Избранные творения. Житие
| Вид материала | Документы |
- Дом задание, 40.6kb.
- Краткое изложение житие протопопа аввакума, 127.34kb.
- Житие Сергия Радонежского -житие протопопа Аввакума -повесть о Шемякином суде Русская, 26.57kb.
- Литература Учебный материал, 94.56kb.
- Житие Александра Невского. Житие Бориса и Глеба. Ж. Б. Мольер. «Мещанин во дворянстве»., 15.22kb.
- Житие протопопа аввакума, им самим написанное, 4379.65kb.
- Праздник Новолетия считается годовщиной сотворения мира, точнее, годовщиной завершения, 51.53kb.
- Протопоп аввакум подвижник истинной веры, 113.47kb.
- Преподобный Никодим Святогорец Эортодромион или толкование на песенные каноны Господских, 195.4kb.
- Житие Сергия Радонежского. Житие протопопа Аввакума Задонщина. Иларион. Слово о закон, 164.5kb.
И приникнув к тому оконцу, увидали они внутри пещеры жилище, где сидел в последней нищете человек, облаченный в бедное рубище, а с ним рядом сидела его жена, слаще брашен поющая ему песнь. Перед ним же на твердом камне стоял некто красен и высок, поднося ему пищу и черпля вино. И в тот миг, как принял человек чашу, так с великой радостью стали они венчать его хвалою.
Сии же вся соглядав царь, призва своя другы и рече к нимь: «Оле чюдо, мои друзи! Видите, како худое се и потаеное житие честнѣе нашея державы веселится и свѣтлѣе внешних внутрьняя сияють!»
Увидавши все это, царь призвал своих друзей и сказал им: «Что за чудо, друзья мои! Посмотрите, как эта нищая и безвестная жизнь честнее нашего величества веселится, как сияет внутреннее ярче внешнего!».
Сде бо слово поставлеше и на предреченаа възвратимся, разрѣшающи притчѣ съузъ успѣха ради простѣйших, а быстрии умом преже сказаниа си вѣдять. Последок же Слова подробну речемь.
Остановившись на этих словах, вернемся к прежде сказанному, чтобы открыть смысл притчи разумению простецов, — быстрые же умом и без объяснения все знают. Конец же Слова станем излагать подробно.
Град убо есть, братье,— съставление человѣчьскаго телесе, емуже творець и зиждитель Бог. А иже в немь людие — чювьственыя уды нарицаем: слух, видѣние, обоняние, вкушение, осязание и нижняя теплоты сверѣпьство. Царь же есть ум, обладаай всѣм тѣлом. Зѣло же есть благ, и кроток, и милостив — о своем бо телеси паче всего печется, тому ища потребных и крася его одежами. Добрѣ же смотрить своим людемь — от слышаниа бо добра высится, а от зла мятется, очима же похоть створит, а обонянию желание исполнить, устом же обьядение даеть, а рукама несытьство бранья богатьству створит, с тѣми и нижняго сверѣпьства свершаеть похоть.
Град, братья, — это состав человеческого тела, коему творец и зиждитель Бог. А находящимися в нем людьми органы чувств называем: слух, зрение, обоняние, вкус, осязание и низменный жар похоти. Царь — это ум, тот, что владеет всем телом. Сильно же он хорош, кроток и милостив — ибо о теле своем больше всего печется, ища ему потребное и украшая одеждой. А хорошо заботится о своих людях — значит, узнав о добром, возносится, а от злого расстраивается, очам позволяет хотение, обонянию исполняет желание, устам дает объедение, и руками ненасытно берет и присваивает богатства, вместе с тем и низменной чувственности совершает похоть.
Чим же единѣм не бѣ разумен? — Понеже не тако печашеся о души, якоже о телеси: ни помышляеть бо бесконечныя злѣ сде живущим мукы, ни готовится на будущаго вѣка праведником уготованую жизнь, не слышить бо Соломона, глаголюща: «Блажены, иже обрѣте мудрость, и смыслен, иже увѣда разум житьа сего».[58]
Чем же одним он неразумен? — Тем, что не печется о душе, как о теле: не вспоминает о нескончаемых муках живущим здесь во зле, не приготовляет себя для жизни будущего века, уготованной праведникам, не слушает сказанного Соломоном: «Блаженны обретшие мудрость и мудры познавшие смысл этой жизни».
