Лондон, столица Британского королевства, расположен на берегах Темзы

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 19

Глава II

НЕСКОЛЬКО ФИЛОСОФСКИХ

РАССУЖДЕНИЙ О ПРИРОДЕ ДУШИ

Если не брать в расчет наших западных манер, — заметил Сирил Грей, — то разницы между китайской философией и английской нет никакой. Китайцы закапывают мужчину живьем в муравейник, англичане знакомят его с женщиной. Эти слова вернули Лизу Ла Джуффриа на землю, хотя и были сказаны безо всякого намека на иронию. Она решила немного осмотреться. Сирил Грей разительно изменился. В чопорном Лондоне на нем был красный пиджаке огромным галстуком-бабочкой под мягким шелковым воротником. В богемном Париже он был одет с какой-то дьявольской строгостью, с полным соблюдением этикета. Смокинг безупречно-строгого покроя, застегнутый на все пуговицы, светло-серые брюки. Черный широкий галстук, заколотый булавкой с сапфиром, таким темным, что его почти не было заметно. Воротник жестко накрахмален. В правом глазу — монокль без ободка. Соответственно костюму изменилось и поведение. На лице не было ни высокомерия, ни улыбки. Так мог бы выглядеть дипломат эпохи кризиса какой-нибудь империи; нет, не дипломат даже, а скорее дуэлянт перед началом дуэли. Студия, где произошла их встреча, находилась на бульваре Араго, рядом с тюрьмой Сайте. Чтобы попасть в нее, нужно было свернуть с улицы в ворота, за которыми открывался двор с небольшим садом. За ним находились студии, позади которых снова был сад, поделенный на участки, куда выходили двери студий. Между собой участки соединяла тропинка. Все это выглядело не просто как частное владение, а как настоящая сельская идиллия. Казалось, что ты находишься милях в десяти от города.

Сама студия была устроена скромно, но со вкусом — simplex munditiis; стены заклеены темными обоями. В центре стоял резной квадратный стол из эбенового дерева; обстановку дополняли комод у западной стены и письменный стол — у восточной. Вокруг центрального стола располагались четыре стула с высокими готическими спинками; у северной стены был диван, покрытый шкурой белого медведя. Пол тоже был покрыт шкурами медведей, но черных, гималайских. На столе красовался темно-зеленый бронзовый дракон из Бирмы. Из его пасти тянулась струйка благовонного дыма. Однако самым удивительным экспонатом этой странной выставки был все-таки Саймон Ифф. Лиза о нем уже слышала: он был автором нескольких книг по мистике, принесших ему репутацию человека, склонного к зауми. Впрочем, в последние годы он начал изъясняться более доступным языком, решив стать ближе к народу. Это он оказал неоценимую услугу Англии, спасши знаменитого профессора Бриггса, приговоренного к смертной казни по обвинению в убийстве. Профессор был настолько увлечен сооружением своей новой летательной машины, что решительно не замечал, как его же собственные коллеги сговариваются отправить его на тот свет. Именно Саймон Ифф помог распутать с полдюжины сложных преступлений, не пользуясь для этого практически ничем, кроме своей феноменальной способности разбираться в человеческой психологии. После этого его репутация начала меняться; люди начали даже читать его книги. Однако личность этого человека по-прежнему оставалась окружена ореолом таинственности.

У него была привычка исчезать на долгое время, и ходили слухи, что он владеет тайной эликсира жизни: все знали, что ему в простоте прибранно уже под восемьдесят, но его живости и бодрости духа мог бы позавидовать сорокалетний. Весь его облик излучал силу, в глазах горело неугасимое пламя, ум был точен и быстр — все это говорило о присутствии в нем некоей таинственной энергии, не знакомой обычным людям.

Это был человек небольшого роста, небрежно носивший свой синий костюм и узенький темно-красный галстук. Седые волосы вились тугими кольцами. Кожа на лице была здоровая и чистая, хотя и начала уже покрываться морщинами. Маленький подвижный рот то и дело складывался в улыбку, и все его существо излучало чистую, заразительную радость. Он приветствовал Лизу более чем сердечно. В ответ на замечание Сирила он дружески взял ее под руку и усадил на диван.

