Война. Воспоминания с. Ф. Кузнецова, ветерана великой отечественной войны. Повседневная жизнь
| Вид материала | Документы |
- Приложение 2 Перечень сайтов о Великой Отечественной войне, 107.12kb.
- Региональный конкурс творческих работ учащихся, посвященный 65-летию Великой Победы, 27.17kb.
- От Года ветеранов к Году равных возможностей, 14.79kb.
- Как начиналась война : к 70-летию начала Великой Отечественной войны, 396.97kb.
- Великой Отечественной Войны Островского района Костромской области и рассказ, 347.49kb.
- Тема Великой Отечественной войны в произведениях, 18.5kb.
- Актуальные проблемы предыстории великой отечественной войны, 270.82kb.
- Учащиеся 2а класса моу «Тюрлеминская средняя общеобразовательная школа» под руководством, 14.85kb.
- Д. А. Медведеву Уважаемый Дмитрий Анатольевич! Явынуждена обратиться к Вам в связи, 24.37kb.
- Доклад на тему: " След Великой Отечественной войны в истории Удомельского края, 86.23kb.
Война.
ВОСПОМИНАНИЯ С.Ф.КУЗНЕЦОВА,
ВЕТЕРАНА ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ.
ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ.
Опасность подстерегала повсюду. В любой момент мог быть артобстрел, бомбёжка. Но к этому привыкли - прошла бомбёжка, отдышались и снова - смех, шутки. Молодые были...
Бытовые условия страшные. Особенно когда под Москвой были. Зима, снег метра полтора, даже трактора застревали, не могли протащить пушки. Мороз - 27-30 градусов. Одежда для зимы никудышняя. Нормальную тёплую одежду только в 42-м получили, из Монголии. А под Москвой в 41-м... Земля от морозов как камень, землянку вырыть невозможно. Делали навалы из снега, как у эскимосов, и там жили. Питание когда привезут, а когда и нет. То кухню разбомбило, то проехать не могут. Перешли в наступление -деревни сожжены до основания. Немецкие блиндажи заминированы, да и вшивость в них страшная, так что даже погреться негде было. А вшивость и у наших была не меньшая. Люди месяцами не мылись. У меня в дивизионе 25 процентов состава в бинтах ходило - фурункулы от расчёсов (а расчёсы - от укусов вшей).
О ПОТЕРЯХ.
Это была истребительная война, истребительная и с той и с другой стороны. Были и ошибки нашего командования. Много лишних потерь. Лично видел гору трупов*. Гору! Местные жители свезли. Всех - наших и немцев в одну кучу. Тыловые части взрывали мёрзлую землю и зарывали трупы. Учёт в пехоте был никакой, вот отсюда и большинство без вести пропавших. Страшная война. Что там жизнь человеческая? Полки, дивизии уничтожались полностью.
О РАНЕНЫХ.
Вот ты спросил, правда ли, что раненые на войне сражались, были ли такие случаи. Не то, чтобы были, а это было нормальным явлением. Если, например, немцы в атаку идут, тут все, кто ещё в силах оружие в руках держать, сражаются до последнего. Ведь немец, он никого не пощадит. А если в атаке ранят, то санитары из под огня раненого на шинелях, плащ-палатках вытаскивали. Смотрю сейчас фильмы про войну, там везде санитарки раненых выносят. А я за всю войну ни разу такой картины не видел. Только санитары. Работа ведь не женская, не из лёгких.
О НЕМЕЦКОМ «НОВОМ ПОРЯДКЕ».
Наступали под Москвой. Село Большие Кресты освободили. Ни одного дома целого, всё сожжено. А в конце деревни - виселица, на ней несколько человек повешенных, на груди таблички «Партизан». И такая картина почти во всех деревнях.
О ПЛЕННЫХ.