Свѣтници же суть и друзи — житийскиа мысли, не дадуще ны о смерти помыслити. Бѣгство бо Книгы смерть нарицають, ибо и Христос жидомь глаголаше: «Да не будеть бѣгство ваше зимѣ, ни в суботу»,[59] сиречь — да не достигнеть тебе смерть в гресѣх, ни в праздник без покаяниа.
Советники же и друзья — житейские мысли, не дающие нам подумать о смерти. Ибо бегством Писание смерть именует, Христос ведь сказал иудеям: «Да не будет бегство ваше зимой или в субботу», что значит — да не постигнет смерть тебя в грехах или без покаяния в праздник.
Ратьная оружия пост, молитва, въздержание и телесную чистоту апостол нарицаеть, — «Възмѣте бо, рече, вся оружиа Божиа, да възможете противитися в день лют»,[60] — но сего мирьстии человѣци не любят держати.
Ратным оружием называет апостол пост, молитву, воздержание и телесную чистоту, — «ибо возьмите, — сказал он, — все Божие оружие, дабы смогли вы противиться в день лютый», — но не любят этого соблюдать мирские люди.
Нощь же есть свѣта сего мятежь, в немже акы в тмѣ мятутся, друг чрес друга в погибель сами себе порѣваемь, ли яко сном одержыми, не въздеримся от грѣха.
А ночь — это сумятица сего мира, в котором мы как во тьме мятемся и друг друга сами в погибель вреваем или, словно объятые сном, не удерживаемся от греха.
А еже в един час бысть велика по граду молва — то есть нечаемая на человѣка напасть: ли недуг, ли потоп, ли язва, ли к власти обида зла. Тогда всѣ житийскыя остануть мысли и иступление бываеть уму, — еже есть царев страх, и шествие по граду, и необрѣтение творящаго плищь. Никоторая же бо хитрость премѣнити възможет Божия попущениа, точию святых мужь молитва, истина же се есть. Петра бо от церкве за нь бывающия молитва от темници и вериг избави.[61] Слышим же и Павла к римляном глаголюща: «Паче силы оскорбѣша ны в Асии, яко не надѣятися нам и живота, но Бог избави ны вашими молитвами».[62] Аще ли не будут достойни живии о вещи Бога умолити, призываемь препочившая святыя. Свѣдѣтель же сему Исаия, иже смерть Иезекии от Бога подав, и пакы не токмо сдравие тому же Иезекыи принесе от Бога, нъ и граду избавление — «Но се ти, — рече, — дарова Бог Давыда ради отрока твоего».[63] Тако же и трие отроци моляхуся, глаголюще: «Авраама ради възлюбленаго, и Исака, раба ти, и Израиля святаго твоего», — того ради и в пламени не изгорѣвше изидоша.[64]
А что однажды сделался в городе большой шум — это нежданная напасть на человека: недуг, или потоп, или моровая язва, или на властей горькая обида. Тогда отходят все житейские мысли и происходит исступление ума, что означает царский страх, и поход по городу, и необретение производящего шум. И никакие ухищрения не переменят Божьего попущения, только святых мужей молитва, это истина. Петра ведь церковная за него молитва избавила от темницы и вериг. И Павел, знаем мы, говорил римлянам: «Сверх меры изнемогли мы в Асии, так что и не надеялись быть живы, но Бог избавил нас вашими молитвами». Если же недостойны будут живые умолить Бога о нужном, тогда станем призывать почивших святых. Свидетель, тому Исайя, что принес Езекии смерть от Бога, и снова тому же Езекии не только принес от Бога жизнь, но и избавление городу. — «Это тебе, — сказал он, — даровал Бог ради Давыда, отрока твоего». Так же и три отрока молились и говорили: «Авраама ради, возлюбленного тобою, и Исаака, раба твоего, и Израиля, святого твоего», — потому они и не сгорели и вышли из огня.
Да се есть подобно врея оного благоразумнаго свѣтника, еже не искати чаров, ни волхвов но вѣрою глаголати: «Благо мнѣ, яко смирил мя еси, да научюся оправданием твоим»;[65] и пакы: «Яко годѣ бысть Господеви, тако и бысть». Господь живить и мертвит, богатить и убожить, смиряеть и высить, и от болѣзни устрабляеть немощна.
