с пустыми руками. Последующие поиски также оказались бесполезными. Только несколько месяцев спустя Дост Мохаммед сам сдался англичанам, которые — к ярости шаха, который хотел «повесить его как собаку»,— отнеслись к нему с величайшим уважением и отправили в Индию в оказавшуюся временной почетную ссылку.
А пока в Кабуле англичане перешли к повседневной гарнизонной жизни. Начали устраивать скачки, торговля на базарах процветала, ведь английские и индийские солдаты щедро тратили там свое жалованье, к некоторым офицерам стали переезжать из Индии семьи, чтобы воссоединиться в этом новом экзотическом горном регионе. Среди них была и леди Макнагтен, которая привезла с собой хрустальные канделябры, марочные вина, дорогие наряды и бесчисленное множество слуг. Генерал Кин, которому королева Виктория пожаловала титул лорда Кина Газнийского, тем вре-
252
менем с большей частью экспедиционного корпуса вернулся в Индию. Но существенная часть войск осталась в Кабуле, для защиты английских коммуникаций с Индией небольшие отряды разместились в Газни, Кандагаре, Джалалабаде и Кветте. Однако, если Макнагтен был убежден, что с помощью английской армии шах сможет усидеть на троне, то генерал Кин был далеко не так в этом уверен. «Я не могу не поздравить вас с тем, что вы покидаете эту страну,— сказал он лейтенанту Даренду, которому предстояло вернуться в Индию,— так как, попомните мои слова, уже скоро здесь разразится страшная катастрофа...»
В конце августа 1839 года английский гарнизон в Кабуле получил два настораживающих донесения разведки. Пересе состояло в том, что подполковник Чарльз Стоддарт, направленный в Бухару, чтобы убедить эмира относительно британских намерений в Афганистане, арестован и бесцеремонно брошен в кишащую паразитами яму. Второе, даже более серьезное, извещало, что крупная русская экспедиция направилась от Оренбурга на юг, чтобы завоевать Хивинское ханство.
16
Наперегонки в Хиву
С момента посещения Вильямом Муркрофтом четырнадцать лет назад Бухары в Санкт-Петербурге все росли сомнения насчет планов Англии в Центральной Азии и на ее рынках. К осени 1838 года это беспокойство стало сочетаться с аналогичным беспокойством Лондона и Калькутты относительно русского проникновения в окружающие Индию районы. В октябре 1838 года, незадолго до того, как России стали известны британские планы свергнуть Дост Мохаммеда и заменить его своей марионеткой, граф Нессельроде в письме своему послу в Лондоне сообщил об опасениях Санкт-Петербурга. Он предупреждал о «неустанной активности, проявляемой английскими путешественниками в распространении волнений среди народов Центральной Азии и проведении агитации в самом сердце держав, окружающих наши границы». Главным среди этих сеющих смуту путешественников был Александр Бернс, который явно стремился ослабить русское влияние в Центральной Азии и заменить его британским, а также выдворить русские товары и заменить их английскими. «С нашей стороны,— настаивал Нессельроде,— мы ничего не просим, кроме согласия на честную конкуренцию при торговле в Азии».
Едва успели высохнуть чернила на его письме, как в Санкт-Петербург пришли известия о предполагаемом вторжении англичан в Афганистан. И если это было еще недостаточным основанием для тревоги, вскоре последовали дурные новости о том, что действия англичан в Персидском заливе заставили персидского шаха отвести войска от Герата. Это развеяло всякие надежды России получить там какой-либо
254
плацдарм. Понимая, что ни одному из этих шагов Британии России практически нечего противопоставить, русские решили взамен проявить собственную инициативу. Она заключалась в том, чтобы исполнить свою давнишнюю мечту и захватить Хиву, прежде чем англичане начнут направлять на север от Оксуса не только своих агентов, но и армию, и торговые караваны. Русские едва ли могли выбрать лучший момент, чтобы предпринять свой первый важный шаг в Центральной Азии именно в то время, когда англичане столь агрессивно повели себя в Афганистане. То, что эта затея вполне могла кончиться крахом, их не смущало. Официально провозглашенная цель состояла в том, чтобы освободить множество русских, и не только их, удерживаемых хивинцами в рабстве, наказать туркестанских разбойников и работорговцев, регулярно грабящих местные караваны с русскими товарами, и сменить правителя — точно так же, как собирались сделать это англичане в Афганистане,— на собственного, более покладистого кандидата, который откажется от варварских методов своего предшественника.
