Толстой и либеральная московская журналистика Статьи лета 1917 г

Вид материала

Содержание

Однодневная газета «Слову – свобода!»
Газета «Понедельник власти народа».
Газета «Родина».
Газета «Возрождение».

Подобный материал:

1 2 3 4 5

Однодневная газета «Слову – свобода!» В ответ на декрет о печати, изданный советской властью 8 декабря 1917 г., 11 декабря «Луч правды» заявил, что не подчинится декрету. В этот день во многих газетах Москвы появилось следующее объявление:

Нижеподписавшиеся издания заявляют, что, не считая возможным подчиниться декретам о печати, распубликованным 8 декабря с. г. президиумом Московского Совета Солдатских и Рабочих депутатов, они своих материалов в военную цензуру представлять не будут.

«Вечерние новости», «Власть народа», «Вперед», «Время», «Газета друг», «Земля и воля», «Луч правды», «Московский листок», «Раннее утро», «Русское слово», «Русские ведомости», «Трудовая копейка», «Труд», «Утро России»^⁶¹.

В новых неблагоприятных условиях оживились организации, созданные в начале революции. Московские писатели вспомнили о своем объединении – Клубе московских писателей (см. выше) – и выпустили от его имени разовую газету «Слову – свобода!»^⁶²

Сверху и снизу ее листы обрамлены лозунгами: «Да здравствует культурная демократия!», «Без свободы слова и печати нет демократии!», «Гнет душит свободное слово!», «Свободное слово сбрасывает насильников!», «Истинный социализм не душит, а творит свободу!», «Граждане! Защищайте свободу слова!», «Объединяйтесь все в борьбе за свободу слова и печати!», «Да здравствует Учредительное Собрание!».

В передовой статье без подписи, под заголовком «Да здравствует культурная демократия» редакция писала:

Российская республика быстро сняла свой подвенечный наряд. Торжественные дни ее побед сменились днями незабываемых ужасов, днями кровавого пира, насилий, гражданской войны и развала всей страны. Великие заповеди свободы подвергаются сомнению. И ненавистнее всех других свобод становится для новых властителей над землeй русской свобода слова, свобода печати...

<…> Мы, писатели русские, больше всех других граждан русских чувствуем на себе ответственность за сохранение завоеваний русской революции. На нашей обязанности лежит разоблачение действий насильников и гасителей света свободы...

В наши руки отдала революция великое орудие свободы: мысли и слово. Никто не смеет посягать на наши права. На всякое насилие мы будем отвечать протестом. Мы не можем молчать. Мы будем говорить и бороться всеми доступными нам средствами и способами за наше право быть свободными гражданами Великой Республики Российской.

<…> Сегодня, когда периодическая пресса вынужденно замолкла, – пусть тем громче раздается голос объединившихся московских писателей. Пусть никто не скажет, что великий стыд России оставил их безмолвными, что грубый отклик новоявленного деспота сломал их перо.

Рядом с этой редакционной статьей на первой странице находится статья Амари (М.О. Цетлина) «„Социализация“ печати» – фактически передовая. Цетлин, по всей вероятности, и профинансировал издание, начав тем самым противостояние советской литературной политике, которое, при его деятельной поддержке, имело славное продолжение в лице журнала «Современные записки», четверть века издававшегося в Париже, и впоследствии «Нового журнала», выходившего в Нью-Йорке. В вышеупомянутой статье он писал:

Большевики закрывают газеты, захватывают бумагу и типографии – словом, осуществляют ту “социализацию в розницу”, над которой смеялся Бабель и которая так похожа на ежедневную “социализацию” наших шуб и кошельков. <…> Но, что выдавали за социализм его ожесточенные противники, эту злую карикатуру, тщатся положить в основу своих действий слепые, ограниченные, выросшие в атмосфере самодержавия и всуе называющие себя социалистами люди^⁶³.

Газету украшают стихи Бальмонта, Балтрушайтиса, Ивана Бунина (знаменитое «Молчание»), Ивана Новикова, Ильи Эренбурга. На первой странице помещены стихи Вяч. Иванова.