А благоприятное время благоразумного того советника, это когда не ищут волшебства и колдовства, но с верою говорят: «Благо мне, что смирил ты меня, да научусь я наставлением твоим»; и еще: «Как Господу было угодно, так и стало». Господь животворит и мертвит, делает богатым и нищим, смиряет и возносит, и исцеляет от болезни немощных.
Гора же есть монастырь, в немже духовнаа оружиа на противнаго дьявола си суть: пост, молитва, слезы, въздержание, чистота, любы, смѣренье, покорение, люботрудие и несъние. К той горѣ благоразумный съвѣтник приводит царя, сиречь: печаль ума — к манастырю, то бо есть гора Божиа, гора тучна гора усырена, гора, юже благоволи Бог жити в ней. Приход же к горѣ — се есть обѣтное к Богу слово («Обѣщайте бо ся, — рече, — и въздадите»;[66] и пакы: «Въздам тобѣ обѣты моя, иже изрекосте устнѣ мои и глаголаша уста моя в печали моей»[67]).
Гора же суть монастырь, в котором духовное оружие на супостата дьявола вот что: пост, молитва, слезы, воздержание, чистота, любовь, смирение, послушание, трудолюбие и бдение. К той горе приводит благоразумный советник царя, то есть, печаль ума — в монастырь, ибо он — гора Божия, гора плодородная, гора, напитанная влагой, гора, в которой благоволил жить Бог. Приход же к горе — обетное к Богу слово («Обещайтесь, — сказано, — и воздадите»; и еще: «Вознесу к тебе обеты мои, те, что произнесли уста мои и изрек язык мой в печали моей»).
Приничение же к оконцю — еже слышати душеполезное учение. «Сказание бо, — рече, — словес твоих просвѣщаеть и разум даеть младенцем».[68] Пишет бо ся: «Възведохъ очи мои в горы твоя, отнуду же приде помощь мнѣ».[69] Яко ту рещи с Давыдом: «Господь съхранить вхожение мое и исхожение отселѣ и до вѣка».[70] Никого же бо Христос к покаянию нужею влечеть, но вещми разум дает, да от тѣх познавшим его и в небесное вводить царство.
Приникновение же к оконцу — это слушанье душеполезного учения. «Слова твои, — сказано, — просвещают и вразумляют младенцев». Писано: «Возвел я очи мои горе, откуда пришло спасение мое». Надобно тут сказать с Давыдом: «Господь сохранит вхождение мое и исхождение, отныне и до века». Ибо никого не влечет Христос к покаянию насильно, но посылает вразумление делами, чтобы того, кто через них познал его, ввести в небесное царство.
Пещера же глубокаа — церкы есть монастырска, пророкы дозрима, апостолы устроена, евангелисты украшена. А иже от нея свѣтлая сиящи заря — богохваленаа жертва, немолчьная алилугия псаломьстими гласи: «В нощех бо, — рече, — въздежете рукы ваша в святая и благословите Господа»,[71] и пакы — «Полунощи въстах исповѣдатися тебѣ»;[72] «Тако, — рече, — да просвѣтится свѣт вашь пред человѣкы, яко да узрять дѣла добрая ваша и прославять Отца вашего, иже есть на небесех».[73]
Глубокая же пещера — это монастырская церковь, провиденная пророками, устроенная апостолами, украшенная евангелистами. А сияющая из нее светлая заря — это служба Богу со славословием, немолчная аллилуйя псаломскими стихами: «Ночами, — сказано, — воздевайте руки свои в святилищах и благословляйте Господа»; и еще: «В полуночи встал я исповедаться тебе»; «Так, — сказано, — пусть просияет свет ваш пред людьми, чтоб увидели они ваши добрые дела и прославили вашего Отца небесного».
