Толстой, Полное собрание сочинений в 90 томах, академическое юбилейное издание, том 51, Государственное Издательство Художественной Литературы, Москва 1952
| Вид материала | Документы |
- Толстой, Полное собрание сочинений в 90 томах, академическое юбилейное издание, том, 2783.63kb.
- Толстой, Полное собрание сочинений в 90 томах, академическое юбилейное издание, том, 2563.36kb.
- Толстой, Полное собрание сочинений в 90 томах, академическое юбилейное издание, том, 2722.46kb.
- Лев толстой полное собрание сочинений издание осуществляется под наблюдением государственной, 1514.85kb.
- Лев толстой полное собрание сочинений под общей редакцией, 2283.66kb.
- Толстой Лев Николаевич Первая ступень, 376.97kb.
- Лев Николаевич Толстой Первая ступень, 1396.73kb.
- Собрание Сочинений в десяти томах. Том четвертый (Государственное издательство Художественной, 1585.13kb.
- Собрание Сочинений в десяти томах. Том четвертый (Государственное издательство Художественной, 2092.28kb.
- -, 4680kb.
[24 апреля.] Опять прошло 5 дней. -- Вчера 23 вечером был Грот и чех профессор. Я б[ыл] не хорош, нелюбовен. Утро много поправлял Послесл[овие]. Гостит Горбунов. Он хотел ехать 22. Вечером я сеял. 22. Воскресенье. Вечером пахал. Утро писал Послесл[овие]. 21. Суббота, после обеда пахал. Утро писал. Горбунов. 20. Пахал и писал. Много писем.
Сегодня 24 Апр. 90. Я. П. Утро опять писал, окончил, письма от Хилкова и Пастухова. От Русанова. Была баба из сумашедшего дома. Они роются в земле, к[оторая] б[ыла] их. И никто не мож[ет] их выгнать.
[30 апреля.] 25, 26, 27, 28, 29, 30 Апр. Я. П. 90. Нынче пришел Золотарев. Очень милый, серьезный и даровитый человек. Он написал замечательную статью о Кр[ейцеровой] Сон[ате]. Я пописал письма 1)1 2) Буткевичу, 3) Хилк[ову], 4) Пастухову, 5) Ругину, 6) Попову. Пахал с Золотаревым. 29. Писал
(1) Зачеркнуто: Желтову
письмо Желтову и Диллону. Нездоровится. 28. Приехала Таня, я был очень желчен и осудил Стах[овича] и раздражился на Леву, очень стыдно. 27. Был Гайдебуров и милый Рахманов. С Гайд[ебуровым] тяжело. Рахм[анову] всё сказал о письме Черн[яевой] и о том, что и в нем гордость. 26. Пахал и очень устал. Ужа[сная] жара.
Думал за это время: 1) к Повести Фридрихса. Перед самоубийством -- раздвоение: хочу я или не хочу? Не хочу, вижу весь ужас, и вдруг она в красной паневе, и всё забыто. Кто хочет, кто не хочет? Где я? Страда[ние] в раздвоении, и от этого отчаяние и самоубийство.
2) Определение любви, стремление к любви -- нельзя выражать тем, чтобы любить самому -- этого нельзя себя заставить делать, а в том, чтобы устанавливать любовь, согласие между людьми; так что своя любовь, согласие само собой подразумевается -- включено в это.
К (1) послесл[овию]. Если же пал или пала, то знать, что искупления этого греха нет иного, как 1) освободиться вместе от соблазна похоти и 2) воспитать детей слуг Богу. --
3) Тщеславие (2) есть первое, самое грубое орудие совершенствования -- орудие против животной похоти. Но потом надо лечиться от лекарства. И это трудно. -- Боголюбие больше не знаю.
Теперь (3) 9 часов, иду наверх. Золот[арев] спит.
1 Мая. Если буду жив.
[5 мая. Пирогово.] Писал письма, сеял и пахал. 2-го. Писал статью о пьянстве и кончил. Очень устал, вечером пахал, очень устал, лихорадочное состояние. 3-го поправил статью и поехал с Машей в Пирогово. Поздно приехали. Опять лихорадка. 4-го. Дурно спал и ничего не делал. Вечером ходил до Ржавы и назад. Очень нездоровится.
