В. И. High hume (биовласть и биополитика в обществе риска) Москва

Вид материала

Документы

Содержание Заключение. Социополитические проблемы в системе современного естественнонаучного и социогуманитарного знания Консилиенс: Объединение знаний Одно из основных научно-философских направлений социобиологии, целью которой является раскрытие и изучение биологических законов

Подобный материал:

• М. В. Гусева посвящается биополитика открытый междисциплинарный семинар, 578.2kb.
• Программа семинара-тренинга «Менеджмент риска в производственной деятельности» (8 учебных, 20.44kb.
• Концепция риска в современной социологии 3 Ульрих Бек: от индустриального общества, 399.88kb.
• Календарный план (весенний семестр 2010/2011 учебного года) лекций старшего преподавателя, 64.7kb.
• Литература 1 В. О. Ключевский. Неопубликованные произведения. Москва, Наука. 1983, 383.56kb.
• Программа повышения квалификации аудиторов № пк-22 «Оценка и анализ рисков при аудите», 35.26kb.
• А. А. Насонова канд экон наук, зам. Генерального директора Банка «Левобережный» (оао), 130.86kb.
• Внастоящей лекции представлена систематизация отечественных и зарубежных методов, 316.17kb.
• Рабочая учебная программа дисциплины «финансовая среда и предпринимательские риски», 139.59kb.
• Методика снижения риска травм и аварий на угольных шахтах путем стандартизации производственного, 317.93kb.

Заключение. Социополитические проблемы в системе современного естественнонаучного и социогуманитарного знания

В ходе этого исследования мы совершили в некотором смысле восхождение от феноменологического описания двусторонней рефлексии социополитических и эволюционно-биологических составляющих человеческого бытия (продуктом которой и является биовласть) к рассмотрению глобально-экзистенциальных аспектов развития этого феномена в контексте технологий управляемой эволюции. Результатом этого стала констатация приближения момента очередной смены ведущих форм эволюционного процесса (эволюционной сингулярности). Настало время вновь вернуться к прагматической интерпретации абстрактных логических конструкций – как мировоззренческого каркаса, вокруг которого строится здание будущей истории человечества.

Двухмерное (культурная и социоэкономическая политика) политическое пространство в эпоху технологий управляемой эволюции приобретает третье измерение - биополитическое. И при этом по своей значимости именно принимаемые сейчас биополитические решения отбрасывают наиболее длинную тень на будущее человечества. Цена выбора в этом случае в долговременной перспективе потенциально оказывается наиболее высокой – судьба человечества и судьба разумной жизни, всего-навсего. Породил эту ситуацию «научно-технологический прогресс». Но может ли наука дать надежные ориентиры в ее разрешении и разработать алгоритм принятия безошибочных выбора?

В своей опубликованной в конце 90х годов ХХ века книге « Консилиенс: Объединение знаний», а позднее в интервью обозревателю газеты Atlantic Unbound» Тоби Лестеру¹ один из основоположников социобиологии Эдвард Уилсон, формулирует два фундаментальных с точки зрения методологии и естествознания, и гуманистики тезиса:

• во-первых, развитие современной цивилизации делает абсолютно необходимым (и неизбежным в случае благоприятного сценария будущего человечества) синтез естественнонаучного и социогуманитарного знания;
  
• во-вторых, этот синтез осуществиться на основе концептуальной базы и понятийно-категориального аппарата естествознания (биологии– по преимуществу), поскольку для гуманитариев «поздно начинать поиски основополагающей дисциплины по примеру естественных наук, зарядившихся энергией для своих впечатляющих успехов,.. звезда философии закатывается».
  

С первым тезисом, очевидно, согласится большинство ученых-естественников, гуманитариев и технологов современности. Относительно второго утверждения такого не скажешь. Мысли о том что интеллектуальный потенциал философии исчерпал себя, высказывались со времен возникновения позитивизма. Э.Уилсон ссылается на то что большинство выдающихся философов современности на самом деле, разрабатывают либо теоретические проблемы фундаментального естествознания, либо истории культуры, либо социально-этические и политические коллизии, связанные с развитием культуры, технологии. Вероятно, это справедливо.

