Документы и материалы к главе 11

Вид материала

Книга

Содержание Уинстон Черчилль о Сталине К дискуссии над книгой Суворова и его последователей. Международные специалисты Германские документы и аргументы Маршал А.В. Василевский о начале войны и Сталине

Подобный материал:

• Документы и материалы к главе, 527.7kb.
• Методические рекомендации документы и материалы вологда 2004 печатается по решению, 1341.7kb.
• Во второй главе рассматриваются вопросы, связанные с машинным распознаванием символов, 391.63kb.
• Сибирские переселения. Документы и материалы. Выпуск, 3072.96kb.
• Е. И. Рерих Прием документов в 2011 году осуществляется в период с 1 июля по 31 октября, 50.6kb.
• Содержание     восток дело тонкое, 423.2kb.
• Русская Православная Церковь в советское время (1917-1991) Материалы и документы, 8744.7kb.
• Компьютерной безопасности (в том числе безопасности в сети Интернет), 595.71kb.
• План. Введение, 946.41kb.
• Перечень основной и дополнительной литературы нормативные материалы, 23.5kb.

Уинстон Черчилль о Сталине

«Сталин был человеком необычайной энер­гии и несгибаемой силы воли, резким, жестоким, беспощадным... Он об­ладал способностью точно воспринимать мысли. Эта сила была на­столько велика в Сталине, что он казался неповторимым среди руково­дителей государств всех времен и народов... Он был непобедимым мастером находить в трудные моменты пути выхода из самого безвы­ходного положения. В самые критические моменты, как и в моменты торжества, Сталин был одинаково сдержан и никогда не поддавался иллюзиям. Он был необычайно сложной личностью. Он создал и подчи­нил себе огромную империю. Это был человек, который своего врага уничтожал своим же врагом. Сталин был величайшим, не имевшим себе равных в мире диктатором, который принял Россию с сохой, а оставил ее с атомным оружием».


К дискуссии над книгой Суворова и его последователей.

Из книги Уткина А.И. Вторая мировая война. М., 2002

Превентивная война или агрессия?

Как пишет классик английской дипломатической историографии А.-Дж.-П. Тейлор, Гитлер решил вторгнуться в Советскую Россию не потому, что она представляла опасность, а потому что ей будет очень легко нанести поражение. Вопрос о превентивной войне тогда даже не обсуждался. Как не обсуждался он и позже в нацистской Германии на стадии первых двух лет германской агрессии. Геббельс стал использо­вать эту идейную карту только при переходе Германии к тотальной вой­не. Даже наиболее убежденными идейными противниками Советской России этот тезис не использовался в пик холодной войны. Лишь не­сколько германских ученых используют тезис о превентивной войне, вне­сенный в российскую публицистику В. Суворовым.

Аргументация

Нацистская пропаганда и (немногочисленные) сторонники версии о превентивном характере нападения Гитлера на СССР опирались и опи­раются на одни и те же аргументы: Красная Армия концентрировала свои силы для удара; советская стратегическая доктрина была наступа­тельной; Сталин в своей речи 5 мая 1941 года перед выпускниками во­енных академий говорил о необходимости быть готовыми к войне.

Что доказывают эти аргументы? Ожидание Сталиным войны в буду­щем не означает, что Советская Россия готовилась ее начать. И преж­ние и открытые в 90-е годы документы подают советские стратегиче­ские оценки и планы 1941 года как реакцию на германские приготовле­ния на границе с СССР. Даже ревизионисты (скажем, немецкий историк Гофман) признают, что до июня 1941 года Красная Армия мобилизовала свои части лишь в западных военных округах³.

Что касается речи Сталина, то сразу же напрашивается вопрос, стал ли бы предельно скрытный Сталин излагать свои смертельно опасные планы перед сотнями молодых офицеров? Стоит ли забывать, что в се­редине июня 1941 года Сталин отказался принять предложение марша­ла Тимошенко объявить полномасштабную военную готовность войск в прифронтовых округах. Генеральный секретарь обратился к маршалу: «Но это означало бы войну, вы это понимаете?».

