Статьям вплоть до кислородного голодания

Вид материалаСтатья
Подобный материал:
1   ...   26   27   28   29   30   31   32   33   34
- А ты чего дерешь Муму? Витек, разберись с ним.

- На пару слов, - кивнул угорь, напористо схватил Ларика за куртку и

потащил его в сторону.

- Не смей! - зазвенела Валя, бросаясь.

Ларик двумя руками зажал кисть противника, крутанул вниз-вбок,

опрокинул его, резко ударил вниз ногой в лицо - и полетел в снег от плюхи,

которую навесил ему шкаф.

Дальнейшее она воспринимала слабо, забыв в оцепенении испуга кричать и

звать помощь. (Да и кто попрется в ночь на крики о помощи?..) Драка

выглядела страшно и живописно, как в кино, по сравнению с обычной уличной

махаловкой, где калечат безо всяких внешних эффектов. Сознание фиксировало

разорванные кадры: один валяется на снегу; Ларик стоит на четвереньках, и

двое пинают его, целя по голове, опущенной меж рук; перекатившись на бок,

Ларик хватает одного за ногу и дергает с вывертом, тот рушится; Ларик

откатывается, вскакивает, но коротышка хватает его сзади за горло, а

здоровый всаживает удары в лицо и грудь, хэкая на выдохах в такт; коротышка

перелетает через спину Ларика. и падает на здорового, валятся оба; удар

ногой в живот; пятерня тычется в глаза; по утрамбованной тропинке в ледяном

свете луны движется уторь, выставив перед собой острое сияние лезвия, а

Ларик пятится от него, стягивая шапку - шапка летит в лицо, две руки

перехватывают кулак с ножом, нырок, выверт с рывком, угорь с резким взвизгом

падает на колени, стонет, нож лежит на снегу...

Ларик сунул нож в карман, быстро окинул поле брани: тела; сплюнул

длинно темным на снег и, шатаясь, подошел к ней.

- Пойдем отсюда!.. - она схватилась, сухо всхлипывая и трясясь.

- Теперь можно не торопиться, - невнятно проговорил он...

- Куда ты меня ведешь?

- Черный ход есть? Ну, с другой стороны? - он пришамкивал.

- Зачем?

- А ты хочешь, чтобы они запомнили подъезд и еще встретили тебя?

Под фонарем она взглянула со страхом: лицо в крови, струйка из угла

рта, глаз заплывает. Он оступился, качаясь.

Во дворе он потянул рифленую дверь над ступенью: открыто.

- Ну, пока...

- Куда ты такой? Пошли ко мне! Может быть, надо "скорую"...

- Не ерунди. "Скорая" вызовет милицию. Превышение пределов необходимой

самообороны...

- Но они же там!.. А если догонят?

- Сегодня уже не догонят. - Он хмыкнул и скривился.

- А если у тебя сотрясение? Или переломы!

- Ой, без паники. Так схожу завтра в травму. Он отпустил ручку двери и

сел на ступеньку.

- Ну, иди отсюда...

- Никуда я не пойду! - с неожиданной злостью и силой она схватила его

под мышки, подняла, потащила наверх.

- Ладно, - сдался он. - Только на минутку... Помоюсь...

- Хорошо, хорошо...

В прихожей, закрыв дверь, чтоб не проснулись родители, сама сняла с

него куртку, повела в ванную, пустила теплую воду:

- Больно? Тебе плохо?

Лицо стремительно опухало. Он осторожно потрогал ребра, потер бок:

- Нормально обработали. Свинцовых примочек нет? Разнесет...

- Не разговаривай, тебе больно...

- "Если смерти, то мгновенной..." - пробурчал Ларик невнятно из-под ее

рук, бережно обмывающих его лицо (не целовать! не!). - Надо смазать йодом...

- растерянно решила она.

- Давно леопарда не видела? Перекись водорода есть?

Ступая на цыпочках, она притащила аптечку: порылась.

- Нет...

- И хрен с ней.

- А вот мазь календулы, мгновенно все заживляет!

- Если мгновенно - мажь, - согласился он, покряхтывая. Закрыл глаза,

наслаждаясь ее прикосновениями.

- Ты чего улыбаешься?

- Представляю, на кого буду похож завтра, - спохватился, хмур.

