Geum.ru

Коммунистическая идеология в конце 1980­х

Вид материалаЗакон
Подобный материал:
А. А. Улунян

Коммунистическая идеология в конце 1980­х

(несколько замечаний по теме)

В 1991 г. Джордж Ф. Кеннан написал о закономерной кончине официальной советской идеологии: «Идеология, унаследованная от Ленина, больше не была способна поддерживать систему. Она сохранялась как безжизненный ортодоксальный пережиток, и советские лидеры продолжали обращаться к ее ритуалам и риторике на всех официальных мероприятиях. Но она была убита в сердцах людей: убита колоссальными злоупотреблениями в предшествующие десятилетия, убита обстоятельствами войны, для которой марксистская доктрина не предлагала никаких объяснений, убита огромным разочарованием, которое последовало за этой войной. В 1970­х и начале 1980­х стало очевидным, что время, отпущенное созданной Лениным и Сталиным грандиозной властной структуре, истекало».

Первые серьезные попытки разрешить уже наметившиеся противоречия между реальностью и теоретическими построениями были предприняты в конце 1950­х, когда череда политических кризисов потрясла несколько стран советской зоны влияния в восточной части Центральной Европы — таких как Восточная Германия, Польша и Венгрия. В среде советских лидеров (в первую очередь среди тех, кто чувствовал приход новых тенденций относительно происходящего в мире) зрели, хоть и робкие, стремления отказаться от самых одиозных и устаревших концепций.

Во времена Н. Хрущева эту ношу на себя взвалил О. Куусинен. В своей записке, адресованной Хрущеву осенью 1957 г., он писал: «Я считаю целесообразным обсудить вопрос современного понимания диктатуры пролетариата в свете исторического опыта ее развития в СССР и других социалистических государствах».

Несмотря на традиционные для такого рода документов лингвистические особенности и демонстрацию чистосердечной приверженности к так называемой практике марксизма­ленинизма, автор тем не менее пришел к выводу, что «в настоящее время, когда диктатура пролетариата выполнила свои основные задачи в нашей стране и социалистическая система стала непоколебимо прочной, возможно и даже необходимо объявить диктатуру пролетариата пройденным этапом в истории советского государства. Диктатура пролетариата выросла в социалистическую демократию».

Этот лицемерный идеологический маневр не мог никого обмануть относительно подлинной позиции даже тех, кого можно назвать «умеренными» советскими идеологами (к коим принадлежал и О. Куусинен). Как раз в те дни, когда он подготавливал вышеупомянутую записку Н. Хрущеву, он отметил в своих личных записях, что «главной угрозой [Коммунизму] является ревизионизм.

Преувеличение национальных особенностей пролетарской революции и шаг в сторону от общепринятых истин марксизма­ленинизма, от всеобщего подчинения естественным законам социалистической революции, под предлогом наличия национальных особенностей… несомненно, наносит вред социалистической практике».

Все эти идеологические рассуждения совпали с серьезными и, в известной степени, драматическими событиями лета и осени 1957­го, хорошо известными из­за заговора против Н. Хрущева, организованного «старой сталинской гвардией», и ноябрьской встречи коммунистических и рабочих партий в Москве. Оба эти события оставили отпечаток как на происходящем внутри Советского Союза, так и на международном коммунистическом движении.

Было полезно вспомнить конец 1950­х, принимая во внимание события конца 1980­х, которые продемонстрировали зеркальный эффект в историческом процессе. Тридцать лет спустя была предпринята новая попытка обновить коммунистическую доктрину, на этот раз в рамках официально провозглашенной программы, которая возникла на исторической арене под названием «перестройка». Ее инициатор, новый генеральный секретарь КПСС М. Горбачев подчеркнул в своих личных записях, не предназначенных в то время для чужих глаз и опубликованных позднее: «1. Аппарат Старой площади (географическое место расположения центрального органа КПСС в Москве. — А. У.) препятствует установкам лидеров на осуществление пропаганды, соответствующей новым задачам… Все подразделения Ц[ентрального] К[омитета], занятые идеологической работой, должны быть соединены в одно. 2. Марксистская пропаганда осуществляется скучным образом, и молодежь теряет к ней интерес… 4. Если мы хотим поддержки нового курса, мы должны восстановить веру в социалистические идеалы… 6. Нет нужды угрожать советским людям американским оружием».