Сегодня (4) 5 мая. Пирогово. 90. Встал рано, слаб. Немного яснее в голове. Сережа не пьет и не курит два месяца. И замечательная ясность головы. Вчера думал к статье о пьянстве. 1) Человеку нужно разрешить нечто трудное, чтобы идти вперед, надо осветить, и вот он затемняет наркотиками. 2) Человек
(1-4) Абзацы редактора.
упирается в то же затруднение и не разрешает. Для движения вперед нужна ясность, ее-то затемняют. 3) Нужно самое острое, его-то сшибают. --
Единственное, во что можно верить, это то, что добро --добро, что его можно и должно делать без награды.
Обращение к Б[огу] как к личности нужно, когда сам себя чувствуешь слабым -- личностью; когда силен -- не чувствуешь себя личностью и живешь, когда слаб -- только просишь. Лицо -- прости, помоги мне, лицу.
9-го Мая 1890 г. Пирогово. (1) Всё болен. Идет не лучше. Нынче думал:
1) Многие из тех мыслей, которые я высказывал последнее время, принадлежат не мне, а людям, чувствующим родство со мною и обращающимся ко мне с своими вопросами, недоумениями, мыслями, планами. Так основная мысль, скорее сказать, чувство, Крейцеровой Сонаты принадлежит одной женщине, славянке, писавшей мне комическое по языку письмо, но замечательное по содержанию об угнетении женщин половыми требованиями. Потом она была у меня и оставила сильное впечатление. Мысль о том, что стих Матфея: если взглянешь на женщину с вожделением и т. д. относится не только к чужим женам, но и к своей, передана мне англичанином, писавшим это. И так много других.
2) Поразительная противуположность между отношением людей к двум отделам знания: тем, что называется нравственным учением, религией даже, и тем, что любят называть наукой. Люди, далеко ушедшие в первом разряде знаний -- нравственном учении, большей частью образцами своими ставят предшествующих учителей: Менций -- Конфуция, Платон --Сократа, Будда -- Браминов, Христос -- Исайя. Учители эти всегда считают себя ничего не знающими (Сократ прямо говорит это). Мудрость свою считают перешедшей к ним от предков; свою же ничтожною. Совершенно противоположно смотрят люди так называемой науки: им всегда кажется, что до них никто ничего не знал. Что только теперь наука находится в
(1) Дата эта и вся следующая зa ней записъ (9 мая) вписаны в тетрадь Дневника рукой С. А. Толстой с пометой: (Больной диктовал).
обладании, если не всей, то такой доли истины, о которой не смели мечтать предшествующие. Если человек науки вспомнит о том, как смотрели предшествующие люди науки же на мироздание, на устройство человеческого тела, на происхождение мира и того, что его наполняет, и проч[ее], то он так уверен, что ошибались все предшествующие, но не он, что не может не презирать всей научной деятельности, кроме своей, своего времени.
Совершенно обратное в области нравственных учений: христианин, буддист, конфуцианец не может не презирать себя и учения своего времени.
И в самом деле: в научных знаниях могут быть такие перевороты, как признание элементов и теории химии, земля центр мироздания и земля же крошечный спутник одного из бесчисленных солнц; -- до мелочей: спасительность кровопускания и губительность его.
В области же нравственных учений этого нет, не было и не может быть: Будда, Христос (были ли они в действительности или не были, это всё равно) остаются для нас теми же идеальными совершенствами, выше которых мы ничего не можем себе представить. Я не говорю, разумеется, о тех диких людях, не понимающих нравственного величия Христа (1) и считающих себя учеными, которые воображают себе, что если бы Христос был революционером, и вероятно Будда тем, чем хотели, чтобы он был, то было бы гораздо лучше.
