Geum.ru

А. А. Леонтьев Жизненный и творческий путь А. Н. Леонтьева Текст вечерней лекции

Вид материалаЛекции
Подобный материал:
1   2   3
уже было сделано Леонтьевым к концу 50-х годов [22]. И поэтому ее никак нельзя трактовать как изложение его теоретических позиций именно этого периода.

Все дело в том, что уже через десять лет после выхода этой книги и сам А.Н., и практически все его соратники почувствовали неудовлетворенность состоянием развития теории деятельности. Поэтому они собрались в квартире Лурия (вернее, собирались три раза в ноябре-декабре 1969 года) и провели, как когда-то при Выготском, своего рода «внутреннюю конференцию» по проблеме деятельности – под магнитофон (сохранившиеся записи были опубликованы в 1990 году в сборнике «Деятельностный подход в психологии: проблемы и перспективы»). И вот с чего начал свое выступление Леонтьев. «Если эта система понятий представляет известное значение, то есть способна работать в психологии, то, по-видимому, эту систему нужно разрабатывать – что в последние годы, в сущности, не делается. Эта система понятий оказалась замерзшей, без всякого движения. И я лично оказался очень одиноким в этом отношении. Все движение идет по разным проблемам, которые более или менее соприкасаются с проблемой деятельности, скорее более, чем менее, но в упор понятие деятельности разрабатывается в высшей степени недостаточно…». [23]

Так что в начале 70-х годов Леонтьев и вместе с ним деятельностная психология оказался в ситуации кризиса. Он не раз критически высказывался о «деятельностном подходе». Приведу только несколько таких высказываний. 1976 год: «Вы знаете, слова «деятельностный подход» и прочие слова о деятельности, последнее время мне приходится встречать огорчительно часто и много и не всегда в значении, достаточно очерченном, определенном… Они поэтому теряют свою определенность, которую они еще не теряли 15 и 20, может быть, лет тому назад, когда эти две или три позиции были очерчены; понятно, о чем можно было дискутировать, что надо было разрабатывать, а теперь – непонятно. Я теперь, когда вижу фразу «и с точки зрения деятельностного подхода» – скажу вам откровенно – меня это беспокоит» [24].

Мемуары В.А.Иванникова, относящиеся примерно к тому же периоду: «На факультете проходил семинар с довольно узким составом психологов Москвы и, придя с него, я заглянул в кабинет А.Н. Он сидел за своим рабочим столом и что-то писал. Я удивился и спросил: «Почему Вы не на семинаре, где обсуждается деятельностный подход? В ответ он как-то с хитрецой улыбнулся и спросил меня: «Вячеслав Андреевич, можете мне объяснить, что это такое?» Я растерялся, потому что считал его автором А.Н. И, не удержавшись, сказал: «А разве не Вы это ввели?». А.Н. пожал плечами и сказал, что он никогда не писал про деятельностный подход. Вначале мне показалось это игрой, но потом в автобиографии он ни слова не написал про деятельностный подход, а в представлении на орден, подготовленном факультетом, исправил наши слова о деятельностном подходе, но свое авторство в создании теории деятельности подчеркнул». [25]

Когда я писал текст биографии А.Н., никому, в том числе и мне, еще не была известна его рукопись, датируемая февралем 1973 года – днями, когда Леонтьев отмечал свое семидесятилетие. Эта рукопись – нечто вроде дневниковой записи – настолько важна для понимания жизненной и научной судьбы А.Н., что я приведу ее почти полностью. Вот что пишет А.Н., раздумывая над своей биографией.

«В 1954 году после моей первой поездки в Канаду на Международный психологический конгресс у меня стала складываться некоторая программа организационного развития психологической науки в стране. Мне представилось, что наша психология должна войти «на равных» в мировую. Отсюда и возник первый пункт «программы»: организация национального психологического общества, которое станет членом Международного союза научной психологии.

К этому пункту далее прибавились следующие три:

2. Создать настоящую университетскую подготовку специалистов – факультетов или институтов психологии на правах факультетов.

3. Определить статус психологии как особой области знания, т.е. ввести ее в официальный перечень наук и установить ученые степени кандидата и доктора психологических наук.

4.Включить психологию в число наук, представленных в АН СССР.

Итак, программа из 4-х пунктов.

Сегодня, накануне моего 70-летия, думается о том, что программа эта является выполненной и, главное, что другой, дальнейшей организационной программы у меня нет. Здесь подведена черта.

…Это написано перед 5 февраля 1973 г., накануне 70-летия. Начал писать в контексте раздумий над собственной жизнью, которая переламывается на настоящую старость (до сих пор это слово звучит для меня как-то непривычно; оно еще по-настоящему не приобрело личностного смысла, хотя это – странно).

Я не думаю, что из продолжения записей в эту тетрадь получится что-то вроде мемуара или завещания. Может быть, вообще ничего не получится. Даже скорее всего – так.