Одновременно с этим стал более очевиден новый советский подход к международному коммунистическому движению. В связи с этим более пристальное внимание необходимо уделить так называемому китайскому направлению, которое, по мнению новых советских лидеров, нуждалось в серьезных изменениях.

После смерти печально известного коммунистического диктатора Э. Ходжа в Албании в апреле 1985 г. албанское направление также привлекло внимание Москвы — советско­албанские отношения были полностью ­разрушены в 1960­х. В Восточном блоке и на Западе за идеологическим сдвигом в традиционной советской доктрине наблюдали со смесью надежды и опаски. Аналогичные чувства испытывали различные высокопоставленные партийные лица.

21 июня газета «Правда», рупор советского коммунизма, опубликовала большую статью, написанную первым помощником ведомственного главы ЦК КПСС О. Рахманиным и посвященную отношениям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран. Этот материал (подписанный именем «Владимиров»), демонстрирующий жесткий подход к объявленным политическим изменениям и открытый вызов умеренным политикам, прямо атаковал несколько коммунистических партий Восточной Европы и китайскую КП. Будучи несанкционированной и неутвержденной руководством КПСС, как это требуется, статья вызвала серьезное беспокойство в Кремле и восточноевропейских столицах. Москва опровергла статью «Владимирова» и через существующие внутрипартийные каналы оповестила об этом упомянутых в материале.

Таким образом, идеологическая сфера стала «тонким льдом» для всех, кто обдумывал возможность реформ в этой области. Противоречия в советских оценках состояния и перспектив международного коммунистического движения проявились осенью 1985 г. в предварительных документах по встрече партийных и государственных лидеров стран–членов Варшавского пакта и в экспертных материалах по теоретическим основам КПСС. В документе, подготовленном Академией общественных наук по заказу департамента отношений с коммунистическими и рабочими партиями социалистических государств ЦК КПСС и адресованном вышеупомянутому О. Рахманину, были опять раскритикованы несколько коммунистических партий Восточной Европы, включая румынскую и югославскую, за очевидную независимость в некоторых основных теоретических установках. Оценка общественно­политических перспектив коммунистического движения в странах Восточной Европы была дана советскими специалистами в публикациях «для внутреннего пользования» в более драматической манере. Им пришлось признать, что «промышленный пролетариат, как традиционное ядро рабочего класса и как основной носитель антикапиталистических настроений, а также как главный сторонник коммунистического движения, начинает терять свою прежнюю роль…»

Больше внимания уделялось реальности в полуконфиденциальном обзоре идеологических изменений, который распространялся только в пределах партии. Накануне очередного съезда КПСС, запланированного на февраль 1986 г., официальная советская пропаганда активно формировала в обществе высокие ожидания серьезных политических перемен. Вся атмосфера «приходящего нового времени», поддерживаемая руководством, была предназначена для стимулирования «позитивных чувств» среди населения. Но уже до съезда обозначились резкие противоречия между, с одной стороны, руководством отдела внешних связей КПСС, представляемым «несменяемым» Б. Пономаревым, и, с другой, представителями близкого круга Горбачева.

Принимая во внимание, что с идеологической точки зрения советская позиция относительно вопросов международного коммунистического движения и советско­американских отношений составляла настоящую идеологическую повестку дня, нужно заметить, что 1986 г. не стал поворотной точкой в этой области. Политический доклад ЦК КПСС на XXVII съезде включал тезис о том, что «общественный прогресс проявляется в развитии международного движения коммунистических и рабочих партий, в освобождении в настоящее время новой волны демократических движений, включая антивоенные и антиядерные [движения]». Это официальное заявление даже противоречило оценкам партийных экспертов, которые подчеркивали во внутрипартийных материалах тот факт, что «число коммунистов по всему миру уверенно растет, но этот рост происходит исключительно в социалистических странах».

Другая тема идеологического значения включала в себя отношение советских коммунистов к США. Партийные аналитики, видевшие трудности советской пропаганды против США, были вынуждены признать, что попытки Москвы побить Вашингтон в идеологической сфере «воспринимаются населением западных стран как направленная атака с целью подорвать ‘национальное единство’ и одновременно как демонстрация намерений СССР поместить ‘свободный мир’ в зону своего влияния». В качестве наиболее подходящего выхода коммунистические эксперты рекомендовали использовать алармистский подход к глобальным проблемам с тем, чтобы «использовать катастрофические настроения и страх будущего, широко распространенные на западе».

