Евгений Гришковец

Вид материалаЗакон
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   ...   71
***


Ани дома ещё не было, старшая Катя сидела в своей комнате и вырезала что то из цветной бумаги. На Мишин вопрос про школу и уроки она, не отвлекаясь от вырезания, сказала, что всё хорошо. Сказала, как отмахнулась, дескать, тебе, папа, незачем знать подробности. Младшая Соня сидела с няней. Няня ей что то читала. То, что Ани не было дома в такой час, – это было нормально. В это время она домой возвращалась редко. Но Мише сама ситуация показалась непривычной и странной. Он всегда приходил, когда все уже были дома и либо ждали его, либо готовились ко сну, либо уже спали.

Он почувствовал себя дома без Ани и с детьми странно. Миша позвонил жене. Аня удивилась тому, что он уже дома, сказала, что закончила работу пять минут назад и выезжает. Она собиралась по дороге заехать в магазин. Но, узнав, что Миша дома, сказала, что магазин подождёт до следующего раза, и она будет дома скоро. Ехать ей предстояло минимум полчаса, но, скорее всего, дольше из за пробок. А Миша ей сказал, что на удивление быстро доехал в этот раз.

Миша беспомощно послонялся по кухне. Понял, что ни пить, ни есть он не хочет, а значит, и на кухне делать нечего. Тогда он переоделся в домашние штаны и майку, повесил костюм в шкаф, а рубашку смял и понёс в ванную комнату, чтобы положить её в корзину для грязной одежды. Все эти действия были какими то непривычными. Может быть, потому, что не было Ани, которая всегда сама убирала Мишины пиджаки и брюки, а несвежие рубашки, слегка ворча, находила там, где их Миша бросил, и уносила в стирку.

Миша зашёл в ванную, сунул рубашку в нужную корзину, подошёл в раковине, пустил воду и стал мыть лицо. Потом он поднял глаза и посмотрел в зеркало. Он увидел своё мокрое лицо, глаза, намокшие волосы, прилипшие ко лбу. Миша вдруг сильно не согласился с тем, что видит в зеркале. Он с удивлением понял, что ощущает себя совсем не так. Миша видел довольно спокойное и даже не усталое лицо, тёмные и спокойные глаза и, может быть, едва едва приподнятые удивлённые брови. Он чувствовал себя иначе. Он чувствовал себя так, что готов был увидеть в зеркале что то похожее на своё любимое и сильно помятое пальто, которое он повесил в прихожей просто на вешалку, хотя всегда вешал его на плечики.

«Неужели я научился так хорошо владеть лицом? – подумал Миша. – Вот это да! Даже с самим собой…» И он ощутил себя очень взрослым, таким взрослым, каким он себя никогда не ощущал. И это ощущение взрослости, так же, как все переживания уходящей среды, самой, наверное, длинной среды в его жизни, ему не понравилось. Хотя прежде чувствовать себя взрослым Мише нравилось. А иногда это чувство было связано даже с переживанием радости и счастья.


***


Миша в детстве, классе в пятом, вдруг вытянулся выше всех и долго был самым высоким в классе. Он выглядел старше своих одногодок, ему было дозволено общаться с более взрослыми ребятами, а потом и с девчонками. Он играл в баскетбол и волейбол со старшими. Он был счастлив этой своей особенностью и взрослостью. К окончанию школы многие сверстники догнали Мишу в росте и даже перегнали. Так что он из высокого мальчика превратился в парня ростом чуть выше среднего, да так и остался молодым человеком, а потом и мужчиной ростом чуть выше среднего.

В художественном училище он сразу опередил многих сокурсников даже не техникой или успехами, а своим интересом к взрослым темам и направлениям живописи. С ним охотно и отдельно занимались несколько педагогов. Остальные сокурсники потом догнали, и некоторые из них стали художниками.

Приблизительно так же было и с музыкой.

И с Москвой было так же и даже ещё лучше. Из всех его друзей и подруг юности только он один решился поехать в Москву. Все прочили ему крах и быстрое возвращение, а он не вернулся. Наоборот, он в глазах всех своих прежних друзей и подруг добился многого, сделал сам себя и без поддержки, стал успешным человеком и вообще молодцом. Родители хоть и не сразу, но тоже его признали и стали гордиться.

А Мише в Москве было легко. Поступить в институт, конечно, помог отец, а в остальном было совсем не трудно. Всё происходило как то само собой. Миша только не ленился – и всё. Наедине с самим собой он ощущал себя очень удачливым и везучим. В Москве ему совсем не пришлось пробиваться, мыкаться, стоять перед тяжёлым выбором или принимать компромиссные и неприятные решения. В своей профессии он быстро стал одним из самых молодых и перспективных.

И когда дела Мише удавались особенно хорошо, когда у него были основания быть довольным собой, когда он мог гордиться хорошо проведённым разговором, быстрым и точно принятым решением, успешным и сделанным в срок результатом, когда он чувствовал радость и почти счастье от собственного труда, он часто ощущал себя взрослым человеком. Точнее, он удивлялся тому, что он такой взрослый и делает такие серьёзные и важные, федерального уровня, вещи, как организация условий безопасного дорожного движения.

