Абрахам Маслоу Новые рубежи человеческой природы
| Вид материала | Литература |
- Д. А. Леонтьев Абрахам Маслоу в XXI веке, 320.09kb.
- Абрахам Маслоу. Самоактулизация, 1249.11kb.
- Абрахам Маслоу, 5276.56kb.
- Литература Абрахам Маслоу: биографический очерк, 2984.35kb.
- Иерархическая модель классификации мотивов: абрахам маслоу, 65.16kb.
- Жизнь счастливого человека (А. Маслоу), 76.37kb.
- Абрахам маслоу и психология самоактуализации, 932.79kb.
- Фейдимен Дж., Фрейгер Р. Абрахам маслоу и психология самоактуализации, 398.79kb.
- Направления и темы рефератов, 31.05kb.
- Список тем рефератов по дисциплине «Основы учебной деятельности» Этика и психология, 18.74kb.
11. Познающий и познаваемое
Мой общий тезис состоит в том, что многие коммуникативные трудности межличностного взаимодействия — это побочный продукт коммуникативных барьеров, существующих внутри личности; что коммуникация между личностью и миром, в ту и другую сторону, существенно зависит от их изоморфизма (т.е. от подобия их структуры или формы); что мир может сообщить личности только то, что она заслуживает, чему она соразмерна, до чего она доросла; что по большому счету личность может получить от мира или дать миру только то, что представляет собой сама. Как заметил Георг Лихтенберг по поводу одной книги: "Такие труды подобны зеркалам: если в него заглядывает обезьяна, не может отразиться апостол".
Поэтому изучение внутреннего мира личности — необходимая основа для понимания того, что она может сообщить миру и что мир может сообщить ей. Эта истина интуитивно известна любому психотерапевту, художнику, учителю, но ее необходимо высказать в более явной форме.
Конечно же, я имею в виду коммуникацию в очень широком смысле. Я включаю сюда все процессы восприятия и обучения, так же как все формы искусства и творчества, рассматриваю как познание на уровне первичных процессов (архаическое, мифологическое, метафорическое, поэтическое), так и вербальную, рациональную коммуникацию, осуществляемую на уровне вторичных процессов. Я хочу говорить о том, к чему мы слепы и глухи, равно как и о том, к чему восприимчивы; о том, что мы выражаем неясно и неосознанно, равно как и о том, что мы способны четко структурировать или выразить словами.
Главное следствие сформулированного выше общего тезиса в том, что трудности взаимодействия с внешним миром параллельны трудностям внутриличностной коммуникации) в том, что следует ожидать улучшения коммуникации с внешним миром как следствия развития личности, повышения ее цельности и освобождения от "гражданской войны" между ее частями. Восприятие действительности в этом случае улучшается. Человек становится более восприимчивым в том смысле, который имел в виду Ницше, говоря, что каждый должен был сам заработать свое своеобразие, необходимое, чтобы понимать его.
Разрывы внутри личности
Прежде всего, что я понимаю под неудачей внутренней коммуникации? В конце концов, простейший пример — это расщепление личности, наиболее драматичной и наиболее известной формой которого является множественная личность. Я изучил •се подобные случаи, какие смог найти в литературе, а также несколько, с которыми имел возможность познакомиться непосредственно, так же как и с менее драматичными случаями патологического бродяжничества и амнезий. Мне представляется, что все эти случаи складываются в общую картину, которую я мог бы даже назвать наброском общей теории: она может пригодиться в решении задачи, стоящей сейчас перед нами, потому что говорит нечто о разрывах, имеющихся в каждом из нас.
Во всех известных мне случаях "нормальная", характерная для данного человека личность была робкой, тихой (чаще всего — женщиной), соблюдающей принятые нормы и контролирующей себя, покорной и даже пренебрегающей своими интересами, благонравной и лишенной агрессивности, стремящейся вести себя как мышка и легко эксплуатируемой другими. Та же "личность", которая временами прорывалась в сознание и брала на Себя управление человеком, во всех случаях обладала противоположными свойствами: она была импульсивной, потакающей своим слабостям, наглой и бесстыдной, пренебрегающей правилами поведения, нетерпимой, агрессивной, требовательной, незрелой.
