Александр Николаевич Радищев. Путешествие из Петербурга в Москву М., Детская литература
Вид материала | Литература |
СодержаниеИз летописи новогородской |
- Александр николаевич радищев. Путешествие из петербурга в москву, 2869.93kb.
- Радищев Александр Николаевич Путешествие из Петербурга в Москву, 2727.39kb.
- Александр Николаевич Радищев. Путешествие из Петербурга в Москву, 2727.38kb.
- 220 лет – А. Н. Радищев «Путешествие из Петербурга в Москву», 32.71kb.
- Александр Николаевич Радищев «Путешествие из Петербурга в Москву» Николай Михайлович, 49.27kb.
- «Путешествие из Петербурга в Москву» Отрывки из книги с комментариями, 196.33kb.
- В. якушкин. А. Н. Радищев: краткая справка радищев (Александр Николаевич), 252.46kb.
- Список произведений, изучаемых в 8 классе и рекомендуемых для летнего чтения, 14.93kb.
- А. Н. Радищев писал стихи, поэмы, сочинил философский трактат "о человеке, о его смертности, 41.47kb.
- А. Н. Радищев «Путешествие из Петербурга в Москву». А. С. Грибоедов «Горе от ума», 11.53kb.
ИЗ ЛЕТОПИСИ НОВОГОРОДСКОЙ
Новогородцы с великим князем Ярославом Ярославичем вели войну и
заключили письменное примирение {Ярослав Ярославич (1230-1272) - великий
князь Тверской, брат Александра Невского, воевал с новгородцами в 1270-1271
гг.}.
Новогородцы сочинили письмо для защищения своих вольностей и утвердили
оное пятидесятью осьмию печатьми {15 января 1478 г. "лучшие" (знатные)
новгородцы присягнули на верность Ивану III, утвердив присягу 58-ю личными
печатями.}.
Новогородцы запретили у себя обращение чеканной монеты, введенной
татарами в обращение.
Новгород в 1420 году начал бить свою монету.
Новгород стоял в Ганзейском союзе.
В Новегороде был колокол {Новгородский вечевой колокол был вывезен в
Москву в марте 1478 г. Иван III назван царем в некоторых документах его
времени, но впервые на Руси царский титул принял Иван IV (1547).}, по звону
которого народ собирался на вече для рассуждения о вещах общественных.
Царь Иван письмо и колокол у новогородцев отнял.
Потом. В 1500 году - в 1600 году - в 1700 году - году - году Новгород
стоял на прежнем месте.
Но не все думать о старине, не все думать о завтрашнем дне. Если
беспрестанно буду глядеть на небо, не смотря на то, что под ногами, то скоро
споткнусь и упаду в грязь... размышлял я. Как ни тужи, а Новагорода
по-прежнему не населишь. Что бог даст вперед. Теперь пора ужинать. Пойду к
Карпу Дементьичу.
- Ба! ба! ба! Добро пожаловать, откуды бог принес, - говорил мне
приятель мой Карп Дементьич, прежде сего купец третьей гильдии {Купечество
делилось на три гильдии (сословия). Третья гильдия - низшая.}, а ныне
именитый гражданин {Именитые граждане, по "Жалованной грамоте городам"
(1785) - городская привилегированная верхушка.}. - По пословице, счастливый
к обеду. Милости просим садиться.
- Да что за пир у тебя?
- Благодетель мой, я женил вчера парня своего.
Благодетель твой, подумал я, не без причины он меня так величает. Я
ему, как и другие, пособил записаться в именитые граждане. Дед мой будто
должен был по векселю 1000 рублей, кому, того не знаю, с 1737 году. Карп
Дементьич в 1780 вексель где-то купил и какой-то приладил к нему протест.
Явился он ко мне с искусным стряпчим, и в то время взяли они с меня
милостиво одни только проценты за 50 лет, а занятый капитал мне весь
подарили. Карп Дементьич человек признательный.
- Невестка, водки нечаянному гостю.
- Я водки не пью.
- Да хотя прикушай. Здоровья молодых... - И сели ужинать.
По одну сторону меня сел сын хозяйский, а по другую посадил Карп
Дементьич свою молодую невестку.
...Прервем речь, читатель. Дай мне карандаш и листочек бумажки. Я тебе
во удовольствие нарисую всю честную компанию и тем тебя причастным сделаю
свадебной пирушке, хотя бы ты на Алеутских островах бобров ловил. Если
точных не спишу портретов, то доволен буду их силуэтами. Лаватер и по них
учит узнавать, кто умен и кто глуп {Искусство портретных силуэтов было
особенно популярно в XVIII в. Лаватер (Лафатер) Иоганн Каспар (1741-1801) -
пастор, выдвинувший в книге "Физиогномические фрагменты" теорию
распознавания внутреннего облика человека по его физиономии.}.
Карп Дементьич - седая борода, в восемь вершков от нижней губы. Нос
кляпом, глаза ввалились, брови как смоль, кланяется об руку, бороду гладит,
всех величает: благодетель мой.
