Умозаключение это такая форма мышления, при которой из имеющихся посылок, из известных данных выводится новое знание. Это форма выводного зна­ния

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2
Индукция. Разработка Бэконом индуктивных мето­дов познания, обобщения ознаменовала собой начало новой эры в развитии науки — эры опытного обоснова­ния сущности природы. Нельзя сказать, что в истории философии до этого полностью игнорировалось значение познания путем движения мысли от частного к общему. Аристотель, например, знал этот способ познания, но в силу исторических обстоятельств он односторонне подчеркивал роль дедукции. Огромное значение индук­ции состоит в том, что она акцентирует внимание на наблюдении и изучении отдельных явлений, фактов. Обобщение основывается на этом изучении отдельного и возможно лишь в результате движения мысли от еди­ничного к общему. Это неизбежный объективный закон познания, и всякая попытка обойти его ведет к идеа­лизму. Уже из этого видна связь, единство индукции и дедукции. Последняя немыслима без первой, ибо общее положение, служащее исходным моментом дедукции, есть результат индукции. Дедукция начинается там, где заканчивается работа индукции. Когда некоторые ло­гики, игнорирующие индукцию, заявляют, что общие законы, которыми оперирует, например, логика, незави­симы от индукции, от опытного знания, что это — за­коны, найденные умозрительным путем, то они исходят из чисто идеалистического понимания сущности общего, закона. Э. Гуссерль, например, заявлял, что умозри­тельно познанные закономерности независимы «от ка­ких бы то ни было фактов как в своем содержании, так и в своем обосновании» (19).

В действительности ни одна наука не обходится без использования познавательных возможностей индукции. Даже математика — наука преимущественно дедуктив­ная — строилась и развивалась при помощи таких способов, которые использовали индукцию, иначе пришлось бы признать ее аксиомы и принципы априорными.

Однако индукция имеет ряд существенных недостат­ков, без учета которых невозможно понять необходи­мость ее перехода в свою противоположность — в де­дукцию:

а) Полученные индуктивным путем выводы, обоб­щения проблематичны. Ее выводы не проблематичны лишь тогда, когда обобщение охватывает все явления данного класса или рода. Но, как правило, научное познание имеет дело с такими явлениями, количество которых неограниченно велико, вследствие чего охватить их все немыслимо. Индуктивное обобщение, основанное на наблюдении нескольких или даже многих единичных фактов, может привести и к ложному выводу. Откры­тие какого-нибудь нового явления, противоречащего по некоторым своим свойствам остальным явлениям этого же класса, может опрокинуть сделанное ранее обобщение. Следовательно, индукция, играющая важную роль в получении научных обобщений, не может быть приз­нана единственным способом, а лишь одним ив многих способов и путей, ведущих к этому результату.

б) Абсолютизация индукции как способа обобщения и выводного знания ведет к эмпиризму, к нагроможде­нию фактов по принципу «дурной бесконечности». Так как все факты и явления, на основании которых необходимо сделать общий вывод, невозможно ни перечис­лить, ни изучить, то абсолютизация индукции приводит к страху перед обобщениями, к боязни делать их под тем предлогом, что «не все явления еще изучены». Под этим предлогом в прошлом нередко скрывалась ненависть ко всяким законам, к смелым научным обоб­щениям. Конечно, сама индукция как способ познания неповинна в этом, но в ней заложена возможность такого подхода.

Бэкон в свое время призывал к открытию лишь «средних истин», стремясь удержать мысль от чрезмер­ных, не связанных с опытом, обобщений. Бэкон был прав по отношению к схоластическим обобщениям, производившимся чисто умозрительным путем. Вы­пячивание индуктивного метода служило этой цели Для развития науки характерно то, что с прогрессом знаний растет потребность во все более широких обобщениях, связывающих воедино законы объективного мира. Целью науки становятся уже не «средние», а наиболее обобщающие истины, но их-то уже нельзя получить при помощи одной индукции.

