Geum.ru

Название книги: Сборник рассказов

Вид материалаРассказ
Подобный материал:
1   ...   30   31   32   33   34   35   36   37   ...   43

-- Да, но разве ты не чувствуешь, что я притворно

обра-довался? Дошло?

-- А чего тебе притворяться-то? Я еще не сказал, что

буду жить у вас. Может, я только на часок.

Режиссер наморщил лоб, внимательно посмотрел в глаза

Проньке.

-- Пожалуй, -- сказал он. -- Давай еще раз. Я

поторопил-ся, верно.

Пронька опять вышел и постучался. Все повторилось.

-- Ну, как житуха? -- спросил Пронька, улыбаясь.

-- Да так себе... А ты что, по делам в город?

-- Нет, совсем.

-- Как совсем?

-- Хочу артистом стать.

Режиссер захохотал.

Пронька выбился из игры.

-- Опять снова?

-- Нет, продолжай. Только -- серьезно. Не артистом, а...

ну, в общем, работать на трикотажную фабрику. Так ты, зна-чит,

совсем в город?

-- Ага.

-- Ну и как?

-- Что?

-- А где жить будешь?

-- У тебя. Вы же у меня жили, теперь я у вас поживу.

Режиссер в раздумье походил по номеру.

-- Что-то не выходит у нас... Сразу быка за рога взяли,

так не годится, -- сказал он. -- Тоньше надо. Хитрее. Давай

оба притворяться: я недоволен, что ты приехал, но как будто

обрадован; ты заметил, что я недоволен, но не показываешь виду

-- тоже радуешься. Попробуем?

-- Попробуем. Мне глянется такая работа, честное слово.

Если меня увидят в кино в нашей деревне, это будет огром-ный

удар по клубу, его просто разнесут по бревнышку.

-- Почему разнесут?

-- От удивления. Меня же на руках вынесут!..

-- М-да... Ну, давайте пробовать. А то как бы меня потом

тоже не вынесли из одного дома. От удивления.

Пронька вышел в коридор, постучался, вошел,

поздоро-вался. Все это проделал уверенно, с удовольствием.

-- Ваня! Ты как здесь?! -- воскликнул режиссер.

-- А тебя зовут?

-- Ну, допустим... Николай Петрович.

-- Давай снова, -- скомандовал Пронька. -- Говори:

"Ва-ня, ты как здесь?!"

-- Ваня, ты как здесь?!

-- Нет, ты вот так хлопни себя руками и скажи: "Ваня, ты

как здесь?!" -- Пронька показал, как надо сделать. -- Вот так.


Режиссер потрогал в раздумье подбородок и согласился.

-- Хорошо. Ваня, ты как здесь?! -- хлопнул руками.

Пронька сиял.

-- Здорово, Петрович! Как житуха?

-- Стоп! Я не вижу, что ты догадываешься о моем

настоя-щем чувстве. Я же недоволен! Хотя... Ну хорошо. Пойдем

дальше. Ты все-таки следи за мной внимательней. Ваня, ты как

здесь?!

-- Хочу перебраться в город.

-- Совсем?

-- Ага. Хочу попробовать на фабрику устроиться...

-- А жить где будешь? -- сполз с "радостного" тона

Нико-лай Петрович.

-- У тебя. -- Проньку не покидала радость. -- Телевизор

будем вместе смотреть.

-- Да, но у меня тесновато, Иван...

-- Проживем! В тесноте -- не в обиде.

-- Но я же уже недоволен, Иван... то есть, Проня! --

вы-шел из терпения режиссер. -- Разве не видишь? Я уже

мрач-нее тучи, а ты все улыбаешься.

-- Ну и хрен с тобой, что ты недоволен. Ничего не

слу-чится, если я поживу у тебя с полмесяца. Устроюсь на

рабо-ту, переберусь в общагу.

-- Но тогда надо другой фильм делать! Понимаешь?

-- Давай другой делать. Вот я приезжаю, так?

-- Ты родом откуда? -- перебил режиссер.

-- Из Колунды.

-- А хотел бы действительно в городе остаться?

-- Черт ее... -- Пронька помолчал. -- Не думал про это.

Вообще-то нет. Мне у нас больше глянется. Не подхожу я к этому

парню-то?

-- Как тебе сказать... -- Режиссеру не хотелось огорчать

Проньку. -- У нас другой парень написан. Вот есть сцена-рий...

