Документальная повесть по изданию Ю. Семенов. Аукцион. М.: "Эксмо"

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 26

Глава,

в которой рассказывается о памяти

1

...По дороге от Нюрнберга к Байрейту я снова натолкнулся на колонну

американских грузовиков: набитые молодыми солдатами, они перегородили

дорогу - маневры НАТО;

огромные танки, бронетранспортеры, джипы двигались в направлении границ

ГДР.

Молоденький офицер махнул мне рукою, чтоб я прижался к обочине.

Я прижался.

- Куда это вы? - спросил я.

Парень, видимо, стосковался без английского языка, белозубо улыбнулся

мне, ответил:

- Курс - на Эльбу.

- Но ведь Эльба в другом государстве...

Парень стремительно обернулся:

- Так ведь - учеба!

- А вы помните, где встретились русские и американцы в сорок пятом,

когда добивали Гитлера?

- Да разве мы встречались с русскими?! - Парень удивился невероятно,

даже глаза его округлились.

- Вы с какого года?

- С шестьдесят первого, а что?

Я не знал, как мне ответить ему. Это конкретное, жесткое, типично

американское "а что?" поставило меня в тупик. Беспамятство - страшная

штука; на беспамятстве может родиться фашизм, инквизиция; беспамятство -

повивальная бабка тирании.

Я отчетливо, до мельчайших деталей, и по сей день помню командировку в

США накануне празднования тридцатилетия нашей совместной победы над

фашизмом.

Я

прилетел тогда от "Правды", и в первую же ночь в Нью-Йорке мне пришлось

ответить на вопрос старого американца: "А что вы помните о прошлой войне?"

Мы-то помним. Мы и молоденького командира торпедного катера РТ-109

Джона Кеннеди помним, и то, что он спас товарища во время боя и за это был

награжден боевой наградой (когда я днем позже встретился с помощником

президента по военным вопросам генералом Честером Клифтоном, он рассказан,

что Кеннеди, посмотрев в Белом доме фильм о своем катере, усмехнулся,

заметив: "Слишком драматично, чтобы быть правдой, но хорошо хоть, что

актер не имитирует меня, а просто-напросто воссоздает образ юноши, который

считал своим долгом сражаться против нацистского агрессора, и хорошо, что

создатели фильма помнят тех, кто погиб"). Мы помним и то, что предано

забвению в Америке: рядовой первого класса Питер Ситник был награжден

маршалом Коневым орденом Славы III степени приказом ь060 по Первому

Украинскому фронту от 13 мая 1945 года, славным солдатским орденом с

выбитыми на нем цифрами: 274485. Где Ситник? Я не смог найти его в Штатах,

никто не знал о нем, о его подвиге, никто не помнил солдата.

Мы - помним.

...Я стоял на обочине дороги, которая вела к границам социализма, и по

этой дороге р ы ч а л и танки, и м и т и р у я удар по "красным", и

вспоминал, как тогда, накануне торжеств Победы, я сидел в сенате, в

кабинете Эдварда Кеннеди, и беспрерывно звонили телефоны, и сновали

сотрудники штаба сенатора, и трещала пишущая машинка - словом, жизнь была

отлажена так, как она обязана быть отлаженной по американским стандартам.

Кеннеди, воспринявший от убитых братьев умение формулировать концепцию

словно эстафету, помог себе рубленым жестом руки:

- Мы обязаны помнить прошлое, чтобы ясно понимать настоящее и увереннее

смотреть в будущее. Такую именно возможность дает нам победа над

гитлеровцами, ибо это была наша общая победа, так как мы были союзниками,

членами одной антигитлеровской коалиции...

Под "углом памяти" я и провел тогда поездку по США, и было это

несколько лет назад, когда р а з у м за океаном все-таки превалировал над

маниакальностью военно-промышленного комплекса и ему услужающих

администраторов, одержимых ракетно-нейтронной "паранойей".

Помню встречу с одним из ведущих американских обозревателей - Питером

Лисогором; он тогда был аккредитован при Белом Доме; во время сражения с

гитлеризмом работал военным корреспондентом.

