Geum.ru

Предисловие. Задача труда

Вид материалаЗадача

Содержание


Прим. ред. франц. изд.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19
Прим. пер.).

² Ess. de Montagne, р. 1038. /51/


можем заметить, что передавая слышанное нами, мы прикрашиваем и дополняем его от себя. То, что вначале было заблуждением отдельного лица, становится со временем общественным заблуждением; в свою очередь общественное заблуждение порождает заблуждения отдельных лиц. Таким образом создается цепь этих небылиц, переходящих от одного к другому, то затухая, то разгораясь, причем самый далекий свидетель оказывается более осведомленным, чем самый близкий, и узнавший их лишь последним верит в них более, чем тот, кто узнал их первым. Это, — говорит Монтэнь, — естественный ход вещей¹. Люди, обычно ничего не добиваются с таким рвением, как распространения своих взглядов. Еcли нехватает обычных средств, мы прибегаем к власти и силе, действуем огнем и мечом. К несчастью, высшей пробой истины считают большое число верующих, толпу, в которой глупцы имеют большое численное превосходство над умными. Что касается меня, — продолжает он, — то, в чем я не поверю одному из них, я не поверю также целой сотне. Я не сужу также о воззрениях по их давности².

Шарлатаны любят прятаться под маской благочестия. Очень много злоупотреблений, можно сказать, даже все злоупотребления в мире, происходят от того, что нам внушают страх, заставляют признаться в своем неведении и принять все то, что мы не можем опровергнуть.

Все вышеприведенные примеры и соображения ясно показывают нам, что лжечудеса могут, как я сказал, одинаково совершаться дурными и добрыми людьми, во славу заблуждения и истины, обмана и справедливости и что, стало быть, не приходится считать эти чудеса доказательствами или верными и надежными свидетельствами истины.

Я докажу это теперь с очевидностью на свидетельстве слова божьего, как его называют наши христопоклонники, и на словах того, кому они поклоняются как своему богу и спасителю.

Книги, в которых по их уверениям содержится слово божье, да и сам Христос, которого они почитают как вочеловечившегося бога, определенно упоминают о лжепророках, т. е. обманщиках, которые ложно называют себя посланниками бога и ложно говорят от его имени; они определенно упоминают также, что эти обманщики творят и будут творить знамения и столь поразительные чудеса, что легко

¹ Ess. de Montagne, р. 1037.

² Ibid., р. 1038, 1039. /52/


смогут совратить, пожалуй, также и праведных. «Берегитесь, чтобы кто не прельстил вас, — сказал Иисус Христос, — ибо многие придут под именем моим и будут говорить: я Христос, и многих прельстят»¹. «И дадут многие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных». Знаменитый Павел говорит в одном из своих посланий, что сам бог пошлет духа прельщения, который могущественными чарами уверит во лжи тех, кто не восхотел принять истины данной богом религии; Павел говорит², что придут нечестивые обольстители и будут делать всякого рода ложные чудеса, чародейства и знаменья, чтобы всякими соблазнами ввергнуть детей погибели в беззаконие. Вот ясные и очевидные свидетельства; наши христопоклонники не могут отвергнуть их, так как они в точности взяты со слов самого их Христа и одного из его главных апостолов. Они, стало быть, не могут не признать, что эти мнимые чудеса могут совершаться в целях заблуждения и обмана, как и во славу справедливости и истины. Они должны следовательно признать также, что эти чудеса не являются верными свидетельствами истины.

В частности, надо заметить еще по этому поводу: все эти ложные чудотворцы требуют, чтобы люди верили их чудесам и не верили чудесам других, их противников. Равным образом все лжепророки требуют, чтобы верили их слову, а всех прочих, их противников, считали лжепророками и обманщиками. Отсюда совершенно ясно, что они сами осуждают и разбивают друг друга; поэтому является безумием верить тем или другим из них. Однажды один из этих мнимых пророков, некий Седекия, ударил по щеке другого мнимого пророка, высказывавшего противоположные ему взгляды, и при этом разразился следующей забавной фразой: «По какой это дороге отошел от меня дух господень, чтобы говорить тебе?»³ Пророки Самарии, т. е. пророки бога Ваала, враждовали с пророками Иудеи и Иерусалима, которые тоже объявляли себя пророками господа бога. И если Иезавель4 предавала смерти пророков господа, то Илия в отмщение за них умертвил 455 пророков Ваала. Христос христиан хотел, чтобы каждый верил его словам и его мнимым чудесам; но он не хотел, чтобы верили другим кроме него и чудесам его противников. Моисей тоже требовал от своего


¹ Матф., 24 : 5, 11, 24.