Внутрений же вертеп устав глаголю, апостольская преданиа келейнаго житья, в немже никтоже своевольство имать, но всѣм вся обьща суть, суть бо вси под игуменом, акы уди телеснии под единою главою, съдръжыми духовными жилами. А иже в нем сѣдяй мужь, в послѣдний жива нищетѣ, — се есть весь чернечьскый чин. Сѣдѣние же безмолвие являеть: «Рѣх бо, — рече, — схраню пути моя, да не съгрѣшу языком моим, онемѣх и смирихся, и умолчах от благ»;[74] и пакы: «Аз же яко глух, и не слышах, и акы нѣм, не отверзох уст своих»,[75] и прочаа подобна сим. А послѣдняя нищеты житье — сирѣчь от бѣлоризець осуженье, досады и укоризны, хулы и посмѣси, опытаниа, не бо тако мнять, яко Богу работающа мнихы, но акы прелестникы и свою погублеша душю. Того ради Павел глаголаше: «Бог ны апостолы послѣдняя яви акы насмертникы, яко позору быхом всему миру»;[76] и паки: «Уроди мы Христа ради, вы же мудри о Христѣ».[77]
Внутренней же пещерой называю я устав, апостольские заветы келейной жизни, где никому нет своеволия, но всем все общее, ибо все под игуменом, как члены тела под одной головой, связаны духовными жилами. А сидящий там в последней нищете муж — это весь чернеческий чин. Сидение же означает безмолвное отшельничество. «Изрек я, — сказано, — сберегу пути свои, чтобы не согрешить языком моим, смирился я и онемел, и отказался от благ»; и еще: «Я же, будто глухой, не слышал и, как немой, не отверзал уст своих», и другое, подобное этому. А житье в последней нищете — это от бельцов осуждение, досаждения и укоры, поношения, и насмешки, и любопытствование, ибо они принимают монахов не за людей, работающих Богу, но за притворщиков и погубителей своей души. Об этом говорил Павел: «Нас, последних апостолов, явил Бог словно смертников, ибо мы выставлены были на обозрение всему миру»; и еще: «Юроды мы Христа ради, вы же мудры о Христе».
А иже худыми оболчен рубы — се бес притчи слово: ту бо яриг, и власяница, сукняныя одежа, и от козьих кожь оболченья. Всяка бо добра риза и плотьское украшенье чюжь есть игумена и всего мнишьскаго уставленья, — «Иже бо, — рече, — Христос,— мякъкая носять, си в домѣх царскых суть»,[78] — но суть цѣломудриемь оболчени и правдою поясани, смѣрением украшени.
А что в худое одет рубище — тут речь без иносказания, ибо здесь рядно и власяница, и суконные одежды, и облаченья из козьих шкур. Ибо всякие богатые ризы и плотские украшения чужды игуменам и всему монашескому укладу, — «Те, кто носят мягкую одежду, — сказал Христос, —те в домах царских», — эти же облечены целомудрием, опоясаны правдою, украшены смирением.
Присѣдящиа же искрь своя ему жена — се есть неотлучающаася смертная память, сию сладкую поющи пѣснь: «Глас радости и веселиа в селѣх праведник»;[79] «Праведници в вѣкы живут, и мзда им от Господа»;[80] «Смерть праведнику покой»; «Богатьство иже мимотечеть, не прилагайте сердца»;[81] «Не помилую бо всѣх творящих беззаконие»;[82] «Того ради, — рече, — забых снѣсти хлѣб мой от гласа въздыханиа моего».[83]
Сидящая же с ним его жена — это непреходящая смертная память, поющая такую сладкую песнь: «Глас радости и веселия в селениях праведных»; «Вечно праведники живут и мзда им от Господа»; «Смерть праведнику покой есть»; «Если богатство мимо идет, — не прилагайте сердца»; «Не помилую никого из творящих беззаконие»; «Поэтому, — сказано, — забыл я съесть хлеб свой от плача моего».
Предстояй же ему он красный — Христос есть: «близ бо Господь всѣх боящихся его, хотѣние их исполнить и молитву их услышить»;[84] «се красен добротою паче сын человѣческ»;[85] «щедр бо есть и милостив Господь»;[86] «не приидох бо, — рече, — да ми послужать, но да послужу и положу душу свою избавление за многы».[87] Зѣло же высок есть — понеже Сын сый Божий, съшедый с небесе, и воплотися нашего ради спасениа и бысть человѣк, да человѣка обожить.