Как немцы с нашими пленными обращались, всем известно, до сих пор об их жестокости легенды ходят. А вот я первых пленных немцев увидел под Москвой. Освободили целую деревню, а в ней ни одного целого дома, всё сожжено. А 9 немцев в уцелевшем подполе прятались. Они сами сдались. Все в саже, чёрные, вшивые, грязные, в летней одежде, они ведь до зимы нас победить хотели. Относились к пленным немцам лояльно, обижать их не разрешалось. А когда Германию освобождали, специальный приказ вышел - судить за жестокость к мирному населению. Хотя был и такой случай. Мы наступали. Двигались быстро, 2 дня почти без остановок. Надо было догнать противника, не дать ему возможности закрепиться, а тут навстречу немец раненый, идёт сдаваться. Что с ним делать? Отпустить нельзя, с собой взять - тоже. Так его командир отвёл на обочину и пристрелил. Но такие случаи редко бывали.
О ВОЕННЫХ ПОРЯДКАХ.
Суд на войне был скорый. Раз, помню, в 1943 году собрали нашу часть и соседнюю, построили. Приводят троих наших, без ремней, руки связаны. Объявляют: «Эти солдаты -дезертиры. По закону военного времени они подлежат расстрелу». И их расстреляли у всех на глазах. В Белоруссии в деревне Буда построили нашу часть, собрались все местные жители и перед всем народом повесили трёх пойманных полицаев. Разговор с предателями тогда был короткий. Ещё был случай. Сбежал из части солдат Иванов. Прихватил с собой солдатскую амуницию и попытался её продать на рынке. Поймали. Полк построили и перед строем расстреляли.
О СТАЛИНЕ.
Сталина боготворили. Верили ему безусловно. Я считаю, что зря сейчас ополчились на Сталина, много здесь неправды. Сталин был жесток, но справедлив. Он был стратег, настоящий руководитель. В самые тяжёлые дни он находился на своём посту. Он в Москве, значит Москва наша. Расстрелы и репрессии - это дело рук местных властей. Местные ОГПУ имели большие полномочия. Вот и устраняли неугодных.
О РЕПРЕССИЯХ В АРМИИ.
В старых фильмах о войне об особистах ни слова, вроде их и не было. В новых - такое впечатление, что все солдаты через них прошли, что всех били и над всеми издевались. И то, и другое неправда. Были у нас особисты. В нашей части старлей Гудзь этим делом командовал. Помню, пропал в нас солдат, Нелипа его фамилия. Так его нашли уже после войны в Германии. Предателем оказался. СМЕРШ работал чётко. А когда стояли в Германии, тот же старлей выследил и арестовал немца, который в хлебопекарне работал. Немец этот готовил отравление наших солдат. Конечно же, слежка со стороны особистов была. Среди солдат многие были информаторами, но я считаю, что СМЕРШ действовал именно так, как нужно было в условиях войны. Да, вот ещё, Приехал я домой, в отпуск, а у отца все мои письма собраны, он их хранил. Гляжу, а в них чуть не половина слов вычеркнута, там где, например, номер части указан, город, где она расположена, то есть, любая информация, которая могла представлять интерес для противника. Я понял, что все письма без исключения проходят через особистов.
ПОДВИГ.
Зимой 1942 года наша батарея расположилась в сожжённой деревне. Оттуда мы вели огонь по немцам. А к вечеру противник вычислил наше месторасположение и накрыл нас артиллерийским огнём. Один расчёт прямым попаданием был уничтожен полностью. Многие были ранены. Под огнём противника начали вывозить пушки с позиции, и тут убило водителя. А я фельдшером в части был. Вижу такое дело, подбегая к командиру и говорю, что я умею трактор водить, разрешите помочь нашим ребятам. «Действуй,»- говорит командир. Я сел в трактор, вывез пушку из под огня, отцепил её, прицепил прицеп и назад за раненными. Погрузил я их человек 20 и вывез из под обстрела.
На следующее утро приказывают мне явиться в штаб полка. Пришёл я туда аж к вечеру. Иду и думаю, что это я натворил такого, что меня вызывают. Вроде винить себя не в чем, воюю как все, честно. Прихожу, а там командир полка. «Ну, что, говорит, герой, награда тебе полагается». А тут ещё и командир дивизии заходит. «В чём дело?» - спрашивает. Полковник ему докладывает всё, как было. А он мне: «Молодец! Представить его к награде!» А я, честно говоря, и не думал о том, что совершаю подвиг. Я просто помогал своим ребятам. Ведь на войне один за всех и все за одного, по другому нельзя. А то, что жизнью рисковал, так кто же на войне жизнью не рискует?