10 Мая. Вчера стало лучше. Привезли доктора Рудн[ева]. Он верно определил болезнь -- воспаление 12-п[ерстной] кишки, а не желтуха от заткнутия протока. Лучше ничего не знать, чем знать неточно, как я. -- Провел весь день хорошо, читая: Гигиену Нимара и об еврействе. Какое отвратительное дело имярек-фильство. Я сочувствовал евреям, прочтя это -- стали противны. Прелестно и нужно для статьи о пьянстве слова Лесинга: "Многие люди перестают думать тогда, когда думанье начинает быть трудным". Я прибавил бы -- и плодотворным. -- Нехорош я -- мало любви.
(1) Слова: не понимающих нравственного величия Христа вставлены Толстым собственноручно между строк.
11 Мая. Пирогово. 90. Если буду жив. Было время, что я начал думать: не умираю ли? и никакого страха, слава Б[огу]. Только страх: как бы не умереть дурно. --Диета строгая нужна всем. Об еде -- книга нужна.
[18 мая. Я. П.] 11. Тоже жив, в Пирогове. Было лучше. 12-го, помнится, поехали. Накануне приехал милый Хилков и с нами поехал в Ясную. Я его полюбил еще больше. Я и говорю ему: ему предстоит теперь превозмочь славу людскую. Ему есть чем превозмочь. 13-го. Приехали Кузминские и уехал Хилков. 14-го стало опять худо. Целый день и ночь очень болело, и не спал. Был доктор. 15-го, 16, 17, лучше. Ничего не ем, только жидкое. Духом бодр и добр.
18-го Мая. Ясн. П. 90. За это время поправил коректуры начала Комедии, написал письмо Страхову и начал поправлять Предисловие о пьянстве. -- Одно главное и важное: боюсь записать, как бы сознание не ослабило силы. Именно то: думал о скверности своей жизни, всё для людей, для славы, если не для брюха; о том, как при болезни, смерти чувствуется слабая привычка жить не людьми, но Богом. И начал думать о том, что надо учиться жить для Бога, пока бодр и здоров, надо найти радость. Тут же прочел в New Christianity прекрасную статью о целях и любвях человека. Если цели его мирские, и он любит их, он в аду, и наоборот. Думал, главное, о том, что если ты живешь для Бога, то то, что про тебя думают люди, тебе всё равно, и то, что тебе помешали в твоем намерении -- деле -- всё равно. Всё это вместе сделало то, что вот 2-й день воспоминание о Боге, о жизни для него особенно успокоительно, усиливая, действует на меня: рассердишься, досадно станет, захочется чего, вспомнишь о том, что жизнь только та, к[оторая] для одного его, и мгновенно проходит. До сих пор было. Боюсь ослабнет. Так хорошо, помоги мне, Боже. За всё это время думал:
1) (1) Неправильно говорить: жизнь в Боге радостнее, чем мирская. -- И в мирской и в божеской есть радости и печали -- только другие. -- Я записал это. А теперь вижу, что это неправда. В жизни для Бога нет горя и печали. Горе и печаль
(1) Абзац редактора.
при переходах, когда они-то и перегоняют в нее. То, что я записал это, доказывает, как я духовно ослаб. Помню, вызвало во мне эту мысль сведения о тоске Попова. Мне хотелось оправдать его. И я сказал вздор. Это можно сказать про жизнь человека, признающего и не признающего обязат[ель]ности учения Христа. И то вздор.)
2) Искусство жизни подразделять в себе божеское и человеч[еское]. В первом быть непоколебимым, во втором уступать.
3) Человек, как животное, подчиняется закону борьбы и половому стремлению для усиления рода; как разумное, любящее, божественное существо, он подчиняется закону обратному -- не борьбы с соперниками и врагами, а смирения перед ними и любви к ним, и не полового стремления, а целомудрия.
4) Как похоть вкуса есть необходимое условие развития ребенка, так тщеславие необходимое условие развития в дальнейш[ем] возрасте. Но и того и другого слишком много и без того заложено в природу человека, чтобы развивали их воспитанием.
5) (1) Анархисты правы во всем -- и в отрицании существующего и в утверждении того, что хуже насилия власти при существующих правах без этой власти быть не может. Ошибаются они только в том, что анархию можно установить революцией -- учредить анархию! Анархия установится; но установится только тем, что всё больше и больше будет людей, к[оторым] не нужна защита правительственной власти, и всё больше и больше людей, к[оторые] будут стыдиться прилагать эту власть.