- Хочешь чаю?

Он подумал, должен ли по сценарию хотеть чаю. Не напутать бы.

- Если можно, покрепче... а то что-то в голове шумит.

- Тошнит? голова кружится? сотрясение, - всполошилась она. - Я вызываю

"скорую"!

- А сухари потом будешь мне в лагерь сушить? - спросил он с холодной

насмешкой.

- Почему?..

- Да потому, что я их покалечил, и могут впаять срок! Говорю же:

превышение пределов самообороны! Законы наши... Этому в Институте культуры

не учат?

- Но они же втроем... с ножом!..

- Решила избавиться от меня, сдав под суд?

Глотая чай и морщась, с сокрушенным вздохом заметил:

- И не хотел ведь сегодня никуда переться тебя провожать... (Она

замерла: что? как, он предпочел бы, чтобы она... ее?..) И как толкнуло...

будто предчувствие. Удачно, что ты была не одна. Я бы себе этого никогда не

простил.

Она изнутри просияла, теплый ком прокатился из живота к глазам.

Захлопотала, обретя удовольствие в роли хозяйки и сестры милосердия.

- Вызови такси.

- Куда ты такой поедешь? Сиди уж...

За ее спиной он одобрительно взглянул в зеркало, видик о'кей.

- Останешься здесь. А вдруг тебе станет плохо?

- Хочешь предъявить своим родителям с утра эдакую рожу середь квартиры?

- сварливо возразил он.

Она кратко задумалась:

- Ляжешь в моей комнате. А им я все расскажу.

- Что, интересно?

- Ну, в общем, ты меня все-таки спас... - проговорила она, вслушиваясь

в смысл собственных слов: а ведь правда!..

Он встал, покачнулся, осторожно потрогал голову и сел обратно.

- Действительно, что-то мне... - признал слабым голосом.

А Катя ничего не знает, мелькнуло у нее. И он, похоже, не собирается ей

звонить. Да если бы Валин жених... что, жених?! Он - Катин жених? Чушь...

Она подумала о Кате с насмешливым презрением: Ларик здесь, он спас ее, она

за ним ухаживает, а прочие могут утереться.

Она раздвинула, застелила диванчик в своей комнате. Ларик улегся и

подумал, что обрек себя на пытку и заснуть не удастся.

Выключатель щелкнул, во тьме прошуршал халатик, заскрипела кровать.

Помолчав, тихо позвала:

- Тебе не очень больно?

- Нет, - шепотом отозвался он.

Глядя в потолок, прислушивались к дыханию друг друга.

- Спишь?

- Нет.

- Знаешь... ко мне заходила Катя.

- Вот как. - Молчание.

- Она мне все рассказала...

Молчание.

"Дура, зачем я все это говорю - сейчас..."

- Она красивая. И - сильная.

- Зачем ты это мне говоришь?

Она повернулась к нему в темноте. Протяни руку - коснешься.

- Ты действительно решил жениться?

- Я не хочу говорить с тобой об этом.

"Я не имею права, да? Ты прав. Она его за муки полюбила, а он ее - за

состраданье к ним..." Ах, ночное течение мыслей и чувств.

- Ты... ты ее любишь?

Пауза.

- Она добрая. И она меня понимает... - прошептал он.

Часы в большой комнате пробили половину четвертого.

А я, хотела спросить Валя. Быстро меняются твои чувства и забываются

клятвы, хотела сказать она. Подожди. Не делай этого. Я не хочу, чтоб ты

женился, хотела сказать она.

- Пусть ты будешь счастлив, - сказала она. Протянула руку и кончиками

пальцев погладила укрывший его плед.

Только не сказать ей, что люблю ее, ее одну, одну в мире! Ларик ущипнул

себя, собрался - быстрым движением погладил ее руку, шевельнулся уже для

пожатия:

- Спокойной ночи.

- Спокойной ночи... - она отвернулась, закрыла глаза, задышала тихо и

ровно.

Долго притворялись спящими. Почувствовав, что сейчас вправду заснет,

Ларик шевельнулся, тихонько простонал как бы сквозь сон.

- Что с тобой? Тебе плохо? - тут же отреагировала она.

- Жарко... Подташнивает что-то...