Пeс возвращается на свою блевотину, и вымытая свинья идёт купаться в грязи.

Ап. Пётр, 2:22

Ругаясь над старою славой,

Одно сберегли мы – бесславье;

Покончив с родимой державой,

Оставили – самодержавье.

Позор! Выступает писатель,

Как встарь, – за свободное слово!..

Так водит нас демон-каратель

В безвыходном круге былого.

Все ново – да тот же в нас норов!

Мы песенку тянем все ту же!

Так дочиста вымытый боров

В зловоннейшей хлюпает луже.

В номере помещены статьи М. Арцыбашева, А. Баха, Алексея Веселовского – о Радищеве и его требовании свободы печати, которое вновь стало актуальным, – Ю. Айхенвальда, А. Борового, Н. В. Валентинова, А. Веселовского, В. Вересаева, Бориса Воронова, В. Волькенштейна, А.П. Гельфгота, М. Гершензона, А. Грушинского, Е. Смирнова (Э. Л. Гуревича), Н. Давыдова, И. Жилкина, Георгия Зайцева, Н. Иорданского, Вл. Каллаша, А. Кизеветтера, Л. Козловского, Н. Кольцова, Анастасии Крандиевской, Е. Д. Кусковой, Вл. Ладыженского, Вл. Лидина, А. Мануилова, М. Мензбира, О. С. Минора, К. К. Муравьева, П. Новгородцева, Сергея Ордынского, М. А. Осоргина, С. И. Прокоповича, Г. Рагинского, Владимира Розенберга, Андрея Соболя, кн. А. Сумбатова, Н. Д. Телешова, Алексея Толстого, В. Устинова, В. В. Хижнякова, Евгения Чирикова, В. В. Черткова, Льва Шестова, Н. Шмелева, Александра Яблоновского и Л. Б. Яффе.

На последней странице приводятся тексты декретов. Декрет «Военное положение в Москве» гласит, в числе прочего: «Воспрещается выпускать в гор. Москве и ее пригородах повременные издания без предварительной военной цензуры, установленной с сего числа Президиумом Московского Совета р. и с. Депутатов».

Здесь же приводится «Декрет о печати», требующий от газет под страхом закрытия или штрафа опровержений допущенных ими «ложных или клеветнических сообщений», причем опровержение должно занимать вдвое больше места, чем само сообщение. Напечатано и уже цитированное обращение «От московской печати», отвечающее на беспрецедентную акцию новой власти решением не подчиниться ей.

Алексей Толстой участвовал в газете «Слову – свобода!» следующим коротким текстом без названия:

Вначале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог.

В Нeм (в Слове) была жизнь, и жизнь была свет человеков.

И свет во тьме светит, и тьма не объяла его.

(от Иоанна, I)

Сказано – Слово было Бог. Рассуждать о свободе слова – то же, что рассуждать о свободе Бога. И как не в силах человеческих наложить цепи на Бога, – так нельзя сковать и Слово. Слово – свет во тьме, и тьма не может объять его. Те, кто посягают на слово, безумны и прокляты, как посягающие тьмою своею на свет, как слуги тьмы, дьяволы.

Странно и страшно, что об этом приходится говорить «представителям российской социал-демократической рабочей партии – большевикам». И тем хуже для них^⁶⁴.

Газета «Понедельник власти народа». После закрытия в конце января «Народоправства», «Луча правды» и других «буржуазных» газет проходит почти месяц. Наконец газеты разрешают: Бунин записывает 23 февраля: «Опять стали выходить «буржуазные газеты» – с большими пустыми местами»^⁶⁵.