— Я уверен, что вы курите, — сказал он. — Располагайтесь, забудьте о Сириле. Попробуйте вот этих: я получаю их от табачника самого хедива!

Ифф извлек из кармана портсигар и раскрыл его. С одной стороны в нем лежали темные сигары, тонкие, длинные, с другой — белые, похожие на обычные сигареты.

—Темные — с запахом мускуса, эти желтые — с амброй, а у белых — аромат розового масла.

Помедлив, Лиза выбрала амбру.

— Прекрасный выбор! — обрадовался старик. — Золотая середина. Теперь я совершенно точно знаю, что мы с вами будем друзьями.

Он поднес огонь к ее сигарете, а сам закурил сигару.

— Знаю, знаю, о чем вы думаете, милочка: там, где двое, третьему делать нечего. Я с вами совершенно согласен, поэтому давайте попросим брата Сирила продолжить свои занятия Каббалой, потому что прежде, чем мы засунем его в муравейник — о, в его мужестве я не сомневаюсь! — мне хотелось бы немного поболтать с вами. Видите, я сразу догадался, что вы — одна из нас!

— Ничего не понимаю! — отозвалась девушка с некоторой обидой в голосе, увидев, что Сирил и вправду отошел к письменному столу, взял в руки большую толстую книгу и углубился в чтение.

— Брат Сирил рассказал мне о трех встречах с вами, так что теперь я знаю о вас все — или почти все. У вас) прекрасное здоровье, и все-таки вы склонны к истерии! Вы — натура увлекающаяся, особенно вещами загадочными и необычными. Вы стараетесь выглядеть гордой и не зависимой — и в то же время желаете, чтобы вас считали страстной натурой. Вы мечтаете о любви, это ясно, и вы достаточно знаете самое себя, чтобы понимать, что обычная любовь не увлечет вас: ваша любовь должна быть уникумом, взрывом, сенсацией. Но, скорее всего, вы не понимаете, в чем корень этого вашего желания. Я скажу вам это. Ваша душа изголодалась, вы устали от этого мира с его маленькими и большими обманами и подсознательно ищете чего-то высшего, нежели все то, что может предложить вам наша планета.

Чтобы вы убедились в правоте моих слов, я вам расскажу кое-что еще. Вы родились одиннадцатого октября — это мне сообщил брат Сирил. Однако он не назвал мне часа. Вы

тоже не говорили мне его; но это произошло незадолго до рассвета. Лиза вздрогнула: мистик угадал правильно.

— В Ордене, к которому я принадлежу, — продолжал Саймон Йфф, — не принято верить во что-либо; мы либо знаем, либо сомневаемся, в зависимости от конкретного случая, и всегда стремимся приумножить наши знания при помощи чисто научных методов, то есть путем наблюдения и эксперимента. Поэтому не думайте, что я стану предсказывать вам судьбу или отвечать на такие вопросы, как, например, «что такое душа». Я расскажу вам только то, что действительно знаю и могу доказать. Могу сообщить также, какие гипотезы заслуживают внимания.

Наконец, могу посоветовать, какие эксперименты стоит поставить. Это последнее и есть то, в чем вы можете очень помочь нам; вот почему я примчался сюда из Сен-Жан-де-Люс, чтобы увидеться с вами.

В глазах Лизы вспыхнула радость:

— Знаете, вы первый человек, которому действительно удалось понять меня! — призналась она.

— Надеюсь, что это так; но я все еще слишком мало знаю о вашей жизни. Рискну предположить, что вы наполовину итальянка... А другая половина, наверное, ирландская?

— Правильно.

— Ваши предки были крестьяне, но вы выросли в обеспеченной семье, и ваша личность развивалась без помех и принуждений. Вы рано вышли замуж.

— Да, но неудачно. Я развелась с мужем и через два года вышла замуж еще раз.

— На этот раз за маркиза Ла Джуффриа?

-Да.

— А потом бросили и его, хотя он достойный человек и был вам хорошим мужем, и стали компаньонкой Лавинии Книг.