² Посл. к Фессал., 2 : 2, 9, 10.

³ Парал., 18 : 23.

4 Цар., 22 : 24. /53/


народа веры в его слова и чудеса, но не желал, чтобы его народ верил другим и шел на удочку их чудес. Он приказывал смотреть на этих других как на лжепророков и соблазнителей. Однако Аарон и его сестра Мариам были другого мнения и доказывали, что бог говорил с ними точно так же, как с Моисеем. «Разве через одного Моисея говорил господь? Разве он не говорил подобным образом и с нами?» Так наши лжепророки и наши мнимые чудотворцы противоречат друг другу и открыто осуждают, сбивают и разоблачают друг друга, — явный и верный признак, что их мнимые чудеса не являются доказательствами и надежными свидетельствами истины и что, стало быть, не по таким основаниям достоверности следует судить об истинности какой-либо религии.

И как могут эти мнимые чудеса быть надежными доказательствами и свидетельствами истинности какой-либо религии, если нет уверенности, что эти чудеса действительно произошли и если рассказы о них ненадежны? Ибо для того, чтобы иметь некоторую уверенность в достоверности этих рассказов, необходимо:

1) Знать, что те, которых называют первоначальными авторами этих рассказов, действительно являются ими, — на самом деле часто приписывают людям то, чего они не говорили и не делали, и плохие авторы прикрываются именем какого-нибудь знаменитого человека, чтобы внушить доверие к своей лжи и обману.

2) Знать, были ли подлинные, первоначальные авторы этих рассказов людьми честными и заслуживающими доверия, мудрыми и просвещенными, нелицеприятными по отношению к тем, которых они славословят; ведь ясно, что если они не были честными людьми, то не следует придавать никакой веры их словам. Точно так же не заслуживают они доверия, если это не были люди мудрые и просвещенные, ибо, не имея всех знаний и благоразумия, необходимых для здравого суждения о вещах, они легко могут быть введены в заблуждение. Точно так же, если они пристрастны в пользу тех, о ком они говорят, то их словам тоже не следует придавать большой веры, так как это мешает им здраво судить о вещах и часто заставляет их извращать вещи под влиянием лести и угодничества. Опыт убеждает нас в этом на каждом шагу; это можно подтвердить бесчисленными примерами, если бы была надобность в них.

3) Знать, взвесили ли рассказчики этих мнимых чудес все обстоятельства дела, были ли эти обстоятельства хорошо /54/ известны им и переданы ли они в точности, — ибо несомненно, что достаточно немного изменить обстоятельства дела, умышленно или по ошибке, достаточно изменить одно обстоятельство и прибавить другое несуществующее, и все дело представляется совершенно в другом виде. Поэтому мы часто удивляемся тому или другому, хотя ни минуту не удивлялись бы, если бы доподлинно знали подоплеку дела. Чудеса, — весьма трезво замечает Монтэнь¹, —являются таковыми по нашему незнанию природы, а не в отношении самой природы. Удивительно, — говорит он, — от каких пустых поводов и произвольных случайностей обычно возникают такие пресловутые впечатления, как вера в чудеса. Наше зрение, — говорит он, — часто показывает нам вдали причудливые образы, которые исчезают при приближении к ним.

4) Знать, не были ли книги и древние хроники, сообщающие о всех этих великих и удивительных чудесах, впоследствии подделаны и искажены, как это несомненно случилось со многими другими книгами и историческими рассказами, — подделки происходят на каждом шагу и в нашем веке.