Даже Бернсу трудно было критиковать эти цели, хотя для него и для его друзей-«ястребов» было совершенно очевидно, что на этом русское наступление на юг не закончится. Видимо, следующими жертвами станут Бухара и Мерв, а затем настанет очередь Герата. Для британских войск оставался единственный способ это предотвратить — оказаться там первыми, воспользовавшись свежеприобретенной базой в Кабуле. Макнагтен считал, что в будущем мае, когда перевалы Гиндукуша освободятся от снега, нужно захватить Балх — важный плацдарм на реке Оксус. Оттуда можно нанести быстрый и эффективный удар по Бухаре, где жестокий тиран — эмир содержал в тюрьме в нечеловеческих условиях английского посланника подполковника Стоддарта. Затем, пока русские или персы не успели протянуть свои жадные руки к Герату, тот должен стать предметом постоянной заботы Британии. Зайдя так далеко, казалось неразумным не использовать все выгоды момента, если русские надумают захватить Хиву. Это были рассуждения в духе классической наступательной школы.
255
Ветераны Большой Игры почувствовали, что наконец-то настал их судьбоносный час.
Окончательно побудило русских двинуться вперед и поспешить с захватом Хивы полученное через Бухару безумное (и абсолютно ложное) известие, что в Хиву с предложением военной помощи прибыла британская миссия численностью в двадцать пять человек. Согласно инструкциям из Санкт-Петербурга командующий расквартированными в Оренбурге войсками генерал Перовский немедленно собрал отряд в 5200 человек, включающий пехоту, кавалерию и артиллерию. Он рассчитывал до самого последнего момента сохранить свои намерения в тайне. Помимо того, что генерал не хотел настораживать своим появлением хивинцев, он не забыл, как некий молодой британский младший офицер расстроил их планы насчет Герата, и не хотел, чтобы нечто подобное повторилось. И больше всего он хотел, чтобы англичане поглубже увязли в своей афганской авантюре и оказались не в состоянии протестовать против аналогичной деятельности Санкт-Петербурга по смене властителя в Хиве. Если бы стали просачиваться слухи о приготовлениях, то экспедицию надлежало официально характеризовать как «научную», направляющуюся для изучения Аральского моря, лежавшего как раз по пути. Действительно, в последующие годы «научные экспедиции» часто служили прикрытием активности русских в Большой Игре, тогда как англичане предпочитали посылать своих офицеров с аналогичными заданиями в «свободный поиск», что позволяло при необходимости от них отречься.
В этих условиях русские поняли, что долго сохранять секретность невозможно. Как мы уже видели, англичане впервые узнали о подготовке экспедиции Перовского летом 1839 года, за три месяца до ее отправления. Предупреждение пришло из самой Хивы — после того, как слухи через разветвленную сеть шпионов дошли до хана. Существуют две версии о том, как они оттуда попали в Герат, где все еще находились английские офицеры, наблюдавшие за отводом войск шаха. Согласно одной из них, хивинский хан в панике
256
спешно послал своего представителя просить помощи у жителей Герата, зная, что те только что успешно отбили нападение персов и их русских советников. Согласно английской версии, информация была получена от их собственных местных агентов, вернувшихся из Хивы с новостями о том, что русская армия — по слухам, до 100 000 человек — готова выступить из Оренбурга. В любом случае, услышав про это, старший английский офицер в Герате майор д'Арси Тодд немедленно послал курьеров в Тегеран и Кабул, чтобы известить об опасности свое начальство. Одновременно он решил сделать в Герате все, что в его силах, чтобы предотвратить переход Хивы в руки русских.
Так как собственный пост в Герате он покинуть не мог, то решил отправить в Хиву своего толкового штабного офицера капитана Джеймса Эбботта с предложением начать от имени хана переговоры с наступающими русскими. Если хан согласится отпустить всех своих русских рабов, тогда у Санкт-Петербурга больше не будет предлога для вторжения на территорию Хивы. Таким образом можно устранить угрозу трону хана, не говоря уж о Британской Индии. Задача Эбботта заключалась в том, чтобы убедить хана в настоятельной необходимости избавиться от рабов до того, как Перовский продвинется настолько далеко, чтобы не захотеть повернуть назад. Переодевшись в афганскую одежду и все время помня о судьбе полковника (подполковника?—