Вскочила, зажгла ночник, положила руку ему на лоб. Сделала неумелую

попытку нащупать пульс:

- У тебя температура. И сердце частит...

- Ерунда... пройдет..,

Рецепт: щепоть толченого графита от карандашного грифеля и две таблетки

эфедрина - принять за два часа до нужного момента. Нехитрый симулянтский

прием, отлично известный бывалым армейским врачам.

Градусник победно сигнализировал: тридцать восемь и две.

- Я вызову врача!

- Ага, и не забудь священника и гробовщика.

- Ты все шутишь! А если заражение крови?

- Дам ею досыта напиться врагам.

- Надо же что-то делать.

- Не шуметь. Приволокла дочка на ночь хулигана в синяках - во радость

родителям.

- Не строй из меня тургеневскую барышню!

- Холодного чаю не найдется? С лимоном. И аспирина. Все.

Она поила его, поддерживая под затылок. "Если ранили друга, перевяжет

подруга". Детская романтика всегда жива в глуби душ.

Ларик откинулся на подушке и благодарно поцеловал ей кончики пальцев,

тут же отпустив.

"Так равнодушен, что ему ничего не стоит? или?.." Она поправила ему

плед.

- Глаза слипаются, - сказал он. - Ох, хорошо...

И мгновенно заснул. Ресурс его нервов на сегодня был исчерпан.

Она слушала его посапывание со смесью умиления и обиды. "Мальчик был

сегодня молодцом, - сказала себе. - Он заслужил отдых". И тут же уснула

сама.

Утром пришлось вполголоса объяснять ситуацию родителям. Осмотр героя в

приоткрытую дверь настроил старшее поколение на крепкие вздохи... Ларик

тщательно спал, довольный тем, что она сама захотела выкручиваться - и

выкручивается. В этой несколько пикантной истории она выступала на его

стороне - отчасти против собственных родителей! - крайне отрадно.

Родителей (м-да...) даже благородная роль ночного гостя мало утешала.

Драки, спанье в одной комнате...

- Что же, после всего бросить его валяться на улице в мороз?

- Почему на улице? Он же живет где-то?

- А если бы он не доехал?

- Вообще следовало поехать в травмопункт.

Рассказ о геройстве был воспринят как поножовщина:

- Еще нам только этого не хватало...

Они были, естественно, обеспокоены происшедшим, и дочери высказали

раздражение и недовольство: такова психология.

Родители редко понимают, что противоречить детям в том, что дети

считают истинным и справедливым - означает лишь подталкивать их поступать

по-своему, отчасти уже из протеста. Упрямство - защитная реакция организма

против попыток деформации. Поэтому Валя, когда осталась с Лариком вдвоем,

выказала ему подчеркнутое внимание и доброту.

Эту азбуку Звягин знал ясно. "Совсем не плохо, если ее родители тебя

ненавидят: чем больше препятствий на ее пути, тем сильнее она захочет их

преодолеть".

Валя объехала четыре аптеки, пока нашла свинцовые примочки. Ларика

нашла в ванной: сильным контрастным душем он массировал страшноватое лицо -

привычный способ городских драчунов.

Они завтракали и смеялись над приключением. Приятно было кормить

завтраком мужчину, который может тебя защитить. Невольно она сравнивала его

с Игорем... не все там еще, оказывается, отболело, но вектор этой боли, как

стрелка компаса, передвигался на Ларика.

Возникла новая близость - нетягостная, свойская; хорошая.

- Поеду на работу. Бригадир нормальный - поймет.

- Подожди, я тоже. На две пары еще успею.

Она пропустила первые две пары - из-за него; он промолчал.

- И не постесняешься ехать рядом с такой хулиганской рожей? - подначил

ее.

- Сейчас я тебя подгримирую, - притащила свою косметику. - Сиди

спокойно!

На улице демонстративно взяла его под руку. Полюбовалась своей работой

при ясном солнце:

- Сойдет! Шрамы на лице украшают мужчину.

В метро на них косились. Она ждала, когда он заговорит о встрече. Не

дождалась.

- Можешь как-нибудь звякнуть, сообщить о здоровье, - небрежно бросила

на прощание.

- Телеграфирую медицинский бюллетень, - весело обещал он. И полетел на

крыльях.


39. Бойцы вспоминают минувшие дна.