Итак не подлежит сомнению, что нет никакого ручательства в том, что эти мнимые чудеса действительно совершились; нет никакого ручательства в честности и искренности людей, сообщающих о них или заявляющих, что они были очевидцами их; нет никакого ручательства, что они хорошо знали и заметили все обстоятельства; нет никакого ручательства, что записи об этих чудесах действительно принадлежат тем, кому они приписываются, и наконец нет никакого ручательства, что эти записи не были подделаны и фальсифицированы, как и многие другие, — нет, повторяю, уверенности по всем этим пунктам. Так, из того, что знали имя Моисея, конечно не следовало, что это был честный человек и что он не желал писать басни вместо правды. Симон пророк² называл божественного Платона великим сочинителем чудес, так как он был весьма горазд сочинять божественное вмешательство и откровение всюду, где ему мало было силы человека. Где уверенность, что мнимый Моисей не поступал точно таким же образом и что он не был таким же искусным сочинителем чудес, каким мог быть божественный Платон? У нас нет ровно никакой уверенности в этом. Как-раз наоборот; по всей видимости имеется гораздо больше оснований считать его выдающимся разбойником и шарлатаном, чем действи-


¹ Еss. dе Моntаgnе, р. 79.

² Ibid., р. 601. /55/


тельным пророком. Вот что говорит о нем и о всем его народе, т. е. об еврейском народе, здравомыслящий автор¹: «Если мы пойдем далее в глубь времен вплоть до происхождения евреев и до их знаменитого исхода из Египта, вокруг которого их историки делают столько шума и который они связывают со столькими баснословными чудесами, мы, — говорит он, — найдем, что египетские авторы и авторы других народов, не менее авторитетные, чем Иосиф и всякий другой еврейский историк, говорят о них с большим презрением и рисуют их в мало привлекательном свете. Египетский жрец Манетон называет их сбродом грязных и прокаженных людей и сообщает, что они были изгнаны из страны царствовавшим в то время Аменофисом и ушли в Сирию под предводительством египетского жреца Моисея. Херемон, известный греческий автор, передает примерно то же самое. Он говорит, что в царствование Аменофиса из Египта были изгнаны двести пятьдесят тысяч прокаженных и что они ушли под предводительством Тизифена и Петесефа, т. е. Моисея и Аарона². Хотя у других авторов имеется разнобой относительно имени фараона, при котором это произошло, все они в один голос сообщают, что израильтяне были жалким народом, были все покрыты струпьями и нарывами и считались отбросами и грязной накипью египетского народа. Римский историк Тацит, пользующийся неоспоримым авторитетом, прибавляет, что Моисей, один из этих прокаженных изгнанников, человек умный и влиятельный среди своих, видя тяжелое положение своих собратьев и их растерянность, обратился к ним с увещанием не падать духом и не полагаться ни на богов египетских, ни на самих египтян, а довериться исключительно ему одному и повиноваться его советам; он объявил им, что послан небом быть их вождем, избавить их от их бедственного положения, под бременем которого они изнывают, и защищать их от всех врагов; тогда народ, не зная, что ему делать, полностью отдался под его руководство, и Моисей стал его вождем и законодателем, провел евреев через пустыни Аравии, где они совершали большие грабежи и разбои, вырезывали мужчин, женщин и детей, сжигали города и опустошали все места, куда только ступала их нога. Можно ли сказать худшее о банде воров и разбойников? В то время единственными популярными науками были магия

¹ Esp. Turc, t. 4, lettre 83.

² Херемон называет здесь не Аарона, а Иосифа. — Прим. ред. франц. изд. /56/


и астрология, а так как Моисей был весьма искусен во всех секретах и тайнах египетской премудрости, ему нетрудно было внушить благоговение и приверженность к себе невежественным и наивным сынам Иакова и подвергнуть их в их тяжелом положении желательной ему дисциплине. Все это уже совсем не похоже на то, что рассказывают нам евреи и наши христопоклонники. Где надежный критерий, следует ли верить одним или другим? Разумеется, здесь нет никакого правдоподобного критерия.