-- Он хотел взять со стола сценарий, шагнул уже, но вдруг

повернулся. -- А как бы ты сделал? Ну вот приехал ты в

город...

-- Да нет, если уж написано, то зачем же? Вы же не

буде-те из-за меня переписывать.

-- Ну а если бы?

-- Что?

-- Приехал ты к знакомым...

-- Ну, приехал... "Здрасте!" -- "Здрасте!" -- "Вот и я

по-жаловал". -- "Зачем?" -- "Хочу на фабрику устроиться..."

-- Ну?

-- Все.

-- А они недовольны, что тебе придется некоторое время у

них жить.

-- А что тут такого, я никак не пойму? Ну, пожил бы пару

недель...

-- Нет, вот они такие люди, что недовольны. Прямо не

говорят, а недовольны, видно. Как туг быть?

-- Я бы спросил: "Вам што, не глянется, што я пока

по-живу у вас?"

-- А они: "Да нет, Иван, что ты! Пожалуйста,

располагай-ся!" А сами недовольны, ты это прекрасно понимаешь.

Как быть?

-- Не знаю. А как там написано? -- Пронька кивнул на

сценарий.

-- Да тут... иначе. Ну а притвориться бы ты смог? Ну-ка

давай попробуем? Они плохие люди, черт с ними, но тебе

действительно негде жить. Не ехать же обратно в деревню. Давай

с самого начала. Помни только...

Зазвонил телефон. Режиссер взял трубку

-- Ну... ну... Да почему?! Я же говорил!.. Я показывал,

ка-кие! А, черт!.. Сейчас спущусь. Иду. Проня, подожди пять

минут. Там у нас путаница вышла...

-- Не слушаются? -- поинтересовался Пронька.

-- Кого? Меня?

-- Но.

Режиссер засмеялся.

-- Да нет, ничего... Я скоро. -- Режиссер вышел.

Пронька закурил.

Вбежала красивая женщина с портфелем. На ходу спро-сила:


-- Ну, как у вас?

-- Никак.

-- Что?

-- Не выходит. Там другой написан.

-- Режиссер просил подождать?

-- Ага.

-- Значит, подождите. -- Женщина порылась в стопке

сценариев, взяла один... -- Может, вам сценарий пока дать

почитать? Почитайте пока. Вот тут закладочка -- ваш эпизод.

Она сунула Проньке сценарий, а сама с другим убежала. И

никакого у нее интереса к Проньке больше не было. И во-обще

Проньке стало почему-то тоскливо. Представилось, как приедет

завтра утром к станции битком набитый поезд, как побегут все

через площадь -- занимать места в автобу-сах... А его не будет

там, и он не заорет весело на бегу: "Давай, бабка, кочегарь, а

то на буфере поедешь!" И не мелькнут потом среди деревьев

первые избы его деревни. Не пахнет кизячным дымом... Не

встретит мать на пороге при-вычным: "Приехал. Как она там?" И

не ответит он, как при-вык отвечать: "Все в порядке". -- "Ну,

слава Богу".

Он положил сценарий на стол, взял толстый цветной

карандаш и на чистом листке бумаги крупно написал:

"Не выйдет у нас.

Лагутин Прокопий".

И ушел.


OCR: 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского


Вечно недовольный Яковлев


Приехал в отпуск в село Борис Яковлев... Ему -- под

со-рок, но семьи в городе нету, была семья, но чего-то

разла-дилось, теперь -- никого. Вообще-то догадывались, почему

у него -- ни семьи, никого: у Яковлева скверный характер. Еще

по тем временам, когда он жил в селе и работал в кол-хозе,

помнили: вечно он с каким-то насмешливым огоньком в глазах,

вечно подоспеет с ехидным словом... Все присмат-ривается к

людям, но не идет с вопросом или просто с от-крытым словом, а

все как-то -- со стороны норовит, сбоку: сощурит глаза и

смотрит, как будто поджидает, когда человек неосторожно или

глупо скажет, тогда он подлетит, как ястреб, и клюнет. Он и

походил на ястреба: легкий, поджа-рый, всегда настороженный и

недобрый.

У него тут родня большая: мать с отцом еще живые...