Но вывод из этого можно сделать и прямо противоположный и он будет не менее логически обоснованным. В кантианской философской традиции возникновение разумной жизни оказывается равнозначным прыжку из «царства необходимости в царство свободы», ибо только человеческий Разум способен совершать нравственный выбор, не связанный напрямую с его биологической природой, и даже вопреки ей. Но последняяя все же сохраняет свое значение – некоего ограничителя, ставящего определенные рамки соокупности возможных путей рациональной социальной политики. За их границами наиболее рациональные преобазования общества и культуры обращаются в свою противоположность. История социальных экспериментов ХХ столетия – тому подтверждение. Следующий шаг научно технологических инноваций – свобода выбора привела в конечном счете к возможности свободно изменять нашу биологическую основу. И (парадокс) человек вновь чувствует себя несвободным: перенося границы собственных возможностей он не способен сделать несуществующими само существование этих границ, но взамен изменяет критерии целесообразности сделанного ранее выбора.

ХХ век называли по-разному: «Век социальных революций» и «Век мировых войн», «Век атома» и «Век космоса», «Век информатики». Символично, однако, что на протяжении всех ста лет со времени вторичного открытия законов Менделя, даты считающейся официальным днем рождения новой науки, генетика оставалась в центре внимания и научного сообщества, и общественного мнения в целом. «Эгоистичный ген, ген шизофрении или ген гомосексуальности. Что это - наука или политика? Генетика или евгеника?» - спрашивает один из участников проекта Европейского Сообщества «Этические и философские перспективы генетического скрининга Э. Белси (1995 г.). И продолжает уже без иронии: «Сейчас вновь встает вопрос о природе науки: где пролегает граница ее компетенции. И это вновь возвращает вопрос об этических ценностях и научном редукционизме. Где (если она существует) связь науки и этики [values]? Являются ли этические ценности внешним приоритетом, действующим на стадии формирования исследовательских программ, или внутренним и присущим самой природе науки фактором? И может ли наша целостная картина мира быть редуцирована к научному объяснению, и, в особенности, может ли любой аспект жизни, прежде всего жизни человеческой, быть редуцирован к генетике?» [Belsey, 1995]. Наука не может решить самостоятельно те проблемы, которые выходят за рамки ее концептуального поля – постижение объективной истины. Между тем именно от конкретного решения этих вопросов зависит судьба человечества. XXI век – это не только век биотехнологии и генетики, это – век практической философии. Методология научного познания имеет, как выяснилось, не только логическую но и весьма существенную ценностную компоненту, выходящую за пределы собственно познавательной деятельности. Философско-антропологическое и эпистемолого-методологическое осмысление феномена биовласти формирует весьма важное концептуальное поле гуманитарного и естественнонаучного знания.

На смену декартовскому «человек – машина» пришла иная метафора, иная когнитивная модель – «человек – программа». Оказывается, к тому же, что оба этих афоризма способны объединиться в целостную идеологическую и методологическую концепцию. Это утверждение, может показаться, сформулировано излишне жестко. Но возьмем в руки одну из недавних публикаций военных медиков, посвященных проблемам отбора и в тех массовых профессиях, которые предъявляют повышенные требования к работающим: «Человек является информационной машиной. Зарождающиеся и уже существующие качественно новые информационные и энергетические связи делают современное общество, в том числе и производство как бы единым организмом... Следовательно, механизмы регуляции различных его функций, часто основанные на этических правилах, должны иметь природу, присущую целостному организму... На основе этого механизма нужно разрабатывать комплекс правил, регулирующих поведение указанной системы» [Кальниш, Ена, 2004].

И, наконец, информационная метафора-модель распространяется на вся Вселенная, весь макрокосм, вытесняя и подменяя систему причинно-следственных связей и всеобщих законов природы: «Если же Программа является такой составляющей мироздания, как пространство и материя, то тогда события развиваются по программно-следственному принципу, а причинно-следственные связи являются не более приближенным совмещением реализации Программы, которое (совмещение) тем точнее, чем ближе события находятся во времени и пространстве... События развиваются двухуровнево. Превый уровень  это программно-причинный. На нем Программа реализуется в соответствующие свойства материального мира. Свойства это проявления Программы  ее «фенотип». А свойства в их реальном сочетании в реальном мире и в реальных условиях образуют то, что и понимается под термином «причины». Они  причины  реализуют второй уровень развития событий  причинно-следственный» [Кордюм, 2006, с. 242-243].

