Атомная наука и промышленность

Вид материалаДокументы

Содержание


Социально-экономические аспекты развития атомной энергетики и промышленности
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   19

Социально-экономические аспекты развития

атомной энергетики и промышленности




ПОЧЕМУ В РОССИИ НАУКИ РАЗВИТЫ ЛУЧШЕ, ЧЕМ ТЕХНОЛОГИИ


Фиговский О., Израильский исследовательский центр Polymate (Израиль, Хайфа), ICIC (США, Нью-Йорк)


История СССР и постсоветской России практически всегда требовала от большинства граждан самоограничения: ради светлого будущего человечества, ради того, чтобы стать индустриальной и вооруженной до зубов державой, чтобы победить врага и поднять страну из развалин, чтобы догнать и перегнать Америку, чтобы наши дети смогли удовлетворить все свои постоянно растущие потребности. Всегда предполагалось такое светлое будущее: сегодня поднатужимся - а завтра или послезавтра обязательно будет каждому по потребностям.

Теперь к этой светлой цели граждане могут двигаться поодиночке или семьями - как умеют. Быстрота движения зависит от образования, квалификации, предприимчивости, связей, семейного и личного человеческого капитала. А еще от того, насколько быстро сможет наша экономика стать более технологичной - по западному образцу. Американский инженер считает, что мы до сих пор не избавились от знаменитой русской болезни: рассуждать о смысле жизни, о природе вещей и оставаться небрежными, неумелыми в конкретной работе.

В СССР существовало убеждение, что ученый выше инженера. Что познание вечных законов природы важнее, чем конструирование на их основе трубопровода или телевизора. Что тот, кто построил новую модель в теории поля, должен быть ценим куда выше, чем тот, кто спроектировал мост. И что теоретик, предсказывающий эксперименты и, стало быть, в какой-то степени будущее, выше экспериментатора, который получает те же результаты с помощью приборов и собственных рук.

Я сам по образованию физик-теоретик, то есть в прошлой жизни в почившем в бозе Советском Союзе был самая что ни на есть белая кость. Но давайте задумаемся: что здесь миф, а что - твердое основание? Ну, насчет того, что теоретик выше экспериментатора, это вопрос спорный. Подход к чему бы то ни было и прежде всего к вещам нетривиальным, при котором прежде чем что-либо делать руками, рекомендуется глубоко обдумать головой, что из этого выйдет - а, может, и делать не стоит? - является, вообще говоря, плодотворным. Как сказал один мой весьма неординарный друг (профессор, кстати сказать, университета), «главное - это случайно не начать работать». А ведь мудро сказал! Наша, российская школа. По одной фразе узнать можно.

Но, конечно, это не вся правда. Правда же состоит в том, что эксперимент важнее теории. За исключением великих концепций, наподобие теории относительности или квантовой механики. Ведь в подавляющем большинстве случаев экспериментатор прекрасно может трактовать свои результаты сам.

Но каким образом в Советском Союзе вообще могла возникнуть странная мысль, что теоретик важнее экспериментатора? Известный физик, ныне живущий в Израиле, профессор Марк Азбель, полушутя-полусерьезно высказал гипотезу, что, поскольку большевики бесконечно уважали теорию марксизма-ленинизма, а материя была для них как бы всего лишь воплощением теории в явь и не более, они стали вообще ценить любую теорию выше, чем окружающую реальность, частью которой является эксперимент.

Гипотезе этой нельзя отказать не только в остроумии, но и в элегантности. Хотя, возможно, все было проще и прагматичнее: теория дешевле эксперимента, вот и все. Дешевле (при тогдашних зарплатах, да, впрочем, и при нынешних) нанять десять теоретиков, чем купить одну приличную экспериментальную установку. Да и собрать прибор своими руками тоже долго, дорого, муторно. К тому же в условиях российского разгильдяйства вероятность, что «эти ученые» создадут что-либо совершенное, будь то прототип бетономешалки или автомобиль, для коммунистических руководителей представлялась крайне ничтожной. И, пожалуй, она были правы.

Так или иначе, уважение к теоретикам, особенно к физикам-теоретикам, было необыкновенно велико. Отлично помню ощущение пиетета к кафедре теорфизики, располагавшейся в ректорском флигеле напротив здания Двенадцати коллегий. И аура вокруг каждого причастного к ней была соответствующей. Ну, а семинары в комнате с диваном, на котором, согласно легенде, в семье ректора университета Бекетова родился Александр Блок, вообще представлялись чем-то вроде храмовой службы (диван этот, кстати сказать, несколько лет назад как бы бесследно исчез).

