Книга вторая испытание

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11

Филипп

Окончательно запутавшись в мучивших его вопросах, Бойченко попросил водителя — совсем молодого незнакомого парня — остановиться. Они уже въехали в Полазну, до дома оставалось каких-нибудь 15–20 минут ходьбы, время, достаточное, чтобы привести мысли в порядок. «Я думаю только о Нике и Лизе. Я не видел их целую неделю, соскучился. Люблю только этих дорогих мне людей и никого больше. И еще сына, который вот-вот появится на свет», — убеждал себя Виктор, подходя к своему коттеджу.

Ему не пришлось играть роль, изображая из себя соскучившегося. Едва он вошел в дом и увидел кинувшихся к нему жену и дочь, как нахлынувший прилив нежности сковал его. Но через мгновение подхватил Лизу и, обняв свободной рукой Нику, прижался к ней.

— Родные мои, дорогие… — шептал он, чувствуя, как слезы жены текут по его лицу. — Как я вас люблю! Скажи, что вы тоже без меня скучали!

— О чем ты, Витенька? Жили только твоими звонками, — Ника погладила Лизу по голове. — А она просто измаялась. Все спрашивала: а скоро папа приедет?

Виктор давно не чувствовал себя таким счастливым, как в этот день. Вначале они разбирали привезенные им подарки, потом просматривали фотографии Парижа, сделанные Виктором, а потом, уютно устроившись на диване, слушали его рассказ об этом удивительном, самом красивом городе мира. Все трое в эти минуты испытывали такое чувство привязанности и любви друг к другу, что, казалось, превращались в одно целое.

До отказа забитые делами и заботами дни проносились один за другим, словно мгновения. Март наступил быстро и неожиданно. Еще вчера закутанные в пласты снега деревья оголились, обнажая зазеленевшие почки. В эти дни, несмотря на невероятную занятость, Виктор ухватывал каждую свободную минутку, чтобы побыть с Никой, которая за считанные дни до родов оказалась в плену панического страха, словно впереди были не роды, а расставание с жизнью. Виктор, как мог, успокаивал ее. На какое-то время это действовало, но проходил час-другой, и Ника снова начинала плакать. Однажды, после очередного нервного срыва, у нее начались схватки. Случилось это рано утром, еще до рассвета. Виктор с помощью Марии Ивановны одел жену и усадил в машину. Вскоре она лежала в родильном отделении одной из пермских больниц, где у Бойченко были знакомые врачи.

Родила она вскоре и на удивление легко. Крепкий с покрытой пухом головкой малыш, едва появившись на свет, то ли закричал, то ли заплакал так громко, что принимавшая роды врач, пожилая женщина, прикрыла ладонями уши.

— Сразу видно — жилец! С характером. А вы молодец, поздравляю! — улыбнулась она Нике.

Узнав о рождении сына, дежуривший в приемной Виктор кинулся в ближайший магазин и вскоре вернулся с букетами цветов, шампанским и коробками конфет, которые раздал всем, кто помогал появиться на свет его сыну. Ему передали очень трогательную записку от Ники, в которой она благодарила его за малыша. И еще просила не беспокоиться и умоляла уехать домой и отдохнуть. «Не волнуйся, любимый, мне уже приносили его кормить. Он — вылитый ты! Такой же живой и неугомонный. Позвони Лизе и Марии Ивановне, обрадуй их. Я пока не могу пользоваться телефоном. Господи! Как я рада! Целую тебя, мой родной. Твоя Ника», — писала она. Виктор ответил короткой запиской: «Я самый счастливый на свете пожилой отец. Но, пока не увижу наше чудо, никуда отсюда не уеду». Спускались сумерки, когда в окне второго этажа родильного отделения наконец показалась Ника. Бледная, немного растерянная, но счастливая, она держала в руках небольшой сверток, из которого выглядывало сморщенное, как у старика, курносое личико. Не сдержавшись, Виктор заплакал. «Как ты добр к нам, Господи! А мы так редко тебя вспоминаем и благодарим. Прости нас…», — вспомнил он о Боге, петляя по грязным пермским улицам.