Сейчас еще невозможно предсказать, укоренится ли вселенская «биоинфорационная» картина мира в когнитивно-познавательных механизмах нашего сознания, или сферой ее применимости исключительно останется микрокосм. Однако, независимо от этого, приведенные в настоящем исследовании факты свидетельствуют: функционирование государственной машины всегда имеет скрытую или явную биолого-генетическую компоненту, которая должна приниматься во внимание, особенно в современных условиях.

Термин биополитика (биополитология, biopolicy, biopolitics) появляется в начале 60х годов ХХ века. Очевидно, исходный импульс развитию этого направления дали статьи Л.Колдуэлла 1963 и 1964 гг. Дисциплинарная институциализация биополитологии началась спустя 5-10 лет, параллельно со становлением биоэтики Р. Ван Поттера. Ныне существует несколько биополитологических научных школ, наиболее влиятельными из которых являются американская (Л.Колдуэлл, Р.Мастерс, А.Сомит и др.), немецкая (Х.Флор, В.Таннесман и др.), голландская (В.Фалгер, Ван дер Деепс), греческая (А.Влавианос-Арвантис). В России центрами биополитологических исследований являются Москва (А.В.Олескин) и Санкт-Петербург (В.С.Степанов).

Изначально биополитология понималась как редукция социополитических закономерностей к биологическим. Такой вектор развитию биополитологии был задан еще Л.Колдуэллом, который в своей программной статье 1964 г. писал: «Биополитика – это полезное клише, обозначающее политические усилия, направленные на приведение социальных, особенно этических ценностей с фактами биологии» [Caldwell, 1964]. Однако дальнейшее развитие биополитологии выявило, на наш взгляд, очевидную односторонность методологии биологического редукционизма, применяемой изолированно от эволюционно-интегративной составляющей. Уже в процитированной выше статье тот же Л.Колдуэлл говорил о как о необходимости «синтеза научного знания и этических ценностей», так и об обязанности практической политики дать ответ на «взрыв[оподобное развитие – авт.] биомедицины и технологии» [Caldwell, 1964]. (Позднее очень близкие, если не текстуально совпадающие высказывания были сделаны Э.Сомитом и и С.Петерсоном (1979), Вигеле Р.Бланк и др. (цит. по: [Blank, 1982]) Гораздо более точным выглядит определение, согласно которому биополитика (биополитология) «релевантно определенным аспектам биологического знания» [Blank, 1982, p. 38]. В подтверждение можно привести классификацию биополитологической проблематики, приводимой в учебном руководстве по курсу «Биополитика», подготовленном сектором биосоциальных проблем биологического факультета МГУ им. М.В.Ломоносова (Москва, Россия) [Олескин, 2001, с.7]:

• Природа человека: биополитический подход;
  
• Эволюционно-биологические корни формирования политических систем;
  
• Этологические и физиологические основы политического поведения индивидуумов и социальных групп;
  
• Охрана биологического разнообразия экологической среды обитания человека;
  
• Криминальное и агрессивное поведение как следствие несоответствия биологических стратегий выживания и существующих в социуме этических систем;
  
• Биомедицинские (медико-этические) проблемы – аборт, эвтаназия, биотрансплантация и т.п.;
  
• Педагогические, образовательные и просветительские проблемы, связанные с созданием адекватной системы биологических знаний у населения;
  
• Социальные конфликты, обусловленные развитием генетических технологий и т.д. и т.п.
  

К этому необходимо добавить, что значение биологии, вообще, и генетики, в особенности для развития политологии и социологии не исчерпывается редукционистскими объясняющими схемами и эмпирическими фактами, выявляющими генетическую преемственность между механизмами биологической и социокультурной эволюции. Их влияние на гуманитарное знание, опосредуется системой менталитетета – через внедрение в ткань теоретических и методологических построений, способ мышления рядового «обывателя», эксперта и практического политика образов-метафор, служащих стержневыми, несущими элементами логических конструкций фундаментальных социополитических теорий и обыденного сознания. Как показывают специальные социологические и исторические исследования [Biology as Society, 1995] ( выделено нами – авт.), «три «большие» метафоры связывают пространство биологического и социального дискурса. Это метафоры организма, борьбы за существование и эволюции... Образные выражения и ключевые слова, воплощающие эти идеи, приобретают наддисциплинарный статус духовных универсалий эпохи». Они стали «универсальными идейными конструктами, мировоззренческими формами, в которых развивается человеческая мысль...» [Шмерлина, 2001] ( выделено нами – авт.)