Идею примата теории над экспериментом есть все основания воспринимать с доброй улыбкой, как вполне безобидную. Но при этом иметь в виду, что это легенда. Или, если хотите, миф. Хотя ценность экспериментатора и теоретика, конечно же, определяется уровнем того и другого. И тот, и другой могут быть и зерном, и плевелом, а чаще и тем и другим одновременно.

Легенды о том, что ученые выше инженеров, и, соответственно, наука, познающая вечные законы природы, выше технологии, которая занимается всего лишь созданием на основе этих законов приборов и устройств, гораздо более опасны. Они чрезвычайно вредны и разрушительны - не для науки, конечно, а для государства и его экономики.

В течение десятилетий советские люди пребывали в иллюзии, что Академия наук может все. Что уж если наши ученые атомную бомбу создали и человека в космос запустили, то стоит им засучить рукава и получить задание (и добавил бы я, глядя из прошлого в настоящее, - финансирование. Тогда о деньгах мало кто думал и говорил, эта тема считалась даже как бы неинтеллигентной) - и телевизоры, конкурентоспособные с «сони», сделаем, и автомобили более сверхпроходимистые, чем «Джип», и вообще все на свете - только прикажи!

Это была иллюзия, разумеется. Изучение законов природы и даже посылка ракеты на Луну, ни о дизайне, ни о маркетинге, ни о стоимости которой никто серьезно не думал, - совсем не то же самое, что сделать миллион магнитофонов или кастрюль, которые бы покупали в Англии и США. Потому что от прототипа, основанного на новом принципе, до продукта, конкурентоспособного на мировом рынке, дистанция огромного размера. Конкурентоспособный продукт должен иметь и дизайн, и надежность, и технологию массового производства, и маркетинг - и при этом выигрывать у конкурентов, занимающихся тем же, а нередко имеющих значительно больший опыт, имя и денежные ресурсы, чем твоя родная компания.

Над новой моделью кофеварки в приличной фирме и то работает коллектив специалистов самых разных специальностей. А о высокотехнологичных продуктах и говорить нечего - их создают огромные коллективы, в которых ученые не являются даже первыми среди равных. Не последними, конечно, но просто членами коллектива. И это правильно. Не случайно в фирмах США и Западной Европы в отделе research and development первому, как правило, выделяется в несколько раз меньше средств, чем второму. Но у нас-то было не просто обратное соотношение, а катастрофически обратное! Наука мирового уровня в Советском Союзе была, а технологий, создающих конкурентоспособные на мировом рынке продукты - по сравнению с масштабом страны и ее научным потенциалом, - не было вовсе.

Уяснив это, давайте уясним и другое: в Советском Союзе была Академия наук. Не лучшая в мире, конечно (легенда о том, что наша наука лучшая в мире, такой же миф, как и то, что Ладыгин - изобретатель электролампочки, а братья Черепановы - изобретатели паровоза), но вторая в мире, безусловно, вторая! - что тоже чрезвычайно почетно. Однако, как ни парадоксально, в Советском Союзе никогда не было сравнимой по уровню с наукой системы использования ее результатов в технологии. Спутники и танки не в счет - это не продукты, предназначенные конкурировать в магазинах, они создавались с иной целью. И за ценой никто не стоял: сколько стоили, столько стоили. И дизайн никого не тревожил. И маркетинг. И организация гарантийного обслуживания по всему миру не волновала.

Таким образом, наука у нас была превосходная, а технологии, если не говорить о связанных с обороной, - более отсталые, чем в средней европейской стране. Почему так получилось? Несомненно, создание теории и даже уникального прототипа намного дешевле, чем создание индустрии чего-либо. И, кроме того, весь акцент делался на создании вооружений. На конкурентоспособные продукты массового потребления никто не обращал внимания, да и жили мы, как на острове, и конкурировали только с самими собой. Пока границы были на замке, отсутствие технологической базы мирового уровня в России было не очень заметно. Но теперь, когда двери страны открыты и замки с границ сняты, оказывается, что российских товаров ни в каких магазинах Европы, торгующих чем-либо, сегодня практически вообще нет. Вдумайся в это, высокочтимый читатель. Ведь это очень и очень серьезно.

Как же случилось, что в России не оказалось технологий, конкурентоспособных на мировом рынке? Неужели большевики были такими идиотами, что не понимали необходимости их создания? Два разговора объясняют этот феномен. Один состоялся много лет назад между мной и заведующим кафедрой, куда я попал после аспирантуры, когда представил ему мой первый проект, рассчитанный на получение финансирования.

