Посягательств на жизнь ? О. М. Стафиевская, ст преподаватель кафедры уголовного права Юридического института Сибирского федерального университета

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Уголовное право, 1500.92kb.
• Российская академия наук саратовский филиал института государства и права юридический, 118.25kb.
• Концептуальные основы корпоративной (коллективной) уголовной ответственности, 815.19kb.
• Вчетверг, 8 июня 2006 г состоялась международная конференция в конференц-зале университета., 47.38kb.
• Александр Трухин, 155.66kb.
• Уголовная ответственность за неисполнение приговора суда, решения суда или иного судебного, 327.28kb.
• Уголовно -правовые нормы корана и хадиса и их классификация по институтам уголовного, 354.32kb.
• Влияние сми на дефекты правосознания военнослужащих, 84.95kb.
• Трудовой договор права и обязанности сторон, 3734.29kb.
• Программа дисциплины Юридическая психология для специальности 030501. 65 Юриспруденция, 274.02kb.

ОБОСНОВАННО ЛИ ВЫДЕЛЕНИЕ В УК РФ
«ПОСЯГАТЕЛЬСТВ НА ЖИЗНЬ»?


О.М. Стафиевская, ст. преподаватель

кафедры уголовного права

Юридического института

Сибирского федерального университета


В уголовно-правовой литературе не утихают дискуссии по поводу выделения составов преступлений, предусмотренных ст. 277, 295 и 317 УК РФ. Как известно, рассматриваемые нормы являются специальными по отношению к норме, предусмотренной п. «б» ч. 2 ст. 105 УК.

По данному вопросу высказывались различные точки зрения.

Одни авторы поддерживают предложение Т.Н. Нуркаева об исключении из глав о преступлениях против правосудия, против государственной власти и порядка управления составов преступлений, посягающих на жизнь соответствующих должностных лиц¹.

При этом исключение исследуемых норм мотивируется по-разному.

А.И. Стрельников, например, полагает, что «установление самостоятельной ответственности за посягательство на жизнь перечисленных лиц противоречит ст. 2 и 19 Конституции Российской Федерации. Кроме того, в УК РФ нет определения посягательства»².

С этим мнением частично совпадает обоснование, предложенное А.В. Федоровым, изучающим проблемы эволюции уголовно-правовой ответственности за преступления против правосудия и отмечающим, что «преступление, предусмотренное ст. 295 УК РФ, включено в число посягательств против правосудия без достаточных оснований. Выделение специальной нормы об ответственности за посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование, нарушило постулированный уголовным законом принцип приоритетной охраны личности. В ст. 2 УК в качестве первой задачи Уголовного кодекса названа охрана прав и свобод человека. В данном же преступлении она низведена до уровня дополнительного объекта»³.

Т.Г. Черненко неоправданной считает конкуренцию между п. «б» ч. 2 ст. 105 УК РФ и ст. 295, 317 УК РФ (не совсем понятно, почему к этой группе автор не отнесла ст. 277 УК). По ее мнению, «это своего рода излишество в законодательстве. Максимальные размеры лишения свободы на определенный срок и иные виды наказаний, предусмотренные санкциями указанных статей, полностью совпадают. Следовательно, справедливое наказание за посягательство на жизнь лиц, указанных в диспозициях статей 295 и 317 УК РФ, можно было бы назначить и в том случае, если бы содеянное квалифицировалось по пункту «б» части 2 статьи 105 УК РФ»⁴.

Высказывается в литературе и совершенно противоположная точка зрения. Так, А.Ю. Кизилов поддерживает мнение А.Н. Красикова, согласно которому «состава убийства с рассматриваемым квалифицирующим признаком (имеется в виду п. «б» ч. 2 ст. 105 УК РФ – О.С.) не должно быть в главе преступлений против личности», и считает, что «для регулирования наиболее опасной группы посягательств, «оставшихся» после отмены п. «б» ч. 2 ст. 105 УК, в главу «Преступления против порядка управления» действительно необходимо ввести специальную норму. Например, ст. 317¹, предусматривающую ответственность за посягательство на жизнь представителя власти или его близких в связи с исполнением им своих должностных обязанностей. По этой статье могли бы быть квалифицированы такие деяния, как убийство или покушение на убийство налогового инспектора, сотрудника таможенных органов, работников органов надзора за соблюдением правил охоты, органов рыбной и лесной охраны, контрольно-ревизионного управления Минфина и др.»⁵.

Что касается посягательств на жизнь, обладающих меньшей общественной опасностью, по сравнению с указанными выше преступлениями⁶, А.Ю. Кизилов полагает, что установление специальной нормы в таких случаях нецелесообразно, и предлагает пункту «ж» ч. 1 ст. 63 УК придать статус «особо отягчающего».