А предстоящий перед ним тот прекрасный — это Христос, ибо «рядом Господь со всеми боящимися его, желание их исполнит и молитву услышит»; «прекраснее он всех сынов человеческих»; «щедр и милостив Господь»; «не пришел я, — сказано, — чтобы служили мне, но сам я стану служить и положу свою душу во избавление за многих». Высок же он очень потому, что сын Божий, сшедший с небес, нашего ради спасения воплотился и стал он человеком, чтоб обожить человека.
Стоить же на твердѣм нашея вѣры камени. О сем бо Амос и Иеремѣя послушьствуета: он глаголеть: «И се человѣк высок стояше на твердѣм камени, призывая страны и питаа своя»;[88] Иеремия же рече: «Человѣк есть, и кто увѣсть и́. Но да явится странам, яко Бог есть».
А стоит он на твердом камне нашей веры. Об этом свидетельствуют Амос и Иеремия: один из них глаголет: «Вот человек высок стоял на твердом камне, призывая к себе все концы земли и питая своих»; Иеремия же сказал: «Он человек, и кто познает его. Но да уразумеют все концы земли, что он Бог».
Питаяй же и черпляй вино — всѣм вѣрным подаваяй честное свое тѣло в оставление грѣхов и святую свою кровь в живот вѣчный.
Подносит же он пищу и черпает вино — это верным всем подает он честное свое тело во оставление грехов и кровь свою святую ради вечной жизни.
Възбраняющия же другы — своя комуждо свѣсть. Въпиеть бо Павел: «Иже кто ясть хлѣб ось и пиеть чашю Господню, недостоин сый, грѣх собѣ ясть и пиеть, повинен есть тѣлу и крови Господни».[89]
Запрещающие же друзья — это собственная совесть каждого. Ибо взывает Павел: «Тот, кто ест сей хлеб и пьет Господню чашу, будучи недостоин, на грех себе ест и пьет, виновен он пред телом и кровью Господними».
А егда приимѣть мужь чашю, похвалами вѣнчають его — се разумѣй очистившихся покаяниемь и приимших животворную чашю в освящение души и в очищение телеси. Тогда бо богоотець Давыд хвалить пророческими гласы: «Блажени, имже отпущена суть безакониа, имже прикрышася грѣси, имже не вмѣнить Господь грѣха»;[90] и пакы: «Веселитеся о Господѣ и радуйтеся, праведники!».[91] Вѣнчаеть же Святый Дух, яко почиваеть на честных причастньцѣх, уже бо я обрѣте достойны собѣ ссуды и вселися в ня, измыша бо храм его слезами постлаша люботрудными молитвами, украсиша добродѣтелию, накадиша бо жертвьными въздыхании. Многою же радостию Христос с святыми ангелы веселится, «радость бо, — рече, — бывает на небеси о единомь грѣшници кающимся»,[92] «радуйте бо ся, — рече, — со мною, яко обрѣтох погыбшюю драхму».[93]
А как примет человек чашу и станут венчать его хвалою — тут разумей очистившихся покаянием и принявших животворную чашу на освящение души и очищение тела. Тогда возносит Бог Отец хвалу пророческими словами: «Блаженны те, кому отпущены беззакония, кому покрыты грехи, кому Господь не вменит греха»; и еще: «Веселитесь о Господе и радуйтесь, праведники!» Венчает же Святой Дух, ибо он покоится на честных причастниках, обрел он их достойными себе сосудами и поселился в них, ибо они омыли храм его слезами, выстлали его усердными молитвами, украсили добродетелью, окурили жертвенными воздыханьями. И великой радостью веселится Христос со святыми ангелами, ибо сказано: «Радость бывает на небесах об одном единственном кающемся грешнике», «радуйтесь, — сказано, — со мною, ибо я обрел погибшую драхму».
Се же вся соглядав, царь призва своя другы. Съгляданье — помышление есть благо, еже остатися от грѣховных обычай и научитися благоугодных, собрати же сего суетного житиа помыслы и окаяти сего свѣта лестнаго красная и речи соломоньскы: «О, суетие, суетою буди!»[94] Всяк бо человѣк сих ради нудяй себе трудомь, изножай себе в погыбель, и чюдится ангельскому богонабдимому иночьскому житию, и вся оставляеть, и ту саму телесную печаль, и тщится всяк человѣк по искушении телесных вещий о души попещися.