«Вы все очень хорошо написали, - сказал он. - Я хотел бы сделать только одну поправку. Вот вы начинаете каждый пункт со слов: «На этом этапе будет сделано. Замените «будет сделано» на «исследование возможности». А в остальном все очень хорошо». И, перехватив мой вопросительный взгляд, добавил: «Запомните на всю жизнь. Проекты должны писаться так, чтобы отчет об их успешном завершении можно было написать в любой момент». Прелесть какая! То есть, например, вместо «Полета на Марс» - «Исследование возможности полета на Марс». Первое нереально, вторым можно продолжать заниматься вечно и отчитаться в любую микросекунду. И так работала вся страна… Кстати, финансирование мы получили.

Второй разговор состоялся в прошлом году с главным редактором «Знание – сила» Григорием Андреевичем Зеленко (увы, уже ушедшим из жизни), который в силу специфики журнала имел доступ к некоторым скрытым механизмам этого феномена. Оказывается, создавая новые отраслевые институты, министерства, как правило, пытались сделать их производящими реальные технологии. Однако через какое-то время к названию каждого из Храмов Технологий - к одним раньше, к другим позже, но с вероятностью, близкой к единице - добавлялось слово «исследовательский». То есть превращение в исследовательское учреждение из технологического было таким же веянием века и таким же обыденным, как в сегодняшней России банкротство перед приватизацией. Таким вот образом, вместо создания автомобиля следующего поколения или овощерезки производилось исследование возможности создания автомобиля следующего поколения или овощерезки. Что наводит не только на размышления о всепобеждающей силе техники собственной безопасности, но и многое объясняет в том, к чему Россия пришла.

Совершенно ясно, что привычное нам сознание превосходства ученого над инженером является не просто мифом, а исключительно вредным мифом. Что же делать для его исправления? К сожалению, есть вещи, которые не происходят в мгновение ока.

Образование у нас по-прежнему очень хорошее, даже если профессора не всегда на высоте, атмосфера учебы превосходна, и студенты по-прежнему учат друг друга (что, по мнению профессора Йельского университета Игоря Френкеля, всегда было гарантом высокого качества российского обучения - весьма нетривиальная, между прочим, мысль). Но технологиям путным образом и в золотые времена советской высшей школы не обучали, а за последние пятнадцать лет сменилось еще два поколения технологий на Западе, так что отставание стало - давайте называть вещи своими именами - катастрофическим. Если не производить конкурентных в мире товаров, за счет чего удваивать или упятерять (как теперь говорят) ВВП? В XXI веке производство любого продукта технологично, даже картошки, даже сковороды.

Да, мы готовы рвануть и догнать страны Запада. Готовы! Но от готовности создать компьютер нового поколения до создания компьютера нового поколения, как от Урюпинска до Луны. Кто это будет делать практически? Ведь догонять-то надо не в копании огорода и не построении пирамид - как бы гениален менеджер ни был, если ему нечего продавать, то его гениальность может быть применена только к переделу собственности, но не к ее созданию. Так кто же в России будет создавать конкурентоспособные продукты? B research - есть кому. A в development некому! Надо смотреть правде в глаза: в настоящее время создание конкурентоспособных на мировом рынке технологий в России весьма проблематично, потому что их просто некому создавать.

Но что же все-таки делать? К счастью, ситуация совсем не так безнадежна. И главная возможность - в по-прежнему очень высоком уровне образования в России, начиная с бакалавриата и выше.

Каждый год Российскую Федерацию покидают десятки тысяч молодых людей, которые едут учиться на Запад. Приглашениями учиться за рубеж во многих вузах доски объявлений просто пестрят. В таких университетах, как Московский и Петербургский, на ряде факультетов эта цифра достигает 25% выпускников и даже более. О количестве тех, кто уезжает на учебу после школьной скамьи, можно сказать только, что их тоже весьма немало - точного числа, по-видимому, не знает никто. Оценки проще производить, так сказать, с другого берега. Только в одном Нью-Йоркском университете - около 4000 русскоговорящих студентов. Огромная цифра! А ведь этот университет, хотя, безусловно, очень хороший, ни по размеру, ни по рейтингу не входит в десятку лучших университетов США.