Со-брались, гульнули. Гуляли Яковлевы всегда шумно, всегда с

драками: то братаны сцепятся, то зять с тестем, то кумо-вья --

по старинке -- засопят друг на друга. Это все знали; что-то

было и на этот раз, но не так звонко -- поустали, вид-но, и

Яковлевы.

Сам Борис Яковлев крепок на вино: может выпить мно-го, а

не качнется, не раздерет сдуру рубаху на себе. Не все-гда и

поймешь, что он пьян; только когда приглядишься, видно --

глаза потемнели, сузились, и в них точно вызов ка-кой, точно

он хочет сказать: "Ну?"

Был он и на этот раз такой.

В доме у него еще шумели, а он, нарядный, пошел к новому

клубу: там собралась молодежь, даже и постарше то-же пришли --

ждали: дело воскресное, из района должна приехать бригада

художественной самодеятельности, а вме-сте с районными хотели

выступить и местные -- ну, ждали, может, интересно будет.

Яковлев подошел к клубу, пооглядывался... Закурил, сунул

руки в карманы брюк и продолжал с усмешечкой раз-глядывать

народ. Может, он ждал, что к нему радостно по-дойдут погодки

его или кто постарше -- догадаются с при-ездом поздравить; у

Яковлева деньги на этот случай были в кармане: пошли бы

выпили. Но что-то никто не подходил; Яковлев тискал в кулаке в

кармане деньги и, похоже, злил-ся и презирал всех. Наверно, он

чувствовал, что торчит он тут весьма нелепо: один, чужой всем,

стоит, перекидывает из угла в угол рта папиросину и ждет

чего-то, непонятно че-го. Самодеятельность эту он глубоко имел

в виду, он хотел показать всем, какой он -- нарядный, даже

шикарный, сколько (немало!) заколачивает в городе, может

запросто угостить водкой... Еще он хотел бы рассказать, что

имеет в городе -- один! -- однокомнатную квартиру в новом

доме, что бригадира своего на стройке он тоже имеет в виду,

сам себе хозяин (он сварщик), что тишина эта сельская ему

как-то... не того, не очень -- по ушам бьет, он привык к шу-му

и к высоте. Наверно, он хотел вскользь как-нибудь, между

прочим, между стопками в чайной, хотел бы все это рассказать,

это вообще-то понятно... Но никто не подходил. Погодков что-то

не видно, постарше которые... Черт их зна-ет, может, ждали,

что он сам подойдет; некоторых Яковлев узнавал, но тоже не шел

к ним. А чего бы не подойти-то? Нет, он лучше будет стоять

презирать всех, но не подой-дет -- это уж... такого мама

родила. В его сторону взгляды-вали, может, даже говорили о

нем... Яковлев все это болез-ненно чувствовал, но не двигался

с места. Сплюнул одну "казбечину", полез за другой. Он смотрел

и смотрел на лю-дишек, особенно на молодых ребят и девушек...

Сколько их расплодилось! Конечно, все образованные,

начитанные, остроумные... а хоть бы у кого трояк лишний в

кармане! Нет же ни шиша, а стоя-ат, разговоры ведут разные,

басят, соп-ляки, похохатывают... Яковлев жалел, что пришел

сюда, лучше бы опять к своим горлопанам домой, но не мог уж

теперь сдвинуться: слишком долго мозолил глаза тут всем. И он

упорно стоял, ненавидел всех... и видом своим показы-вал, как

ему смешно и дико видеть, что они собрались тут, как бараны, и

ждут, когда приедет самодеятельность. Вся радость --

самодеятельность! Одни дураки ногами дрыгают, другие --

радуются. "Ну и житуха! -- вполне отчетливо, яс-но, с

брезгливостью думал Яковлев. -- Всякой дешевизне рады... Как

была деревня, так и осталась, чуть одеваться только стали

получше. Да клуб отгрохали!.. Ну и клуб! -- Яковлев и клуб

новый оглядел с презрением. -- Сарай длин-ный, в душу

мать-то... Они тут тоже строят! Как же!.. Они то-же от жизни

не отстают, клуб замастырили!"

Так стоял и точил злость Яковлев. И тут увидел, идут:

его дружок детства Серега Коноплев с супругой. Идут под

руч-ку, честь по чести...

"Ой, ой, -- стал смотреть на них Яковлев, -- пара

гнедых. Как добрые!"

Сергей тоже увидел Яковлева и пошел к нему, улыбаясь

издали. И супругу вел с собой; супругу Яковлев не знал, из

другой деревни, наверно.

