Предисловие

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   31

x x x




17 июня Косыгин прибыл в Соединенные Штаты на сессию Генеральной

Ассамблеи Объединенных Наций. На пути в США и обратно он останавливался в

Париже, чтобы встретиться с генералом де Голлем. Однако в обоих случаях он

не счел нужным побывать в Лондоне у Джорджа Брауна. На сессии Косыгин

пытался провести резолюцию, в которой, помимо осуждения Израиля и требования

вывести войска, содержался призыв к Совету Безопасности "принять

безотлагательные эффективные меры по ликвидации всех последствий израильской

агрессии". Это было то, чего Россия пыталась, хотя и безуспешно, достигнуть

в Совете Безопасности во время войны. Косыгин заявил, что действия

израильских захватчиков на оккупированных ими территориях напоминают ужасные

преступления гитлеровской Германии. Когда после его выступления слово взял

Эвен, чтобы опровергнуть советские обвинения, Косыгин и Громыко покинули зал

заседания. Но эта советская резолюция, подобно всем другим предложениям об

урегулировании, представленным на рассмотрение Генеральной Ассамблеи, была

отвергнута.

Более серьезную работу Косыгин совершил во время своих двух бесед с

глазу на глаз с президентом Джонсоном 23 и 25 июля. Встреча в верхах в

небольшом городке Глассборо на полпути между Вашингтоном и Нью-Йорком,

возможно, явилась следствием русского бряцания оружием на Генеральной

Ассамблее. Но более вероятно, что появление Косыгина в Объединенных Нациях

должно было дать ему шанс для встречи с Джонсоном и послужить оправданием

для этой встречи. Хотя это делало его уязвимым для критики не только со

стороны Кубы и Китая, но и со стороны арабов, он и его помощники сочли такой

риск оправданным.

Со своей стороны, Джонсон был явно неприятно поражен, узнав о прибытии

Косыгина. Полагают, что он решился встретиться с Косыгиным после долгих

колебаний. Он согласился на переговоры из желания оправдать ожидания

населения. Сославшись несколько раз на свое первое послание к американской

нации в 1964 году, когда он провозгласил политику разрядки международной

напряженности в духе Кеннеди, Джонсон заявил: "Я надеюсь, что новые

советские лидеры могут посетить Америку, чтобы из первых рук получить

информацию о нашей стране".

Первая встреча между Косыгиным и Джонсоном, несомненно, явилась более

значительным успехом, по крайней мере в личном плане, чем смели надеяться

большинство американцев, в том числе ответственные лица в Белом доме. Все

вздохнули с облегчением, когда, после недели дипломатического торга о

времени и месте встречи, два деятеля согласовали детали. Их решение

возобновить переговоры в воскресенье также вселяло надежды.

Но это радостное настроение, порожденное "встречей дедушек", на которой

оба деятели без труда сошлись на обоюдном желании, чтобы их внуки жили в

условиях мира, вскоре сменилось настороженностью. В пятницу, сразу же после

беседы с Косыгиным, длившейся 5 с половиной часов, Джонсон вылетел на банкет

демократической партии, где сделал следующее заявление: "Мы не пришли к

новому соглашению, этого нельзя достичь в результате одной беседы, но мне

кажется, что мы достигли лучшего взаимопонимания". В ходе своих бесед, из

которых три часа были проведены ими с глазу на глаз, не считая переводчиков,

они затронули такие проблемы, как Вьетнам, договор о нераспространении

ядерного оружия, а также ближневосточный конфликт. По-видимому, наибольшего

прогресса достигли они в вопросе принятия соглашения об ограничении

распространения ядерного оружия. Этот пункт, очевидно, вызвал наименьшие

разногласия.

Одновременно в соседней комнате совещались Раек, Громыко, Макнамара и

Макджордж Банди. Проблема угрозы баллистических ракет нависла над ними со

всей своей неумолимостью. Макнамара стремился избежать огромных расходов,

которые достигли бы за 10 лет 14 миллиардов фунтов стерлингов, необходимых

для создания в США системы противоракетной обороны. Уже давно было известно

о создании такой системы русскими.