— Да... Через месяц будет ровно пять лет, как я езжу с нею.

— А почему, собственно? Я ведь вас действительно уже знаю, а она и пять лет назад была так же вульгарна, глупа, бессердечна и жадна, как сейчас. У нее подлая натура, а это самый мерзкий тип куртизанки. Кроме того, она кривляка. Да вас должно было бы оскорблять каждое ее слово! И все-таки вы привязаны к ней сильнее, чем к родной сестре.

— Да-да, вы правы! Но она бывает просто гениальна в своем танце. И вообще она — великая актриса. — Бывает, что гений посещает ее, — поправил Саймон Ифф. — Ее танец — это своего рода ангельская одержимость, если можно так выразиться. Она танцует под величайшую, полную духовности музыку Шопена или Чайковского, а потом сходит с подмосток — и превращается во вздорную, скандальную, болтливую бабу. «Двойственность характера» — недостаточное для этого объяснение. Мало того: бессмысленно было бы и пытаться объяснить это таким образом. Тут можно, пожалуй, лишь провести аналогию с великим мудрецом, у которого есть глупый, самодовольный, нечистый на руку секретарь. Единственная заслуга секретаря в том, что он грамотно записывает слова мастера и таким образом преподносит их миру; однако сам секретарь этого никогда не осознает! Думаю, что так дело обстоит со всеми гениями. Иногда человеку удается сохранять со своим гением более или менее гармоничные отношения, и он по крайней мере старается быть достойным инструментом для своего мастера. Если же человек хитер и к тому же не лишен практических способностей, он «отключает» своего гения, когда ему нужно чего-то добиться в обыденной жизни. Человек истинно гениальный подчиняется этой жизни, сводя свое человеческое «Я» до нуля или даже до отрицательных значений, чтобы дать своему гению проявлять себя, как тот захочет. Мы просто глупы (и чаще всего осознаем эту свою глупость), когда пытаемся делать что-то по своей собственной человеческой воле. Попробуйте заставить любую свою

мышцу работать непрерывно, как-то делает сердце без всякого понукания с нашей стороны! Вы не выдержите и двух суток. Я сейчас не помню точных данных, но такой эксперимент закончился, кажется, даже раньше, чем через сутки. Все это — вещи, неоднократно проверенные практикой, а в основе их лежит даосское учение о Недеянии: «действует бездействием мудрец»6. Положитесь полностью на волю Неба, и вы станете всемогущим инструментом его воли. Аналогичные учения вы найдете в большинстве мистических систем, однако доказать его на практике сумели лишь китайцы. Что бы сам человек ни делал, он ничего не прибавит этим к своему гению; однако гению нужно наше «Я», и он может усовершенствовать его, может оплодотворить это «Я» знанием, обогатить творческими способностями. Подыгрывайте же своему гению, образно говоря, целым оркестром, а не жалкой дудочкой-жестянкой! Возьмите любого из наших «маленьких гигантов», этих поэтов одного стихотворения, художников одной картины: в том-то и беда их, что они никогда даже не пытались усовершенствовать себя как инструмент. Гений, создавший «Сказание о Старом Мореходе», ничуть не меньше того, что создал «Бурю», но Колридж не умел сохранять порождаемые его гением мысли и не успевал выражать их. Вот отчего все остальное его творчество так вяло и безвкусно. Шекспиру же каким-то образом удавалось собирать именно те знания, которые нужны были для выражения мыслей его гения, и он владел достаточным навыком, чтобы выражать эти мысли наиболее гармонично. Вот видите, перед нами два Ангела, только у одного оказался плохой секретарь, а у другого — хороший. Думаю, что таково единственное объяснение феномена гения, а Лавиния Кинг — это просто экстремальный случай.

Лиза Ла Джуффриа слушала его со все возрастающим вниманием.