С Сережей братом шел разговор об обеспечении жизни наперед.
Сер[ежа]. Нельзя жить, не зная, будут ли сыты завтра мои дети.
Я. Христианину нельзя заботиться об этом: забота об этом есть отрицание всего учения.
Сер. Да вот вы говорите, а все живы и живете, и у детей молоко есть, и сами чай пьете.
Я. Да ведь это и сказано. Сказано, что не заботьтесь -- и всё будет. Птицы небесные... и т. д.
(1) Абзац редактора.
7) Да идеал Христова служения Отцу, это -- служение, прежде всего исключающее заботу как о пище, так и о продолжении рода. До сих пор попытки отказа от этих забот не прекратили рода человеческого. Что дальше будет? не знаю.
8) Делать добро, не признавая Бога мздовоздаятеля, есть единственное истинное исповедание Бога. Приписывание Богу забот о наградах и наказаниях есть отрицание его и совершенное лишение себя возможности делать доброе. Делание добра для добра -- это-то и есть Бог.
9) Только одно есть доброе дело -- это то, кот[орое] имеет целью открытие себе Бога, открытие окошечка, через к[оторое] виден Бог. Только через это окошечко, если удается открывать его, и видишь Бога, и только через него и действует Бог в тебе. Кабы суметь раскрыть его настежь!
10) Мы пишем наши романы, хотя и не так грубо, как бывало: злодей -- только злодей и Добротворов -- добротворов, но все-таки ужасно грубо, одноцветно. Люди ведь все точно такие же, как я, т. е. пегие -- дурные и хорошие вместе, а ни такие хорошие, как я хочу, чтоб меня считали, ни такие дурные, какими мне кажутся люди, на к[оторых] я сержусь или к[оторые] меня обидели. --
11) Добрые дела, к[оторые] делаются в виду награды или по предписанию старцев, directeurs de conscience (l) -- столь же мало добрые дела, как накладные икры -- икры. Этими ходить нельзя, а теми увидать Бога нельзя.
Здоровье то же. Строгая диета, одно жидкое. Голова свежа, но слаба. Попытался писать предисловие, но запнулся. Читаю Newcom'oв. (2)
19 Мая. Я. П. 90. Слава Богу, сознание жизни перед Богом не оставляет и успокаивает. Сразу соскакивает досада, забота, беспокойство. Помоги, Боже. Встал в 8. Тот же образ жизни. Предисловие немного поправлял. Остановился на 2-й части. Надо всё переделать. Очень тэма важна. И то писал только вечером. Аппетит больше и силы. С детьми и С[оней] хорошо. Осудил Сережу -- дурно.
(1) [духовных руководителей]
(2)[Ньюкомов.]
20 М. Я. П. 90. Если буду жив.
[20 мая.] Думал одно: мы едим соусы, мясо, сахар, конфеты -- объедаемся, и нам кажется ничего. В голову даже не приходит, что это дурно А вот катар желудка повальная болезнь нашего быта. Разве не то же самое сладкая эстетическая ппща -- поэмы, романы, сонаты, оперы, романсы, картитины, статуи. Тот же катар мозга. Неспособность переваривать и даже принимать здоровую пищу и смерть.
Приехал Дунаев. Троицын день. Всё та же слабость, диета и несварение желудка. На душе очень хорошо, и всё так же обращаюсь к Б[огу] и утверждаюсь. Осуждал с Т[аней] Ашинова и Паисия. Дурно.
21 М. Я. П. 90. Рано встал. Еще слабее. Читаю Текерея -- плохо. Проводил Дунаева. Чуть-чуть поправ[лял] предисловие.
22 М. Я. П. 90. Если буду жив.