- Мы не знали войны так, как знал ее ваш народ, - говорил он мне в

штаб-квартире американской журналистики, близкой к президенту, в

вашингтонском "Нэшнл пресс билдинге". - Мы не пережили всего того, что

пережили вы. Поэтому многие в Америке относятся к памяти о воине иначе,

чем у вас... Путь - с точки зрения разума - сейчас один: это путь назад, к

Эльбе, к победному апрелю сорок пятого... Если бы мы всегда придерживаюсь

этого пути, не было бы ни войны в Корее, ни кровопролития во Вьетнаме, ни

вооружения, ни балансирования на грани катастрофы.

(После того как значительная часть моих собеседников, к числу которых

относились писатели и актеры, бизнесмены и журналисты просили не называть

их имен в советской прессе ("мне не надо лишних осложнений"), я всегда

спрашивал:

можно ли передать их слова советскому читателю? П. Лисогор на мой

вопрос ответит положительно.)

...Мультимиллиардер Дэвид Рокфеллер принял меня весной 1975 года на

56-м этаже "Рокфеллеровского центра".

- Да, победа над гитлеризмом была воистину великой победой, - сказал он

мне, - и знаменательно то, что мы были боевыми союзниками в борьбе против

общего врага.

Отношения между нашими странами переживали периоды подъема и спада.

Последние годы должны быть отмечены как период подъема. Двусторонние

встречи принесли свои плоды. От конфронтации мы перешли к мирным

дискуссиям. Я принимал участие во встречах с советскими людьми в

Ленинграде, Тбилиси и Киеве, и я доволен этими встречами. Бесспорно,

развитие торгово-экономических отношений между нашими странами должно идти

рука об руку с разоружением: трудно, а точнее, невозможно одновременно

следовать двумя путями - вооружаться и при этом развивать мирную экономику

и торговлю.

...Адмирал Дэвиэс отвечает за контроль над вооружениями и разоружением

в Государственном департаменте.

- Когда началась война, я ходил с конвоями к Мурманску, - рассказывал

он, когда мы встретились в госдепартаменте. - Это была трудная работа:

немецкие подводные лодки пробирались в центр конвоя, пускали ракеты,

северное, свинцовое море озарялось зеленым светом, и в этом мертвом свете

видно было, как пенилась вода, разрезаемая смертоносным телом торпеды.

Я помню, как взрывались наши корабли, как гибли в студеной воде люди -

молодые американские моряки, которые перебирались из Штатов в Канаду (это

было еще до вступления США в войну против Германии) и оттуда отправлялись

воевать против Гитлера. Как только эта страна (очень часто американцы

говорят о своей родине именно так: "зис кантри". - Ю. С.) вступила в

войну, наши молодые моряки сняли канадскую форму и надели нашу,

американскую - мы стали вашими боевыми союзниками.

- В первые месяцы войны у вас были сомнения, - спрашиваю я, - выстоим

ли?

Адмирал отвечает сразу же:

- У меня сомнений не было - я помнил урок Наполеона.

- Вы бывали в Мурманске?

- Нет. Я только видел этот героический город с моря - мы конвоировали

корабли с вооружением и тут же поворачивали назад. Но я был в Ленинграде,

уже после войны, я посетил Пискаревский мемориал - это поразительно: люди

сражались за каждую пядь земли... да, такого страшного катаклизма, которым

пережил мир тридцать лет назад, нельзя допустить более - никогда и нигде.

Вспоминая о тех далеких годах, мы воздаем должное памяти президента

Франклина Делано Рузвельта. Воздают ему память и те американцы, которые п

о м н я т.

В

Далласе, после того как я кончил заниматься интересующим меня много лет

вопросом о ц е л е н а п р а в л е н н о с т и заговорщиков, убивших

Кеннеди, американцы познакомит меня с федеральным судьей С. Хьюдж - той,

которая стояла в самолете Кеннеди, а напротив нее был бледный Джонсон, и

судья привела к присяге нового президента, и тихо было кругом, и жутко,

оттого что случившееся еще не осознаюсь как трагедия и казалось страшным,

навязчивым кошмаром.

На стене кабинета федерального судьи - большой портрет Ф. Рузвельта с

дарственной надписью.