Дома его ждали взволнованные Мария Ивановна и Лиза, которым он сообщил радостную весть, позвонив по дороге в Полазну.

— Это тебе от братика, — он подхватил Лизу на руки, поцеловал и вручил дочери большую коробку конфет. — А это вам! — Виктор протянул Марии Ивановне цветы и бутылку шампанского.

— Может, обмоем рождение сына, Виктор Сергеевич? — несмело предложила она.

— Лучше подождем, когда они здесь появятся. Тогда и… — так же нерешительно возразил Бойченко.

— Да, наверное, лучше подождать, — согласилась домработница. Она все последние дни почти круглосуточно оставалась в доме Виктора, опекая Лизу. Девочка, между тем, забралась на колени к отцу.

— Пап, а какой он, мой братик? Ты видел его?

— Да, видел. Мама показала его в окно. Он похож на тебя и на маму. Такой же красивый.

— А на тебя похож?

— Немного и на меня.

— А как мы его назовем?

— Не знаю. Вот соберемся все вместе и решим. Тебе какое имя нравится?

— Надо подумать, папа. В садике в нашей группе есть хороший мальчик, мы с ним дружим. Ну, как дружим? Чаще всего играем вдвоем. Он защищает меня, если кто-то хочет обидеть. Зовут его Саша. Правда, хорошее имя?

— Лиза, доченька! Тебе имя нравится или этот мальчик?

— Пока не знаю, папа. Думаю, что и мальчик и имя…

— Хорошо, одно имя уже есть. А ваши предложения? — обратился Бойченко к Марии Ивановне, которая находилась тут же и слышала этот разговор (Виктор по-прежнему, несмотря на почти семейные отношения, обращался к ней на «Вы»).

— Саша — хорошее имя. Мне оно тоже нравится. Да и звучит красиво — Александр Викторович!

— Итак, с вами все ясно. Теперь очередь за Вероникой Михайловной. Что скажет она? У меня, честно скажу, пока никаких предложений на этот счет. Одна сумасшедшая радость. Ну все. Давайте спать, — Виктор ссадил Лизу с колен. Та послушно подошла к Марии Ивановне, взяла ее за руку, и они ушли в детскую спальню.

Укладывая девочку в кроватку, Мария Ивановна украдкой смахнула выступившие слезы. Лиза ей безумно нравилась. Очень красивая, не по возрасту рассудительная и разумная, она притягивала к себе. И Мария Ивановна вначале подружилась с ней, а потом и полюбила, как свою родную внучку. Часто, направляясь к дому Бойченко, она ловила себя на мысли, что испытывает радость от предстоящей встречи с девочкой, которая тоже к ней привязалась. Радовало и то, что вскоре после переезда в Полазну Виктор Сергеевич и Лиза стали общаться, как отец и дочь. Он называл ее «дочкой», она его «папой». Чувствовалось, что девочка воспринимает его, как родного отца. Виктор, в свою очередь, вел себя, как настоящий папа. Откровенно баловал Лизу, защищая от строгостей Ники, помногу играл с ней в детские игры и даже рассказывал на ночь придуманные им сказки. Он же первым предложил удочерить девочку. Решили, что сделать это лучше после рождения малыша.

В эту ночь Бойченко никак не мог заснуть. Переполнявшая его радость бодрила. Он в который раз представлял, как малютка появится в доме, как все будут, волнуясь, суетиться вокруг него, готовясь впервые купать. И небывалый прилив нежности подымал его с постели, заставляя подолгу ходить из угла в угол.

Заснул Виктор только под утро. И тут же увидел страшный сон. Будто он опять в армии и дежурит посыльным по штабу батальона. И ждет-не дождется телефонного звонка. Неизвестно от кого. Наконец телефон звонит. Звонки идут один за другим, длинные, настойчивые. Но он не берет трубку. Бойченко проснулся, но не сразу понял, что звонит квартирный телефон, стоящий на прикроватной тумбочке. Несколько секунд он тупо смотрит на него, потом поднимает трубку.

— Слушаю!