Но какая-то потребность в этой тетради существует же. А какая именно – будет видно из того, что в ней запишется. Запишется само по себе – без специального намерения, без плана и цели.

Конечно, и цель какая-то тоже есть, но только смутная и – главное – которая вовсе не «идет на осознание»…

…Совсем иначе обстоит дело с программой внутреннего развития психологической науки. Генеральная программа у меня только-только начала складываться, но все еще в ней множество смутных переходов и белых пятен.

Иногда кажется, что эта теоретическая программа – дело ближайшего будущего и что нужно только найти правильный способ ее изложить, отточить терминологию, уточнить определения и прочее. А чаще кажется, что это – синяя птица, что субъективное видение ее не более чем иллюзия.

Все же о программе думается. Она получила даже словесную метку – “ProPsy” (так назвал свой проект развития психологии Р.Рассел, представленный на исполком Международной ассоциации в 1970 или 71-м году). Кстати: это был очень слабый проект.

В грубом приближении материал для “ProPsy” изложен в десятке (или около того) теоретических статей, но я писал их без замысла создать теоретическую программу, кроме, пожалуй, двух последних статей в «Вопросах философии» 72 г. и третьей, еще не законченной, из того же цикла; ее тема «деятельность и личность».

Конфликтность ситуации состоит сейчас в том, что создалась сильнейшая интенция доделать этот цикл, а на мне угнетающее ярмо – учебник психологии для университетов. Создается настоящий «невроз учебника»!» [26]

Вы уже поняли, что три названных статьи – это как раз и есть книга «Деятельность. Сознание. Личность». А учебник так никогда и не был написан. Н.Ф.Талызина вспоминает об одном разговоре с А.Н. незадолго до его смерти. «…Я не помню, в какой связи зашел разговор о том, что надо перестраивать психологию, что у нас теория деятельности – это только одна глава психологии, а деятельностной психологии у нас нет, она должна быть еще построена…. И я, помню, сказала: «Алексей Николаевич, кто же, как не Вы, должны это сделать». Он задумался и сказал: «Вы, конечно, правы, но для этого слишком много надо перелопатить»» [27].

Середина и конец 70-х годов – это как раз и есть время лихорадочного поиска Леонтьевым новых путей, конкретизация программы, намеченной в его последней монографии. Я подробно пишу об этом в тексте биографии Леонтьева. Но ему не было суждено довести эту исследовательскую программу до завершения – даже на этапе плана, не говоря уже о его реализации. И это – а также «висящий» над ним учебник – фрустрировало его. Отсюда жутковатая фраза, сказанная им в речи над гробом А.Р.Лурия: «Да, ты ушел с чувством совершения. Я не мог не сказать об этом. Увы, я слишком остро чувствую, как горько не иметь права на это чувство» [28].

Не буду говорить о его, так сказать, внешней биографии в последние десятилетия его жизни. Только покажу снятую в 70-е годы его фотографию, где он задумчиво сидит на каком-то заседании (№35).



Подходя к ее концу, я хотел бы немного поразмышлять вслух о Леонтьеве.

Его последняя теоретическая программа так и не была, в сущности, ни завершена, ни тем более реализована. Все его соратники старшего поколения ушли из жизни почти одновременно с ним – в течение пяти лет. На факультете психологии и в Психологическом институте начались закручивание гаек, разброд и шатание, Давыдов был уволен и лишен партбилета, Зинченко вынужден был покинуть университет, а поколение нынешних пятидесятилетних, конечно, не могло тогда полностью вынести на своих плечах груз, который в 1979 году уронил со своих плеч А.Н. Не они определяли в 80-х годах научную погоду на факультете и вообще в нашей психологии. Сейчас другое время, и выросло новое поколение психологов, обогащенное владением всем лучшим в мировой психологии. Не пора ли нам вновь вернуться к теоретическому и методологическому наследию Леонтьева и, пусть через четверть века после его кончины, хотя бы частично реализовать его замыслы? Одной из форм такой реализации мог бы быть постоянный Леонтьевский теоретический семинар на факультете психологии МГУ, на котором мы, конечно, будем рады видеть и слышать и психологов из других вузов и научных учреждений.

И в заключение об А.Н. как человеке.

С самого дня его кончины и доныне находились и находятся люди, как будто поставившие себе жизненной целью дискредитировать личность и деятельность А.Н., усердно создавая вокруг него определенный ореол. Для этой малопочтенной цели искусственно подбираются и тенденциозно интерпретируются какие-то отдельные факты его биографии. А такие факты, как самоотверженная борьба Леонтьева за судьбы его прямых и даже непрямых учеников или демонстративный его отказ уволить с факультета М.К.Мамардашвили; как то «прикрытие», которое создавал своим немалым весом А.Н. для спокойной работы факультета, - сошлюсь на воспоминания Софьи Густавовны Якобсон, где говорится: «С появлением отделения психологии я попала из этой малоприятной советской действительности, с ее доносами, персональными делами и прочей возней в совершенно другой мир – мир вечных ценностей, стремления к истине, в мир совершенно других людей»; как почти невероятный в советское время поступок, когда по инициативе Леонтьева была провалена докторская диссертация секретаря факультетского партбюро, - все эти и многие другие факты, рисующие подлинный образ А.Н. как кристально честного, глубоко порядочного и редкостно принципиального человека и руководителя, попросту игнорируются.