[25 мая.] Нынче 25. -- Всё так же медленно поправляюсь. Нынче ходил, гулял, немного поправлял о дурмане и начал письмо ответ еврею. Был Руднев. --Вчера 24. Вечером б[ыл] Давыдов. Днем ничего не делал. 23. Был Чистяков. Написал письмо Черткову и немного предисловие. 22. Та же слабость. Предисловие. Приехал Чистяков. Всё о дневниках. Он, Ч[ертков], боится, что я умру и дневники пропадут. Не может пропасть ничего. А нельзя послать -- обидеть. Маша списала то, что я отметил. Есть порядочное. Вчера и нынче думал.
1) То, что мы называем земной жизнью, всей нашей жизнью, есть только одна из обязанностей, должностей всей жизни -- земная жизнь есть одна из форм -- теперешняя -- служения и роста и относится ко всей жизни, как одно из исполнений обязанности слуги относится ко всей его жизни. И что мне за дело, если те, с к[оторыми] я имею по этой должности дело, теперь, будут недовольны мной. Только бы хозяин б[ыл] доволен.
2) Какая страшная сила и плодотворность была бы в нашей деятельности (доброй), если бы совсем не заботились о том, как ее оценят люди, как она выразится для людей. Ничто так не ослабляет деятельность, как заботы о том, какие будут ее последствия.
3) Большие, важные, великие дела всё это не для Бога. Для Бога есть только совершенные полные дела. Для того, чтобы быть с Богом, не нужно делать ничего большого, а нужно только то, что сейчас делаешь, делать вполне наисовершеннейшим образом. --
Если веришь в Бога, то будешь верить в жизнь в настоящем, будешь доделывать дела настоящего до конца, до возможного совершенства. Пример: не написать учение истины, не избавить людей от войны, а сейчас с тем стариком, к[оторый] пришел спрашивать, как лечить одышку и сына вызволить из солдатства, обойтись как возможно лучше. --
Наибольшее сближение с Богом это наибольшее сосредоточение в настоящем. И наоборот. --
Получил нынче письмо от Новоселова слабое. Вчера и нынче (1) поправлял коректуры Комедии.
То, чего я боялся, то и случилось. Общение с Богом и успокоение стали ослабевать. Нынче возобновил насколько мог.
26 Мая. Я. П. 90, если буду жив.
[26 мая.] Жив. Утром нашел Н. Ге старшего. Он едет в П[е]т[ербург] о своей картине. Говорил с ним, читал, дописал письмо Гецу. Слаб. -- Письма от Рахман[ова] и Поши.
27 Мая. Я. П. 90. Всё то же. Ходил подальше. Вернувшись, застал Попова. Поговорил с ним. Он жалуется на периоды упадка духа. -- Теперь 5-й час. Ничего не писал и не хочется. --
28 М. Я. П. 90. Лучше себя чувствую. Поправлял статью о пьянстве. Но помню. Ге уехал. Неприятное столкновение с С[оней], но, слава Б[огу], сейчас же стало ее жал[ко].
29 М. Я. П. 90. Ходил далеко. Встретил Машу. Телеграмма от Чичерина. Немного пописал. Очень слаб. Приехал Чи[черин]. Алкоголик. Неподвижный, озлобленный, самодовольный. Что-то я очень от всех удали[лся].
30 М. Я. П. 90. Опять Чичерин. Он уеха[л]. Я сел писать, пришел Пастухов. Мне хотелось кончать, но потом пришел из Риги латыш семинарист. Физически поправляюсь, но умственно сплю. Теперь 9-й час. Нынче письмо от Геца и протест. --
31 М. Я. П. 90. Немного пописал статью. Всё так же сплю. Самарин и Раевский к обеду. Тяжело. Праздно.
(1) На полях написано (по-видимому ранъше) и обведено кругом: Hовоселову корект[уры]
1 Июня. Здоровье хуже. Угрожает. Дурно спал. Письма приятные от Черткова, Золотарева и Бирюкова. Маша предлагает вернуться к старому, и он пишет об этом. Хочет приехать. И я боюсь, как бы не испортить им. Кореспондент Молчанов -- пустой, и Тульский Баташев и доктор -- еще пуще. Теперь 10 часов вечера. Я очень не в духе. Читал М. Arnold. Method и secret. Secret хорошо. Хотел прочесть девочкам.