Это, конечно, разрыв, который в менее экстремальной форме мы можем видеть во всех нас. Это внутренняя борьба между импульсом и контролем, между индивидуальными запросами и требованиями общества, между незрелостью и зрелостью, между безответственным наслаждением и ответственностью. В той мере, в какой нам удается быть озорным забиякой и одновременно здравомыслящим, ответственным, контролирующим свои импульсы гражданином, мы избегаем внутренней расщепленности и сохраняем большую цельность. Такова, кстати, идеальная цель психотерапии множественных личностей: сохранить обе (или все три) личности, но удачно слитые или интегрированные под контролем сознания или предсознания.
Каждая из составляющих множественную личность осуществляет коммуникацию с миром в том и другом направлении по-разному. Они по-разному говорят, пишут, испытывают удовольствие, по-разному любят, выбирают разных друзей. В одном случае, который мне пришлось наблюдать, личность "своенравного ребенка" обладала крупным, размашистым, детским почерком, соответствующим словарем, делала орфографические ошибки, а "покорная, пренебрегающая собой" личность имела мышиный правильный почерк отличницы. Одна "личность" читала и изучала книги, а другая не могла — вследствие нетерпения и отсутствия интереса. Можно представить, насколько бы различалась их художественная продукция.
У остальных людей — у всех нас — отвергнутые части нашего Я, обреченные на подсознательное существование, тоже могут пробиться и неизбежно пробиваются наружу, влияя на наши коммуникативные процессы, направленные внутрь и наружу, на наше восприятие, так же как и на наши действия. Это достаточно легко демонстрируют проективные тесты с одной стороны, и художественная продукция, с другой.
Проективный тест показывает, каким предстает для нас мир, или, лучше сказать, как мы организуем мир, что мы можем взять из него, что мы можем позволить ему сказать нам, что мы хотим увидеть в нем и что мы решаем не слышать и не видеть.
Нечто подобное справедливо и в отношении того, как мы выражаем себя. Мы выражаем то, что мы есть (Maslow, 1954). В той мере, в какой мы расщеплены, наши выразительные и коммуникативные проявления также оказываются разорванными, частичными, односторонними. В той мере, в какой мы являемся интегрированными, цельными, объединенными, спонтанными и полноценно функционирующими, — в той мере наши выразительные и коммуникативные проявления оказываются завершенными и уникальными для каждого из нас, живыми и творческими (а не заторможенными, нормативными и искусственными), честными, а не фальшивыми. Клинический опыт подтверждает это применительно к изобразительной и вербальной художественной продукции, выразительным движениям вообще и, возможно, также применительно к танцам, гимнастике и другим целостным выразительным проявлениям. Это справедливо не только для коммуникативных воздействий, которые мы намереваемся оказать на других людей, но, по-видимому, также для тех, которые мы оказываем ненамеренно.
Те части нашего Я, которые мы отвергаем и подавляем (вследствие страха или стыда), не перестают существовать. Они не умирают, а, скорее, уходят в "подполье". Мы часто склонны либо не замечать влияния, оказываемые этими "подпольными" составляющими нашей человеческой природы на нашу коммуникацию, либо воспринимать их как нечто чуждое нам, например: "Я не знаю, что заставило меня сказать это"; "Я не знаю, что на меня нашло".
Для меня этот феномен означает, что выразительные проявления не имеют чисто культурного происхождения; это также и биологический феномен. Мы должны говорить об инстинктоидных элементах человеческой природы, тех ее внутренних аспектах, которые культура не может убить, но может лишь подавить, И которые продолжают влиять (пусть исподтишка) на наши выразительные проявления — невзирая на все старания культуры. Культура — всего лишь необходимая причина, обусловливающая природу человека, но не достаточная. Но и наша биология — только необходимая, но не достаточная причина человеческой природы. Правда, что только в культурном окружении мы можем научиться речи. Но верно также и то, что в том же культурном окружении шимпанзе не научится разговаривать. Я говорю об этом, потому что мне кажется, что изучение коммуникации слишком сосредоточено на социологическом уровне и недостаточно осуществляется на биологическом уровне.
Продолжая ту же тему (каким образом расколы внутри личности искажают нашу коммуникацию с миром), я обращусь к нескольким хорошо известным патологическим примерам. Я привожу их также потому, что они представляются исключениями из Общего правила, согласно которому здоровая и цельная личность обладает лучшей восприимчивостью и лучше выражает себя. Имеется много клинических и экспериментальных свидетельств в пользу этого обобщения, например, в работах Г.Айзенка и его Коллег. Тем не менее существуют исключения, призывающие нас к осторожности.