Третья группа авторов полагает, что «составы преступлений о посягательствах на личность представителей власти, включая сотрудников правоохранительных органов, в значительной степени способствуют решению существовавших до вступления УК РФ в силу проблем недостаточной правовой охраны указанных субъектов управленческой деятельности»⁷.

Необходимость существования рассматриваемых составов обосновывали также С.А. Денисов⁸, Ю.И. Кулешов⁹, А.В. Седых¹⁰ и другие авторы.

Приведенные точки зрения показывают, насколько разнообразны мнения по поводу обоснованности существования рассматриваемых специальных норм. Наиболее предпочтительной представляется третья из приведенных точек зрения, и вот почему.

Во-первых, вызывает сомнения мнение авторов, ссылающиеся на необходимость исключения ст. 277, 295 и 317 УК РФ в связи с тем, что данные нормы нарушают принцип приоритетной охраны личности, а также равенства граждан перед законом и судом. Не оспаривая существующую иерархию ценностей (личность, общество, государство), отметим: «дополнительный объект преступления» – не есть «второстепенный объект преступления», а означает, что данный состав преступления включен в УК в целях охраны прежде всего иного объекта. Е.А. Фролов под дополнительным объектом преступления предлагал понимать «такие общественные отношения, которые, в принципе заслуживая самостоятельной уголовно-правовой защиты, применительно к целям и задачам данной нормы защищаются уголовным законом лишь попутно, поскольку эти отношения неизбежно ставятся в опасность причинения вреда при совершении посягательства на основной объект»¹¹.

Говорить о «низведении до уровня дополнительного объекта», значит, считать дополнительный объект второстепенным, что противоречит логике. Иначе придется признать, что, например, в преступлении, предусмотренном ст. 162 УК, основным непосредственным объектом которого, как известно, является собственность, охрана жизни и здоровья человека «низведена до уровня дополнительного объекта».

Как мы уже указывали¹², в теории российского уголовного права объекты преступления классифицируются «по вертикали» и «по горизонтали». Схематически это можно представить следующим образом (см. рис. 1).



Основной и дополнительный непосредственные объекты, следовательно, находятся на одном уровне.

Что касается равенства всех граждан перед законом и судом, провозглашенного ст. 19 Конституции РФ, то повышенная ответственность, установленная законодателем в ст. 277, 295 и 317 УК, связана, на наш взгляд, совсем не с тем, что жизнь субъектов, охраняемых данными нормами, более значима для государства, чем жизнь остальных граждан. Охрана интересов личности, безусловно, приоритетнее интересов государства, но это не означает, что интересы государства охранять не нужно. Общественно опасное воздействие на них также должно влечь ответственность. Рассматриваемые составы являются сложными, поскольку усложнены наличием двух объектов (одно действие виновного влечет нарушение двух родовых объектов – личности и нормального функционирования государственной власти). Исходя из этого, по нашему мнению, законодатель и установил повышенную ответственность за совершение данных преступлений (по сравнению с п. «б» ч. 2 ст. 105 УК РФ).

Не достаточно обоснованной представляется и точка зрения, согласно которой исследуемые нормы являются «излишеством» законодательства. Авторы, придерживающиеся такой точки зрения, полагают, что исключение ст. 277, 295 и 317 из Уголовного кодекса нисколько не ослабит уголовно-правовое воздействие на этот вид преступления (содеянное будет квалифицировано по п. «б» ч. 2 ст. 105 УК РФ)¹³.

Приверженцы данной позиции не учитывают, что, например, в соответствии с ч.6¹ ст. 88 УК РФ при назначении наказания несовершеннолетнему нижний предел наказания, предусмотренный соответствующей статьей Особенной части УК РФ, сокращается наполовину. Если несовершеннолетний совершит одно из рассматриваемых преступлений, наказание ему должно быть назначено в пределах от 6 до 10 лет лишения свободы. Если же исследуемые нормы исключить, то и пределы будут другими: от 4 до 10 лет лишения свободы.

Назначая наказание за «посягательство на жизнь» совершеннолетнему виновному, суд может назначить наказание ниже 12 лет лишения свободы только при наличии исключительных обстоятельств в соответствии со ст. 64 УК. Если же специальные нормы исключить, то наказание может быть назначено в виде 8 лет лишения свободы и при отсутствии каких-либо смягчающих, исключительных обстоятельств, а значит, оно может быть назначено и условно! Так, в соответствии со ст. 73 УК РФ суд может постановить считать назначенное наказание условным, назначив наказание в виде лишения свободы на срок до восьми лет. Однако Пленум Верховного Суда РФ в п. 42 постановления «О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания» от 11 января 2007 г. № 2 указал: «при этом наказание в виде лишения свободы не может превышать восемь лет». Иными словами, согласно УК назначение наказания в виде 8 лет лишения свободы исключает возможность применения условного осуждения, в то же время в соответствии с руководящими разъяснениями Пленума такая возможность остается. Как известно, при наличии таких противоречий суды, к сожалению, как правило, руководствуются не законом, а постановлениями Пленума.