в) Индукция не способна рассматривать явления в развитии. Энгельс указывал, что относительные по­нятия, т. е. понятия, отражающие развивающиеся и изме­няющиеся явления, не поддаются индукции. Посредством индуктивных умозаключений можно получить вывод об общем, содержащемся в явлениях а, в, с и т. д., но дело в том, что каждое отдельное явление может иметь такие специфические особенности, которые являются зароды­шем чего-то нового, что не укладывается в понятие данного класса. Иначе говоря, индукция обобщает тождественное в вещах, но не их внутренние различия и противоречия, служащие источником развития. Одна индукция может привести к заблуждениям там, где особенно важную роль играет принцип развития, изме­нения, необходимость учета исторической изменчивости условий, в которых существуют и с которыми связаны явления.

Дедукция. Отмеченные выше ограниченности индук­ции свидетельствуют о том, что она должна быть до­полнена другим, противоположным ей направлением движения мысли. Ограниченность индукции состоит в том, что посредством одной индукции невозможно по­нять значение общего в познании явлений. Следова­тельно, наряду с ней должен существовать такой спо­соб познания, который акцентирует внимание на общем и показывает, как, идя от общего, мы познаем частное. Эту функцию выполняет дедукция.

Роль дедукции в познания была вскрыта еще на ранней ступени развития философской мысли, задолго до того, как был обоснован индуктивный метод умо­заключений. То, что было сделано в этом отношении Аристотелем, не утратило своей ценности и до настоя­щего времени. В его «Аналитиках» дан изумительно тонкий и глубокий анализ значения общего для позна­ния.

Аристотель выделяет три момента, имеющих важ­ное значение и свидетельствующих о преимуществе доказательства, идущего от общего к частному, перед противоположным путем.

1) «Тот, кто знает общее, — указывает он, — лучше знает [нечто] как присущее, чем тот, кто [знает] частное». Этот тезис он обосновывает тем, что в общем содержится больше непреходящего, чем в частном, которое менее устойчиво, подвержено случайностям и т. д.

2) Общее в большей мере отражает причину, чем. частное, «оно в большей мере [касается] причины и того, почему есть [данная вещь]». Эта мысль Аристо­теля чрезвычайно глубока, ибо знание вещей невоз­можно без знания их причины, закона, а это достигается путем обобщения.

3) «Чем более частным [что-то] является, — говорит далее Аристотель, — тем более оно подходит к беско­нечному, тогда как [доказательством] общего [дости­гается] простое и предел» (20). В этих словах Аристотель отмечает одну из ограниченностей индукции, заклю­чающейся в том, что она не устанавливает «предела» в изучении отдельных явлений, в то время как в общем достигается этот предел, выражается сущность вещей, уже не зависящая от того, основана ли она на изу­чении ста или тысячи отдельных вещей.

Эти положения характеризуют действительно то существенное, что свойственно общему в познании. Поскольку общее, точнее, существенно общее, выражает закон явлений, постольку без знания общего и движе­ния мысли от более общего к менее общему не может быть познания.

Дедукция, таким образом, восполняет те пробелы, которые отмечались при характеристике индукции: проблематичность, отсутствие предела в изучении част­ного и т. п. Однако и дедукция также имеет свои недо­статки, которые необходимо учитывать, чтобы не воз­водить ее в абсолют.

а) Прежде всего ее нельзя считать абсолютным способом выводного знания уже потому, что тот исход­ный момент, от которого она начинает свое движение знание общего само нуждается в обосновании и есть ре­зультат каких-то других способов познания, в той числе и индуктивного. Следовательно, своими истоками дедукция упирается в то, что не есть дедукция.