ВОСПОМИНАНИЯ
РЕБРОВА ВАСИЛИЯ ПОТАПОВИЧА,
выпускника школы пос. Шатурторф 1935года (7 классов),
ветеран Великой Отечественной войны.
Призван в армию в 1940 году. Служил в погранвойсках связистом. Отряд, в котором служил В.П. Ребров, охранял участок границы СССР – Польша (СССР – Германия) протяженностью 70 км. На участке было 20 застав. В задачу связистов входило налаживание связи на всем участке.
22 июня 1941 г. группа связистов из 12 человек ремонтировала связь. На ночь остановились в деревне. Рано утром, часов в 5, услышали в небе гул самолетов. Это возвращались немецкие летчики. Вскоре нам позвонили и сообщили, что началась война.
Мы на полуторке вернулись в отряд, начали готовиться к бою. Но вскоре стало известно, что немцы смяли танками 2 заставы и ушли далеко вглубь. Мы получили приказ отступать. Отступали долго, были и стычки с противником. Вышли сначала к городу Белая Церковь, затем к Харькову, а после нас переправили под Сталинград. Потом вместе с наступающими войсками - в обратном направлении освобождать Россию, Белоруссию. Войну закончил в Польше, где и встретил День Победы.
Жизнь на войне.
Особенно тяжело было при отступлении. Шли пешком по 50-60 км в сутки. Шли долго. Ночевали, где придется. Шли дожди. Вещи на нас мокрые, в сапогах вода хлюпает. На привал и ночевках спали на земле. Если радом есть солома, нагребешь ее кучей, сверху укроешься плащ-палаткой и дремлешь. От холода зуб на зуб не попадает. Правда, с питанием проблем не было. Кормили всегда, голодных не было. Когда фронт стабилизировался, жили в землянках. Условия там были приемлемые. Часто во время наступления жили в брошенных немецких землянках. Наша часть, в основном, находилась за линией фронта, но и в боях пришлось участвовать. При отступлении только в одном бою потеряли 48 человек из роты (в роте - 100 человек).
В Польше большие потери несли от бандитов, ведь многие поляки воевали против нас. А еще в Западной Украине приходилось воевать с бендеровцами.
О немецкой жестокости.
Под Сталинградом, как отогнали немца, расселили нас по брошенным немецким землянкам. Они их много нарыли, добротные такие. Располагались землянки в низине – от ветра защита, да и от снарядов в какой-то степени. Землянок было много. В одних мы жили, а в других поселили только что освобожденных наших пленных, они-то нам и рассказали о немецких порядках. Их долго держали тут же, но не в низине, а специально на продуваемом всеми ветрами пригорке. Сажали их туда тысяч 6-7. Пригорок огородили колючей проволокой. Не то, чтобы землянок, навеса никакого не было. Люди спали на голой земле под открытым небом. Руками копали себе норы, чтобы как-нибудь согреться. Кормили все время только мерзлой капустой, которую выкапывали из-под снега. Из 6-7 тысяч пленных в живых осталось 500-600 человек, все изможденные, худые, обмороженные. Умерших от голода и холода немцы даже не хоронили, складывали рядами и засыпали снегом.
При отступлении немцы тоже свирепствовали. Иной раз в освобожденной деревне ни одного жителя нет – всех немцы побили.
Об отношении к немцам.
Приказ был пленных не убивать. Этот приказ при мне был нарушен только один раз, здесь же, под Сталинградом. Ребята ночью поймали немецкого генерала. Отвели его на высотку, где лежали наши мертвые пленные. Там же его пристрелили. А вообще, к немцам относились нормально, понимали, что не они, а Гитлер в войне виноват. После Сталинграда пленных немцев было очень много. Их вели колоннами по дорогам, без конца и без края.
О военных порядках.
На войне работал СМЕРШ – особый отдел. Выискивали шпионов и предателей. Таких тоже хватало.
Помню, в Белоруссии поймали предателей – бургомистра и 4 полицаев, которые на немцев работали. Их судили при всем народе. Суд шел два дня. Бургомистр пытался оправдаться, а ему мальчишка на суде говорит: «Я сам видел, как ты моего деда в горящую избу затолкал, а дверь закрыл. Я в огороде прятался». Приговорили их к смертной казни, и всех пятерых на площади повесили.