Те же Е. Д. Кускова и М. А. Осоргин, что фактически руководили «Лучом правды», в конце зимы 1918 г. начинают издавать еще одну газету – «Понедельник власти народа». Теперь они обозначены в качестве её редакторов. На деле это газета московских литераторов – еженедельное приложение к эсеровской «Власти народа», издаваемой той же Е.Д. Кусковой. В «Понедельнике власти народа» постоянно печатаются Осоргин (изредка за очевидными инициалами М.О.), В.Ф. Ходасевич, Ив. Новиков, А. Соболь, часто мелькает и имя Ильи Эренбурга (он составляет и хронику). Публикуют рецензии А. Сидоров, Ю. Соболев, С.Г. Кара-Мурза.

Первый номер выходит 25 февраля 1918 г. Толстой в «Понедельнике власти народа» печатается только один раз: в номере четвертом под заголовком «Я есмь» опубликованы первые главки будущего его рассказа «Милосердия!». Однако в течение трех месяцев, пока выходил «Понедельник власти народа», две статьи в нем были посвящены творчеству самого А. Н. Толстого: это статья Эренбурга «А. Н. Толстой» из цикла «Силуэты» в №5 и развернутая в очерк рецензия Ю. Соболева «Алексей Толстой – драматург» в №16. Кроме того, имя Толстого так часто мелькает в хронике, что создается впечатление – газета является рупором той самой группы, что собралась вокруг Толстого в салоне С. Кара-Мурзы.

Тон этой газеты – отнюдь не консервативный. Ее сравнивают со «Знаменем труда». Передовица первого номера от 25 февраля 1918 г. называется «О завтрашней поэзии». Автор её В.Ф. Ходасевич решительно приветствует новую эпоху как эпоху творческую, с «деятельной и бодрящей атмосферой»:

Знаю только одно: спасение поэзии нашей – в революции. Даже если бы и на этот раз суждено было ей смениться реакцией – эта реакция не так будет гибельна для поэзии, как минувшая: ибо все же помолодеют, поздоровеют те, кто сейчас дышит электрическим воздухом грозы. Но повторяю: из русских поэтов хорошее будущее можно предсказать только тем, кто приемлет эту грозу, и в известном смысле – всю, целиком. Ибо как ни связан поэт со своей страной, все же он – не политик, не строитель реальных форм будущего, а порой то, что неприемлемо для политика – живительно для поэта^⁶⁶.

М. Осоргин в статье «Страх и надежды» также выражает оптимизм и веру в революцию, несмотря на «страх гуннов»:

Старые боги умерли. <...> И поскольку мы не поддаемся общему гражданскому унынию, поскольку готовы гореть верой по-прежнему и ярче прежнего, – постольку мы полны надежд на будущее творчество.

В сходном обнадеживающем тоне А. Соболь говорит в статье о русском читателе: «Он жив» (заголовок статьи); а Иван Новиков, сетуя, что нет новой, богатой, «медлительной» прозы о войне, предчувствует ее появление. Тут же объявляется о вечере писателей 12 (25) февраля в театре Я. Южного на Тверском бульваре.

Начиная с номера второго имя Толстого упоминается чуть ли не в каждой хроникальной заметке. В рубрике «Новости» (№ 2) заметка «Вторники» сообщает:

В литературных кругах Москвы давно уже известны «вторники» в доме С.Г. Кара-Мурзы, большого ценителя литературы и тонкого знатока книги. В этом «сезоне» его «вторники» проходят особенно разнообразно и оживлённо. На этих собраниях, не насыщенных, к счастью, тлетворным духом узкой «кружковщины», но отмеченных некоей хорошей интимностью, сближающей и объединяющей лишь людей действительно дорожащих вечными ценностями своего «святого ремесла», – читал историческую повесть «День Петра» гр. А.Н. Толстой и познакомила с новым рассказом Н. Бромлей^⁶⁷.

Два последних «вторника» были отданы: один раз – прозе (рассказ Вл. Лидина), другой – стихам (ряд поэтов).

«Звездная буря» Вл. Лидина, вещь хорошо написанная, передает о бедной и скорбной душе человеческой, опаленной любовью неразделимой и отравленной горечью слишком ранней опустошенности.