Аксинья Парфентьевна, любезная его супруга. В шестьдесят лет бела как
снег и красна как маков цвет, губки всегда сжимает кольцом; ренского
{Ренское (рейнское) - белое кислое виноградное вино.} не пьет, перед обедом
полчарочки при гостях да в чулане стаканчик водки. Приказчик мужнин хозяину
на счете показывает... По приказанию Аксиньи Парфентьевны куплено годового
запасу 3 пуда белил ржевских и 30 фунтов румян листовых... Приказчики
мужнины - Аксиньины камердинеры.
Алексей Карпович, сосед мой застольный. Ни уса, ни бороды, а нос уже
багровый, бровями моргает, в кружок острижен, кланяется гусем, отряхая
голову и поправляя волосы. В Петербурге был сидельцем. На аршин когда
меряет, то спускает на вершок; за то его отец любит, как сам себя; на
пятнадцатом году матери дал оплеуху.
Парасковья Денисовна, его новобрачная супруга, бела и румяна. Зубы как
уголь {Русские щеголихи XVII-XVIII вв. чернили зубы.}. Брови в нитку, чернее
сажи. В компании сидит потупя глаза, но во весь день от окошка не отходит и
пялит глаза на всякого мужчину. Под вечерок стоит у калитки. Глаз один
подбит. Подарок ее любезного муженька для первого дни; - а у кого догадка
есть, тот знает за что.
Но, любезный читатель, ты уже зеваешь. Полно, видно, мне снимать
силуэты. Твоя правда; другого не будет, как нос да нос, губы да губы. Я и
того не понимаю, как ты на силуэте белилы и румяна распознаешь.
- Карп Дементьич, чем ты ныне торгуешь? В Петербург не ездишь, льну не
привозишь, ни сахару, ни кофе, ни красок не покупаешь. Мне кажется, что торг
твой тебе был не в убыток.
- От него-то было я и разорился. Но насилу бог спас. Получив одним
годом изрядный барышок, я жене построил здесь дом. На следующий год был льну
неурожай, и я не мог поставить, что законтрактовал. Вот отчего я торговать
перестал.
- Помню, Карп Дементьич, что за тридцать тысяч рублей, забранных
вперед, ты тысячу пуд льну прислал должникам на раздел.
- Ей, больше не можно было, поверь моей совести.
- Конечно, и на заморские товары был в том году неурожай. Ты забрал
тысяч на двадцать... Да, помню; на них пришла головная боль.
- Подлинно, благодетель, у меня голова так болела, что чуть не
треснула. Да чем могут заимодавцы мои на меня жаловаться? Я им отдал все мое
имение.
- По три копейки на рубль.
- Никак нет-ста, по пятнадцати.
- А женин дом?
- Как мне до него коснуться; он не мой.
- Скажи же, чем ты торгуешь?
- Ничем, ей, ничем. С тех пор как я пришел в несостояние, парень мой
торгует. Нынешним летом, слава богу, поставил льну на двадцать тысяч.
- На будущее, конечно, законтрактует на пятьдесят, возьмет половину
денег вперед и молодой жене построит дом...
Алексей Карпович только что улыбается:
- Старинный шутник, благодетель мой. Полно молоть пустяки; возьмемся за
дело.
- Я не пью, ты знаешь.
- Да хоть прикушай.
Прикушай, прикушай, - я почувствовал, что у меня щеки начали рдеть, и
под конец пира я бы, как и другие, напился пьян. Но, по счастию, век за
столом сидеть нельзя, так как всегда быть умным невозможно. И по той самой
причине, по которой я иногда дурачусь и брежу, на свадебном пиру я был
трезв.
Вышед от приятеля моего Карпа Дементьича, я впал в размышление.
Введенное повсюду вексельное право, то есть строгое и скорое по торговым
обязательствам взыскание, почитал я доселе охраняющим доверие
законоположением; почитал счастливым новых времен изобретением для
усугубления быстрого в торговле обращения; чего древним народам на ум не
приходило. Но отчего же, буде нет честности в дающем вексельное
обязательство, отчего оно тщетная только бумажка? Если бы строгого взыскания
по векселям не существовало, ужели бы торговля исчезла? Не заимодавец ли
должен знать, кому он доверяет? О ком законоположение более пещися
долженствует, о заимодавце ли или о должнике? Кто более в глазах
человечества заслуживает уважения, заимодавец ли, теряющий свой капитал, для
того что не знал, кому доверил, или должник в оковах и в темнице. С одной
стороны - легковерность, с другой - почти воровство. Тот поверил, надеяся на
строгое законоположение, а сей. А если бы взыскание по векселям не было
столь строгое? Не было бы места легковерию, не было бы, может быть,
плутовства в вексельных делах.
Я начал опять думать, прежняя система пошла к черту, и я лег спать с
пустою головою.