-- Борис?.. -- воскликнул Сергей; он был простодушный,

мягкий человек, смолоду даже робкий, Яковлев частенько его

бывало колачивал.

-- Борис, Борис... -- снисходительно сказал Яковлев,

по-давая руку давнему дружку и его жене, толстой женщине с

серыми, несколько выпученными глазами.

-- Это Галя, жена, -- все улыбался Сергей. -- А это друг

детства... А я слышал, что приехал, а зайти... как-то все

вре-мя...

-- Зря церкву-то сломали, -- сказал вдруг Яковлев ни с

того ни с сего.

-- Как это? -- не понял Сергей.

-- Некуда народишку приткнуться, смотрю... То бы хоть

молились.

-- Почему? -- удивился Сергей. И Галя тоже с изумлени-ем

и интересом посмотрела на шикарного электросварщи-ка. --

Вот... самодеятельность сегодня... -- продолжал Сер-гей. --

Поглядим.

-- Чего глядеть-то?

-- Как же? Спляшут, споют. Ну, как жизнь?

Яковлева вконец обозлило, что этот унылый меринок стоит

дыбится... И его же еще и спрашивает: "Как жизнь?"

-- А ваша как? -- спросил он ехидно. -- Под ручку,

смот-рю, ходите... Любовь, да?

Это уж вовсе было нетактично. Галя даже смутилась,

ог-ляделась кругом и отошла.

-- Пойдем выпьем, чем эту муть-то смотреть, --

предло-жил Яковлев, не сомневаясь нисколько, что Серега сразу

и двинется за ним.

Но Серега не двинулся.

-- Я же не один, -- сказал он.

-- Ну, зови ее тоже...

-- Куда?

-- Ну, в чайную...

-- Как, в чайную? Пошли в клуб, а пришли в чайную? --

Сергей все улыбался.

-- Не пойдешь, что ли? -- Яковлев все больше и больше

злился на этого чухонца.

-- Да нет уж... другой раз как-нибудь.

-- Другого раза не будет.

-- Нет, счас не пойду. Был бы один -- другое дело, а

так... нет.

-- Ну пусть она смотрит, а мы... Да мы успеем, пока

ва-ша самодеятельность приедет. Пойдем! -- Яковлеву очень не

хотелось сейчас отваливать отсюда одному, невмоготу. Но и

стоять здесь тоже тяжко. -- Пошли! По стакашку дер-нем... и

пойдешь смотреть свою самодеятельность. А мне на нее... и на

всю вашу житуху глядеть тошно.

Сергей уловил недоброе в голосе бывшего друга.

-- Чего так? -- спросил он.

-- А тебе нравится эта жизнь? -- Яковлев кивнул на клуб

и на людей возле клуба.

-- Жизнь... как жизнь, -- сказал он. -- А тебе что,

кажет-ся, скучно?

-- Да не скучно, а... глаза не глядят, в душу мать-то,

-- на-калялся Яковлев. -- Стоя-ат... бараны и бараны, курва. И

вся радость вот так вот стоять? -- Яковлев прямо, ехидно и

насмешливо посмотрел на Серегу: то есть он и его, Сергея,

спрашивал -- вся радость, что ли, в этом?

Сергей выправился с годами в хорошего мужика: креп-кий,

спокойный, добрый... Он не понимал, что происходит с

Яковлевым, но помнил он этого ястреба: или здесь кто-ни-будь

поперек шерсти погладил -- сказал что-нибудь не так, или дома

подрались. Он и спросил прямо:

-- Чего ты такой?.. Дома что-нибудь?

-- Приехал отдохнуть!.. -- Яковлев уж по своему адресу

съехидничал. И сплюнул "казбечину". -- Звали же на поезд

"Дружбу" -- нет, домой, видите ли, надо! А тут... как на

клад-бище: только еще за упокой не гнусят. Неужели так и

жи-вут?

Сергей перестал улыбаться; эта ехидная остервенелость

бывшего его дружка тоже стала ему поперек горла. Но он пока

молчал.

-- У тя дети-то есть? -- спросил Яковлев.

-- Есть.

-- От этой? -- Яковлев кивнул в сторону толстой,

серо-глазой жены Сергея.

-- От этой...

-- Вся радость, наверно, -- допрашивал дальше Яков-лев,

-- попыхтишь с ней на коровьем реву, и все?