Ничто не давало основания предположить, что Косыгин и Джонсон смогут

сделать что-то большее, чем изложить свои позиции по Вьетнаму и Ближнему

Востоку. Едва ли можно считать прогрессом в их переговорах тот согласованный

вывод, к которому они пришли и который сводился, по словам представителя

Белого дома Джорджа Кристиана, к признанию "права Израиля на национальное

существование". Москва этого права никогда не оспаривала.

В Глассборо Косыгин принял приглашение посетить ЭКСПО-67 в Монреале и

вылетел на берега Гудзонова залива, омывающего Лабрадор. По дороге домой он

сделал остановки на Кубе и в Париже. Будучи на берегах Гудзонова залива,

Косыгин заявил премьеру Ньюфаундленда Смолвуду, что Советский Союз никогда

не стремился к уничтожению Израиля. То же он повторил Сайрусу Итону,

американскому миллионеру-финансисту из Кливленда, о встрече с которым он

договорился во время своего визита в Канаду. Г-н Итон был известным

приверженцем русско-американского сближения, чему он способствовал

устройством Пагуошских встреч.

Косыгин и Джонсон, очевидно, нашли общий язык как люди и как

профессиональные политики. Немалую роль в этом сближении сыграло их

положение дедушек: русские подарили золотой кубок новому отпрыску семьи

Джонсонов, первенцу Люси Наджет. Косыгин, как и год назад в Англии,

стремился завоевать популярность. Покидая Холибуш Хаус, эту виллу из

коричневого камня, он остановил свою машину, сбежал, улыбаясь и размахивая

шляпой, по склону к поросшему зеленью берегу и обратился с краткой речью к

тысячной толпе: "Я хочу поблагодарить вас за то, что мы смогли посетить это

чудесное место. Я хочу заверить вас в одном: советский народ желает жить в

мире с вами. Мы хотим, чтобы нигде не было войн. Можно совершить еще много

удивительных и чудесных дел".

В воскресенье между Джонсоном и Косыгиным состоялась вторая беседа,

продолжавшаяся четыре и три четверти часа. Не было недостатка в любезностях,

но было достигнуто мало конкретных результатов. Оценивая встречи в

Глассборо, большинство американских наблюдателей полагало, что Джонсон вышел

из них полным победителем. По мнению Белого дома, устройство этой встречи

стоило Косыгину большей "потери лица", чем Джонсону. Данные опроса,

проведенного среди американцев институтами Геллапа и Гарриса,

свидетельствуют о росте популярности Джонсона как политика в результате

проведения этой встречи. Если в марте политику Джонсона одобряли 42 процента

опрошенных, то в июне эта цифра достигла 68. Для английских комментаторов

встреча в верхах явилась отрезвляющим откровением, ибо она свидетельствовала

о незначительности той роли, которую играла Англия в международной политике.

Когда Джордж Браун был приглашен на обед за день до встречи в верхах, он

застал за столом 130 гостей. Такое скопление людей делало невозможным

проведение светского "рабочего" приема. Наряду с Брауном Джонсон пригласил

датского и итальянского премьеров.

В Объединенных Нациях американский представитель Артур Гольдберг

представил 4 июля на рассмотрение Генеральной Ассамблеи следующие "десять

важнейших мирных предложений", выдвинутых президентом Джонсоном в его

переговорах с Косыгиным в Глассборо:


1. Эвакуация всех вооруженных сил и прекращение состояния войны.

2. Принятие всеми членами ООН декларации об уважении государственного

суверенитета каждого члена ООН.

3. Обеспечение территориальной целостности и политической независимости

всех стран Ближнего Востока.

4. Гарантия жизненно важных условий безопасности всех стран этого

района.

5. Отказ от применения силы в отношениях между странами Ближнего

Востока.

6. Право каждого государства на свободное и беспрепятственное

пользование международными водными путями.

7. Справедливое и окончательное урегулирование проблемы беженцев.

8. Соглашение, согласно которому экономическое развитие и повышение

жизненного уровня должно пользоваться преимуществом перед гонкой вооружения.

9. Обеспечение безопасности Святых Мест и международная гарантия

свободного доступа к ним.

10. Разработка международной системы, предусматривающей, в частности,

оказание Объединенными Нациями помощи заинтересованным сторонам в достижении

указанных целей.