К этому списку – борьба за существование/естественный отбор, организм, эволюция – с нашей точки зрения необходимо добавить еще одну – генетическая информация/программа. Именно последний образ в настоящее время обладает наибольшим формообразующим потенциалом (во взаимодействии с метафорами отбора и эволюции), существенно сузив сферу влияния и ослабив значение «организма» как стержневого элемента современных социополитических и идеологических конструкций.

Таким образом, взаимосвязь биологии и политологии приобретает глобальную культурно-философскую составляющую, и становится одним из факторов, определяющих вектор будущих трансформаций цивилизации.

Согласно современным справочникам термин «биополитика» оказывается полисемантичным по смыслу и поливариантным по происхождению. Согласно «Толковому словарю обществоведческих терминов» Н.Е.Яценко понятие «биополитика» может употребляться в трех различных и не полностью сопоставимых смыслах [Яценко, 1999]:

1. Одно из основных научно-философских направлений социобиологии, целью которой является раскрытие и изучение биологических законов, лежащих в основе поведения людей.
   
2. Комплекс теоретических идей, практических рекомендаций и действий экономического, экологического, правового, нравственного, политического и социального характера, связанных с пониманием и оценкой важности жизни на Земле, рассматриваемой как единое взаимосвязанное и взаимозависимое целое.
   
3. Расистская политика, представители которой пытаются оправдать некоторые политические агрессивные или прямые военные акты, исходя из биологического, особенно расового превосходства.
   

В первом значении этого слова биополитика соответствует методологии биологического редукционизма. Во втором – тот же термин действительно представляет собой естественную реакцию политологического мышления на появление в этом концептуальном поле новых идей, порожденных техногенной цивилизацией. О третьем понимании слова биополитика следует поговорить особо. Поскольку оно достаточно широко распространено на постсоветском политическом пространстве.

В своем учебнике “Геополитика” Ю.С. Тихонравов отождествляет термины биополитика и расизм: «поскольку в качестве идеологического направления гео­политика апеллирует к природным началам, ее можно отнести к так называемой «естественной (натуральной) идеологии». Сюда же можно отнести течение, родственное геополитике, также акценти­рующее внимание на естественных основаниях политических реше­ний, — расизм, который по аналогии можно назвать «биополити­кой» [Тихонравов, 2000, с. 33].

На наш взгляд подобная интерпретация является некорректной. Политические проблемы возникали и будут возникать там и тогда, когда социокультурное воздействие на психосоматическое бытие человека окажется дифференцированным в отношении различных социальных общностей. Понятие социальная общность изначально более многомерна в сравнении с расой, нацией, этносом. А, следовательно, биополитика не редуцируется собственно к своей этно- и расо-генетической составляющей, и, тем более, подобная редукция не может быть заменена чисто идеологической декларацией. Более того, подобные декларации оказываются достаточно опасными, поскольку устраняют из сферы методологического и научного анализа достаточно существенный фактор социального риска.

Очевидным образом различные аспекты биополитологии выходят за рамки «сведения» социальных закономерностей к их биологической основе. На наш взгляд в концепции автора (А.В.Олескина) упомянутого несколько выше руководства по биополитологии руководства остается, однако, не преодоленным некий дуализм редукционистско-биологического и гуманитарно-социологического подходов к определению содержания и методологии биополитологии. Между тем, опираясь на на методологическую и эмпирическую базу биологических наук, прежде всего, генетики и теории биологической эволюции, биополитология, по словам одного из американских экспертов – Семюэля Хайнса, (сказанным еще в 1982 г.), «биополитология должна найти свою [«экологическую»] нишу в рамках политологических дисциплин» и доказать «свою способность объяснить, если не решить, обоюдные противоречия (обычно расцениваемые как [концептуальные] дихотомии) внутри политологии, особенно во взаимоотношениях фактов и ценностей, эмпирических и нормативных концепций» [Hines, 1982].