[8 июня.] 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8 Июня. Я. П. 90. Прошла целая неделя. В очень дурном, мрачном духе. Нынче приехал Ге. Я немного поправлял уж поправленное и начал пить кумыс. Вчера 7. Была Анненкова и уехала. Рано утром приехала Соня. Я ничего не делал, в убийственном духе. 6-го. Анненкова здесь, а приходил Пастухов с письмом грустным от Долнера. Надо написать ему.-- Тоже ничего не делали страшно тягочусь жизнью. Начал Отца Сергия и вдумался в него. Весь интерес -- психологические стадии, к[оторые] он проходит. 5. Вечером приехала Анненкова. Я кончил статью. 4. Были Зиновьевы. Писал. Не помню дальше. С Левой был разговор о его поездке. Я говорил ему, что он барич и что ему надо опомниться и покаяться. Он ничего не понял. Нынче по случаю письма Бирюкова, привезенного Ге, б[ыл] неприятный разговор с С[оней]. <Она выходила из себя и давала полный простор себе.> (1) -- В Ньюкомах хороша теща Кляйва -- мучающая обоих, только мучается больше она. -- Думал:
1) Я обхожу людей, мне люди мешают. Да ведь ты живешь только людьми и только для них. Если тебе мешают люди, то тебе жить незачем. Уходить от людей это самоубийство. --
Полемика (2) в Open Court по случаю книги Bellamy очень интересная. Сначала возражает Op[en] Cou[rt] тем, что борьба есть закон жизни, что представить себе жизнь без борьбы всё равно, что представить себе физический мир без закона тяготения. Очень удобно, но не может быть. Ему возражают, что в борьбе сначала одерживает верх the strongest, (3) а потом the fittest, (4) а потом
(1) Заключенное в ломаные скобки вымарано.
(2) Абзац редактора.
(3) [сильнейший,]
(4) [наиболее приспособленный,]
будто бы уже самый best, (l) нравственный. Это вздор, fittest значит тот, кот[орый] больше годится для общинной жизни. Община с годящимися, дисциплинированными членами будет сильнее общины с негодящимися, недисциплинированными членами -- будет сильн[ее] опять для борьбы. Но как же будет? Нужнее лучший нравственно. Лучший нравственно должен будет [быть] наисильнейш[им], умнейши[м] и наиболее годящимся. Если так, то опять сильнее для борьбы, и нравственный получает другое значение. -- Но что делать с плохими, пока они есть? С слабыми, глупыми? Очевидно, их надо убивать. -- Существование слабых уничтожает всё представление об этой новой нравственности. По старому нравственность не есть средство усиления и победы в борьбе, а напротив. И по старой нравственности слабому, больному, старому есть место, по новой нравственности места им нет. Надо уничтожить наследственность, болезни, старость. Что за нелепость! --
Теперь 6 часов, пойду гулять и пить кумыс. --
[12 июня.] 9, 10, 11, 12 Июнь. Я. П. 90. Опять три дня пропустил. Вчера 11. Я писал письма: Третьякову, Поше, Черт[кову], Горбунову, и приехал Страхов. Лучше живу, но очень праздно физически. -- 10. Воскресенье б[ыл] милый Дунаев и Стахович немилый. Лева уехал, кроткий, читал статью и понял. Вчера прекрасное письмо от Бутке[вича]. Я поправлял. 10. Много поправлял. Картина Ге прекрасна. 9. Не помню. Ничего не записал.
Самое (2) главное, что думал, это о том, что самому самого победить нельзя. Самый святой сам -- сам чорт. Надо устроить в себе обиталище достойное Бога, чтобы он пришел и вселился. --
Маша писала Бирюкову и одобрила мое письмо ему. Поразительно грустно было нынче то, что сказал Андрюша. Я сказал ему, что дурно пить кофе крепкий. Он с тем знакомым мне презрением детей ко мне отвернулся. Ге стал говорить ему, что это для его пользы. Он сказал: не о кофе, а обо всем, да разве можно делать всё то, что говорит папа. Он сказал всё то, что думают все дети. Ужасно жалко их. Я ослабляю для них то, что говорит
(1) [наилучший,]
(2)