На «вторнике поэтов» читали Амари, Вл. Волькенштейн^⁶⁸, Вера Инбер, Ал. Журин^⁶⁹, Н. Крандиевская, А. Липскеров^⁷⁰, Л. Никулин, Вл. Ходасевич и И. Эренбург.

Надо заметить, что упоминаемый здесь рассказ «Звездная буря» Лидина носит следы влияния Алексея Толстого. То же в ещё большей степени можно сказать о других его рассказах 1918 г.: «Посох» – о юродивом, ушедшем странствовать со слепыми, и особенно рассказ «Князь» – откровенном подражании «Синице» Толстого.

С упоминания Толстого начинается и сообщение о заседании «Среды», где он прочел, судя по всему, именно «Синицу»:

Среды

В минувшее воскресенье состоялось очень интересное и оживленное заседание литературного кружка “Среда”: гр. Ал.Н. Толстой прочел свою новую сказку, а поэты Н. Крандиевская и А. Журин – стихи. Сказка Алексея Толстого в сущности должна быть названа легендой. Поэтическое сказание о кончине княгини Натальи и о великом ее подвиге, о свирепом набеге “белоглазой чуди” и о грозной схватке князя с коварным врагом – облек Толстой в стройные формы неторопливого рассказа, насыщенного и бытом древней жизни, и нежностью материнской любви, равно священной и жертвенной во все времена и во все дни.

В прениях, очень живых, и, как всегда в “Средах” очень горячих, приняли участие: Ив. Бунин, Бор. Зайцев, Вл. Ходасевич, Ал. Койранский, Андрей Соболь, И. Эренбург^⁷¹.

Газета отражает организационные инициативы: начало возрождения старого Клуба писателей в виде Товарищества московских писателей. Заметка в том же втором номере гласит:

Товарищество Московских Писателей

В Москве образовалось «Товарищество писателей» с целью организации публичных выступлений – вечеров, на которых будут читаться неизданные произведения, а также собеседований и рефератов по вопросам искусства и литературы.

«Товарищество» намерено организовать эти выступления по определённому плану в противовес случайным и бессистемным вечерам, устраиваемым частными предпринимателями и носящим зачастую вовсе не литературный характер.

От всех своих вечеров «Товарищество» отчисляет известный процент в Фонд по организации касс взаимопомощи.

Первым выступлением товарищества явится вечер, устраиваемый 22 марта (по новому стилю) в помещении театра «Летучая мышь».

В номере восьмом (от 22 апреля 1918 г.) объявляется «Конкурс “Среды” среди начинающих»:

В состав жюри избраны И.А. Бунин, Ю.А. Бунин, А.Е. Грузинский (пред[седатель] о-[бщест]ва любит[лей] рос[сийской] словесности), Ив. Новиков и А.Н. Толстой, критик Ю. Соболев, поэт Эренбург и редакторы сб-[орник]ов «Сполохи», от коих исходит инициатива объявления конкурса, Ив.Ив. Белоусов и В.П. Ютанов.

Газета вскоре начала выпускать специальные номера, посвященные молодежи: в № 13 три заметки посвящены были литературным объединениям молодежи «Кружок», «Млечный путь», «Литературные кружки молодежи» и «Общество молодой литературы». Появились тематические номера: об основании общества итальянской культуры объявляет № 8, весь № 12 посвящен был итальянской культуре, № 15 – французской. О Толстом в газете после № 16, т.е. после уже упомянутой статьи Ю. Соболева, больше не говорится. Впрочем, чувствуется, что он отошел от газеты еще раньше.

Газета «Родина». Седьмого апреля (25 марта) 1918 г. в Москве начала выходить еще одна газета под редакцией того же М. А. Осоргина и с передовицами Е. Д. Кусковой. В числе сотрудников были А. Чаянов, И. Шмелев, Андрей Соболь, А. Дживилегов, И. П. Прокопович, А. Яковлев, Л. Пумпянский, Ю. Бунин и другие. С художественной критикой регулярно выступал Я. Тугендхольд. Первый номер открывается статьей Кусковой «Многострадальная», посвященной судьбе русской печати: « “Закрыть!” “Конфисковать!” “Посадить!” “Закрыть навсегда!” Под градом репрессий приходится работать русским журналистам. Дорогое дело – печать – каждую минуту подвергается опасности».