б) Сила дедукции состоит в движении мысли от общего к частному, но это определяет вместе с тем и известную ее слабость: дедукция допускает возмож­ность прямолинейного, непосредственного выведения отдельного, частного из общего. Исходной посылкой дедуктивного умозаключения является абстракция, фи­ксирующая тождественное в многообразии отдельных вещей. Стремление вывести непосредственно из абстрак­ции конкретные свойства единичного явления в тех случаях, когда исследуются сложные, опосредствован­ные многими связями явления, не может увенчаться успехом. Только учет многочисленных связей, опосред­ствующих данное явление и обусловливающих тот факт, что общее и единичное непосредственно не тожде­ственны, может привести к истинному познанию явле­ний. Даже если мы будем исходить из диалектического понимания природы общего как единства противопо­ложностей, т. е. единства общего и единичного, то это само по себе еще не обеспечивает истинного резуль­тата, поскольку в общем эти различия существуют в слитном виде и их нужно обнаружить путем тщатель­ного, конкретного анализа. Дедукция сама не может решить этой задачи, требуется ряд других способов и приемов познания (анализ и синтез, восхождение от абстрактного к конкретному и т. п.), чтобы указанная цель была достигнута.

Из краткого рассмотрения роли и значения индукции и дедукции вытекает ряд выводов относительно их ме­ста в диадектической логике. Прежде всего следует указать на существование неправильного мнения по этому вопросу. Согласно этому мнению исследование проблемы индукции и дедукции есть специфическая за­дача формальной, а не диалектической логики. Некото­рые логики считают совершенно излишней саму попытку истолковать эти приемы и способы мышления в духе диалектического материализма и включить их в арсенал марксистской логики. При этом они отрицают тот факт, что Маркс в «Капитале» использовал индукцию и де­дукцию при анализе капиталистического способа про­изводства (21).

Подобный взгляд неправилен уже потому, что сами творцы диалектической логики были иного мнения на этот счет. Основоположники марксизма не выбрасывали индукцию и дедукцию из диалектической логики. Энгельс резко критиковал «всеиндуктивистов» за что они рассматривали индукцию как единственно непогрешимый метод, за абсолютизацию индукции. За это же он подвергал критике и чистых «дедуктивистов». Собственное же понимание этого вопроса Энгельс выразил в следующих словах: «Вместо того, чтобы односторонне превозносить одну из них до небес за счет; другой, надо стараться применять каждую на своем месте, а этого можно добиться лишь в том случае, если не упустить из виду их связь между собою, их взаимное дополнение друг друга» (22).

В. И. Ленин, говоря о методе и способах исследования, примененных в «Капитале», включает сюда и индукцию и дедукцию (23). Да это и невозможно отрицать по существу, если проанализировать метод исследования в «Капитале» с данной точки зрения. Было бы непра­вильно не рассматривать вопрос о индукции и дедукции в диалектической логике на том только основании, что им занимается формальная логика. При таком подходе диалектическая логика не должна исследовать и проблему понятий. Конечно, в диалектической логике раз­рабатывается ряд специфических способов познания, которые не изучает формальная логика. Но это не исключает того, что она исследует и некоторые общие с традиционной логикой формы и способы человеческого мышления, только исследует их с точки зрения своих задач, под другим углом зрения. Это целиком относится и к вопросу об индукции и дедукции. Характерной особенностью подхода диалектической логики к этим способам познания является, во-первых, то, что последняя преодолевает разрыв между индукцией и дедукцией. который был свойственен старой логике и который до сих пор не изжит в работах некоторых современных логиков, считающих единственно возможной лишь дедуктивную форму познания. Этот односторонний подход основан на абсолютизации методов математической логики, хотя по существу и в этой последней дедукция предполагает предварительную работу индукции и дру­гих способов обобщения.