У больного шизофренией психологические средства контроля и защиты рушатся или уже рухнули. Личность при этом как бы проваливается в свой частный внутренний мир, и ее контакты с другими людьми и природным миром нарушаются. Нарушается и коммуникация с миром — в обоих направлениях. Страх перед миром обрывает коммуникацию с ним. При этом внутренние импульсы и голоса могут звучать так громко, что мешают сверяться с действительностью. Но правда и то, что больной шизофренией подчас демонстрирует превосходство в отдельных областях. Он настолько погружен в сферу запретных побуждений и познания на уровне первичных процессов, что иногда оказывается способен чрезвычайно проницательно истолковать сновидения других людей или обнаружить их скрытые побуждения, например гомосексуальные.
Рассматриваемая закономерность может проявляться и по-иному. Некоторые из тех, кто достиг наилучших результатов в психотерапии шизофрении, сами были ею больны. То и дело мы встречаем свидетельства того, что бывшие пациенты могут стать очень хорошими опекунами, способными понимать своих подопечных. Это тот же принцип, по которому работает движение "Анонимные алкоголики". Некоторые из моих друзей-психиатров стремятся теперь достичь понимания своих пациентов, вызывая у себя временные психозы с помощью ЛСД или мескалина. Один из путей улучшения коммуникации с человеком состоит в том, чтобы стать им.
Многому в этой области мы можем научиться также, обратившись к психопатическим личностям, особенно "очаровывающего" типа. Вкратце о последних можно сказать, что у них нет ни совести, ни чувства вины, ни стыда, ни любви к другим людям, ни торможения побуждений; они слабо контролируют себя и делают то, что хотят. Они часто становятся фальшивомонетчиками, мошенниками, проститутками, многоженцами и живут за счет своих проделок, а не упорного труда. Вследствие своих нравственных дефектов такие люди обычно неспособны понять в других угрызения совести, соболезнование, бескорыстную любовь, сочувствие, жалость, чувство вины, стыд или смущение. То, чем ты не являешься, ты не можешь воспринять или понять, это не может передаться тебе. А поскольку то, что ты есть, рано или поздно проявляет себя, психопат временами выглядит как холодное и устрашающее создание, хотя поначалу он казался восхитительно беззаботным, веселым и лишенным невротизма.
Мы снова встречаемся здесь с примером, когда болезнь, хотя и приводит к общему ограничению коммуникации, вместе с тем обеспечивает в отдельных областях повышенную проницательность и умелость. Психопат чрезвычайно чуток в обнаружении психопатического элемента в нас, как бы тщательно мы его ни скрывали. Он легко может пробудить и обыграть кроющегося в нас мошенника, фальшивомонетчика, вора, лжеца, обманщика. Он говорит: "Нельзя управлять честным человеком" — и выглядит очень уверенным в своей способности обнаружить любое "мошенничество в душе". (Конечно, из этого следует, что он может обнаружить отсутствие мошенничества. Это, в свою очередь, означает, что характер заметен в мимике и манере держаться, по меньшей мере, для сильно заинтересованного наблюдателя. Иными словами, он сообщает о себе тем, кто может понять его и идентифицироваться с ним.)
Мужское и женское начало
Тесная связь внутриличностной и межличностной коммуникации особенно ясно заметна в отношениях между мужским и женским началами. Заметьте, что я не говорю "между полами", поскольку считаю, что отношения между полами в очень большой степени определяются отношением между мужским и женским началами внутри каждой личности, будь то мужчина или женщина.
Крайний пример, который я могу привести здесь, — это мужчина-параноик, часто испытывающий пассивные гомосексуальные стремления, попросту говоря, желающий, чтобы его изнасиловал сильный мужчина. Это побуждение совершенно неприемлемо для него, страшит его, и он стремится его подавить. Главный используемый им прием (проекция) помогает ему отрицать свое стремление, отделить его от себя и в то же время позволяет думать и говорить о нем, быть занятым очаровывающим его предметом. Но ведь другой мужчина хочет изнасиловать его, а вовсе не он хочет быть изнасилованным. Отсюда подозрительность таких пациентов, которая может выражаться весьма патетическим образом. Они, например, не терпят, чтобы кто-либо шел за ними следом, прислоняются спиной к стене и т.п.
Это не просто сумасшествие, как может показаться. Мужчины на протяжении истории считали женщин соблазнительницами, потому что они (мужчины) охотно соблазнялись женщинами. Мужчины, когда они любят женщину, стремятся быть мягкими и нежными, бескорыстными и добрыми. Но если им приходится жить в культуре, где такие черты рассматриваются как несвойственные мужчинам, то они сердятся на женщин за то, что те ослабляют (символически кастрируют) их. И тогда мужчины придумывают миф о Самсоне и Далиле, чтобы показать, как ужасны женщины. Они проецируют на женщин свою недоброжелательность. Они винят зеркало за то, что оно отражает.