Одним из центральных направлений газеты становится борьба с анархистами. «Родина» в ужасе оттого, что анархисты «втягивают народные массы в катастрофу новой гражданской войны. Заставляя их перекидывать из рук в руки, как резиновый мячик, власть, они, как и большевики когда-то, не указывают практических путей для удовлетворения самых насущных нужд этих масс. Сегодня власть у Керенского, завтра у Ленина, послезавтра у Александра Ге^⁷². А разруха России продолжает делать свое страшное дело – разрушение всех основ государства»^⁷³. В той же статье говорится: «Вчера под утро Москва снова услышала ружейные и орудийные выстрелы. „Выбивали“ анархистов из их „отелье“ (в этой шутке запечатлена языковая ошибка, якобы характерная для анархистов – Е.Т.), художественных особняков и занятых ими больших домов. За несколько дней до открытия военных действий по Москве ходили слухи о каком-то восстании не то анархистов против большевиков, не то монархистов против тех и других». Пора перестать играть в восстания, говорит газета.^⁷⁴

Другой видный эсеровский деятель, писатель Андрей Соболь, выступает в «Родине» со статьей «Опять», посвящeнной вечной теме погромов, в которой сожалеет о том, что антисемитизм – этот «социализм дураков» – вновь поднимает голову в России^⁷⁵. О направлении газеты, впрочем, неотличимом от направления «Понедельника власти народа», дает понятие статья Осоргина «Ответ на обе стороны» в № 10 «Родины»: «Либо сидеть и плакать на развалинах старого Иерусалима, либо взяться за строительство нового, твердо памятуя, что сами разрушители ничего решительно построить не способны, и они это прекрасно знают»^⁷⁶. Единственное, против чего возражает Осоргин, – это реставрация. Он призывает, несмотря ни на что, к созиданию новых форм социальной жизни.

Двадцать восьмого (15) апреля 1918 г. № 18 «Родины» посвящен форуму московских литераторов, ученых и журналистов который назывался «Что делать?» Редакционная заметка так объясняет цели форума:

...Перед лицом национального унижения в условиях распада страны от внутреннего и внешнего политического и экономического порабощения, ее фактической беззащитности – остаётся ли для нас непризрачная надежда на возрождение и на искупление духовное и материальное? Куда идти? Что делать? Чем убить неверие и окрылить веру?

С этими жгучими, спешными, сегодняшними вопросами мы обратились к ряду общественных деятелей и культурных представителей Москвы. Ответы их мы приводим ниже.

В форуме участвовали О. С. Минор, С. Л. Маслов, Н. П. Огановский, И. З. Штейнберг, проф. П. И. Новгородцев, А. К. Дживилегов, Я. И. Мазэ, Ек. Кускова, М. Осоргин, Борис Воронов, Л. Козловский, И. А. Бунин, А. Н. Толстой, Е. Н. Чириков, Ю. И. Айхенвальд, М. О. Гершензон. Алексей Толстой выступил со следующей небольшой заметкой без заглавия:

Я думаю, что ни речами, ни статьями, ни личным примером героического подвига нельзя сплотить народные массы, рассеянные сейчас на миллионы осиротевших людей. Стадо разбежалось и бредит (возможно, в рукописи было “бродит” – Е.Т.) в страхе и тоске. Какой рожок соберет его? От какого голоса оживут сердца? Во имя чего начнется собирание?

Родина, отечество, государство, – но это еще не значит, что эти слова имеют прежнюю силу, когда-то магическую. Мы присутствуем при поразительном явлении, когда действительность (живая идея государства) превратилась в отвлеченное понятие, лишенное силы.