К этому вопросу мы вернемся несколько ниже. Сейчас же отметим, что необходимость синтетической методологии биополитологических изысканий проявляется уже в спорах по поводу ее базисных терминов и предмета исследований. В англо-американской научной литературе понятию «биополитика» соответствуют две лексических конструкта – biopolicy, и biopolitics. Первым из них (biopolicy) обозначают политические аспекты интеграции биотехнологии и фундаментальных биологических концепций в культуру и экономику; второй термин (biopolitics) – соответствует собственно выявлению биологического фундамента, генетико-эволюционных истоков социополитических явлений и процессов.

Аналогичная неоднозначность (однако, несколько иная с точки зрения семантики) существует в русско- и украинско-язычных источниках:

·Биополитика – раздел политологии, предметом которого являются политические аспекты взаимодействия двух глобальных саморазвивающихся систем – социума и биосферы [Hines, 1982].

·Второй подход предлагает для обозначения того же самого концептуального поля как более адекватный по смыслу термин биополитология, оставляя за биополитикой в узком смысле этого слова только прикладные, практические коллизии и конфликты, связанные с социальным контролем психосоматических функций человека [Степанов, 1999].

Естественным, на первый взгляд, решением было бы чисто формальный перевод англоязычных терминов, с приданием каждому из них соответственного семантического содержания: biopolicy – биополитология, біополітологія; biopolitics – биополитика, біополітика.

Однако такой шаг не является, как мы считаем, оптимальным в глобально-методологическом аспекте, поскольку генетическая инженерия стирает грани между биополитическими проблемами, имеющими, так сказать, естественно-экологическое (взаимодействие социума и природы) и инженерно-технологическое (создание организмов с модифицированным геномом) происхождение.

С феноменологической точки зрения логический конструкт «биовласть» создает некое единое концептуальное поле, в сферу влияния которого потенциально и актуально включены

I. естествознание –

a) теоретическая биология (генетика),

b) (био)медицина,

c) (био-, генная)технология, с одной стороны и

II. социогуманитарное знание –

1. (био)политика,
   
2. (био)этика,
   
3. (био)философия,
   
4. (био)право,
   
5. (био)культурология,
   
6. демография,
   
7. социология, с другой.
   

Философский смысл трансформации цивилизационной адаптивной стратегии в условиях перехода Homo sapiens к самоконструированию и самоконфигурации оказывается равнозначным задаче сохранения человечеством идентичности и культурной преемственности при сохранении эволюционной пластичности и способности к познанию объективной реальности. Речь идет о нахождении некоего соответствия между эпистемологическими (познавательными) устремлениями и аксиологическими (ценностными) ориентирами человека. Два возможных альтернативных исхода можно считать безусловно, выходящими за границы приемлемых решений.

• Стагнация или резкое замедление темпов роста научного знания в силу неспособности человека выделить и принять объективную компоненту своих представлений о реальности, когда они вступают в конфликт с инвариантами культурной традиции.
  
• Разрушение социокультурной преемственности, сопряженное с технологическими преобразованиями материального носителя Разума.
  

Оба этих исхода означают коллапс техногенной человеческой цивилизации, утрату человеком сущностных характеристик, к числу которых относятся стремление и способность к познанию и преобразованию мира.

Человек должен оставаться человеком. А, следовательно, биополитическая методология должна базироваться на принципах согласования биологической, социокультурной и технологической адаптации на всех уровнях психосоматического бытия. В представленной ниже схеме (табл. 2) выявляется достаточно четко многоуровневый, системный принцип формирования биополитологического концептуального поля, биополитической практики и соответствующих им трансформаций социополитических институтов.

Далее, приведенная схема носит гипотетико-прогностический характер – некоторые ее элементы в настоящее время существуют не актуально, а лишь как потенциальные тенденции развития. Прежде всего, это касается предполагаемого возникновения в будущем неких нормативно-контролирующих органов биовласти.

Необходимо сделать несколько уточняющих замечаний.

Прежде всего, к сфере теоретических основ биополитики отнесены:

• биоправо – разработка системы нормативных актов, регулирующего отношения индивида как некоего биосоциального существа с себе подобными и с социоприродной средой в целом;