Он периодически смотрел на себя со стороны и радостно не мог поверить в то, что он, Миша из Архангельска, парень, который немножко рисовал, немножко играл музыку, учился чему то и недоучился, то есть он, Миша, чувствующий себя молодым и даже юным человеком, из Архангельска… И вот с ним работают серьёзные мужики чиновники, большие дядьки с большими званиями и генеральскими погонами, которые контролируют государственную безопасность на дорогах… И все эти люди называют Мишу по имени отчеству, жмут ему руку и сотрудничают с ним… Ну, или позволяют ему сотрудничать с ними…

А ещё в такие моменты он думал и сердце его подскакивало в груди куда то к горлу от радости… А если он ещё и выпивал в такой момент!… Он с удивлением и радостью думал, что у него прекрасная жена, двое детей, хорошая, удобная квартира в Москве. Он оплачивает няню для младшей дочери и домработницу, чтобы жена могла работать и быть свободной и современной женщиной. Он купил жене и себе хорошие автомобили, и можно посмотреть в окно, как эти автомобили стоят возле дома и поблескивают стёклами и металликом краски. У него интересная и практически государственная работа. У него есть собственное производство, много современной и дорогой техники, много людей работают на этом производстве и технике. У него есть офис в Москве, банковские счета, иностранные партнёры. У него несколько раз брали интервью для бизнес журналов. Он бывает за границей на выставках и ездит отдыхать куда захочет. И это он, Миша из Архангельска.

Он чувствовал себя очень здорово в моменты таких размышлений. И в эти моменты ему даже казалось, что именно ради таких ощущений и стоит трудиться. Главное только не забывать, что он Миша из Архангельска, потому что если это забыть, то и радости будет меньше, а то и вовсе не будет.

Такие радостные моменты осознания взрослости были редкими. Чаще Миша просто наталкивался на цифры или факты, намекающие или сообщающие ему что то про его возраст. Недавно он летел в самолёте, и его соседом оказался офицер, майор. Лететь нужно было пару часов. Разговорились. Оказалось, что этот майор младше Миши на три года, а Миша думал, что тот должен был быть старше. Погоны, усы, пузо.

Миша подумал тогда, что, в принципе, он сам мог бы быть уже подполковником. Эта мысль позабавила его.

А прошлым летом Миша был пару дней в Архангельске и встретил двух своих одноклассников. Встретил случайно. Прогуливался вдоль Северной Двины днём, а те сидели в речном ресторанчике на дебаркадере, увидели Мишу и выскочили к нему. Оба они были нормально одеты, по всему видно, не бедствовали, скорее наоборот. Они не были ни толстые, ни лысые. Но Миша удивился тому, что ощущает их людьми более взрослыми и выглядящими взрослее его. Он внутренне не чувствовал себя сверстником тех людей, которые выскочили к нему из ресторана и радостно его обнимали и похлопывали по плечу. Миша смотрел на них и думал: «Не может быть, чтобы окружающие воспринимали меня в таком же возрасте, как вот эти люди. Я не такой. Я моложе».

При этом Миша всегда относился к Стёпе и воспринимал Стёпу как человека, который его младше. Стёпе было на семь лет больше, чем Мише. Стёпа был седоват, лысоват, тяжело дышал и был толстым. Стёпа выглядел даже старше своих лет. Но Миша ощущал его как человека, которому меньше лет, чем ему.

Короче, Миша никогда не встречал и не видел человека, которого он бы почувствовал как человека точно такого же возраста, как он сам. Так было с артистами, певцами и другими известными людьми. Всех Миша назначал либо старшими, либо младшими. С женщинами в целом было то же самое.

Когда Мише ещё не исполнилось тридцати, он уже тогда устал натыкаться на сведения и факты из жизни великих людей, которые к его тогдашнему возрасту либо знали много иностранных языков, либо успели совершить фундаментальные научные открытия, либо покомандовали полком, либо написали симфонии, романы, философские трактаты, либо уже вошли в историю и успели умереть. В возрасте за тридцать Миша постарался о таких людях и об их достижениях не думать. Он нашёл успокаивающую формулировку: «Время было другое» – и стал интересоваться теми, кто совершил что то замечательное после тридцати. Но больше других его стали интересовать те великие люди, которые уже в зрелом возрасте изменили свою судьбу и из обычных служащих, юристов или никому не ведомых граждан становились теми, о ком знали и помнили.

В какой то момент и герои литературы стали удивлять Мишу своим возрастом. Все вдруг стали какими то очень молодыми. Особенно герои классических произведений. Они были для Миши слишком молоды, чтобы так думать, говорить и переживать, как они это делали. Герои Толстого, Достоевского, Стивенсона, Фолкнера и даже Марка Твена – все были молодыми. Авторы приписывали им очень малый возраст и при этом наделяли их таким опытом, мнениями, волей, поступками и рассуждениями, которых Миша в подобном возрасте не испытывал и близко.

Особенно, в этом смысле, его раздражали герои Фицдже ральда, которого он читал утром, когда Володя позвонил и сообщил про Юлю. Эти герои были неприлично молодыми. А у них, по словам автора, уже были волевые складки на лицах, горделивые осанки, потухшие взгляды, выразительные позы, длинные высказывания, тайны и прочее. Фицджеральду Миша этого позволить не мог, потому что Фицджеральд был не таким уж древним классиком, и у него в романе ездили автомобили, звонили телефоны и электричество было повсюду и вовсю. К тому же «Великий Гетсби» был тем последним романом, который Миша читал на данный момент своей жизни и даже ещё его не дочитал.