— Я не хочу сказать, — продолжал мистик, — что гений и его носитель никак не связаны между собой. Нет, связь существует, и даже более тесная, чем между всадником и лошадью. Но однажды приходится принимать решение. Вдумайтесь только: гений является во всей полноте знания и просветленности, и ограничивает его лишь слабость сил медиума. Хотя даже это ему не мешает. Вспомните писателей, самих удивлявшихся тому, что они написали! «Я ведь не знал этого», восклицает он, пораженный, хотя его собственная рука вывела эти строки минуту назад. Короче говоря, гений появляется как существо из иного мира, как душа Света и Бессмертия. Конечно, многое из того, что я называю «гением», можно объяснить наличием некоей вполне материальной субстанции, в которой под воздействием тех или иных раздражителей в определенный момент оживает сознание целой расы. Говорить об этом можно было бы до бесконечности, и подтверждением этому служит даже язык: такие слова, как «знание», «гносис» суть не что иное, как отзвуки того первого крика, который вырывается при рождении. Ибо корень гаи лишь во вторую очередь означает «знание»; в первую же очередь это — «рождение», так же, как и «дух» — «дыхание». Слово же «Бог» и другие ему подобные восходят к значению «Свет». Одно из ограничений нашего ума именно в том и состоит, что язык приковывает нас к грубым представлениям наших варваров-предков, и какой же свободой должны мы были бы обладать, чтобы действительно разобраться, не кроется ли за эволюцией языка все-таки нечто большее, чем элементарное развитие все более абстрактных понятий. А может быть, люди все-таки были правы, вложив хитроумные идеи в примитивные слова и знаки? Может быть, рост языка и в самом деле означает рост знания? Может быть, после того, как будет сделано и сказано все возможное, все-таки отыщется доказательство существования души?

— Души? — подхватила Лиза восторженно. — О, я верю, что она существует!

— Вот вы и попались! — охладил ее восторг мистик. — Вера — враг знания. А Скайет, между прочим, пишет, что слово «душа», возможно, происходит от корня su, означающего «рождать»".

— Не могли бы вы объяснять попроще? — взмолилась Лиза. — Вы возносите меня за собой в какие-то заоблачные высоты... А падать, знаете, как больно!— Это оттого, что у ваших знаний нет фундамента. Хотите, я объясню вам, почему мы все-таки смеем предполагать, что душа существует, и не только существует, но еще и всемогуща, и бессмертна? Основания у нас для этого совершенно иные, чем в случае с гением, о котором мы уже говорили. Нет, я не стану в очередной раз напоминать вам об аргументах Сократа, ибо считаю «Федона» всего лишь набором глупых софизмов... Хоть я и член основанного им Клуба любителей болиголова.

Хотите, приведу вам один любопытный пример из области медицины? Когда человек от старости впадает в маразм, когда его сознание уже затемнено и обследование показывает разрушение тканей мозга, у него тем не менее бывают моменты абсолютно ясного сознания — редко, но бывают. Одним только физическим состоянием мозга этого никак не объяснишь. Кроме того, наука уже убедилась, что у людей бывают такие аномальные состояния, когда в одном человеке сталкиваются — и борются друг с другом! — две совершенно различные души. Вы знаете, в чем заключается самая большая проблема спиритов? В том, что они никогда не могут быть уверены, что вызванный ими дорогой покойник — действительно тот, кого они вызывали. В самом деле, какими средствами мы располагаем, чтобы удостовериться в личности человека, с тех пор, как утратили ту способность обоняния, которой до сих пор обладают, например, собаки? У нас есть антропометрия, которая, в сущности, ничего не говорит ни о личности человека, ни тем более о его душе, есть тембр голоса, почерк, есть вопросы, ответ на которые знает только он один. Если человек умер, тогда нам остается только это последнее средство. Вот тут-то и возникает дилемма. Либо «дух» сообщает нам что-то, о чем известно, что он знал это при жизни, но тогда не исключено, что тот, кому он успел сообщить об этом, поделился своими сведениями с медиумом. Либо же он сообщает нам нечто новое, и тогда это следует скорее считать доказательством обратного, то есть что он — это не он!