Небольшой банкет в комнате: водка, хлеб, сигареты, три вчерашних

хулигана и один подгримированный герой.

- Я тебе боялся удар ногой в лицо довести. Не дай Бог, думаю, нос

сломаю.

- А думаешь - просто бить в лицо по мягким тканям, чтоб не повредить

кости, ничего не сломать?

- Ну, если смотреть на тебя со стороны - куда как просто.

- Но ты тоже - как рванул руку из плеча - чуть не вывихнул; соображать

же надо. Да - нож-то отдай.

- А разукрасили, в пор-ряде, с тебя еще полбанки! Тут не то что девушка

- милиция поверит с судмедэкспертизой!

Долго и с увлечением припоминали детали:

- Можно идти на "Ленфильм" наниматься в каскадеры!

- Ну, если теперь не пригласишь на свадьбу - в самом деле отсвистим.

Тем более репетиция уже состоялась!

- Еще кому вломить - давай, опыт есть!

Хохотали.


40. Неужели это конец?


Он опять не звонил - день, и другой, и третий. Конечно: у своей Кати...

Та угрело врачует его; такие, как она, все делают умело. Если б не она!

Неужели я ревную? вот еще...

Если победа в бою завоевывает женское сердце, то врачевание ран героя

растапливает женскую душу.

Ларик неукоснительно позвонил вечером на третий день.

- А раньше не мог?

- Ждал, пока вывеска подживет.

Перед кинотеатром она издали увидела его; вблизи осмотрела лицо - умело

загримировано, явно чувствуется женская рука. Что ж, все ясно. А чего ты

ждала, собственно?

В темноте зала она ждала его прикосновения.

На середине фильма он вдруг обеими руками крепко сжал ее руку, поднес к

губам, поцеловал быстро, крепко. Прошептал на ухо:

- Прости. Я не должен был тебя приглашать. - Поднялся и, не пригибаясь,

ушел по проходу.

Она сидела еще несколько минут. Дурацкое кино было непереносимо.

Поднялась и ушла.

Горечь мешала дышать.

И был вечер, и было утро; дыхание ее было сбито, "свой нерв" потерян.

Не умирала. Но сладко не было.

Понимала - конец. Но как-то не верилось.


41. О чем не говорят, чему не учат в школе.


- Ты должна научить его всему. Ясно? Как касаться женщины и как

расстегивать на ней одежду. Как снимать штаны и как ложиться рядом. Как все

делать вовремя и ничего не делать не вовремя. Во всех деталях! Короче -

вышколишь мальчика под романтического любовника для юной девушки.

- Уж и не помню, что такое юная девушка.

- А ты постарайся.

- Не уверена, что одного сеанса хватит.

- Я тебя не ограничиваю.

- А вы уверены, что он придет, такой влюбленный?

- Это моя задача. А вот чтоб не захотел уйти - это твоя задача.

- Но он хоть действительно из себя ничего?

- Вполне. Стану я тебе урода сватать.

- Уж и не помню, что такое двадцатилетний мальчик.

- Надеюсь, хотя бы получишь удовольствие.

- То-то вы заботитесь о моих удовольствиях! А на что-нибудь более

материальное тоже можно рассчитывать? Вы цены знаете?

- Я все знаю. А цены на твой курс лечения ты знаешь?

- Но это как бы по дружбе, вы говорили...

- И это тоже по дружбе. Считай, что списываю долг и открываю тебе

кредит: сможешь обращаться еще, и по любому поводу.

- М-да-а, вот и пришла мне пора открывать школу... Смешная задачка...

даже интересно. Откровенно говоря, я бы предпочла погасить свой долг

непосредственно вам.

- Не учи дедушку кашлять.

- Но интересно: почему именно я ?

- Я уважаю профессионалов.


42. Раз в жизни сбывается несбыточное.


Ларик позвонил на четвертый день - поздно вечером, разумеется.

- Что это ты вдруг решил о себе напомнить?

- Просто подумал, что поступил не очень вежливо...

- Ах. Мы обретаем манеры. Вращаемся в высоких сферах. Не волнуйся, я

все давно забыла.

- В общем, мы тут едем компанией на выходные в Таллинн, и я подумал,

что, может быть, тебе захочется.

- Может быть. (Опять Таллинн!..)