Женщины, особенно "передовые" и образованные женщины в США, часто борются против глубоко заложенных в них тенденций к зависимости, пассивности и подчиненности (поскольку следование таким тенденциям означало бы для них бессознательный отказ от своего Я, от своей личности). Такая женщина легко видит в мужчинах поработителей и насильников и соответствующим образом ведет себя по отношению к мужчинам, часто порабощая их.
По этим и другим причинам мужчины и женщины в большинстве культур и эпох не понимали друг друга и не были по-настоящему дружны. В контексте обсуждаемой темы можно сказать, что коммуникация между ними была и остается плохой. Обычно один пол господствовал над другим. Иногда женский мир резко отделяли от мужского, осуществляли полное разделение труда между полами, разделяли понятия о мужском и женском характерах так, чтобы они не пересекались. Это приводило к своего рода миру но не к дружбе и взаимопониманию. Что же могут предложить психологи для улучшения взаимопонимания между полами? Психологическое решение было сформулировано с особой четкостью школой Юнга и получило общую поддержку. Оно состоит в следующем: антагонизм между полами в большой степени является проекцией бессознательной борьбы, происходящей внутри личности, между ее мужскими и женскими компонентами (независимо от того, идет ли речь о мужчине или о женщине). Чтобы достичь мира между полами, установите мир внутри личности.
Мужчина, который борется внутри себя против всех качеств, которые он и его культура определяют как женские, будет бороться против тех же качеств и во внешнем мире, особенно если его культура, как это часто бывает, оценивает мужское начало выше женского. Идет ли речь об эмоциональности, или нелогичности, или зависимости, или любви к краскам, или нежности по отношению к детям — мужчина будет бояться этого в себе, бороться с этим и стараться обладать противоположными качествами. Он будет склонен к борьбе с "женскими" качествами и во внешнем мире, отвергая их, относя их исключительно к женщинам и т.п. Мужчины-гомосексуалисты, обращающиеся с просьбами и пристающие к другим мужчинам, очень часто оказываются грубо избиты ими. Скорее всего, это объясняется тем, что последние боятся быть соблазненными. Такой вывод определенно подкрепляется тем фактом, что избиение часто происходит после гомосексуального акта.
То, что мы видим здесь, — это крайняя дихотомизация, "или-или", подчиняющееся аристотелевой логике мышления того типа, который К.Гольдштейн, А.Адлер, А.Кожибский и другие считали столь опасным. Я как психолог высказал бы ту же мысль так: дихотомизация означает патологию; патология означает дихотомизацию. Мужчина, считающий, что можно быть либо мужчиной во всем, либо женщиной и ничем, кроме как женщиной, обречен на борьбу с самим собой и на вечное отчуждение от женщин. В той степени, в какой он узнает о фактах психологической "бисексуальности" и начинает понимать произвольность дефиниций, построенных по принципу "или-или", и болезненную природу процесса дихотомизации; в той степени, в какой он обнаруживает, что различающиеся сущности могут сливаться и объединяться в рамках единой структуры, вовсе не обязательно будучи антагонистами и исключая друг друга, — в этой степени он будет становиться более цельной личностью, принимающей в себе женское начало ("Аниму", как его называл К.Юнг) и наслаждающейся им. Если он сможет примириться с женским началом внутри себя, то сумеет сделать это и по отношению к женщинам во внешнем мире, станет лучше их понимать, будет менее противоречив в своем отношении к ним и, более того, станет восхищаться ими, понимая, насколько их женственность превосходит его собственный гораздо более слабый вариант. Конечно же, легче общаться с другом, которого вы цените и понимаете, чем с таинственным врагом, внушающим страх и возбуждающим негодование. Если хочешь подружиться с какой-то сферой внешнего мира, хорошо бы подружиться с той ее частью, которая находится внутри тебя.
Я не хочу утверждать здесь, что один процесс обязательно предшествует другому. Они параллельны, и потому можно начать с другого конца: принятие чего-то во внешнем мире может помочь достичь принятия его же во внутреннем мире.