Разрешить эту дилемму пытались самыми разными способами. Человека просили, например, составить и запечатать письмо, вскрыть которое должны были через год после его смерти. Тот из медиумов, которому бы удалось узнать содержание письма до этой даты, заслужил бы аплодисменты критиков. К сожалению, до сих пор пока этот трюк никому не удался, хотя в награду за него обещаны тысячи фунтов; однако даже если бы это произошло, счесть это доказательством общения медиума с покойником было бы довольно трудно, ведь содержание письма тоже можно узнать разными способами — возьмите хоть ясновидение, хоть телепатию, хоть просто невероятное везение.

Кроме того, имеется еще метод так называемого перекрестного обмена письмами... Впрочем, не буду утомлять вас всеми этими подробностями. Если вам интересно, попросите Сирила рассказать вам об этом — в Неаполе.

Лиза помотала головой, чтобы хоть немного прийти в себя. Все эти темы очень увлекали ее, однако она чувствовала, что устала невероятно. Последние слова вызвали у нее недоумение.

— Я все объясню вам — после обеда, — пообещал мистик, закуривая третью сигару. — Как вы, вероятно, заметили, хотя и не сочли нужным указать мне на это, я уклонился от темы. Я собирался объяснить вам, как одна душа может «выселить» из физического тела другую, менее сильную, и как в одно тело может «вселиться» до дюжины разных личностей. Доказательством того, что это — разные, совершенно отдельные души, служит и разница в их познаниях (в чем, впрочем, тоже трудно быть уверенным), и почерк, и тембр голоса, и некоторые детали, для которых в нашем языке пока нет определений, и даже симуляция, когда одна душа пытается выдать себя за другую, или подозрение о такой симуляции. В конце концов, любая личность есть некая константа; она уходит и приходит, оставаясь такой же, как была. Отсюда ясно, что для существования ей не обязательно нужно физическое тело, она может обходиться и без него.— Но ведь это — все та же ваша теория «одержимости», как в случае с гергесинскими свиньями! — воскликнула Лиза, радуясь, сама не зная чему.

Тут в их разговор впервые вмешался Сирил Грей. Он поднялся с кресла и откашлялся, поправляя монокль.

— В наши дни, — сказал он, — когда бесы вселяются в свиней, те отнюдь не торопятся бросаться с обрыва. Они называют себя «творцами новой морали» и голосуют за сухой закон.

Еще не успев договорить, он снова уселся в кресло и предался изучению Каббалы.

— Надеюсь, теперь вы понимаете, — улыбнулся Саймон Ифф, — с кем вы связались?

Лиза улыбнулась в ответ, покраснев:

— Да, я опять попалась. Но я и до сих пор не знаю, как я должна с ним разговаривать.

— Разговаривать! — отозвался Сирил Грей, не поднимая глаз. — Слова, слова, слова! Тяжело, знаете ли, быть Гамлетом, когда Офелия так и липнет к Полонию! Единственное, чего я хотел, так это научить ее Молчанию — недаром один приятель Катулла превратил своего дядюшку в Гарпократа.

— Гарпократ? Да, помню: египетский бог молчания, — отозвалась итало-ирландка.

Саймон Ифф бросил ей многозначительный взгляд, и она поняла его: не стоит слишком вдаваться в эту тему.

— Знаете ли, мистер Ифф, — сказала Лиза, чтобы хоть как-то разрядить неловкое молчание, — мне было ужасно интересно вас слушать, тем более, что все это и раньше меня очень интересовало, и мне даже кажется, что я кое-что поняла. Однако я не совсем понимаю, зачем вы мне все это рассказывали? Вы хотите, чтобы я научилась правильно понимать сообщения дорогих покойников?

— В настоящий момент, — с нарочитой серьезностью произнес мистик, — я хочу, чтобы вы запомнили все то, о чем я рассказал вам, и перешли к обеду, которым нас собирается угостить брат Сирил. После этого, на свежую голову, мы лучше сумеем разобраться с проблемами четвертого измерения.

— Ах, вот как? Значит, бедной Лизе придется еще попотеть, чтобы узнать истинную причину вашего столь поспешного отъезда из Сен-Жан-де-Люс?

— Да, и еще кое-что, например, о гомункулусе.