- Так как?

- Ты прекрасно знаешь, что я никуда с тобой не поеду,

- Нет, как хочешь. Извини. Счастливо.

Пи-пи-пи - сказала трубка ей в ухо. Ну, и что делать?..

Пораньше с утра (успеть!) позвонила ему на вахту общаги:

- Что ж ты так быстро бросил трубку? - съязвила.

- Ты-ы? А мне показалось...

- Это мне показалось. Если ты на полпути поцелуешь руку и выпрыгнешь из

поезда - милая перспектива.

Он засмеялся.

- Скажи сам: с тобой можно куда-нибудь ехать?

- Со стороны виднее. Не только со мной - нас пятеро. Поезд в

шестнадцать десять.

- Не уверена, что смогу. В общем, идея заманчивая...

- Билет по студенческому - треха, ну, с собой двадцатку.

- А жить там где? Или блат в гостинице?

- У Володи знакомый художник, оставит мастерскую. С камином!

Вале нарисовался вечер, огонь в камине, островерхие таллиннские крыши,

компания: один обязательно в старом кресле-качалке, остальные - на матрасах

вдоль стен... кругом - картины, мольберты, холсты, запах красок... и

художник - бородатый, в растянутом грубом свитере, дымящий трубкой. Хотелось

отчаянно.

- Если к обеду не разболеюсь окончательно, - соврала, - то можно

подумать... Не обещаю, но на всякий случай ждите.

- До четырех часов в зале, где кассы, - у буфета.

Он не упрашивал...

Пришлось звонить матери на работу, строить легенду о выпавшем срочно

месте в двухдневной турпоездке от института, выслушивать сомнения на

повышенных тонах... "В конце концов, тебе двадцать лет, ты взрослая девушка,

что я могу поделать - взаперти тебя держать? - Мать что-то чуяла, и

правильно чуяла... - Только позвони нам сразу, как добралась".

Ларик ждал на Варшавском вокзале, грея ладони о стакан с кофейной

бурдой.

- Слушай, - неловко признался он. - Ничего не получилось...

- Что не получилось? (Опять!..) Негде остановиться? Или - поезд

отменили, путь взорвали? - она полыхнула злым прищуром.

- Да нет, - вздохнул он. - Просто они не поехали. Там личные

отношения... короче, разладилось. Извини...

Он вытащил из кошелька билеты:

- Надо пойти сдать. Или прямо продать в очереди...

Один билет у них схватили сразу, потом еще два. Ларик взглянул на два,

оставшиеся в руке, на часы поверх расписания:

- Четыре минуты осталось. А может - рванем? А? Честно говоря, я уже

настроился.

Она молниеносно прикинула время до вагона - и не отказала себе в

наслаждении сыграть теперь на его нервах небольшой ритмический танец.

- Что-то скучно без компании... Да и не успеем уже.

- Да, разве что галопом, - согласился он легко.

Она взглянула невинно:

- Слушай - а почему ты с сумкой? Раз все распалось?

- Так я ж прямо с работы, - удивился он. - С утра все с собой взял,

иначе не успеть.

На часах оставалась минута с половинкой.

- Вообще-то мы старые друзья, - неторопливо проговорила она, следя за

реакцией на слово "друзья".

- Вот и я подумал, - спокойно согласился он, хватая протянутую ему

сумку.

Запыхавшись, они вскочили в последний вагон при негодующем вопле

проводницы.

Их кресла были лицом по ходу движения. Оледеневший Ленинград со стуком

выпускал путешественников из своего каменного лона.

Ларик извлек из сумки бутылочку с коньяком и четыре мандарина.

- За благополучный проскок! - приветствовал он. - А то не

по-джентльменски получилось бы - пригласить девушку, а потом отказаться.

- За джентльменов, - ответила она. Стало тепло: он действительно хотел

поехать с ней, а не блефовал. Еще посмотрим, Катенька, чего стоят твои

прожекты!

А ночевать - вдвоем?.. Отмахнулась от этой мысли: э, разве не спали они

в одной комнате. Но мысль посвечивала запретным, тем самым; она не

спрашивала ничего.

Запасливый Ларик разложил Конан-Дойля и Сименона, - не читалось:

болтали, смотрели в окно. В Нарве он добежал до буфета, принес в свертке