О Сталине и репрессиях.
Не помню, чтобы на войне кого-то без вины наказали. С предателями разговор был простой, а так, чтобы ни за что наказать - я такого не помню. К Сталину относились нормально. Сейчас, конечно, отношение к нему изменилось, ведь раньше мы много не знали.
ВОСПОМИНАНИЯ А.И. ИВЛИЕВА,
ВЫПУСКНИКА ШКОЛЫ ПОС. ШАТУРТОРФ 1937Г.,
ВЕТЕРАНА ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ.
Война.
17 июня 1941 года — призван на срочную службу. Зачислен в 620 особый строительный батальон 405 дивизии. Должны были направить в Прибалтику на укрепление границ. Но началась война. Приказ отменили, отправили на Рошальский пороховой завод (он назывался а/я №6). Готовили площадь для новых цехов. До того момента, когда немцы не приблизились к Москве. Вышел приказ демонтировать завод. Демонтировали, погрузили на эшелоны и поехали на Урал. Доехали до Башкирии, нас сняли с маршрута и отправили на рытьё противотанковых рвов на территории Башкирии или Татарии. Копали до зимы 1941г. Когда немцев отогнали от Москвы, батальон переформировали, стал стрелковым. Я был зачислен во взвод химзащиты при 798 строительном полку 140 стрелковой дивизии. Проводили занятия до весны 1942г. (тактические).
Весной 1942г. Были отправлены на фронт под Харьков. Здесь наши войска уже были в полукольце. Немцы сбрасывали осветительные ракеты, сразу было видно, что они стрёх сторон нас окружили. Немцы торопились замкнуть кольцо. Дали приказ отступать (6, 9, 51 дивизии). Отступали по 50-60 км. в сутки пешком. Немцы замкнули кольцо. Немцы начали нас бомбить и обстреливать из всех видов оружия. Меня контузило. Потери страшные. Немецкие танки стреляли и давили людей. Мессершмиты расстреливали нас на бреющем полёте. После контузии очнулся - рядом со мной человек 5-7выживших. Самолёты уже не бомбили, танки прошли. Слышим, где-то вдалеке гремит бой. Мы пошли туда , дошли до оврага потом шли по нему, дошли до пшеничного поля, на коленях переползали его, чтобы пробраться в лес за полем. Один наш встал. Мы ему: «Ты чего? Нас же засекут немцы!» Он говорит: «В нашу сторону скачут три всадника. Мы побежали в лес, но не успели. Всадники нас окружили. «Хенде хох!»- кричали немцы. Оружия у нас не было. При отступлении командир приказал положить его на повозки, чтобы не мешало нам двигаться. У нас были только противогазы. Мы сдались. Я посмотрел на своих товарищей. Они были бледные-бледные. Я, наверное, тоже был такой. Обыскали нас. Да, я успел, пока бежали, выбросить бумажку с фамилией, именем, отчеством, номером части. Нас привели в место, огороженное колючей проволокой, где было несколько тысяч пленных. Немцы бросали нам куски хлеба, а когда голодные люди кидались за ними, немцы смеялись и фотографировали нас. Утром нас построили колонной. Конца и края не было этой колонне. Вели как скот.
Справа, слева, спереди, сзади - конвой. Над нами летали мессершмитты. Неделю шли пешком. Ни пить, ни есть не давали. Пили в дороге на ходу из луж. Кто котелком, кто пригоршне, а у меня только пилотка была. Я черпал воду пилоткой. Пить хотелось всё время. Жара была страшная. Тех, кто отставал, расстреливали. Мы пытались вести тех, кто падал. Но тех, кто вообще выбивался из сил, немцы добивали выстрелами в голову. Ночевали мы там, где застанет ночь, не на шоссе, по шоссе техника двигалась. Спали прямо на обочине. Помню однажды, после дождя пришлось пролежать всю ночь на сырой земле в одной гимнастёрке, ведь шинель моя тоже в обозе осталась.