Познание посредством первичных и вторичных процессов
Отречение от внутреннего психического мира в пользу внешнего мира с его соответствующей здравому смыслу "реальностью" сильнее у тех, кто должен успешно действовать прежде всего во внешнем мире. Чем жестче среда, тем определеннее должен быть отказ от внутреннего мира, тем опаснее последний для "успешного" приспособления. Так, боязнь поэтических чувств, фантазии, мечтательности, эмоционального мышления сильнее у мужчин, чем у женщин; у взрослых, чем у детей; у инженеров, чем у художников.
Заметим также, что здесь мы встречаемся еще с одним примером глубокой западной (а, возможно, и общечеловеческой) тенденции к дихотомизации, к такому мышлению, когда из различающихся между собой утверждений необходимо выбрать либо одно, либо другое, причем второе отбрасывается, как будто нельзя воспользоваться обоими.
И опять мы видим здесь пример действия общего правила: если мы слепы и глухи к чему-то внутри себя, то мы слепы и глухи к этому и во внешнем мире, будь это склонность к игре, поэтическое чувство, эстетическая чувствительность, первичная креативность или еще что-либо в том же духе.
Этот пример особенно важен еще и по другой причине. Мне кажется, что с преодоления именно этой дихотомии лучше всего начать подведение педагогов к задаче преодоления всех дихотомий. Перестать мыслить дихотомически и начать мыслить интегративно — это может быть хорошим и практичным исходным пунктом обучения человечности.
Это один из аспектов набирающего силу мощного движения, противостоящего самоуверенному и изолированному рационализму, вербализму и сциентизму. Представители общей семантики, экзистенциалисты, феноменологи, фрейдисты, дзен-буддисты, мистики, гештальттерапевты, сторонники гуманистической психологии и концепции самоактуализации, юнгианцы, роджерианцы, бергсонианцы, представители "творческой педагогики" и многие другие — все они помогают указать пределы могущества языка, абстрактного мышления, ортодоксальной науки. Принято считать, что эти последние обеспечивают защиту от темных, опасных и злых глубин человеческой души. Ныне, однако, мы постепенно узнаем, что эти глубины — источники не только неврозов, но также здоровья, радости и творчества. И мы начинаем говорить о здоровом бессознательном, здоровой регрессии, здоровых инстинктах, здоровой иррациональности и здоровой интуиции. Мы начинаем также желать сохранить в себе эти качества.
Общий терапевтический ответ лежит, по-видимому, в направлении интеграции — направлении, противоположном расколам и подавлению. Конечно, все упомянутые мною движения могут легко сами становиться раскалывающей силой. Антирационализм, антиабстракционизм, антинаука, антиинтеллектуализм — все это расщепление. Интеллект же, правильно определяемый и понимаемый, — это одна из наших величайших, наиболее мощных интегрирующих сил.
Автономия и гомономия
Другой парадокс, с которым мы встречаемся, пытаясь понять отношения между внутренним и внешним, между Я и миром, касается очень сложных взаимосвязей между автономией и гомономией. Мы можем легко согласиться с А.Энгьялом {Angyal, 1941) в том, что существуют две главных ориентации человеческих потребностей — эгоистическая и альтруистическая. Направленность на автономию как таковую приводит нас к самодостаточности, к силовому противостоянию миру, ко все более полному развитию нашего внутреннего уникального Я по его собственным законам, согласно его внутренней динамике, автохтонным законам психики, а не среды. Эти законы отличны от законов непсихических миров внешней действительности, отделены от них и даже противоположны им. Стремление к самоидентичности, поиск своего Я (индивидуализация, самоактуализация) раскрыли нам работы психологов, занимающихся психологическим ростом и самоактуализацией, не говоря уже об экзистенциалистах и теологах многих школ.
Но мы знаем также о столь же сильной тенденции, казалось бы противоположной, к отказу от своего Я, к его погружению в не-Я, к отказу от своей воли, свободы, самодостаточности, самоуправления, автономии. В своих болезненных формах эта тенденция приводит к дикому романтизму крови, почвы и инстинкта, к Мазохизму, к презрительному отношению к человеку, к поиску ценностей либо вообще вне человека, либо в его низшей животной природе (и то и другое основывается на презрении к человеку).
Мне уже приходилось проводить различие между высокой и низкой гомономией (Maslow, 1962). Здесь я хотел бы провести разграничение между высокой автономией и низкой автономией. Затем я хочу показать, как эти разграничения могут помочь нам понять изоморфизм между внутренним и внешним и заложить тем самым теоретическую основу улучшения коммуникации между личностью и миром.