Geum.ru

Слово воина

Вид материалаРассказ
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   35

Новгород


Движение по Волхову на подступах к городу было такое, словно на въезде в Москву летним воскресным вечером: сотни ладей, шнеков, шитиков, бус, ушкуев, лодок и прочей плавучей мелочи, пытаясь протиснуться по реке шириной всего с шестиполосное шоссе, шлепали веслами по воде, отпихивались друг от друга, в то время как кормчие громко ругались друг на друга на знакомых и незнакомых языках всех концов света, проклинали матерей и потомков друг друга, грозили мечами и кистенями — что, впрочем, скорости никому не добавляло.

Ладья купца Любовода, одетого в богатый алый суконный кафтан, подбитый соболем, в высокую горлатную шапку и сафьяновые сапоги, отвернула с Волхова километра за полтора от высоких стен кремля, вошла в неширокую речушку, берега которой состояли, казалось, из сплошной череды причалов — как пустых, так и украшенных судами самых разных конструкций, среди которых разве только китайских джонок не хватало. Еще примерно через полкилометра ладья, едва не перевернув рыбацкую лодку, отвернула влево на еще более узкую протоку, крутые берега которой были укреплены бревенчатой набережной, а вдоль русла шла деревянная мостовая.

— Где это мы? — непонимающе закрутил головой Олег.

— Малый Волховец, колдун, — ответил Борислав, который напряженно ловил рулем сантиметры, протискивая огромный корабль в щель между европейским коггом и персидским кунгасом.

— Канал, что ли?

— Не... — покачал головой кормчий, — река. Токмо углубили ее купцы маленько...

Наконец он приказал корабельщикам убрать весла — ладья стала медленно подкатываться боком к свободному месту. Борт гулко стукнулся о дубовый причал, несколько человек выпрыгнули через борт, привязывая прочные канаты к выпирающим на высоту пояса разлохмаченным деревянным быкам.

— Слава Стрибогу, — наконец-то отпустил кормовое весло дед. — Прибыли...

Встречающих видно не было — только разгружавшие соседний корабль амбалы с опаской косились на новоприбывших. Любовод низко, коснувшись кончиками пальцев палубы, поклонился берегу, затем выпрыгнул на него, скинул шапку, опустился на колени и поцеловал землю. Следом за купцом начали выпрыгивать остальные путешественники, в точности повторяя действия хозяина. Олег, не желая привлекать к себе лишнее внимание, тоже отвесил новгородской земле низкий поклон, а потом прикоснулся губами к жухлой утоптанной траве.

Корабельщики все вместе двинулись не в сторону Новгорода, а прямо в противоположном направлении: вдоль реки, вокруг небольшого болотца. Вскоре впереди показалось озерцо, отделенное от Волховца крутой песчаной насыпью, узкой у входа, но дальше расширяющейся метров до двухсот. Поначалу Середин удивился тому, что на этом перешейке растут огромные вековые дубы, но вскоре понял: в таком месте может происходить все, что угодно. Потому как в окружении дубравы находился внушительный частокол, из-за которого выглядывали макушки высоких истуканов.

Поскидывав шапки и склонив головы, путники вошли в украшенные улыбающимся солнцем ворота. Середин, морщась от боли в руке под раскалившимся крестом, быстро стрельнул глазами по сторонам, пытаясь опознать местных богов. В центре, разумеется, стоял Сварог, бог солнца. Грубо отесанный, в два обхвата столб метров пяти высотой, с небрежно намеченными бородой и глазами, потемневшим от времени ртом, пронзительными точками зрачков. Стало быть, три колышка за ним — жена и дети. Слева и справа возвышались столбы пониже — такие же древние и такие же небрежно исполненные. Кто-то из них должен был символизировать Белбога — гаранта справедливости и хранителя добра, а кто-то Триглаву — богиню земли. А может, Олег и ошибался — у всех идолов были намечены небольшие бородки. Дальше вдоль частокола тянулись боги помельче: Макошь — мать наполненных кошельков, Белее и Тур — боги скота и богатства, Стрибог — повелитель ветров и течений, Лада — богиня любви. В общем, точно опознать удалось только две, стоявшие у самого входа, личности: низкого, но очень толстого Чура, обеспечивающего незыблемость границ, и чуть более рослого, поставленного на короткие железные ножки, Перуна — бога-громовержца. Оба, в отличие от древних идолов, имели самые настоящие, тщательно прописанные лица. Перун — угрюмое, недовольное, с большими губами и крупным носом. При взгляде на него возникало ощущение, что бог объелся несвежей рыбы и сейчас его пучит и тянет сорвать злость на случайном прохожем. Чур, напротив, косился на приходящих с еле уловимым ехидством. Увидев эту хитрую рожу, любой человек мгновенно понимал: незыблемость границ — понятие о-о-очень растяжимое.