Довели нас до лагеря в Кантемировке. Здесь мы переночевали. Потом погрузили в машину и до следующего лагеря, где наконец накормили (еда для пленных - болтушка из овсяного или ячменного толокна, которую выдавали два раза в день). Потом нас распределили по рабочим командам. Я попал на сельхоз работы близ Николаева. Сначала убирали камни, потом мотыжили кукурузу и так до осени 1942года. Жили всё это время в зернохранилище. Огромное помещение, на полу солома. На ней и спали. Кормили всё это время только кукурузным супом, жидким-жидким, два раза в день. Мы были страшно худыми, доходягами.
Начались холода. Нас начали готовить к переезду в Германию, выдали кое-какое обмундирование. Мне досталась шинель, снятая с убитого солдата, сапоги, рубашка.
Когда получали обмундирование произошёл со мной такой случай. Полицай посмотрел на меня и говорит: «Юден - еврей». Немецкий лейтенант, который находился рядом быстро подошёл ко мне и вцепился левой рукой мне в горло. «Юден?!» - кричит, а правой рукой тянет из кобуры пистолет. Я ему говорю: «Наин, их бин русиш». Он велел мне раздеться до гола, осмотрел меня и ,поняв, что я не еврей велел выдать мне обмундирование, и отправил меня обратно.
Потом нас отправили в Германию. Лагерь, несколько рядов проволоки, охрана. Всю зиму были здесь. Жили в деревянных бараках. В них стояли нары в два этажа, а на них солома. Кормили болтушкой из овса два раза в день, ещё давали 300 грамм суррогатного хлеба. Он был наполовину из опилок. Вскоре разнёсся слух, что нас отправят на работу в Норвегию. Вскоре приехал генерал. Нас построили в три шеренги. Он всех осмотрел и забраковал, сказал, что эти русские до Норвегии не доедут, сдохнут по дороге (это нам потом полицай рассказал). Потом нас распределили группами для работы у немецких помещиков. Я попал к какому-то барону. Работали много в сельском хозяйстве, рыли ямы под фундамент для финских домиков. Кормили здесь получше - картошка и суррогатный хлеб.
Потом нас перевезли в Мюнхен. Война кончалась, немцев часто бомбили. Здесь мы рыли окопы для зениток. В конце войны нас пешком погнали в Чехословакию. Пригнали в какой-то город, завели всех в огромный глухой двор, закрыли ворота. Мы видим, что немцы растерянные какие-то. Потом вдруг они вообще куда-то исчезли. Чувствуем, что что-то здесь не так. С улицы слышен был лязг гусениц, явно проходили танки. Мы стоим и ждём, проходит время и вдруг, ворота раскрываются — на пороге русский солдат. «Братья, говорит, мы вас освободили».
Всех пленных отправили в репатриационные лагеря. Здесь проверяли всё до буквы. Допрашивали по несколько раз в день, и днём и ночью. Потом сверяли показания, нет ли где противоречий. Через месяц меня отпустили и вновь записали в строительную часть, в которой я находился ещё около года. Затем нам зачитали приказ, в котором говорилось, что стране нужны учителя, и они из армии демобилизуются досрочно. Так я вернулся домой.
ВОСПОМИНАНИЯ
СОБОЛЕВОЙ ТАТЬЯНЫ КОНСТАНТИНОВНЫ,
выпускницы нашей школы 1937 года, ветерана Великой Отечественной войны.
9 января 1943 года получила повестку из военкомата. Воевала в составе Первого Белорусского фронта в 22-ой артиллерийской дивизии в должности старшей медсестры. Войну закончила в Германии в местечке Штрагут под Берлином.
О немцах.
Мы шли вслед за боевыми частями. Когда проходили освобождённые деревни, видели сплошные пожарища. От домов одни печные трубы. Немцы при отступлении сжигали всё. Один раз выдели такую картину: у обочины дороги приколот к дереву ножом наш мёртвый солдат. В руки погибшему немцы вложили бутылку водки. Вот так отступающие немцы поступали с нашими пленными.