Как же вписываются русскоязычники в американскую науку, технологию и индустрию? Прекрасно вписываются! Среди десяти лучших проектов Massachusetts Institute of Technology за прошлый год более половины связано с русскими именами. Впечатляет? Но что это означает? Могли бы эти люди создать нечто подобной в России? Нет и еще раз нет. Но успешность в ведущих технологических центрах мира ученых и инженеров, получивших законченное или незаконченное высшее образование в России, говорит о том, что наше научное и инженерное образование, будучи дополненным американскими Masters или Ph.D. программами, может дать замечательные плоды!

Традиционно процесс отъезда с родины вызывает в России (в отличие от Франции, Германии, Англии и любой другой страны к западу от Калининграда) гнев, и его называют утечкой мозгов. И все наперебой предлагают методы борьбы с этим «негативным явлением». А если взглянуть шире? Ведь что получается: десятки, если не сотни тысяч людей русской культуры, чей родной язык - русский, получают образование в лучших университетах мира, и России это не стоит ни цента, ни рублика.

Иногда за обучение платят состоятельные родители, иногда страна пребывания - но не правительство России и не налогоплательщик. А ведь многие из этих молодых людей получают технологическое образование самого что ни на есть мирового класса. Да это же колоссальный стратегический резерв страны! Китай, например, на подобные программы тратил и тратит сотни миллионов долларов. А тут - даром! Просто золотой дождь.

Дело за малым: собрать драгоценные капли, чтобы не утекли. Но это не простое мероприятие, оно требует целенаправленных многолетних согласованных действий университетов, правительства, администрации президента, а возможно, и привлечения денег частных инвесторов. С полным пониманием того, что работа с интеллектуалами, в том числе молодыми профессионалами, за рубежом и привлечение их к сотрудничеству с Россией, а в более далекой перспективе -к работе заметной части из них в Российской Федерации - совершенно необходима. И что она многократно окупится. Это несравненно дешевле и эффективнее, чем создавать в высшей школе кафедры обучения технологиям XXI века за счет внутренних ресурсов - процесс, который может в лучшем случае растянуться лет на десять. Если не навсегда.

Как же привлекать русскоязычных интеллектуалов, находящихся за рубежом, в Россию? Это должно быть предметом самого серьезного обсуждения на всех уровнях. Со своей стороны выскажу несколько соображений, которые представляются совершенно бесспорными. Прежде всего, необходимо создать систему, при которой студенты могут приезжать в Россию из-за рубежа по приемлемым ценам на летний семестр (как это происходит, например, в Германии, Франции, США). Кстати, этот вопрос обсуждался во время интеллектуального моста «Россия – Запад» в Дубне и нашел положительный отклик у руководства нескольких университетов, депутатов Госдумы и в администрации президента. Несомненно, это правильная стратегическая линия.

Надо, чтобы у молодых русскоязычных людей, обучающихся на Западе, связи с Россией не ослаблялись, а развивались. Ведь это так важно - удержаться в Поле Русской Культуры! Ну, подумайте сами: почему вдруг в Соединенных Штатах появился Клуб веселых и находчивых"? И не одна-две команды, а целая лига? Ответ очевиден: потому что даже у тех ребят, которые выросли в Америке, тяга к русской культуре и русскому языку, переданная родителями, не угасла. Значит, необходимо создавать при консульствах Клубы Русской Культуры. Причем такие, чтобы членство в них было бесплатным или очень дешевым. И организовывать туристские поездки в Россию для молодежи, в которых и гостиницы были бы дешевы (кстати, такая система действует в Европе, необходимо лишь использовать ее опыт).

Надо, чтобы приумножались дружеские и деловые контакты. А тем временем создавать условия, при которых работа в России не только в финансах и маркетинге, но и для технических специалистов была бы привлекательна. И тогда через несколько лет эти результаты дадут о себе знать и принесут многомиллиардные плоды. Потому что эти люди окажутся одновременно вписанными и в западные технологии плюс бизнес, и в российскую жизнь. В Китае, например, именно подобная система обеспечила бурный подъем экономики, происходящий там в настоящее время. Так что будем надеяться, что в XXI веке технологии в России не будут казаться чем-то второстепенным по сравнению с наукой. И что инженер в России будет ничем не ниже в глазах общественности, чем ученый, хотя и те, и другие в шкале престижа сегодня в России стоят не слишком высоко. Ну а то, что и ученые, и инженеры - люди, от которых зависит благосостояние страны в наступившем веке, должны получать достойное вознаграждение за свой труд, соизмеримое с таковым на Западе, - это само собой, но это другая проблема.