Несмотря на все усилия следовать старому курсу, существовали новые тенденции в мировом развитии, которые серьезно влияли на так называемый «идеологический арсенал» СССР. В июле 1986 г. отдел внешних связей аппарата КПСС под руководством А. Добрынина заказал партийной Академии общественных наук аналитический материал на тему состояния международного коммунистического движения и, в особенности, его европейской части. Серьезное внимание в заказе было уделено идеологическим вопросам.

Авторы документа, который вскоре был послан в центральный орган КПСС, вынуждены были признать, что большинство коммунистических партий Западной Европы отстали от хода событий и не имеют ясного понимания необходимости обновления своего идеологического багажа. Более того, эксперты уже договорились использовать концепцию «нового интернационализма», выдвинутую ранее итальянской, испанской и французской партиями, за которую они были подвергнуты резкому осуждению со стороны того же Советского Союза.

Анализ советского пропагандистского материала конца 1986 — начала 1987 гг. приводит нас к заключению, что стойкая агрессивность многих теоретико­идеологических директив уменьшилась к середине осени 1987 г., хотя и не кардинально. Важным признаком этого процесса была встреча в Кремле между М. Горбачевым и представителями левых, левоцентристских и коммунистических партий 3–4 ноября 1987 г. Очень медленный и робкий отход от традиционных советских идеологических постулатов нашел свое выражение в попытке подготовить почву для довольно­таки противоречивой попытки объединить левые, коммунистические и социально­демократические идеи, которую предпринял один из советских лидеров со своими советниками. В некотором роде этот факт был обусловлен серьезными изменениями прежде всего в таких областях, как отношения между Советским Союзом и Западом, а также ситуация в Восточном блоке. Большее значение придавалось сотрудничеству между социал­демократами и коммунистами.

К зиме 1988 г. идеологические перемены и все, что с ними связано, разбудили недовольство среди высокопоставленных членов партии. Февральский пленум ЦК КПСС, состоявшийся 17–18 февраля 1988 г., на котором дискутировали два основных оратора — М. Горбачев и противостоящий ему Е. Лигачев, ясно показал, что пришла новая волна внутрипартийного сопротивления. Первым серьезным проявлением тех, кто был против новых тенденций, стала публикация в номере газеты «Советская Россия» от 13 марта 1988 г. письма Н. Андреевой под заголовком «Не могу поступиться принципами». Этот документ был расценен многими в СССР как политическая платформа противников перестройки, за которой стояли Лигачев и некоторые другие партийные функционеры.

В это время ситуация в СССР и странах Восточной Европы ухудшалась как в политическом, так и в экономическом смысле. К декабрю 1988 г. серьезность происходящего в СССР заставила даже аналитиков американской разведки прийти к заключению, что «существует вероятность того, что экономическая программа Горбачева закончится крахом. Неудачи, такие как распространенные прекращения работы из­за реформ и глубокое падение индикаторов производительности, могут усилить консервативную оппозицию. Такие тенденции, вкупе с продолжающимся беспорядком национального характера, могут заставить руководство совершить значительный шаг назад». Это заявление наилучшим образом показывает ненароком приходившую на ум память о предыдущих попытках Советского Союза провести реформы и их печальных результатах.

При советском режиме идеологическое основание политических и экономических перемен играло важную роль и могло предопределить как их успех, так и неудачу. Тесная взаимосвязь между советским и восточноевропейским геополитическим пространством требовало одновременных и до некоторой степени идентичных идеологических и политических реформ.

Политический кризис в Чехословакии в конце 1960­х и в Польше в начале 1980­х значительно повлиял на коммунистический мир, показав значимость всего Восточного блока. На этот раз Кремль должен был дать толчок к идеологическим изменениям, нацеленным на реформирование явно консервативных марксистско­ленинских курсов партий­сателлитов Восточной Европы. Некоторые из коммунистических лидеров Восточной Европы пытались продемонстрировать готовность последовать новому курсу, представленному советским руководством под кодовым именем «перестройка».