Когда мы вошли в Германию, немцы перед нами заискивали. Они нас боялись. Относились мы к немцам нормально, понимали, что не они виноваты в войне, а Гитлер. Когда после войны стояли в Германии, жили в одном доме с немцами. Они у нас продукты
потихоньку приворовывали, Мы к этому относились спокойно. Ведь они голодные были, да и дети у них маленькие. Мы, наверное, все русские такие: когда воюем, врага ненавидим, а после войны, какие же они враги? После войны наши частенько немцев подкармливали, особенно детей. Были и те, кто немцам мстил. Но таких было мало. Это, в основном, те, кто на войне всех своих близких потерял.
Фронтовой быт.
Жили в палатках. Зимой в лесу ставили палатки, на землю соломы побольше, так и спали. В палатке для отопления печка, сделанная из железной бочки. Вот и вся обстановка. Обычное питание - полкотелка горохового супа и два-три куска чёрного хлеба в сутки.
О работе.
Работы в нашей санроте всегда хватало. Помню, только приехали на фронт, и сразу пошли раненые. Особенно много было раненых при наступлении. Иной раз даже в палатке не помещались. Их на носилках складывали у входа. Лежат на морозе, кто стонет, кто матерится, и всех нужно срочно принять. У многих раны тяжёлые, у кого-то жгуты затянуты, у кого - шины наспех наложены. В такое время работали сутками, без сна, без отдыха. Медперсонал, бывало, в обморок падал от напряжения. Легко раненых (в мягкие ткани) держали неделю, от силы две, и в строй. Тяжело раненых развозили по госпиталям.
О Сталине и репрессиях.
К Сталину относились с великим почтением, его буквально боготворили. О репрессиях на фронте ничего сказать не могу. Из тех людей, с которыми я общалась на войне, никто под репрессии не попадал. До войны, в 30-е годы, было дело. Знала лично двоих, кто был арестован за критику советской власти. Их забрали, и обратно они не вернулись. Наверное; погибли в лагерях.
На войне работал СМЕРШ, но работали по делу, ловили предателей и дезертиров. При мне казнили одного бендеровца. Он был враг явный. Даже перед смертью грозился: «Мы вас, русских, всё равно всех перебьём!» Его при всём народе повесили. А так, чтобы невиновных репрессировали, такого не было.
О войне.
Мы, в основном, находились в трёх-пяти километрах за линией фронта. Но были случаи, что попадали под обстрелы и под бомбёжки. Часто налетали самолёты и строчили из пулемётов. Тогда звучала команда «Воздух!», и все спешили в укрытие. Помню, переправлялись через Днепр по временной переправе. Налетели самолёты, бомбят, а мы как на ладони. Было очень страшно. Смерть на войне могла настигнуть в любую минуту. Помню, наша сотрудница вышла из палатки, Взрыв, осколок попал в лицо, убило наповал.
Самый радостный день на войне - это, конечно, День Победы. Радость была великая. Все поздравляли друг друга, забыли о чинах и званиях, кто солдат, кто офицер. Все вместе праздновали победу.
Заключение.
Что такое война? (Арзамазов М.)
До написания этой работы война представлялась мне цепью героических событий, мужественных подвигов и блистательных побед нашего великого народа. Однако, беседы с ветеранами, людьми, которые видели войну воочию, глаза в глаза, резко изменили мое представление. Нет, наши победы не стали менее величественны, но меня поразило то, что пришлось пережить людям, прошедшим войну. Трагические и героические события 40-х годов оставили неизгладимый след в их жизни. Удивительно, с какой скрупулезной точностью вспоминают эти очень пожилые люди события, происходившие более 60-ти лет назад, в деталях описывают события давно минувших лет, точно перечисляют названия городов, деревень и поселков, в которые забрасывала их нелегкая фронтовая судьба. Обстановка, в которой эти люди провели четыре года своей жизни, обстановка постоянной опасности и неимоверных бытовых трудностей, оставила неизгладимый след в их памяти. Такое, действительно, забыть нельзя.
Еще одна интересная деталь. Ветераны, прошедшие тяжелейшие испытания войной, награжденные боевыми наградами за совершенные подвиги, либо вообще о них не рассказывают, либо говорят о них как о чем-то обыденном, само собой разумеющемся. Да и о войне рассказывают как о всеобщей беде, как о тяжелой опасной работе. Война для них напрочь лишена романтики, она дл них одно большое тяжелое горе, горе всего народа, растянувшееся на долгие четыре года.