— А это еще что такое?

— После обеда, дорогая моя, только после обеда!

Приготовления к обеду заняли некоторое время. В самом конце их раздался звонок в дверь.

Сирил Грей пошел открывать; Лизе он снова показался дуэлянтом, отправляющимся на роковое свидание. Или стражем врат: в своем воображении она даже вложила ему в руку копье.

Ателье принадлежало Сирилу Грею, то есть он снимал его; однако он выкрикнул

имена гостей, как дворецкий:

— Акбар-паша и графиня Елена Моттих!

Саймон Ифф бросился к двери; вошедших он встретил с распростертыми объятиями.

— Как только вы переступили через порог, — объявил он, — я понял, что вы не откажетесь разделить с нами нашу скромную трапезу.

Гости пробормотали что-то вроде слов благодарности. Выражение лица у Сирила Грея было самое неприветливое: видно было, что он знал этих людей и относился к ним крайне неприветливо, мало того: он боялся этого визита, хотя чего, собственно, было бояться? После неловкой паузы он присоединился к словам своего учителя, однако если верно, что молчание может быть красноречивым, то эти секунды молчания были наполнены самой безбожной руганью.

Руки гостям он не подал. Саймон Ифф поздоровался с ними за руку; однако сделал это таким образом, что та и другая сторона оказались вынуждены подать друг другу руки одновременно.

Лиза поднялась со своего дивана. Она поняла, что тут происходит какой-то спектакль, однако в смысл его пока не могла проникнуть.

Когда гостей усадили за стол, Лиза решила, что приличнее всего будет ознакомить их с последними парижскими новостями. Этим она и занялась, всей душой отдыхая от высоких теорий Саймона Иффа. Остальные с облегчением предоставили ей вести вечер. Лиза как раз делилась несколькими пикантными подробностями последнего выступления Лавинии Кинг, когда Сирил закончил все приготовления к обеду и сумел наконец прервать ее своим язвительным тоном:

— О да, я тоже видел этот спектакль. Мне понравился первый танец, «Умирающий лебедь» в си-бе-моль-миноре, это было весьма реалистично. За этим следовало что-то вроде сонаты о бутерброде, падающем маслом вниз, которая меня совершенно разочаровала. Правда, потом была одна из симфоний Чайковского, уже гораздо лучше, да и публика принимала хорошо. У меня она вызвала странные ассоциации: мне казалось, что я стою на платформе какого-то вокзала юго-восточной железной дороги, дожидаясь поезда...

Лиза вспыхнула от возмущения:

— Лавиния — лучшая танцовщица в мире!

— Я и не спорю, — согласился ее возлюбленный с нарочитым трауром в голосе. — Она прекрасная танцовщица.

Мой покойный отец говорил, что, когда ей было сорок, она уже так же хорошо танцевала. Ноздри Лизы задрожали: ей пришло в голову, что она дала увлечь себя гнусному чудовищу, и что пришла пора готовиться к решающей битве с ним. Но тут вмешался Саймон Ифф, пригласив всех к обеду.

— Желаю всем приятного аппетита! — объявил он. — К сожалению, мы соблюдаем пост, поэтому у нас в меню сегодня только соленая рыба, хлеб да немного вина.

Лиза удивилась, откуда взялся пост, ведь сегодня была даже не пятница. Паша вежливо скривился. — Ах, да! — добавил Ифф, как будто только что вспомнив: — У. нас еще икра есть!

От икры паша тоже отказался.

— Вообще-то я не собирался обедать, — сказал он. — Я зашел только, чтобы узнать, намерены ли вы по-прежнему устроить совместный сеанс с графиней.

— Конечно! Конечно! — воскликнул Ифф с таким энтузиазмом, что Лиза сразу же почувствовала, насколько он осторожен и внимателен, насколько остро он чувствует какую-то невидимую, но смертельную опасность, исходящую от этих людей, и тем не менее готов сделать все, что они потребуют. У нее уже начала развиваться та интуиция, которая означает путь Дао.

Blog

Лондон, столица Британского королевства, расположен на берегах Темзы