Кроме того, «посягательства» сконструированы законодателем как усеченные составы преступлений. Существует мнение, что такая конструкция объективной стороны рассматриваемых составов противоречит законодательному определению покушения на преступление и оконченного преступления. Однако в литературе не оспаривается правомерность данного способа применительно к разбою, который также сконструирован законодателем как усеченный. Все авторы аргументируют это повышенной общественной опасностью разбоя по сравнению с иными формами хищения. Повышенная общественная опасность «посягательств на жизнь», поражающих два значимых объекта, приверженцами приведенной точки зрения почему-то во внимание не берется.

Как указывал В.Н. Кудрявцев, «существование специальной нормы наряду с общей нормой тогда имеет практический смысл, когда эта специальная норма как-то иначе решает вопросы уголовной ответственности по сравнению с общей нормой (например, о виде и размере наказания»¹⁴. В нашей ситуации именно это и имеет место: усеченность составов, повышение нижней границы санкций ст. 277, 295 и 317 УК РФ снижает возможность назначения судами необоснованно мягкого наказания за совершение таких преступлений.

Мы не будем подробно анализировать высказанное А.Н. Красиковым и поддержанное А.Ю. Кизиловым предложение об исключении п. «б» ч. 2 ст. 105 УК РФ: во-первых, объем статьи ограничен, во-вторых, предметом данного исследования является необходимость наличия и места в УК других норм – предусматривающих ответственность за «посягательство на жизнь». Отметим только, что принятие законодателем данного предложения приведет не только к нарушению положений, декларированных ст. 19 Конституции РФ, но и к отсутствию учета повышенной общественной опасности преступления, посягающего на два объекта, – жизнь человека и общественные отношения, обеспечивающие лицу возможность осуществлять свою служебную деятельность или выполнять общественный долг.

Изложенные доводы, на наш взгляд, достаточно убедительно аргументируют наличие данных норм в Уголовном кодексе РФ, поэтому далее проанализируем их местоположение, чтобы понять, в какой главе они должны быть расположены.

По мнению Л.В. Лобановой, «признаки, дифференцирующие ответственность за квалифицированное убийство, и посягательство, предусмотренное ст. 295 УК, находятся не в области объекта преступления, а в области мотивации последнего. Жизнь судьи и других лиц, которых, говоря словами Г.В.Ф. Гегеля, можно отнести к «всеобщему сословию», должна защищаться особым образом не только потому, что она является непосредственным условием осуществления определенного рода деятельности, но и потому, что итог последней способен вызвать недовольство отдельных людей, чьи интересы противоречат интересам правосудия. Поэтому логичнее было бы поместить анализируемый состав преступления в главу 16 «Преступления против жизни и здоровья» (сказанное равным образом касается составов преступлений, предусмотренных ст. 277, 317 УК)»¹⁵.

На наш взгляд, Л.В. Лобанова не совсем верно указывает, что признаки, дифференцирующие ответственность за квалифицированное убийство и «посягательство на жизнь», находятся не в области объекта преступления, а в области мотивации последнего. С субъективной стороны «посягательство на жизнь» характеризуется либо наличием специальной цели (прекратить государственную или иную политическую деятельность лиц, указанных в ст. 277; воспрепятствовать законной деятельности лиц, указанных в ст. 295, 317 УК РФ), либо наличием мотива мести. В первом случае дифференциация имеет место именно по объекту (наличие у виновного цели прекратить деятельность, воспрепятствовать ее законному осуществлению, по нашему мнению, означает, что вредоносному воздействию наряду с личностью подвергается именно нормальное функционирование органов государственной власти) и субъективной стороне (цели). Во втором – не по мотиву (мотив-то как раз в данном случае тот же, что и в п. «б» ч. 2 ст. 105 УК), а по потерпевшему. И вот здесь уже нарушается конституционный принцип равенства граждан.

В связи с этим представляется необходимым исключить из всех трех составов «посягательства на жизнь» слова «либо из мести за такую деятельность», что позволит устранить нарушение указанного конституционного принципа. Квалифицировать такие случаи следует по п. «б» ч. 2 ст. 105 УК РФ. Измененные таким образом ст. 277, 295 и 317 должны оставаться в тех главах УК, где они расположены законодателем.