- Что вы хотите сказать о Рузвельте? - спросил я судью Хьюдж. - Что вы

можете сказать об этом великом американце, члене Большой Тройки?

Секунду помедлив, судья Хьюдж ответила:

- Рузвельт - это Рузвельт.

(Сын президента Эллиот Рузвельт писал в свое время: "Мы были очень

довольны, что русские приняли план челночных бомбардировок и согласились

предоставить свои истребители для прикрытия наших бомбардировщиков... Для

русских лозунг "Все для фронта!" означает действительно все для фронта, в

самом буквальном смысле слова... У всех нас создалось впечатление, что

русские явно стремились сойтись с нами поближе, сотрудничать с нами. Они

выражали свое уважение к американцам, к американским машинам и к высокой

организации американской промышленности".)

...Память... Мы помним и чтим имена американцев, удостоенных высшей

награды США - "Медали Почета". Мы помним бригадного генерала Фредерика В.

Кастла: он отдал свою жизнь, но спас членов своего экипажа; мы отдаем

должное подвигу сержанта Роберта X. Диаса, погибшего во время уличных боев

в Германии; мы восхищаемся мужеством лейтенанта Джимми В.

Монтайса-младшего, перерезанного автоматной очередью 6 июня 1944 года

около французского городка Кольвиль-сюр-Мер, в дни вторжения союзников на

континент... Помнят ли американцы своих, да и наших героев? Отдают ли

должное их светлой памяти?

...На этот вопрос, как и на большинство вопросов, относящихся к США,

нельзя было отвечать однозначно.

Помню, впрочем, как стало тихо в зале Совета Безопасности, когда

постоянный представитель СССР при ООН Я. А. Малик говорил в своей речи о

величии победы и о том, чего она стоила советскому народу: "Двадцать

миллионов жизней, триллион восемьсот девяносто миллиардов рублей -

стоимость войны за четыре года, и

679

миллиардов рублей - ущерб, причиненный на оккупированной врагом

территории..."

...Подъехав к Пентагону, увидав барельеф недоброй памяти Форестолла,

который выбросился из окна в маниакальном бреду ("идут русские!"), я с

особым интересом ждал встречи с заместителем министра обороны США

адмиралом Мюрэем.

- Здравствуйте, как поживаете? - встретил меня адмирал Мюрэй нашим

привычным вопросом, а не принятым "хауду ю ду?". - Рад видеть, прошу

садиться. Жаль, что забыл русский - в той мере, чтобы вести на вашем языке

весь разговор...

Адмирал жил в Мурманске во время войны, совмещая в своем лице должности

военно-морского атташе, представителя по ленд-лизу, чиновника

Государственного департамента и министерства военно-морского флота.

- Было довольно трудно уследить за всеми должностями, - улыбнулся

адмирал, - но я был молод, а по профессии я адвокат, так что умел спорить,

если надо было.

Впрочем, спорить приходилось не так уж часто - чаще надо было работать

под бомбами. Нацисты уничтожили две трети города, половина населения была

убита вандалами, бомбежки продолжались днем и ночью... У меня были

прекрасные отношения с русскими, особенно с адмиралом Головко, - мы,

моряки, сходимся легче, чем люди других профессий, потому что приходится

много путешествовать, а в путешествиях проще налаживаются добрые

отношения... Я хочу помянуть добрым словом моих русских коллег по работе:

капитана Новосильцева, Платонова, Сашу Панкратова, Дюгина, Новака, -

адмирал задержал руку с фотографией молоденького каплея, - или Новикова?

Память, что поделаешь, столько времени прошло...

Но я не забыл силу и мужество русского народа в отражении атак нацистов

в невероятно трудных условиях. У меня было много друзей среди русских,

вместе с которыми я работал во имя нашего общего дела в годы второй

мировой войны...