— Бойченко Виктор Сергеевич?

— Да, это я.

— Вам позвонили из родильного отделения пермской городской больницы, где вчера родился ваш сын. Так вот… — женский голос умолк, но тут же продолжил: — Приезжайте немедленно. Вы еще застанете сына живым. Надежды на его спасение никакой. Все остальное узнаете здесь…

Голос в трубке продолжал что-то говорить, но Виктор уже не слушал и бросил трубку. В считанные секунды он оделся, заглянул в спальню к Лизе, где его ждала встревоженная звонком Мария Ивановна.

— Я в город, — бросил он ей, выбегая из дома. Через минуту его «Ауди» неслась в сторону Перми. Когда Виктор подъезжал к Головановскому посту ГАИ, стрелка спидометра прыгала на отметке сто двадцать километров. Но он продолжал жать на педаль газа, находясь в каком-то исступлении. Стоявшие на посту гаишники знаками потребовали от него остановиться. Но Виктор продолжал гнать машину. Постовые впрыгнули в гаишные «Жигули» и кинулись в погоню. Виктор посмотрел в зеркало и понял, что милиционеры настигают его. «Все, не уйти. Начнутся разборки, уйдут драгоценные минуты…» — он в отчаянии стукнул кулаком по приборной панели. Неожиданно из-за поворота навстречу вынырнул черный «Мерседес». Виляя из стороны в сторону, он несся на большой скорости по встречной полосе. Виктор резко взял влево, избежав столкновения. Раздавшийся сзади страшный скрежет и тупой сильный удар заставили его снова взглянуть в зеркало. Было ясно, что, уклоняясь от встречи с «пьяным» «Мерседесом», гаишники резко затормозили, их машина перевернулась, вылетела за дорожный бордюр и врезалась в дерево. Постовые тут же выскочили из машины и побежали к стоявшему «Мерседесу». «Живы, и слава Богу!» — с облегчением подумал Бойченко и сбавил скорость.

В приемной родильного отделения, куда он вбежал, толпились люди. Было шумно, несколько человек плакали, уткнувшись в ладони, другие стояли, явно находясь в оцепенении или в состоянии шока. Отбиваясь от хватавших его за руки медсестер и вахтеров, Виктор прорвался в кабинет заведующей отделением. Бледная, до смерти уставшая, немолодая женщина вопросительно посмотрела на него.

— Вы Бойченко? — догадавшись, кто перед ней, негромко произнесла она. — Да, я просила сообщить вам. Садитесь, пожалуйста. Мы пытаемся спасти вашего сына и еще несколько новорожденных. Хотя шансов… ну вы понимаете, о чем я… никаких нет.

Виктор продолжал стоять, хотя чувствовал, что ноги, вмиг ослабев, не поддерживают его, и он в любой момент может рухнуть на пол.

— Да скажите же вы наконец, что случилось? — почти закричал он.

— Произошло ужасное, — заведующая встала из-за стола, подошла к Бойченко и усадила его на стул. Потом смочила ватку нашатырем и приставила к его носу. — Теперь вы в состоянии меня слушать и понимать? Так вот, в нашем корпусе прорвало трубу отопления. Горячая вода затопила кабели электроснабжения, произошло замыкание. Отделение осталось без тепла и света. Не было даже аварийного освещения. Нескольких младенцев удалось спасти, их вовремя успели отдать мамам, которые отогрели их своим теплом, накормив грудью. У остальных, в том числе и у вашего сына, от переохлаждения воспалились легкие. Для только что родившегося — это смертельно опасно. А если начнется отек легких… — заведующая замолчала, но, увидев, что Бойченко поднялся и, пошатываясь, направился к двери, добавила: — Конечно, все, что в наших силах, мы сейчас делаем. Кстати, ваш сын сейчас находится с мамой…

Но Виктор не слышал последних слов. Выйдя из отделения, он сел в машину и какое-то время сидел, положив голову на руль. Потом медленно выехал с территории больницы, не представляя, куда и зачем едет. Улицы, дома, редкие прохожие проплывали мимо, как во сне. В себя он пришел, только оказавшись возле Слудской церкви, что на улице Орджоникидзе. Утренняя служба еще не началась. Не очень надеясь, что его услышат, Виктор постучал в закрытые двери храма. Неожиданно дверь открылась, и на пороге показался одетый в ризу священник.