Красная Армия находилась в состоянии глубокой трансформации. В войсках был недокомплект офицеров (до одной трети). Координации действий между артиллерией и бронетанковыми частями практически не существовало, что принципиально обесценивало бы любые наступа­тельные планы. Но их не было вовсе. Немецкие историки задают во­прос: «Если бы вермахт начал наступление против Красной Армии, тоже готовой к наступательным операциям, то можно было бы ожидать ог­ромного числа свидетельств этой наступательной готовности в дневни­ках и мемуарах — тем более охотно это фиксировалось бы, что помога­ло бы отрицать преступления самой германской армии». Но признаков готовящегося похода на Запад немцы не видели. Потому что такой под­готовки не производилось.

Что не менее важно: ни на каком этапе в 1940-1941 годах германское военное командование никогда не осуществляло планирование, бази­рующееся на предпосылке необходимости предотвращения нападения Красной Армии. (В апреле 1940 года германская разведка (Fremde Heere Ost) не могла найти даже выдуманного, сфабрикованного аргу­мента о возможности выступления Красной Армии против Румынии. На всех этапах планирования все немецкие генералы были уверены абсо­лютно в превосходстве вермахта и не ограничивали это превосходство некой датой в будущем (как, к примеру, перед Первой мировой войной немцы нередко предусматривали потерю своего превосходства где-то в 1917-1918 годах). Известны слова Гитлера, обращенные к Кейтелю (об этом последний свидетельствовал на Нюрнбергском процессе): «Перво­классный состав высших советских военных кадров истреблен Сталиным в 1937 году. Таким образом, необходимые умы в подрастающей смене пока еще отсутствуют». Немцы были абсолютно (и справедливо) увере­ны в том, что элитарные боевые части Красной Армии (бронетанковые дивизии и бригады) не окажутся способными осуществить крупномас­штабные операции.

Военный атташе германского посольства в Москве генерал Кестринг придерживался твердого мнения, что в непосредственном будущем аг­рессивная наступательная политика для СССР невозможна. Генералы Марк и Лоссберг, ответственные за германское планирование в 1941 го­ду, безусловно исключали наступательные действия Красной Армии даже в случае нападения на нее. Гитлер во всех своих беседах этого периода говорит об «исключительной благоприятности момента». В его словах не было обеспокоенности некой русской угрозой. 8 мая 1941 года Вер­ховное командование вермахта подчеркнуло, что состояние Красной Армии «не улучшилось, ей не хватает хорошего руководства». Именно тогда Оберкомандо- Вермахт — германский генеральный штаб пришел к выводу, что «расположение советских войск носит оборонительный ха­рактер ввиду схемы расположения мобильных частей в тылу, что опре­деляет их функцию противостояния германским танковым дивизиям, когда те прорвутся сквозь русскую оборону. Такие мобильные русские дивизии были размещены в Пскове, Вильнюсе, Барановичах, Проскурове и Южной Бесарабии, то есть примерно в 140 км от границы, а псков­ская группа даже в 500 км».

Военный дневник ОКВ не содержит ни малейшего намека на угрозу предупреждающего удара Красной Армии. …

Глава ОКВ фельдмаршал Кейтель выступал против войны с Совет­ским Союзом — он не видел в этом необходимости. В августе он напра­вил меморандум с этой идеей Гитлеру: нет никаких оснований предпо­лагать, что Россия готовится к нападению на Рейх. Кейтель пытался в этом отношении заручиться поддержкой Риббентропа. Той же идеи придерживался генерал-полковник Гудериан. На вопрос, на какой день он намерен войти в Минск, Гудериан ответил Гитлеру — на пятый после начала войны (и вошел в Минск 27 июня). Можно ли представить боль­шее доказательство неготовности Красной Армии? Можно ли продви­гаться с такой скоростью в глубь территории противника, если он готов тебя атаковать?

Генерал Лоссберг, помощник Йодля в Вермахтсфюрунгсштабе — штабе командования вермахта — слышал вопрос Гитлера, сможет ли он нанести удар по Советскому Союзу после победы над Британией. Это не был вопрос об опасности русского удара в спину.

Немецкие историки упрекают ревизионистов, сторонников теории превентивной войны в том, что, во-первых, те отказываются учитывать нацистскую идеологию, критически важную при определении военных целей Гитлера. Во-вторых, Гитлер видел в уничтожении любой силы на континенте сокрушение Festtlandsdegen — континентального меча Брита­нии. В-третьих, известная речь Сталина о необходимости быть готовым к войне никак не взволновала германских военных. Именно по этому поводу генерал Типпельскирх (оберквартирмейстер германского гене­рального штаба) пишет, что «в высшей мере маловероятно, что Совет­ский Союз будет вести войну против Германии в обозримом будущем».