Из Пентагона я сразу же поехал в аэропорт - уходил самолет в

Сан-Франциско. Сдав багаж, я купил газету "Аттак" (ь34, цена 25 центов;

адрес: бокс 3535, Вашингтон, 200007, телефон: 703/525.3223). Раскрыв

страницу, натолкнулся на рекламу книг для "патриотических читателей",

рекомендуемых издателями "Аттак": "Молодой Гитлер, каким я его знал"

(автор Кубичек), "История молодости самой выдающейся фигуры XX века"; "Моя

борьба" Гитлера - "история борьбы Германии за свободу и философия, на

которой базировалась эта борьба"; "Пленник мира" - история миротворца

Рудольфа Гесса, варварски осужденного союзниками; "Национал-социалистский

мир" - новый журнал национал-социалистов, том 3 и

6 -

пять долларов каждый. "Прокурор Эдвард Леви, который будет заниматься

делами ФБР, - старый коммунист и паршивый еврей!" Что это? Нацистский

листок бесноватого Штрейхера, казненного союзниками в Нюрнберге? Очень

похоже.

"Образование во имя смерти" - название другой статьи. "Чему учат в

школах?

Тому, что негры имели свою высокую цивилизацию в Африке? Тому, что

черные принимали участие в освоении Запада? Тому, что ниггеры подобны нам,

белым? Чему учат в школах? Тому, что вторая мировая война была войной "во

имя спасения демократии"?! Тому, что в эру Маккартни были "невинные

жертвы"?!" Далее газета повторяет программу своей "националистической

организации". Пункт первый - борьба против коммунизма и "неолиберализма"

повсеместно: в школах, на улице и в правительстве. Что еще? "Храните

оружие - это ваше право!" Страну захлестнула волна вооруженных грабежей,

бандитизма, похищений. Правительство пытается изъять оружие или хотя бы

провести регистрацию: до недавнего времени пистолет в Нью-Йорке продавали

по предъявлении водительского удостоверения, а то и совсем без этого.

"Аттак" против сдачи оружия: "Оно нужно американцам для самозащиты от

ниггеров и красных. Надо объединяться в штурмовые отряды, чтобы защищать

Америку".

Свобода слова? Для гитлеровцев? Не мести ли этих фашистских фанатиков,

одержимых маниакальной ненавистью к Советскому Союзу, опасаются те

американцы, кто просит не называть их в нашей прессе?

- Когда я летал бомбить нацистов, - рассказывал мне американский

журналист, который не хотел, чтобы его имя было напечатано, - меня сбили

над Германией. Я пробрался во Францию, сражался вместе с маки против

гитлеровцев, потом мы решили уходить через Пиренеи в Испанию, а оттуда - в

Гибралтар, чтобы снова вернуться в авиацию. Здесь, у границы, нас

схватили. Я был в штатском, не знал немецкого, плохо говорил

по-французски, и меня бросили в тюрьму в Тулузе, потом перевели в Париж,

били, требуя признания, что я - британский шпион. В Берлине, в тюрьме

гестапо на Алексе, я смог доказать, что являюсь американским летчиком.

Меня отправили в Польшу, в концлагерь близ города Штаргад. Было это в

Силезии, сейчас там названия снова стали польскими. Лагерь наш назывался

"Шталаг Люфтваффе-4". В нашем лагере было четыре зоны: в одной содержали

нас, американцев, в другой - британцев, в третьей - французов, в четвертой

- советских. Нас, американцев, унижали, мало кормили, издевались над нами,

но это было сущей ерундой в сравнении с тем, что нацисты творили с

русскими! Этого я никогда не забуду. Их морили голодом, поднимали в пять

утра, и вели в каменоломни, и заставляли ворочать каменные глыбы, и гнали

поздним вечером назад, в холодные бараки, а ваши люди - это потрясло меня

тогда - шли с песней.

- С какой песней? Не помните?

- "Калинка, малинка, малинка моя", - тихо ответил мой собеседник и

быстро поднялся из-за стола. - Сейчас, погодите, я принесу стакан пива.

Он вернулся, и глаза его были красными, и, нервно затягиваясь крепкой

сигаретой, он продолжал:

- Одиннадцатого января нас погнали на запад - наступала Красная Армия.

Наших советских друзей оставили в зоне, окруженной пулеметами. Если

хоть кто-нибудь из них остался в живых, я буду ждать весточки. Братство по

совместной борьбе, по общему горю - разве такое забудешь... Там осталось

несколько тысяч ваших солдат и офицеров. Что с ними? Мне тогда было

двадцать лет, но я помню их лица, их глаза, словно и не прошло три

десятилетия с тех пор. Целая жизнь, три десятилетия, - тихо повторил он.