Недооценка индукции многими логическими позити­вистами обусловлена идеалистическим отрицанием того факта, что обобщение опыта дает знание закона явле­ний. Как мы уже показали на примере Рассела, опыт, с их точки зрения, может породить в человеке лишь веру, психологическую привычку верить в то, что за событием А последует событие В. Подобная оценка ин­дукции характерна и для Витгенштейна. «Процесс индукции состоит в том, — писал он, — что мы прини­маем простейший закон, согласующийся с нашим опы­том. Но этот процесс имеет не логическое, а только психологическое основание» (24). Марксизм признает цен­ность индукции как одного из способов познания на том основании, что в самой реальной действительности существуют законы, которые проявляются в отдельных явлениях, вследствие чего изучение последних приводит к правильным обобщениям. Поэтому процесс индукции имеет не психологическое, а логическое основание, т. е. он есть отражение объективной логики вещей. Таково же с точки зрения марксизма логическое основание де­дукции: ее корни не в чистой «логической необходи­мости», не в логике знаков, символов, языка, и т. п., а в объективных законах природы, отражаемы в про­цессе дедукции. Роль индукций и дедукции в познании объясняется объективной связью единичного и общего в самой действительности, переходами этих противо­положностей друг в друга. Но именно в силу того, что они противоположности, они невозможны одна без другой, они «единство противоположностей».

Во-вторых, индукция и дедукция не исчерпывают всего богатства форм умозаключения, способов позна­ния. Как было сказано, каждой из этих форм свой­ственны такие недостатки, которые ясно указывают на их ограниченное значение, на то, что процесс обобще­ния, выводного знания требует ряда других форм и способов. Такими способами познания являются ана­лиз и синтез, движение мысли от конкретного к аб­страктному и наоборот и т. д. Не будучи формами умозаключения в обычном смысле этого слова, они играют огромную роль в познании вообще, в получении истинных выводов в частности. Иначе говоря, все богат­ство логических средств и способов познания участвует в производстве научных заключений, в том. числе индук­ция и дедукция. В этом смысле Энгельс, например, противопоставлял индукцию и анализ. На примере изу­чения паровой машины он показывает, что не индукция, а анализ ее действия, отвлечение от побочных влияний, заслоняющих основной процесс, изучение ее в чистом виде привели к известным теоретическим результатам и что 100 тыс. паровых машин доказывали эти результаты не более убедительно, чем одна машина (25). Анализ — это уже особый, специфический способ исследования, с помощью которого раскрывается сущность вещей (о чем будет речь в следующей главе). Когда Эйнштейн указывает, что нет никакого индуктивного метода, кото­рый вел бы к фундаментальным понятиям и принципам современной науки, то он, собственно, имеет в виду ту же мысль о сложности и неисчерпаемости способов познания. Как уже было сказано, он придает большое значение творческой фантазии, которая, опираясь на исходные математические аксиомы, ищет обобщающих теорий, способных объяснить факты. При этом он не уставал подчеркивать, что опыт, опытные данные оста­ются и в этом случае верховным и «всемогущим судьей» теории (26). Особенность современной науки о при­роде, однако, состоит в том, что приговор опыта, прак­тики возможен лишь на основе «трудной работы мыс­ли», которая позволяет перекинуть мост между теорети­ческими аксиомами и опытными данными.

Если взять область общественных явлений, то уви­дим, что Маркс установил законы капиталистического, способа производства также не путем индукции; он не взял для исследования много капиталистических стран, для того чтобы на основании их изучения вывести какие-то общие заключения. Как он сам указывает, объ­ектом его изучения были законы капиталистического способа производства. Эти законы Маркс исследовал преимущественно на примере одной Англии, наиболее развитой в то время капиталистической страны. И тем не менее он сделал выводы относительно капитализма вообще; это удалось ему потому, что благодаря анализу сущности капитализма, его места в истории общества, качественного своеобразия, развития присущих ему про­тиворечий и т. д., он вскрыл его законы. Для Маркса было не столь важно, существовал ли уже капитализм в ряде стран и как его законы проявляются в этих стра­нах. «Существенны, — указывал он, — сами эти за­коны, сами эти тенденции, действующие и осуществляю­щиеся с железной необходимостью» (27). Путем одной индукции или дедукции невозможно было открыть эти законы, но при оценке значения этих законов для других стран известную роль они сыграли. На примере одной страны Маркс вывел законы капитализма, касающиеся всех других стран, развивающихся по этому пути. По­этому в предисловии к I тому «Капитала» он мог сказать, адресуясь к немецкому читателю, который стал бы доказывать, что в Германии-де условия отли­чаются от Англии и что законы капитализма на нее не распространяются: «О тебе эта история рассказы­вается».