Международные специалисты

Необходимым оспорить точку зрения о превентивном характере вой­ны посчитал целый ряд историков, начиная с Г. Городецкого (Израиль), Д.М. Проектора, Й. Цукерторта, Б. Петровой. В целом историографические звезды первой величины в данном вопросе — Хью Тревор-Ропер, Герхард Вайнберг, Эберхард Екель, Аксель Кун, Андреас Хильгрубер считают, что намерение фюрера напасть на Советский Союз никоим образом не может быть объяснено в монокаузальной манере в ситуации 1941 года. Ответ на этот вопрос может быть дан лишь в контексте его Восточной программы, выработанной еще до 1933 года с целью захвата Лебенсраум — жизненного пространства на Востоке. Существует под­линное согласие в том, что в июне 1941 года «была начата не превен­тивная война, а началась реализация подлинных намерений Гитлера, которые были идеологически мотивированы»… Война Германии против Советского Союза бы­ла заранее спланированной агрессивной водном.

… Многолетний убежденный противник ста­линизма, коммунистической идеологии, которого трудно заподозрить в симпатии к сталинской России — американец А. Даллин призывает вы­сказываться с точки зрения здравого смысла: «Можно найти идеологи­ческие элементы в стандартных советских декларациях о ведении войны на территории противника, о том, что следует полагаться на помощь мирового пролетариата в случае войны — включая рабочий класс Гер­мании. Но утверждение о реальности советского нападения на Герма­нию в 1941 (или в 1942) году абсурдно»….

Начальник оперативного отдела ОКХ генерал Хойзингер вспоминает разговор между Гальдером и начальником разведки восточного направ­ления (Fremde Heere Ost), во время которого Гальдер задал вопрос, есть ли признаки того, что СССР готовится напасть на Германию? Ответ был таков: «По моему мнению, способ размещения сильных советских войск связан с опасениями относительно наших намерений». Гальдер: «Я согласен...». …

Германские документы и аргументы

О мнимой превентивности и о высшей степени самоуверенности Гитлера говорит проект его директивы № 32 под названием «Приготовления к действиям после осуществления плана Барбаросса», подготовленный 11 июня 1941 года. После завоевания Советского Сою­за предусматривалось: 1) сокрушение стратегических позиций Британии на Ближнем Востоке ударами с трех направлений — через Ливию и Египет к Суэцкому каналу, через Болгарию и Турцию к британским владениям на Ближнем Востоке, через Кавказские горы к Ирану и Ираку; 2) создание оперативной базы в Афганистане для броска в Индию со стороны севе­ро-запада (надеясь при этом на выступление Японии, как минимум, против Сингапура); 3) завоевание стратегических позиций в Северной Африке посредством захвата Гибралтара, испанских и португальских островов в Атлантическом океане; 4) создание базы в Западной Африке — Дакар, Конакри, Фритаун —для создания угрозы Соединенным Штатам. Гитлер называл это проведением Weltblitzkrieg — молниеносной войны в мировых масштабах.

… В последнее десятилетие появились свидетельства по меньшей ме­ре одного случая, предполагавшего предварить германское вторжение в Россию предупреждающим ударом. Согласно сведениям, представлен­ным историком Д. Волкогоновым и писателем В. Карповым, начальник генерального штаба Красной Армии генерал Жуков 15 мая 1941 года, безусловно убедившись в неминуемости германского нападения, пред­ложил предварить его выступлением Красной Армии. И Волкогонов и Карпов, согласно их утверждениям, видели соответствующий документ в личном досье Жукова в Министерстве обороны. Жуков предлагал использовать 152 дивизии. «Использовать эти войска к югу от Бреста-Демблина и в результате тридцатидневного наступления выйти к северу от Остроленки, реки Нарев, Лович, Лодзь, Крайтсбург, Опелеон, Оломоуц». В документе указывались направления и других ударов, прилагалась под­робная карта. Если бы Сталин внял совету Жукова (поддержанного — подписанного маршалом Тимошенко и адресованного Сталину и Молотову), война началась бы иначе. Впрочем, заместитель начальника гене­рального штаба (в 1991 г) генерал-полковник А. Клейменов утверждал, что документ этот не был подписан и никогда не обсуждался.