— Батюшка, разрешите войти. Мне очень нужно! — попросил Бойченко. Его слова больше напоминали стон.

— Но служба еще не началась, — возразил священник, но все же отошел в сторону, впуская Виктора. — А что случилось?

— Сын… Вчера родился, а сегодня уже при смерти. И никакой надежды на то, что выживет.

— Молитесь, Господь услышит вас. На все его воля. Поставьте свечи и молитесь, — священник протянул Бойченко несколько свечей. — Зажгите их перед распятием Христа, опуститесь на колени и просите Господа заступиться за младенца. Я буду молиться вместе с вами. Как зовут вашего сына?

— Нет еще у него имени… — растерялся Виктор. — Он же только-только родился.

— А как бы хотели его назвать? — не унимался батюшка.

— Может быть, Филиппом? Нам всем нравится это имя.

— Хорошее имя. Молитесь за Филиппа, — священник осенил себя крестным знамением и нараспев начал читать молитву. — Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матери и всех святых, помилуй нас. Аминь. Ангеле Божий, хранителю мой святый, на соблюдение мне от Бога с небес данный, прилежно молю тя: ты мя днесь просвети и от всякого зла сохрани, ко благому деянию настави и на путь спасения направи. Аминь.

Виктор пытался, стоя на коленях, читать «Отче наш», единственную молитву, которую знал наизусть, но голос священника и мольба, звучащая в этом голосе, словно околдовали его. На какое-то мгновенье ему показалось, что он стоит перед самим Господом и тот внимает его просьбам сохранить сына. И то, что говорил в эти минуты священник, он даже считал своими словами.

— …Сохрани, Господи, жизнь рабу твоему, Филиппу, младенцу новорожденному и безгрешному. Тебе, Владыка Всея, послушному и аки ангел чистому. Не дай, Господи, восторжествовать злым силам, его умертвляющим. Спаси и сохрани его. Аминь, — продолжал священник.

Постепенно Виктор стал понимать смысл того, что говорил батюшка, и обратился к Богу своими словами. Он умолял, просил Всевышнего не отнимать у него сына, предлагая себя самого в обмен за жизнь младенца. «Накажи меня, как захочешь, на все твоя воля. Только оставь его живым, — умолял он Бога. — Не может человек, еще не начавший жить на этом свете и не нагрешивший, расплачиваться за грехи его родивших. Возьми у меня все, что хочешь, — силы, здоровье, саму жизнь, но сохрани его. Умоляю тебя, Господи…»

Началась утренняя служба. Церковь стала заполняться людьми.

— Встаньте с колен и продолжайте молиться. Я начну службу и позже подойду к вам. А вы молитесь с верой в Бога, — священник прикоснулся рукой к голове Виктора.

Спустя час он снова подошел к нему.

— Поезжайте к своему сыну. Думаю, он в полном здравии.

— Почему вы так уверены, батюшка?

— Нам все ведомо.

— А как вас зовут? Меня Виктором Сергеевичем…

— Отец Филипп я. В миру — Николай Александрович.

— Как я должен благодарить вас, отец Филипп?

— Благодарите Господа нашего, Иисуса Христа. Прощайте и идите с Богом! — священник чуть наклонил голову, повернулся и медленно направился к клиросу.

…Сотовый зазвонил, когда Бойченко уже подъезжал к родильному отделению. Несколько секунд он опасливо, почти с испугом смотрел на заливающийся трелью телефон, не решаясь к нему прикоснуться. Наконец взял и нажал кнопку.

— Витенька, мой родной, любимый! Жив наш сыночек, жив! Врачи спасли его! — срывающимся от безумной радости голосом почти кричала Ника. — Сейчас я кормлю его. Мой маленький, мой хороший, — обращалась она к сыну, — скажи что-нибудь своему папе, ну, родненький!