Причины этого? Конечно, я не готов охватить всех причин, их много, одна под другой, до глубины непостигаемого. Но вот некоторые из них. Механическая: разрушение старого государственного механизма и полное отсутствие нового. Тело государства было лишено охватывающей его формы и расплылось, как медуза. Психологическая: огромная усталость от войны и революции каждого отдельного человека и равнодушие к смерти, к дальнейшей своей судьбе. Социальная: численная, количественная слабость победившего в борьбе пролетариата, его нравственная неподготовка к власти, и роковая ошибка – начать социальную борьбу, не имея ни экономической, ни военной мощи. Экономическая: стремительное разрушение права собственности и классовая борьба, глубокое недоверие к новым формам собственности общественной, непрочность и неприспособленность этих форм и неуверенность в них, и от этого всего – растерянность, бездеятельность и цинизм. Общественная: устранение от государственной работы двух классов: интеллигенции, любящей Россию метафизически, и крестьянства, любящего Россию физически.

Оговариваюсь еще раз – я беру эти причины поверхностно, наспех, их тысячи, гораздо более глубоких и страшных. Я верю и чувствую – возродит нас, уничтожит все эти роковые причины, умиротворит и даст крепость то, чего все жаждем всею силою духа: напряженная созидающая работа, строительство. Только тогда полюблю землю, когда коснусь ее руками, и тогда умру за нее. Только через мой пот и труд неустанный верну живую кровь в иссохшее понятие – отечество.

И я верю, что распад и кажущаяся гибель страны недолговечны: распад и гибель в самих нас, в нашей апатии и бездеятельности; сейчас должна быть одна, единая для всех воля – к созидающему труду^⁷⁷.

Другие писатели выдвигали необходимость особой «духовной самообороны», «нравственного фронта» (Ю. Айхенвальд). Бунин требовал не обольщаться «нас возвышающими обманами», видеть подлинную жизнь. Гершензон предложил «действовать в направлении своего идеала и не действовать, когда внешние обстоятельства отклоняют личную деятельность от этого идеала или же искажают ее, <...> а паче всего ограждать свое человеческое достоинство, ибо если личность будет унижена, если свободный дух в человеке подавлен, личная работа его искажается, творчество бесплодно для достижения высшего жизненного идеала»^⁷⁸.

Именно в «Родине» Толстой начал публиковать отрывки из начатой им переделки трагедии Бюхнера «Смерть Дантона». Работу он начал в марте – это объясняет его отход от газетной деятельности. Первый эпизод появился 4 мая (21 апреля) 1918 г. в № 22 «Родины» (скандал в семействе санкюлота Симона и попытка толпы санкюлотов повесить молодого аристократа). Публикация предварена авторским комментарием к его версии трагедии:

От автора

Трагедия Бюхнера «Смерть Дантона» – огромная, в 36 картинах пьеса, написанная в шекспировско-романтическом духе. Отсюда ее достоинство – грандиозность и недостатки – отвлечённость и условность. Вначале я думал ее лишь сжать и скомпоновать, но затем, войдя глубже в работу, стал пользоваться пьесой Бюхнера как сырым материалом. Часть пьесы пришлось написать – новые. Другими сценами я пользовался только как планом. За эту работу я мог взяться, разумеется, только прожив 1917 год. В этом мое оправдание. А.Т.^⁷⁹