В ходе исследования отдельных сторон капиталисти­ческого способа производства Маркс также использует индукцию, делает общие выводы при помощи наблюде­ний отдельных фактов. Так, например, приступая к изучению процесса превращения денег в капитал, Маркс указывает, что исходным пунктом движения капитала являются деньги. Так было исторически, так должно быть и логически. Чтобы в этом убедиться, указывает он, нет надобности обращаться к истории. «История эта ежедневно разыгрывается на наших гла­зах. Каждый новый капитал при своем первом появле­нии на сцене, т. е. на товарном, рабочем или денежном рынке, неизменно является в виде денег, — денег, кото­рые путем определенных процессов должны превра­титься в капитал» (28). Таким образом, общий вывод он делает на основании частных фактов, т. е. индуктивным способом. Но когда, установив этот простой факт, Маркс обращается к исследованию вопроса, каким об­разом деньги превращаются в капитал, то он делает это не путем индукции, которая не может решить этой задачи, а с помощью глубокого теоретического анализа сущности этого процесса. Решающую роль здесь играют другие способы исследования. Определив общую фор­мулу капитала, Маркс сопоставляет ее с формулой простого товарного обращения, вскрывает и общность и различие между ними, расчленяет процесс кругообо­рота капитала на его отдельные стадии, изучает каждую стадию отдельно (Д—Т и Т—Д). Весь этот процесс он берет в чистом виде, абстрагируясь от всех усложняю­щих моментов. Маркс обнаруживает глубокую противо­речивость этого процесса, заключающуюся в том, что капиталист должен купить товары по их стоимости, продать их по стоимости и тем не менее извлечь из этого процесса эквивалентного обмена стоимость большую, чем он авансировал. Вывод, который Маркс сде­лал из своего исследования о прибавочной стоимости как источнике самовозрастания капитала, явился ре­зультатом всего этого движения познания, в котором главную роль играла не индукция. Нельзя сказать этого в данном случае и о дедукции, поскольку Маркс отправлялся от уже готового общего результата, а ли исследовал его.