Нет, не потому я говорю сейчас об этом, что моя фамилия – тоже Леонтьев. Присутствующие здесь ученики и соратники А.Н., хорошо знавшие его, подтвердят, что этот непростой человек, умевший быть нетерпимым, жестким и непримиримым, но, когда надо было для дела, гибким, толерантным и компромиссным, - Алексей Николаевич Леонтьев - был именно таким, как я только что сказал, - честным, смелым, порядочным и принципиальным, - и таким он остался в нашей общей памяти о нем.

Его бывший студент Федор Ефимович Василюк говорит в своих опубликованных воспоминаниях о Леонтьеве: «…Мы интуитивно чувствовали его необыкновенный масштаб и профессиональный, и человеческий… Он был человеком из какого-то другого мира, Мира Великих Людей…».

Этот необыкновенный масштаб личности А.Н., наверное, и есть то главное, что заставляет нас снова и снова возвращаться к его мыслям и поступкам и мерить себя его мерой.

Спасибо Алексею Николаевичу Леонтьеву за то, что он был, и за то, что он сделал для всех нас.

Источники:
    1. А.А.Леонтьев. Жизненный и творческий путь А.Н.Леонтьева. М.: Смысл, 2003.
    2. А.А.Леонтьев. Алексей Николаевич Леонтьев рассказывает о себе. // Вопросы психологии, 2003, №2, с.35-36.
    3. Рукопись (в архиве семьи А.Н.Леонтьева).
    4. А.А.Леонтьев. Алексей Николаевич Леонтьев рассказывает о себе, с.36.
    5. Указ.соч.,с.36.
    6. Указ.соч., с.37.
    7. Указ.соч., с.35.
    8. А.Н.Леонтьев. К вопросу о развитии арифметического мышления ребенка. // «Школа 2100». Приоритетные направления развития Образовательной программы. Вып.4. М.: Баласс, 2000.
    9. А.А.Леонтьев. Алексей Николаевич Леонтьев рассказывает о себе, с.36-37.
    10. Указ.соч., с.38.
    11. А.А.Леонтьев, Д.А.Леонтьев. Миф о разрыве: А.Н.Леонтьев и Л.С.Выготский в 1932 году. // Психологический журнал, 2003, №2, с.19.
    12. Цит. по кн.: Психологический институт на Моховой. (Исторический очерк). М.: ИЧП ЕАВ, 1994, с.18.
    13. П.Я.Гальперин. К воспоминаниям об А.Н.Леонтьеве. // А.Н.Леонтьев и современная психология. М.: МГУ, 1983, с.241.
    14. С.Л.Рубинштейн. Основы общей психологии. М.: 1940, с.317-318.
    15. Рукопись (в архиве семьи А.Н.Леонтьева).
    16. Цит. по записи А.А.Леонтьева (в архиве семьи А.Н.Леонтьева).
    17. Д.Б.Эльконин. Воспоминания о соратнике и друге. // А.Н.Леонтьев и современная психология. М.: МГУ, 1983, с.247.
    18. Цит. по: Психологический институт на Моховой, с. 21.
    19. 1989, №№4 и 5.
    20. Рукопись в архиве семьи А.Н.Леонтьева.
    21. Ранее она была опубликована дважды. См. А.А.Леонтьев. Творческий путь Алексея Николаевича Леонтьева. // А.Н.Леонтьев и современная психология. М.: МГУ, 1983, с.17-18; А.А.Леонтьев, Д.А.Леонтьев. А.Н.Леонтьев и его теория филогенеза психики. // А.Н.Леонтьев. Эволюция психики. Избранные психологические труды. М.- Воронеж: Московский психолого-социальный институт, «МОДЭК», 1999, с.16-17.
    22. См. об этом А.А.Леонтьев. Деятельный ум. М.: Смысл, 2001.
    23. А.Н.Леонтьев. Философия психологии. М.: МГУ, 1994, с.247.
    24. Там же, с.274-275.
    25. В.А.Иванников. А.Н.Леонтьев глазами студента и сотрудника. // Мир психологии, 1999, №1, с.14.
    26. Рукопись (в архиве семьи А.Н.Леонтьева).
    27. Н.Ф.Талызина. «Деятельностный подход еще не реализован. Надо строить психологию действий». // Журнал практического психолога, 2003, №1-2, с.15.
    28. А.А.Леонтьев. Жизненный и творческий путь А.Н.Леонтьева. М.:Смысл, 2003, с.113.