Все это рассмотрев, призвал царь своих друзей. Рассмотрение — это благое решение отстать от грешных привычек и научиться благим, собрать все помыслы этой суетной жизни и осудить все блага этого соблазняющего мира и, как Соломон, сказать: «О, суета, останься суетой!» Всякий человек, понуждающий ради этого себя трудом, спасающий себя от погибели, восхищается соблюдаемым Богом ангельским житием и оставляет все, и самую ту житейскую печаль, и стремится всякий человек, пройдя через плотские искушения, полечись о своей душе.
Сим же сице сказаном, и прочее без разума да не останеть. Не бо мы сей повѣсти творци есмы, но от богодухновеных вземлюще писаний, акы от постава уимше, и сия прѣзъкъ плетем; акы дѣтищь пред вашим отчьством нѣмующе вашю веселимь любовь.
Разъяснив все это таким образом, не оставим и прочее без рассмотрения. Ибо притче этой мы не творцы, но, заимствовав ее из богодухновенных писаний, словно взявши из поставца, плетем мы это плетение, как дитя, немотствуя пред вашей отеческой любовью, и веселим вас.
А се похвала мнихом, и познание Христовы благодати, и вшествие в вертеп, сирѣч пострищися, — от пророческых писаний скажем.
И вот по пророческим писаниям скажем похвалу монахам, и о познании Христовой благодати, и о вступлении в пещеру, то есть о пострижении.
Рече царь: «Како худое се и потаеное житие честнѣе нашея державы веселится и свѣтлѣе внутрьняя внѣшних сиають!» Се же есть умных человѣк помяновение души. «Не спасет бо ся, — рече, — царь многою силою»;[95] и всяка власть к грѣху причтена есть; а торгующим егда купля сдѣется, ту и грѣх свершится и ины вся житийскыя вещи. В нищетѣ же и в богатствѣ спону имуть к спасению семью и дом, того ради глаголет апостол: «Оженивыйся печется женою, како угодити женѣ, а неоженивыся печется, како угодити Богови»;[96] она печаль ведеть в муку, а си печаль — в вѣчную жизнь.
Сказал царь: «О, как эта нищая и безвестная жизнь честнее нашего величества веселится, как ярче внешнего внутреннее сияет!» Это умные люди вспомнили о душе. Ибо сказано, что «не спасет царя многая сила»; и любая власть причастна греху; и когда между торгующими совершается сделка, и тут грех случается и все прочие житейские вещи. В нищете и богатстве помехой спасению служат семья и дом, потому говорит апостол: «Женившийся печется о жене, как угодить жене, а неженившийся печется о том, как угодить Богу», та забота ведет в муку, а эта забота — к вечной жизни.
Худое же и потаеное житье мнишство являеть. На смирение бо и на покорение кождо в не грядеть, токмо о Бозѣ веселится, честь по своим трудомь от Бога и человѣк въсприемля. И древо бо не възраста дѣля высока, ни листвиа, но плода дѣля хвалимо бываеть; тако и мнихы не монастырь славныи творить, но добрая дѣтель мнишьская. И се явѣ есть от Феодоса игумена Печерьскаго, иже в Киевѣ,[97] понеже нелицемѣрно мнишьствова възлюбив Бога и братью свою акы своя уды; тѣмже и Бог възлюби и и мѣсто его ради прослави паче всѣх, иже монастырь в Руси. Сиа внутреняя добродѣтели святых калугер житиа паче мирскоѣ власти сияють чюдесы, и тѣх ради мирьскыа велможи свою покланяють мнихом главу, яко Божиим угодником достойную въздающе честь, по Господню словеси, глаголющю: «Приемляй праведника во имя праведниче мьзду праведничю приемлеть»[98] и прочая; и пакы: «Приемляй, — рече, — вас мене приемлеть»,[99] и прирече: «Не бойся малое стадо, яко благоволи Отець мой дати вамь царствие небесное»,[100] «иже бо оставить, — рече, — отца и матерь и имѣние имени моего ради, стократицею приимет и жизнь наслѣдить».[101] Сих ради обѣщаний всяк крестьянин нудится понести ярем Господень, рекше иночьскый чин на ся взяти.