Наконец, в-третьих, индукция и дедукция, применяемые в диалектической логике, используются с учетом развития и изменения исследуемых процессов. Это можно показать на примере дедукции. В «Капитале» Маркс использует дедукцию как форму исследования тогда, когда он из общего положения (закона) о том, что все виды капиталистической прибыли имеют свои] источником прибавочную стоимость, выводит, «дедукцирует» соответствующие положения, касающиеся отдельных видов прибыли (процента, ренты, торговой были). Нельзя согласиться с тем мнением, что переход от прибавочной стоимости вообще к отдельным ее разновидностям регулируется не принципами дедукции а особыми принципами, определяющими порядок анализа сложной системы связей. Конечно, Маркс использует ряд логических способов и средств исследования этого вопроса, как например, восхождение мысли от абстрактного (прибавочная стоимость вообще) к кон­кретному (различные ее конкретные проявления), син­тез как способ соединения абстрактного и конкретного, тождества и различия, общего и единичного и т. д. Но нельзя исключать из числа этих способов и дедукцию, а тем более противопоставлять эти способы дедукции как форме, находящейся за пределами диалектической логики. Дедукция есть также один из способов «анато­мирования» связей между явлениями. Разве когда мысль движется от общего к частному, то это не вклю­чает в себя и момент дедукции, т. е. логическую опера­цию, помогающую установить связь между общим и единичным? Конечно, нельзя сложный процесс обобще­ния сводить только к этой операции. В диалектической логике это движение к общему значительно сложнее, чем в формальной логике. Здесь оно опосредовано рядом других моментов, особенно тем обстоятельством, что общее, особенное и единичное рассматриваются не как абстрактное тождество, а как тождество противопо­ложностей, что исследуемые явления берутся в разви­тии и изменении. Как было уже сказано, предшествен­ники Маркса пытались непосредственно дедуцировать из общего положения о стоимости все сложные явления капиталистической действительности. Маркс также шел в этом вопросе от общего к единичному, от абстракт­ного к конкретному, но он подчинял процесс дедукции диалектической теории развития, сочетал ее со спосо­бом исторического рассмотрения явлений, с диалекти­ческим синтезом общего и частного. Его дедукция - это не способ формального выведения частного факта из общего, а развитие из общего (закона) частных его проявлений в соответствии с историческим развитием самой действительности. Такой способ «дедуцирования» находит свое глубокое воплощение при помощи таких логических средств как анализ и синтез, восхождение от абстрактного к конкретному, к рассмотрению кото­рых мы сейчас переходим.


Примечания.
  1. E. Hartmann, Uber die dialectische Methode, S. 90.
  2. К. Маркс, Теории прибавочной стоимости, т. III, Партиздат, М., 1932, стр. 63.
  3. К. Маркс, Теории прибавочной стоимости, т. III, стр. 133.
  4. В. И, Ленин, Соч., т. 11, стр. 372,
  5. В. И. Ленин, Соч., т. 11, стр. 372.
  6. Л. Витгенштейн, Логико-философский трактат, стр. 6
  7. К. Маркс, Капитал, т, I, стр. 54 (курсив мой, — М, Р.).
  8. Там же, стр, 76.
  9. Л. Витгенштейн, Логико-философский трактат, стр. 64. 374
  10. Л. Витгенштейн, Логико-философский трактат, стр. 86.
  11. В. И. Ленин, Соч., т. 25, стр. 381.
  12. М. Борн, Эксперимент и теория в физике, «Успехи физических наук», т, LXVI, вып, 3, ноябрь 1958, стр. 360,
  13. В. И. Ленин, Соч., т 29, стр. 436,
  14. Ф. Энгельс, Диалектика природы, стр. 182,
  15. В. И. Ленин, Соч., т. 32, стр. 72.
  16. Дж. Ст. Милль, Система логики силлогистической и индуктивной, стр. 167.
  17. Там же, стр. 165.
  18. См. Дж. Ст. Милль, Система логики силлогистической и ин­дуктивной, стр. 279.
  19. Б. Рассел, Человеческое познание. Его сфера и границы, стр. 471.
  20. Э. Гуссерль, Логические исследования, СПб., 1909, стр. 62
  21. Аристотель, Аналитики первая и вторая, стр. 232, 233, 234.
  22. См. А. А. Зиновьев, О разработке диалектики как логики, «Вопросы философии* № 4, 1957, стр. 188—190.
  23. Ф. Энгельс, Диалектика природы, стр. 181.
  24. См. В. И. Ленин, Соч., т. 38, стр. 136.
  25. Л. Витгенштейн, Логико-философский трактат, стр. 93.
  26. См. Ф. Энгельс, Диалектика природы, стр. 181.
  27. См. А. Einstein, Mein Weltbild, S. 239. Следует отметить, что Эйнщтейн ошибочно полагал, что задача науки состоит в том, чтобы чисто умственный путем обнаружить какие-то основополагающие теоретические принципы, из которых затем нужно с помощью дедукции объяснить и вывести соответствующие опытные факты и данные.
  28. К. Маркс, Капитал, т. I, стр. 4.
  29. Там же, стр. 153.