Виктор прижал телефон к уху. Сквозь посторонние шумы было слышно, как малыш, пыхтя и посапывая, чмокает губами. Бойченко был готов без конца слушать эти дорогие звуки только начинающейся жизни. Но сопение вдруг прекратилось и раздался пронзительный громкий крик.

— Это он разговаривает с тобой, — сообщила Ника. — Ты слышишь, милый?

— Конечно, слышу, — шепотом ответил Виктор. От волнения горло перехватило, и голос пропал. — Я без ума от него. Хочу видеть, хочу носить его на руках, целовать…

— Потерпи, любимый, совсем немного. Скоро мы все будем вместе, — видимо, сдерживая слезы, ответила она.

Виктор поцеловал телефон, положил его в нагрудный карман пиджака, развернулся и поехал к ближайшему «Вивату». За спасение сына он готов был отблагодарить врачей даже не цветами и шампанским, а сейчас же отдать им свою «Ауди».

Вместо эпилога

…Конец декабря 2010 года выдался не морозным и снежным. Это природа, словно желая добра всем встречающим новый год, выдавала хорошую погоду. По предложению Виктора собраться в новогоднюю ночь решили у него в Полазне. Первыми приехали Настя с Максимом и детьми — Денисом и Аленой. Затем появились друзья — Анатолий Дзубенко и Юрий Братушин с женами. Чуть позже из Березников прибыли Полина Яковлевна и Марина. Не смогли приехать Надя с Сашей и дочерью, улетевшие на новый год к родителям Саши в Белоруссию. Огорчил Лобачев: заболела жена Тамара, о чем он сообщил, позвонив по телефону и извинившись, что не сможет приехать. Последним гостем оказался Афанасьич. Он появился, когда его уже не ждали.

Оказалось, из-за снежных заносов он едва выбрался со своей базы. Был Афанасьич изрядно навеселе. Присоединившись к сидящим за столом, он первым попросил слова и, поднявшись с рюмкой водки в руке, вдруг заговорил о политике. О том, что вот уже почти три года во главе страны находится молодой, энергичный и умный президент. Который, в отличие от бывшего главы, не читает речи по бумажке, а говорит простыми и понятными словами. Который взялся за ворюг-чиновников, схватился со взяточниками и лодырями-губернаторами. Который успевает все — и побывать за границей, и заглянуть в школу или в больницу. На Афанасьича зашикали, и он, поняв, что «несет не то», извинился и, посмотрев в сторону Виктора и Вероники, вдруг рявкнул «горько!». Раздался такой оглушительный хохот, что сидевшие в соседней комнате за своим «чайным» столом дети — Лиза, Филипп, Дениска и Алена, встревожившись, прибежали к взрослым. Застолье получилось по-настоящему праздничным — шумным, веселым, с песнями, шутками и анекдотами. После нестандартного и по-человечески доброго новогоднего поздравления президента все, одевшись, отправились на горки и катушки, намороженные на площади перед Домом техники. После прогулки, уложив детей спать, еще долго сидели за столом, созерцая новогоднее телевизионное шоу с вездесущими и основательно надоевшими Пугачевой, Киркоровым и Басковым. Отвечая «между делом» на звучавшие телефонные звонки и поздравления. Первым позвонил аккуратный до невозможности Гарик Ионесян. Узнав от Виктора, что Марина находится у них, он попросил передать ей трубку. Говорили они довольно долго, после чего Марина скрылась в ванной комнате и вышла оттуда заплаканная. Виктор и Ника подошли к ней.

— Слезы в новогоднюю ночь? Ну что ты, Марина… — попытался успокоить ее Бойченко.

— Люблю я его, Виктор Сергеевич, понимаете? Очень люблю. И никого мне, кроме него, не надо, — глубоко вздохнув, ответила Марина.

— Он тоже любит тебя, я знаю, — Виктор, чуть прищурившись, посмотрел на девушку. — Но Гарик никогда не оставит свою семью. И ты это знаешь. Так что, любите друг друга, как у вас получается. Взаимная любовь — это тоже счастье. Хоть и горькое оно у вас. Ну а теперь — еще раз к столу, все, успокоились! — последние слова Виктор произнес почти приказным тоном и, обняв Марину за плечи, повел к веселящимся друзьям.