И еще одно наблюдение. Ведь у каждого из них была своя война. У одних – это бесконечная череда раненых и искалеченных людей, изнемогающих от боли, которым нужно было помочь в любых условиях и в любое время суток, у других – это долгие годы унижения, тяжелого рабского труда в фашистском плену, у третьих – тяжелые дороги отступления, у четвертых – кровопролитные битвы и потери товарищей. И все это на фоне зверств фашистской военщины, страшной картины гибели и разрушения, в обстановке постоянной смертельной опасности.
Так что же такое война? Это картины, написанные черной, серой и красной краской. Огонь и дым, кровь и пожарища, взрывы и пепел сожженных городов. Картины настолько яркие в своей дикости и противоестественности, что увидев их хотя бы мельком, запоминаешь их на всю жизнь. Война многолика. К каждому солдату поворачивалась она своим лицом, и лица эти – одно страшней другого. Война – это кровь, страх и смерть, это самое страшное, что может случиться в жизни человека. Мне кажется, что ветераны отдали бы все свои награды за то, чтобы ничего не знать о войне, чтобы ее вообще не было. Ведь не случайно самым радостным событием своей жизни они до сих пор считают День Победы, день, когда закончилась война. И еще одно я понял точно: лучшая война – это война та война, которой не было.
Старые солдаты.
(Щерба И., Волкова Д.)
63 года назад закончилась самая страшная в истории человечества война. Восемнадцатилетним мальчикам и девочкам 40-х сейчас уже далеко за восемьдесят. Но до сих пор болят и ноют раны, нанесенные войной, раны, искалечившие душу. Разве можно забыть, как подробно и бесстрастно ветеран войны рассказывал об ужасах многолетнего фашистского плена? Разве можно забыть, как едва начав рассказывать о своем освобождении, старый солдат А.И. Ивлиев вдруг вздрогнул и заплакал? Разве можно забыть, как у фронтовой медсестры Т. Соболевой брызнули слезы, когда мы попросили рассказать ее о войне. В.П. Реброву мы задали вопрос: «Можете ли вы рассказать об А.П. Реброве, фотография которого хранится в музее школы?». Дрогнул голос у старого солдата, слезы набежали на глаза. «Это мой брат, - ответил Василий Потапович. - Погиб в 42-м году под Ленинградом». Разве это забудешь?!!
Неизлечимы раны, нанесенные войной. И сколько бы ни минуло лет, все равно грохотом снарядов и визгом осколков врывается в размеренные будни старого солдата, таращит свои мертвые глаза ВОЙНА…
Красной нитью проходит война через всю жизнь поколения 40-х годов. До сих пор – это главное событие в их жизни. Совершив невозможное, защитили мир от фашизма, одержали великую Победу. То, что мы считаем таким обычным - учебу, труд, жизнь, мирное небо над головой – это благодаря старым солдатам. Они дали нам возможность жить, многие –ценою собственной жизни. А если бы они тогда не выстояли?
Всем известны подвиги Александра Матросова, Николая Гастелло и других героев Великой Отечественной войны. Но мало кому известно, что пережили тысячи, миллионы ее безызвестных участников, простых солдат и офицеров. Каждый, кто принимал участие в деле защиты Родины – Герой!
Мы сохранили рассказы ветеранов о войне. Они будут находиться в музее школы. Мы надеемся, что каждый школьник, перелистав воспоминания солдат, станет гордиться героями своей Родины. Чтобы вновь направил свой пылающий самолет Николай Гастелло, чтобы подымался в атаку Александр Матросов, чтобы под разрывами вражеских снарядов спасал своих товарищей Сергей Кузнецов, чтобы, теряя сознание от усталости, помогала раненым Татьяна Соболева.
Чтобы вечно шли в бой старые солдаты.
Чтобы все об этом знали.
Чтобы помнили…
Список используемых материалов.
- Воспоминания ветеранов Великой Отечественной войны, записанные учениками Арзамазовым М., Щербой И., Волковой Д.
- Материалы музея школы пос. Шатурторф