Нищая же и безвестная жизнь означает монашество. Каждый туда идет на смирение и на покорение, одному лишь Богу радуется, принимая честь по своим трудам от Бога и людей. Ведь деревья хвалят не за высоту и листву, а за их плоды; так же и монахам не монастырь приносит славу, а иноческие добродетели. И это видно по игумену Феодосию Печерскому, по тому, как он без лицемерия иночествовал, возлюбивши Бога и свою братию как самого себя; потому и Бог его возлюбил и ради него прославил сие место больше всех монастырей на Руси. Эти внутренние добродетели жизни святых монахов сияют чудесами больше мирской власти, и потому светские вельможи склоняют перед иноками свои головы как перед Божьими угодниками, воздавая им подобающую честь по словам Господа: «Кто приимет праведника ради праведника, награду праведника приимет» и так далее; и еще: «Кто приемлет вас, тот меня приемлет»; и еще в добавок: «Не бойся, малое стадо, ибо изволил Отец мой дать вам царство небесное»; «тот, кто оставит, — сказано, — отца и мать и все, что имеет, имени моего ради, тому сторицею воздается, и вечную жизнь он наследует». Ради таких обещаний понуждает себя всякий христианин нести Господне бремя, то есть взять на себя иноческий чин.
Да речем уже оного царя вход. Поем бо свою единородную дщерь, внутр вертьпа входить. Дщерь же уму разумѣй душю, умородителна бо есть и обьщена ангельскым чином: «Творяй, — рече, — ангелы своя духы и слугы своя огнь полящь».[102]
Скажем же, наконец, о том царском входе. Ибо входит он, взяв свою единородную дочь, внутрь пещеры. Подразумевай под дщерью ума душу, ведь она рождается от ума и имеет общее с ангельским чином, ибо сказано: «Творит ангелами своими духов и слугами своими огнь палящий».
Дух бо на всю добродѣтель бодр и скор на теченье богоугоднаго подвига, но плоть немощна. Обаче вся служба ангельская и мнишьская одино есть: они бо и си, всю свою оставльше волю, Божию и игуменю повинуются повелѣнию, имже самь Господь мьздовъздатель противу трудом бысть. «Иже бо, — рече, — душю свою погубит моих ради словес, обрящет бо ю в вѣчном животѣ».[103]
Ибо дух бодр на всякое доброе дело и скор к шествию на богоугодный подвиг, а плоть немощна. Ангельское же и иноческое служение едины: ибо те и другие, оставивши всю свою волю, повинуются Божиим и игуменским повелениям, сам Господь воздает за труды им награду. Сказано: «Кто душу свою погубит за мои слова, тот обретет ее в вечной жизни».
То уже сам глаголет к внутрь стоящему: «Отверзи мнѣ врата правды, и, вшед в ня, исповѣмся Господеви, яко “взискающии его не лишатся от всякого блага”[104]».
Вот уже сам он говорит стоящему внутри: «Открой мне врата правды, и я войду в них и исповедаюсь Господу, ибо “взыскующие его не лишатся ни коего блага”».
Отвѣща предстояй он: «Си врата Господня, праведнии внидут в ня, и Господь не лишить добра ходящих не злобою зде. Ты же кто еси, тако дръзающий?»
Отвечает предстоящий: «Это врата Господни, и праведники войдут в них, Господь не лишит добра живущих здесь в кротости. Кто ж ты таков, дерзающий на это?»
И та рече: «Дщи убо есмь царева, “и приведутся царю дѣвы по ней”».[105]
И говорит: «Я — царская дочь, “и приведутся к царю вслед за нею девы”».
Отвѣща стояй: «Слыши, дщи, и вижь, и приклони ухо твое, и забуди люди твоя, и дом отца твоего, и въсхощеть царь добротѣ твоей, аще и черна еси».[106] — Сиречь, дондеже бо человѣк не останет ся телесных похоти и житийскых печали, душа его с Богом не смирится, не может бо Богу работати и мамонѣ. Черность же есть грѣх. «Смагла, — рече, — есмь, но добра».[107] Смагла убо первых дѣля cъгрѣшений и яже в миру житийскых вещи. Добра же бых — скораго ради покаяниа. «Черна