— Прими благодарность от внуков своих, детей солнца и земли, дедушка, — поклонился центральному идолу Любовод. — Не оставь нас своей любовью, милостью и вниманием. Не побрезгуй скромным подношением нашим, из дальних стран привезенным...

Купец достал из-за пазухи сверток, раскрыл его перед идолом. Олег, вытянув шею, разглядел меховую шкурку, слиток железа размером с кулак и небольшую баклажку.

Любовод отошел влево, поклонился одному из истуканов, замерших у частокола, низко склонился:

— Благодарствуем тебе, Стрибог, за помощь твою и покровительство в дальнем пути. — Купец отвел руку назад, и подбежавший паренек-кормчий вложил в нее другой сверток, в котором оказались беличий мех, солонина, небольшой кожаный бурдюк.

Затем парень пересек капище и поклонился третьему из покровителей:

— Ты, Макошь, не оставь нас своей милостью, помоги завершить славно начатое, сохранить накопленное, приумножить даденное...

Середин с громадным изумлением увидел на подбородке богини кошельков короткую бородку и мысленно произнес тройное “ква”, поняв, что разобраться со здешними богами его ума никак не хватит.

Между тем корабельщики, выразив свою благодарность властителям мира, развернулись и двинулись назад по перешейку, но перед самым выходом на дорогу путь им неожиданно преградили трое волхвов — худощавых, с длинными седыми бородами, в полотняных рубахах ниже колен, опоясанных синими матерчатыми кушаками, из складок которых торчали неизменные для обитателей здешнего мира нож и ложка. В руках они держали тихо курившиеся кадила.

— Ведомо нам стало от великого Сварога, что прибыли вы, путники, из дальних земель, из неведомых мест, — начал благообразно вещать один из них.

— Верно, вещий слуга божий, — приложив руку к груди, слегка поклонился Любовод.

— Посему повелел он нам отогнать злых духов, что устремились следом за вами в наши святые веси и города... — Не дожидаясь ответа, волхвы принялись старательно раскачивать кадила. Под напором воздуха из тех повалил густой черный дым. Старики начали ходить между людей, стараясь поднести свой инструмент так, чтобы обкурить каждого человека со всех сторон. Когда очередь дошла до Середина, то он едва не задохнулся от едкого запаха, мгновенно поняв, что ни о каком религиозном ритуале тут и речи не идет — приезжих самым банальным образом дезинфицировали. — Ладья ваша далеко?

— У нашего семейного причала, уважаемый, — кивнул Любовод. — Пойдемте.

Волхвы с похвальной старательностью облазили все трюмы и надстройку — после чего от ладьи стало разить дегтем, как от старого солдатского сапога, — и, получив что-то из рук купца, благополучно откланялись. Однако их место тут же занял молодой небритый писец в коричневой суконной куртяшке, черных шароварах, с обкусанным гусиным пером за ухом и матерчатой сумкой через плечо.

— Че везем? — поинтересовался он и открыл свисающую с пояса чернильницу.

— Ничего, — нахально ухмыльнулся Любовод.

— Как ничего?

— Ничего, — покачал головой купец. — Торга вести не собираюсь, припаса прикуплю, отдохну дней пять, да дальше поплыву.

— А постоялое?

— То не общинный причал, то наш, семейный.

— Без мытного листа на торг не пустят, — угрожающе предупредил писец.

— Не стану торга вести, я же сказывал, — повторил Любовод.

Песец недовольно развернулся, затыкая чернильницу, и отправился гулять вдоль берега дальше.

— И здесь парковщики, — сплюнул на мостовую Олег.

— Присмотри за товаром, ведун, — попросил Любовод. — Я до дома дойду, порадую отца возвращением, телеги для железа подвезу.

— Ладно, посмотрю, — легко согласился Середин, который все одно не имел в городе никаких дел. — Только недолго.

Он перепрыгнул на ладью, слазил в кормовой трюм за своим вещмешком, достал баклажку с медом.

— Забуду еще, а он засахарится. Нужно съесть.