Вскоре позвонила Бэла. Ее звонок был большой неожиданностью. Уже несколько лет оба — ни она, ни Виктор — не созванивались и, кажется, забыли о существовании друг друга. Оказалось, нет.

— Я помню и буду всегда помнить тебя, Виктор, — поздравив с новым годом, счастливым голосом произнесла она. — Ты всегда вел себя, как настоящий мужчина. Таких, как ты, сейчас, увы, почти нет… Звоню еще и потому, что я наконец стала мамой. Несколько лет у нас с Борисом не было детей. Мы уже почти отчаялись. Хотели усыновить малыша из детского дома. И вдруг такое счастье! В честь папы сына назвали тоже Борисом. Ему уже три недели и он почти держит головку.

— Поздравляю с новым годом и еще больше с сыном! А ты молодец и хорошая мама, — расчувствовавшись, ответил Бойченко. Ника, стоявшая неподалеку, догадалась, с кем говорит муж (со слов Виктора, она кое-что знала о японке), но, сдержавшись, не сказала ни слова, хотя выступившие на глазах Виктора слезы ее неприятно удивили.

Спать укладывались уже под утро, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить спящих детей. Но все равно это происходило весело, с бесконечными шутками и приколами. Наконец все стихло. Ника разбирала постель, когда телефонный звонок вдруг разрезал устоявшуюся тишину. От неожиданности она вздрогнула и чуть не выронила подушку, которую держала в руках. Виктор был в ванной, поэтому, справившись с испугом, она подошла к телефону и подняла трубку.

— Позвонила Ляйсан из Парижа, — женский голос в трубке заговорил первым. — А кто у телефона?

— Жена Виктора Сергеевича Бойченко, зовут меня Вероника. Хотя муж называет Никой.

— Звучит красиво. Вероника, скажите, пожалуйста, я могу услышать вашего мужа? Мне хотелось бы поздравить его с новым годом. Вас я, пользуясь случаем, уже поздравляю.

— Спасибо. Извините, не запомнила, как вас зовут?

— Ляйсан, татарское имя.

— Ляйсан, Виктор сейчас занят, дело в том, что у нас гости. Думаю, пока мы с вами знакомимся, он освободится, — нашлась Ника.

— А вы знаете, Вероника… Может быть, и хорошо, что он не свободен. Передайте ему, пожалуйста, что звонила Ляйсан и что я желаю любви и счастья ему и всей вашей семье.

— Передам обязательно. Скажите, вы давно знакомы с Виктором? И, если можно, скажите, сколько вам лет?

— Мы одного возраста. Познакомились очень давно, когда были еще подростками. И полюбили друг друга. А потом я совершила ошибку, о которой жалею всю жизнь. Вышла замуж за французского дипломата, позже уехала с ним в Париж, родила сына. И стала привыкать к жизни с этим нелюбимым человеком. И вдруг на выставке в Париже встретила Виктора. Как я была счастлива! И еще поняла, что только его любила все эти годы. От мужа я все-таки ушла. Живу с сыном.

— Вы по-прежнему любите Виктора?

— Не знаю, что вам ответить… Конечно, люблю. Но я знаю, что он счастлив с вами, поэтому… поэтому нам лучше не встречаться даже по телефону.

— Ляйсан! Виктор освободился. Я передам ему трубку?

— Нет, нет, Вероника! Не нужно. Вы очень славная девочка. Можно я позвоню вам как-нибудь?

— Конечно, звоните. Прощайте, Ляйсан!

— Прощайте, Вероника!

Последние слова и фразы Вероника произнесла почти шепотом, чтобы не слышал Виктор, который, стоя перед зеркалом, причесывал волосы.

— Ты с кем-то говорила? Интересно, с кем? — спросил он, подходя к ней.

— Да, звонила Ляйсан из Парижа. Поздравила с новым годом, пожелала всем нам счастья.