...Из Вашингтона я улетел в Сан-Франциско, в самый красивый город США,

а оттуда отправился в Лос-Анджелес на машине - через снег в горах к

пальмам и жаре, первой весенней, не душной еще но - неожиданной.

В Лос-Анджелес, в гостиницу "Амбассадор", в ту самую, где был убит

Роберт Кеннеди (я нашел место преступления на кухне, искать пришлось

долго, здесь не очень-то помнили холодильник, возле которого Роберт

Кеннеди упал на кафельный, скользкий пол), приехал из Сан-Диего, закрытого

для нас города, адмирал Самуэл Фрэнкл.

- В 1936 году я изучал русский язык, потом был призван на флот. После

нападения Гитлера на Советский Союз у нас схватились: "Кто говорит

по-русски?" Меня нашли на Гонолулу и срочно вызвали в Вашингтон, а оттуда

отправили в Архангельск на корабле под бельгийским флагом, где команда

состояла из представителей двадцати двух национальностей, а всего-то было

в ней пятьдесят шесть человек:

Америка не была еще в войне против Гитлера, надо было сохранять вояж в

тайне. В Архангельске меня встретил капитан порта Герасимов - он сейчас

умер, славный был человек, хорошо бы узнать, где его дети, что с ними, как

сложилась их судьба...

Из Архангельска я с большим трудом добрался в Москву, а нашего

посольства на нашел - эвакуировали в Куйбышев. Одиссея поездки в Куйбышев,

через Горький, слишком пространна, чтобы о ней рассказывать. Седьмого

декабря все изменилось, США вступили в войну, а я был откомандирован в

Мурманск и Архангельск, где работал с контр-адмиралом Иваном Папаниным. Мы

с ним, - улыбается Фрэнкл, -

много раз лежали в снегу, бок о бок, когда немцы с бреющего полета

обстреливали нас и бомбили: база их располагалась в Петсамо - десять минут

лёта. Помню трагедию конвоя PQ-17, когда он был разгромлен гитлеровцами.

Несколько судов чудом спаслись. Я с врачом полетел на Новую Землю собирать

оставшихся в живых.

Нашел два судна: одно покрашено в белый цвет, чтобы не было видно

"юнкерсам" с воздуха, а второе чудом спаслось, потому что во время налета

команда подожгла бочки с нефтью - гитлеровцы решили, что и с этими

покончено - прямое попадание.

Я всегда храню в сердце память о стране и народе, вместе с которым мы

вели борьбу за спасение жизни на земле...

...Эл Хирт - преемник великого Луи Армстронга, "Сачмо", и родился Эл

тоже в Новом Орлеане, и музыкой начал заниматься здесь с пяти лет, и

отсюда уезжал получать почетный диплом "доктора" в консерваторию, сюда

возвращался из далеких гастрольных поездок, здесь открыл клуб "501" на

Бурбон-стрит, во французском квартале, который на самом-то деле более

похож на квартал севильский, но поскольку Новый Орлеан называют в шутку

"Европой для тех американцев, у которых нет денег на поездку в Старый

Свет", никто не оспаривает примат испанского:

важно, что по узеньким улочкам, среди двухэтажных, середины прошлого

века домиков, цокают копытами лошади, запряженные в старинные экипажи, но

иллюзия эта кончается, когда вы выходите к порту и видите старенький

пароходик Марка Твена, пришвартованный к новой махине."Адмирала", и вместо

обещанной экскурсии по местам твеновских героев "Адмирал" протащит вас по

громадине порта (второй по величине после нью-йоркского), и станет вам

немножечко грустно - так бывает всегда, когда прощаешься с детством, на

худой конец - с иллюзией оного...

Вокруг клуба Эла Хирта множество клубиков, клубишек, клубенышей, и

стоят возле них зазывалы, и двери раскрыты, чтобы зеваки могли увидеть

кусочек стриптиза, и, тщательно ознакомившись с расценками на показ

обнаженной натуры, войти туда, в ревущую истеричным джазом черную пасть с

Blog

Документальная повесть по изданию Ю. Семенов. Аукцион. М.: "Эксмо"