И снова Организация Объединенных Наций оказалась не форумом для

принятия международных решений, но резонатором противоречивых политических

интересов. Три разные резолюции были предложены на рассмотрение Генеральной

Ассамблеи 4 июля, и ни одной из них не удалось заручиться необходимым

большинством в 2/3 голосов. Русская резолюция, первоначально представленная

Косыгиным, заклеймила Израиль как агрессора и потребовала вывода израильских

войск. За нее проголосовали 22 члена ООН, 71 был против и 27 воздержались.

Югославская резолюция, за принятие которой яростно боролись французы и

русские, призывала Израиль вернуться к линиям перемирия 1948 года и

подписать вместе с арабами декларацию о прекращении состояния войны. Она

также была отклонена незначительным большинством: за нее было подано 53

голоса, против - 46 и 30 воздержались, т.е. резолюция не собрала 2/3

голосов. Великобритания и Соединенные Штаты поддержали латиноамериканскую

формулу, которая увязывала вывод израильских войск с заключением соглашения

между странами Ближнего Востока. Многие с сожалением констатировали, что эта

резолюция, собравшая 57 голосов против 43 при 20 воздержавшихся, также была

отклонена.

Израильтяне были довольны, что две резолюции, призывавшие к

односторонним уступкам с их стороны, провалились, но большинство людей во

всем мире было разочаровано бессилием Генеральной Ассамблеи. Аба Эвен со

своим неизменным остроумием заметил, что, с израильской точки зрения.

Генеральная Ассамблея проявила "дух здоровья, скепсиса и мудрости".

Положение на Ближнем Востоке снова стало предметом рассмотрения Совета

Безопасности - органа, которому надлежало заниматься этим вопросом. Только

действуя через Совет Безопасности, ООН могла способствовать делу мира. 10

июля, после срочного созыва Совета Безопасности для обсуждения столкновений

на Суэцком канале, было решено разместить по обе стороны этой водной

магистрали наблюдателей. Они должны были занять свои позиции днем 16 июля,

но израильтяне настаивали на уточнении характера их деятельности. Наконец,

17 июля в 4 часа дня по гринвичскому времени восемь наблюдателей ООН заняли

свои посты на каждой стороне канала в качестве первых стражей новой и

беспокойной линии прекращения огня. В тот же день президент Алжира Бумедьен

и президент Ирака Ареф, решимость которых ликвидировать результаты победы

Израиля еще не выдохлась, прибыли в Москву.

Как писал 20 июля Джон Кимхе в газете "Ивнинг стандард", король Фейсал

послал незадолго до этого королю Хусейну чек на 4 миллиона фунтов

стерлингов; такая же сумма была послана Кувейтом. Если это сообщение было

достоверным, то эта щедрость может быть истолкована как попытка Саудовской

Аравии предотвратить возможную аннексию Ираком того, что осталось от

Иордании. Вскоре поступили сообщения о выводе иракских войск из Иордании.

Очевидно, деньги сделали свое дело.

Какие бы перемены ни намечались в течение первых послевоенных недель,

президент Насер дал понять, что он остался при своей обычной непреклонности.

Намекнув, что он сам и старая гвардия должны сойти со сцены, он настаивал в

своей речи, произнесенной в Каире 23 июля, на том, что побежденные

вооруженные силы Объединенной Арабской Республики должны быть восстановлены

и реорганизованы для продолжения борьбы с Израилем. Он подчеркнул решимость

арабов сокрушить Израиль: "Имеется единственное решение: мы не сдались и

продолжаем борьбу". Он сказал далее: "Мы будем бороться повсюду, чтобы

мобилизовать арабский народ. Мы не первые, кто проиграл кампанию".

Это уже было каким-то прогрессом. Это было его первым признанием того,

что Египет потерпел поражение. Впоследствии он повторил русскую ложь, что

причиной войны было намерение Израиля вторгнуться в Сирию. Он также сообщил,

что Каир тогда получил из Дамаска информацию о сосредоточении 18 израильских

бригад на сирийской границе. Как уже упоминалось, фактически израильтяне

имели здесь только роту численностью 120 человек.