Советские партийные эксперты, ссылаясь на ситуацию в таком вернейшем союзнике СССР, как Болгария, информировали отдел внешних связей ЦК КПСС, что «настоящая общественно­политическая ситуация в Народной Республике Болгарии характеризуется нарастающими экономическими, социальными и идеологическими противоречиями… Личный имидж Т. Живкова и доверие к им проводимой политике упали до критически низкого уровня… Теоретические инновации, содержащиеся в речи [с которой Т. Живков выступил перед представителями болгарской интеллигенции], похоже, показывают потенциальную способность лидеров страны переосмыслить теорию и практику построения нового общества и укрепить амбиции Б[олгарской] К[оммунистической] П[артии] относительно главенствующих позиций в социалистическом мире». Рассматривая ситуацию в Польше, которая была еще одним союзником СССР, хоть и самым сомнительным, советские эксперты в апреле 1989 г. на ­специальной сессии Академии общественных наук при ЦК КПСС, посвященной анализу внутренних дел Польши, пришли к выводу, что «очевидное изменение отношения Запада к ПНР имеет место. При администрации Рейгана Польша считалась слабым звеном в социалистическом сообществе… в настоящее время Запад рассматривает ПРП как катализатор постоянного идеологического волнения, призванного заставить Советский Союз продемонстрировать больше гибкости в рамках Варшавского пакта».

К началу лета 1989 г. все эти заключения и рекомендации, предложенные советскими партийными экспертами, стали терять свою значимость из­за растущих антикоммунистических настроений в Восточной Европе. Падение Т. Живкова в Болгарии и семьи Чаушеску в Румынии осенью 1989 г. послужило импульсом процессу, известному как «бархатные революции». Идеология коммунизма стремительно раскрывала свою слабость и неуместность в новой ситуации.

Аналитики американской разведки, рассматривая ситуацию в Восточном блоке, отмечали в ноябре 1989 г. (за один месяц до падения Н. Чаушеску), что «демократизация ускорит фрагментацию системы [СССР] и сделает невозможным принятие с необходимой строгостью мер по экономическим реформам… События в Восточной Европе безусловно сыграют свою роль в определении сценария, которому последует СССР в ближайшие два года. До тех пор, пока трансформация в Восточной Европе не выйдет из­под контроля, она будет усиливать тенденцию к радикальным реформам в Советском Союзе. В маловероятном случае, если Москва посчитает необходимым использовать советские войска для восстановления порядка и прекращения дезинтеграции Варшавского пакта, перестройке в СССР будет нанесен серьезный, если не фатальный, удар». Среди принадлежащих к ближайшему кругу М. Горбачева, который был ответственен за идеологическую сферу политики КПСС и который участвовал в партийной работе между КПСС и правящими коммунистическими партиями Восточной Европы, ­росло беспокойство относительно грозящего распада Восточного блока из­за идеологической стагнации местных коммунистических партий под предводительством консервативных элементов и из­за усиления противостоящих им сил, придерживающихся антикоммунистической платформы. В. Медведев, ответственный за поддержание отношений между Москвой и ее восточноевропейскими союзниками, в деталях рассмотрел этот процесс.

Серьезность ситуации была очевидна для зарубежных аналитиков — в особенности для тех, кто участвовал в экспертных оценках разведки. Весной 1990 г. представители американского штаба разведки написали в специальном отчете: «Последние политические события в Восточной Европе будут способствовать дальнейшему разрушению уверенности Советского Союза в его союзниках. Москва не может полагаться на не­советскую поддержку через страны Восточной Европы, чья враждебность больше не скрывается и не сдерживается».

Держа под наблюдением все происходящее в Восточной Европе и принимая во внимание внутреннюю ситуацию в СССР, реформаторское крыло КПСС пыталось избежать восточноевропейской модели развития событий. На пленуме ЦК, проходившем 5–7 февраля, М. Горбачев и его ближайшее окружение настаивали на принятии новой идеологической платформы до XXVIII съезда КПСС и призывали двигаться «Вперед, к гуманному демократическому социализму». На этот шаг, предпринятый реформистами, повлияла внутренняя ситуация в СССР. 

В аналитической записке, подготовленной весной 1990 г. Академией общественных наук и адресованной ЦК КПСС, было написано: «Вместе с логичным отказом от иллюзий и старомодных идеологических догм мы наблюдаем также некоторый сдвиг общественного мнения к другой крайности, т. е. к недовольству социалистическим выбором, полному отрицанию пройденного исторического пути… Позиция значительной части рабочего класса вызывает серьезные опасения. Ее вера в успех перестройки, отношение к В. И. Ленину не являются авангардными. Это относится и к рабочей молодежи, и к старшим рабочим». Быстрая деградация коммунистической идеологии в ее колыбели — в СССР и Восточной Европе — подорвала всю систему, основанную на ней. Последняя попытка, предпринятая в СССР консерваторами в августе 1991 г., полностью завершила этот процесс.