XV

Чудеса нового завета отличаются столь же малой достоверностью и малым правдоподобием, как и мнимые чудеса ветхого завета. Например, где ручательство и уверенность в том, что четыре евангелия, сообщающие о мнимых чудесах Иисуса Христа, действительно составлены теми, кому они приписываются? А если они действительно составлены ими, то где уверенность в том, что это были люди честные и заслуживающие доверия? От того, что мы знаем их имена, что один назывался Матфеем, другой Марком, третий Лукой и четвертый Иоанном, мы еще не знаем, были ли они людьми честными и заслуживающими доверия. Это еще ничего не говорит нам о том, были ли это умные и образованные люди, не были ли они сами введены в заблуждение и не желали ли они обманывать других. Имеются основания относиться к их рассказам с крайним недоверием, так как все согласны, что это были люди невежественные и грубые, которым следовательно легко было внушить все, что угодно. И наконец где гарантия, что эти четыре евангелия, известные под их именами, не были подделаны и фальсифицированы, как это делалось и еще по сию пору делается со многими другими историческими рассказами? Нам приходится чуть ли не отказываться верить передаче тех фактов, которые происходили даже в наши дни и почти на наших глазах: из 20 человек, рассказывающих о них, вряд ли двое передадут их в точности. Какая же гарантия возможна в отношении столь древних событий, которые отделены от нас рядом веков и тысячелетий и рассказаны нам только чужестранцами, неизвестными людьми без положения и авторитета, а между тем рассказывающими столь необычайные и маловероятные, лучше сказать — невероятные вещи? Несомненно, их рассказы лишены всякой достоверности и даже всякого правдоподобия /57/ и поэтому не заслуживают никакой веры. Ссылаются на то, что эти повествования всегда признавались за святые и священные и поэтому всегда хранились нерушимо и в точности, без малейшего изменения содержащейся в них истины. Но этот аргумент в их пользу не имеет смысла, так как, напротив, он — наряду с другими аргументами — делает, пожалуй, еще более подозрительными эти повествования. В самом деле, последние, возможно тем паче искажались и фальсифицировались лицами, думавшими извлечь для себя из них выгоду и опасавшимися, что они недостаточно говорят в их пользу. Обычно переписчики и издатели¹ вставляли от себя добавления, изменяли текст и даже урезывали его, смотря по тому, что отвечало их намерениям. Вот какие мысли и взгляды высказывает по этому поводу один рассудительный автор последнего столетия. Человек, — говорит он, — по своей природе лгун, он любит только свое собственное произведение, вымысел и басни. Взгляните, — говорит он, — на народ, он выдумывает, преувеличивает, шаржирует по грубости или глупости; спросите даже самого честного человека, всегда ли он правдив в своих речах, не ловит ли он себя порой на рисовке, к которой необходимо приводят тщеславие и легкомыслие, не случается ли ему не раз прибавить от себя для красного словца к передаваемому им факту какое-нибудь вымышленное обстоятельство? Событие произошло в настоящее время и почти на наших глазах, а сто очевидцев расскажут его на сто различных ладов, а другой, если послушаете его, расскажет вам его на совершенно новый лад. Как же я могу верить, — продолжает тот же рассудительный автор² — столь древним фактам, отделенным от нас несколькими столетиями? Как могу я основываться на самых солидных историках? Во что превращается история? Был Цезарь убит в сенате? Существовал ли какой-то Цезарь? Вы скажете: какая здесь логика, что за сомнения, что за вопрос? Вы смеетесь, — говорит ниш автор, — вы считаете, что я не заслуживаю никакого ответа, и мне самому думается, что вы правы. Но предположим, — продолжает он, — что книга, в которой упоминается о Цезаре, не мирская книга, написанная людьми-лгунами и найденная случайно в библиотеках среди других рукописей, содержащих подлинные и апокрифические повествования; предположим, напротив, что она — результат святого и божественного вдохновения и носит на себе


¹ В тексте: «типографы». — Прим. пер.