Газета «Возрождение». Двадцать девятого (16) мая 1918 г. вышел первый номер большой ежедневной политической и литературной газеты «Возрождение». Газета эта издавалась правыми эсерами и финансировалась Цетлиными. Объявлялось о ближайшем участии в ней И.И. Бунакова, М.В. Вишняка, И.Н. Коварского, П.А. Сорокина, А.Р. Гоца, Н.Д. Авксентьева, А.А. Аргунова, М.Я. Гендельмана и В.М. Зензинова. В программе газеты говорилось: «Возрождение единой и независимой России. Возрождение народно-хозяйственной жизни России на основе разрешения социальных задач, выдвинутых революцией. Возрождение полного народовластия. Возрождение национальной культуры». Газета просуществовала недолго, вышло всего 17 номеров, ведь уже 6 июня 1918 г. меньшевики и правые эсеры были изгнаны из ЦИКа. «Возрождение» отчаянно цеплялось за существование, но в конце месяца было закрыто – в числе всех прочих некоммунистических газет. Толстой поместил здесь «исторический рассказ» «Наваждение» (в тексте газеты – «Навождение»)^⁸⁰. Сотрудничать в «Возрождении» был приглашен и Бунин, в дневнике которого по этому поводу сохранились любопытные размышления: «Был Цетлин, приглашал в эсеровскую газету (Бунаков, Вишняк и т. д.) Литературный отдел, все та же очень сплачивающаяся за последнее время <...> компания – Гершензон, Шестов, Эренбург, В. Инбер и т. д. Дал согласие – что делать! Где же печататься, чем жить? Спрашиваю: "Отчего нет Бальмонта?" – "Да он, видите ли, настроен очень антисоциалистически". <...> Был Цетлин – просит рассказ в свою газету ("Возрождение")»^⁸¹. В конце концов Бунин принял приглашение. Так началось его многолетнее сотрудничество с правоэсеровским ядром – позднее Бунин станет постоянным участником «Современных записок».

Ещё одной «независимой» газетой, где печатались писатели-некоммунисты, была «Вечерняя жизнь», издававшаяся в марте – мае 1918 г. В ней сотрудничали М. Осоргин, Дон Аминадо, Пирибинкль (псевдоним до сих пор не расшифрован), Лоло, Г. Ландау, Г. Треплев (Смирнов), Ю. Соболев. Там Толстой дал интервью «Пути русского театра»; скорее всего, интервьюировал его Ю. Соболев.

Пути русского театра

Революция перемешала все слои народа.

Интеллигенция – верхний слой, конечно, распылилась, но, как носительница культуры, не погибла. Но в процессе этого распыления бесследно исчезло только то, что являлось некой специфической особенностью интеллигенции нашей, то, что было лишь одной ей свойственно, – та кружковщина, та, если хотите, утонченность, то особое цветение, что так часто называют «интеллигентщиной». Доселе театр наш – был театром интеллигентским, образы его и идеи его были доступны вот этому самому верхнему слою, а никак не народу, хотя, оговариваюсь, не был этот театр классовым – так называемым буржуазным…

Настает период кристаллизации и отбора в том социальном хаосе, который носится сейчас над нами – и тогда родится новая философская мысль, новое художественное творчество. Театр, очевидно, станет примитивным в том смысле, что он не будет утонченным. Излишне уточненным психологически, – поясню я еще. Но вместе с тем он сделается более глубоким, внутренне значительнее и содержательнее. Драматурги, – думается мне, – испытывают невольное тяготение к трагедии. Появится спрос на пьесы исторические, но зато не явится материала для создания комедии. Комедия возникает из быта отстоявшегося, крепкого, выкристаллизировавшегося. Из хаоса же рождается трагедия. К ней, и, пожалуй, еще и исторической комедии, лежит путь драматургии…^⁸²

Понятно, что Толстой, работая над трагедией, в существующих обстоятельствах должен подчеркивать важность именно трагического аспекта. Но – и это характерно – он все же оговаривается, делая исключение и для исторической комедии. На одном серьезе существовать Толстой не мог.

В газете «Вечерняя жизнь» он опубликовал и рассказ «Первые террористы. Извлечения из дел Преображенского приказа»^⁸³.

А еще один рассказ Толстого «Сон в грозу»^⁸⁴ вышел в газете профсоюза печатников «Утро Москвы» (крохотное приложение к газете «Вечер Москвы») 24 июня 1918 г. (См. гл. 12). В соседних номерах поместили свои вещи Ив. Новиков, И. Шмелев и другие.

Blog

Толстой и либеральная московская журналистика Статьи лета 1917 г

Содержание