-- Ну а там как?.. -- Сергей, видно было, глубоко и

горь-ко обиделся, но еще терпел, еще не хотел показать это. --

Лучше?

-- Там-то?.. -- Яковлев не сразу ответил. Зло и

задумчи-во сощурился, закурил новую, протянул коробку

"Казбека" Сергею, но тот отказался. -- Там своя вонь... но уж

хоть -- в нос ширяет. Хоть этой вот мертвечины нет. Пошли

выпьем!

-- Нет, -- Сергей, в свою очередь, с усмешкой смотрел на

Яковлева.

Тот уловил эту усмешку, удивился.

-- Чего ты? -- спросил он.

-- Ты все такой же, -- сказал Сергей, откровенно и

нехо-рошо улыбаясь. Он терял терпение. -- Сам воняешь ездишь

по свету, а на других сваливаешь. Нигде не нравится, да?

-- А тебе правится?

-- Мне нравится.

-- Ну и радуйся... со своей пучеглазой. Сколько уже

на-строгали?

-- Сколько настрогали -- все наши. Но если ты еще раз,

падали кусок, так скажешь, я... могу измять твой дорогой

костюм, -- глаза Сергея смотрели зло и серьезно.

Яковлев не то что встревожился, а как-то встрепенулся;

ему враз интересно сделалось.

-- О-о, -- сказал он с облегчением. -- По-человечески

хоть заговорил. А то -- под ру-учку идут... Дурак, смотреть же

стыдно. Кто счас под ручку ходит!

-- Ходил и буду ходить. Ты мне, что ли, указчик?

-- Вам укажешь!.. -- Яковлев весело, снисходительно, но

с любопытством смотрел на Сергея. -- На тракторе ра-ботаешь?

-- Не твое поганое дело.

-- Дурачок... я же с тобой беседую. Чего ты

осердился-то? Бабу обидел? Их надо живьем закапывать, этих

подруг жиз-ни. Гляди!.. обиделся. Любишь, что ли?

С Яковлевым трудно говорить: как ты с ним ни загово-ри,

он все равно будет сверху -- вскрылит вверх и оттуда

разговаривает... расспрашивает с каким-то особым гадким

интересом именно то, что задело за больное собеседника.

-- Люблю, -- сказал Сергей. -- А ты свою... что,

закопал, что ли?

Яковлев искренне рассмеялся; он прямо ожил на глазах.

Хлопнул Сергея по плечу и сказал радостно:

-- Молоток! Не совсем тут отсырел!.. -- странная душа у

Яковлева -- витая какая-то: он, правда, возрадовался, что

заговорили так... нервно, как по краешку пошли, он все бы и

ходил вот так -- по краешку. -- Нет, не удалось закопать: их

закон охраняет. А у тебя ничего объект. Где ты ее на-шел-то?

Глаза только... Что у ней с глазами-то? У ней не эта?..

болезнь такая с глазами есть... Чего она такая пучегла-зая-то?


Сергей по-деревенски широко размахнулся -- хотел в лоб

угодить Яковлеву, но тот увернулся, успел, Сергей уда-рил его

куда-то в плечо, не больно. Яковлев этого только и ждал: ногой

сильно дал Сереге в живот, тот скорчился... Яковлев кулаком в

голову сшиб его вовсе с ног. И спокойно пошел было прочь от

клуба... Его догнали. Он слышал, что догоняют, но не

поворачивался до последнего мгновения, шел себе беспечно, даже

"казбечину" во рту пожевывал... И вдруг побежал, но тут же

чуть отклонился и дал первому, кто догонял, кулаком наотмашь.

Первому он попал, но догоня-ло несколько, молодые... Хоть и

умел Яковлев драться, его скоро сшибли тоже с ног и несколько

попинали, пока не подбежали пожилые мужики и не разняли.

Яковлев встал, сплюнул, оглядел всего себя -- ничего

су-щественного, никаких особых повреждений. Отряхнулся. Он был

доволен.

-- Ну вот... -- сказал он, доставая "Казбек", -- хоть

делом занялись... -- Яковлев насмешливо оглядел окруживших его

мужиков и молодых парней. -- А то стоя-ат ждут свою

само-деятельность дурацкую.

-- Иди отсюда, -- посоветовали ему.

-- Пойду, конечно... Что же мне, тоже самодеятельность,