² [La-Вгuуèге] – Сaгасtères. /58/


его отпечаток, что она около двух тысяч лет известна многочисленному обществу, которое за все это время не позволяло сделать в ней ни малейшего изменения и считало своим долгом перед богом сохранять ее в первоначальном виде, предположим даже, что религия предписывает обязательную веру во все факты, сообщаемые в том томе, где говорится о Цезаре и его диктатуре; признайтесь, Люцилий, — заключает этот рассудительный автор, — признайтесь, что вы в таком случае усомнитесь, существовал ли какой-то Цезарь. Вот вам верный образ ненадежности исторических повествований, причем не только повествований мирского характера, но в еще большей мере тех, которые выдаются за самые святые и священные. Относясь к области религии, эти последние представляют более интереса, чем другие, и поэтому каждый старается извлечь из них для себя выгоду и по мере возможности использовать их в интересах своего лагеря. Поэтому каждый старается приводить такие рассказы, верные или ложные, а чтобы сделать их еще более благоприятными для своих целей, вносит по своему усмотрению добавления и изменения в интересах своего лагеря.


XVІ

Этого не могут отрицать и сами наши христопоклонники: не говоря уже о ряде других авторитетов, признавших, что в так называемом священном писании были произведены различные добавления, выкидки и подделки, знаменитый наставник, святой Иероним, определенно говорит в нескольких местах своих прологов, что это священное писание подверглось искажениям и фальсификации, так как уже в его время оно находилось в руках всякого рода лиц, производивших в нем вставки и выкидки по своему усмотрению, — в результате существовало столько же различных версий этого писания, сколько списков его¹.

¹ В этой и на следующих двух страницах (60 и 61) у Мелье приводятся латинские тексты Иеронима (из письма последнего к Паулину, из предисловий к книге Иисуса Навина, к посланию к галатам, к книге Иова, к евангелиям и псалмам). За этими текстами у Мелье следует перевод их. Мы опускаем всюду эти латинские тексты и даем только русский перевод с французского перевода их у Мелье. При этом надо заметить, что Мелье местами дает не точный перевод, а весьма вольное изложение. Так например слова Иеронима (из предисловия к посланию к галатам) «напрасно ты, Хроматий, святейший и ученейший из епископов», Мелье передает следующим образом: «его святейшество папа напрасно заставлял бы меня». Впрочем в других местах расхождения менее значительны. — Прим. пер. /59/


Мастера, — говорит св. наставник и учитель Иероним в своем письме к Паулину, — земледельцы, каменотесы, плотники, шерстобиты, валяльщики и все вообще занятые в разных ремеслах не приступают к своему делу без предварительного обучения ему. Но искусство читать, объяснять и толковать священное писание — единственное, в которое каждый сует свой нос; невежды наравне с учеными, старые болтуны, выжившие из ума старухи и пустомели-софисты ежедневно терзают его и берутся обучать ему, не обучившись ему сами, а что еще позорнее — женщины берутся поучать мужчин, причем те и другие имеют наглость учить тому, чего они сами не понимают. Третьи на том основании, что изучали светские науки и умеют услаждать слух своих слушателей приятными речами, воображают, что всё, что они скажут, является законом самого бога. А между тем они не считают нужным познакомиться с писаниями пророков и апостолов и умеют лишь приспособлять к своей фантазии тексты, не соответствующие теме, словно это — великая заслуга, а не напротив, — великий порок искажать таким образом тексты писания, приноровлять их к своей фантазии и насильственно вкладывать в них другой смысл. Учить тому, чего сам не знаешь, при этом даже не догадываться о своем незнании, это — пустое ребячество и маскарад наподобие скоморохов и комедиантов.

В своем предисловии к книге Иисуса Навина Иероним говорит1: У латинян было столько версий, сколько списков; каждый делал вставки и выкидки по своему усмотрению, уверенный в том, что противоречащее ему не может быть правильным... Какое безумие, — говорит он, — прибавлять ложь после того, как сказана правда.

В своем предисловии к посланию к галатам Иероним говорит¹: Если бы перевод 70 толковников сохранился еще в чистом и нетронутом виде, как он был сделан ими с еврейского на греческий, его святейшество папа² напрасно заставлял бы меня сделать новый латинский перевод с еврейского, и правильно было бы одобрить своим молчанием то, что уже было узаконено обычаем в первое время существования церкви. Но в настоящее время существует столько различных текстов, сколько народов, а раз эта первая и старая версия искажена и фальсифицирована, то как вы дума-

¹ См. предыдущее примечание.

² В латинском тексте: «напрасно ты, Хроматий, святейший и ученейший из епископов, заставлял бы меня»... —