— Почему ты не позвала меня?

— Она просила не делать этого. Понимаешь, Витя… Эта женщина по-прежнему тебя любит. И я очень хорошо ее понимаю. Скажи, а ты ее еще помнишь? Или, может быть, даже любишь? И почему ты никогда мне о ней не рассказывал?

— Ты, как следователь на допросе, — скажи, ответь… Отвечаю: я люблю только тебя, слышишь? — Виктор прижался к Нике всем телом и крепко поцеловал ее.

— А ты не будешь, как твои друзья, заглядываться на других женщин? — не унималась Ника.

— Другие женщины для меня не существуют. Все, оставим эту тему.

— И все-таки, чем закончились романы Анатолия и Юрия?

— Господи! Какая ты любопытная! Ничем. Роза помирилась с мужем и родила сына. Юрина скрипачка получила диплом и уехала в свой родной Тагил…

Из детской спальни донеслись какие-то звуки. Виктор и Ника метнулись к детям. Но там все было спокойно. Мальчики — Денис и Филипп спали, разбросавшись по постели. Девочки — Лиза и Алена, наоборот, спали, плотно прижавшись друг к другу.

— Наверное, кто-то из них увидел сон и заговорил, — прошептала Ника. — Интересно, что дети видят во сне?

— Какие-нибудь игры, забавы. Больше им ничего не положено видеть, — Виктор поправил одеяльца на телах мальчиков. — Как вымахали парни! Настоящие мужики растут.

— Интересно, как сложатся их судьбы? — стоя возле спящих девочек, Ника любовалась их чистыми красивыми лицами. — Так хочется, чтобы все у них было хорошо. И поменьше бы им таких испытаний, через которые прошли мы с тобой.

— Не волнуйся, — он подошел к жене и обнял ее. — К счастью, нам наконец повезло с президентом, который решительно намерен навести порядок в стране. Так что, жить они будут в других условиях. Вырастут, женятся, выйдут замуж, нарожают нам внуков. И произойдет это совсем скоро. Нашему Филе скоро пять лет. А кажется, еще вчера он ползал, потом пытался ходить. Время летит…

— Я помню, как однажды, ему было годика три, я за какой-то проступок поставила его в угол. Ты подошел ко мне и сказал: «Посмотри в его глаза». Я взглянула в глаза Фили и увидела, что они смотрят на меня… с каким-то жутким, холодным безразличием. Я ужаснулась. Никогда не думала, что малыши так болезненно могут реагировать на наказания. И, когда мы остались с тобой одни, ты произнес: «Детей не надо воспитывать. Их нужно просто любить». С тех пор я ни разу его не наказала. И поняла, что дети, выросшие в любви, не могут стать плохими.

— Ты очень правильная мама и справедливая.

— И, наверное, любимая?

— Если я скажу «нет», ты все равно не поверишь…

— Тогда скажи «да».

— Лучше так: наша любовь и рождение Филиппа сделали меня по-настоящему счастливым. Надеюсь, и тебя тоже.

— Да, милый. Только…

— Что только?

— Только я не думала, что любовь может быть такой сильной.

— Я тоже. Оказывается, она способна творить с людьми чудеса. Труса может сделать отважным, слабого — могучим, неуверенного и нерасторопного — решительным и боевым. Даже некрасивый, если он любит и любим, превращается в красавца. А о нашем брате, пожилых, и говорить нечего. Превращает в двадцатилетних юношей.

— Мой дорогой юноша! — прижавшись к Виктору, Ника крепко поцеловала его. — Скоро начнет светать, а мы еще ни минуты не были наедине…

Виктор легко поднял Нику на руки и вышел из детской спальни.

…Заканчивалась ночь, уступая место первому дню две тысячи одиннадцатого года. И миллионы влюбленных — и пожилых, и молодых, и таких, как наши герои, проснувшись в это утро, или так и не уснувших, чувствовали себя необыкновенно счастливыми. Потому что любовь — это обязательный спутник и главное условие человеческого счастья.

Конец второй книги.

Июль 2011 года. Пермь.

Blog

Книга вторая испытание