По-видимому, Жуков был в отчаянии от бездействия Сталина. Его предложение не было выражением философии наступления на Цен­тральную и Западную Европу, но смотреть спокойно на германские при­готовления Жуков, как представляется, не мог. Категорический отказ Сталина даже рассматривать это предложение стоит в ряду его других действий, направленных на умиротворение Берлина. В данном случае он не решился на шаг, оправданный с многих точек зрения. Ведь речь шла о судьбе страны, о жизнях миллионов ее жителей.

Маршал А.В. Василевский о начале войны и Сталине

Из книги Симонов К. Глазами человека моего поколения: Размышления о И.В. Сталине М., 1988.

Что сказать о последствиях для армии тридцать седьмого — тридцать восьмого года? Вы говорите, что без тридцать седьмого года не было бы поражений сорок первого, а я скажу больше. Без тридцать седьмого года, возможно, и не было бы вообще войны в году. В том, что Гитлер решился начать войну в сорок первом году, большую роль сыграла оценка той степени разгрома военных кадров, который у нас произошел. В Ленинградском военном округе «был ряд дивизий, которыми командовали капитаны, потому что все, кто был выше, были поголовно арестованы.

…Помимо событий тридцать седьмого — тридцать восьмого годов, большой вред в подготовке армии к войне принесли известные выводы, сделанные после испанской войны. Под влиянием таких, возвысившихся после испанской войны деятелей, как Кулик, были пере­смотрены взгляды на использование танковых войск, ликвидированы уже имевшиеся крупные механизирован­ные соединения, — пошла в ход теория, что они не нуж­ны, что танки нужны только непосредственно для под­держки пехоты. Заново крупные механизированные сое­динения стали создавать уже только перед войной, после того как немцы показали на деле, что такие соединения могут делать для разгрома противника. Была потеряна масса времени...

…Когда имевшие отношение к военному делу люди за­дают вопросы, имелись ли у нас перед войной оператив­ные планы войны, то это звучит по меньшей мере нелепо. Разумеется, оперативные планы имелись, и весьма под­робно разработанные, точно так же, как и мобилиза­ционные планы. Мобилизационные планы были доведе­ны до каждой части буквально, включая самые второсте­пенные тыловые части вроде каких-нибудь тыловых складов и хозяйственных команд. Планы были доведены, проверены. Мало того, была произведена специальная мобилизационная проверка.

Что касается оперативных планов, то я как человек по долгу своей службы сидевший в Генеральном штабе на разработке оперативных планов по Северному флоту, Балтийскому флоту, Ленинградскому округу, Северо-Западному округу и Западному особому округу, хорошо знаю, насколько подробно были разработаны все эти планы. Я сидел на этих планах и на внесении в них всех необходимых коррективов с сорокового года. Так как эти планы были связаны с действием двух флотов, то я также не вылезал в то время из кабинетов Кузнецова и его начальника штаба Галлера.

Беда не в отсутствии у нас оперативных планов, а в невозможности их выполнить в той обстановке, которая сложилась. А сложилась она так потому, что Сталин, как я уже сказал, любыми средствами, всеми правдами и не­правдами старался оттянуть войну. И хотя мы распола­гали обширными сведениями о сосредоточении крупных контингентов германских войск в непосредственной бли­зости от наших границ уже начиная с февраля сорок пер­вого года, он отвечал категорическим отказом на все предложения о приведении наших войск где-то, в каких-то пограничных районах в боевую готовность. На все у него был один и тот же ответ: "Не занимайтесь про­вокациями" или "Не поддавайтесь на провокацию". Он считал, что немцы могут воспользоваться любыми све­дениями о приведении наших войск в боевую готовность для того, чтобы начать войну. А в то, что они могут на­чать войну без всяких поводов с нашей стороны, при на­личии пакта, до самого конца не верил. Больше того, он гневно одергивал людей, вносивших предложения об обеспечении боевой готовности в приграничных районах, видимо, считая, что и наши военные способны своими действиями спровоцировать войну с немцами.

Тимошенко бесконечное количество раз докладывал Сталину сведения о сосредоточении немецких войск и о необходимости принять меры к усилению боевой готов­ности, но неизменно получал в ответ категорическое за­прещение. Больше того, пользуясь своим правом наркома, он старался сделать все, что мог, в обход этих за­прещений, в том числе проводил местные учебные моби­лизации и некоторые другие меры.

Но при всем том, что я сказал, о Сталине как о воен­ном руководителе в годы войны необходимо написать правду. Он не был военным человеком, но он обладал ге­ниальным умом. Он умел глубоко проникать в сущность дела и подсказывать военное решение.