Книга первая

Вид материала

Книга

Содержание Идея и факт

Подобный материал:

• Руководство по древнемуискусству исцеления «софия», 3676.94kb.
• Книга первая «родовой покон», 2271.42kb.
• Руководство по древнему искусству исцеления «софия», 19006.95kb.
• И в жизни. Это первая на русском языке книга, 6644.79kb.
• Дайяна Стайн – Основы рейки полное руководство по древнему искусству исцеления оглавление, 3235.57kb.
• Книга первая. Реформация в германии 1517-1555 глава первая, 8991.95kb.
• * книга первая глава первая, 3492.97kb.
• Аристотель Физика книга первая глава первая, 2534kb.
• Аристотель. Физика книга первая (А) глава первая, 2475.92kb.
• Книга Первая, 924.9kb.

СЛОВА

Он весьма усердно занимался чтением, и хотя был беден, он смотрел на себя как на богатого знаниями, и это создавало для него некоторый источник счастья. Много часов он проводил с книгами и немало времени с самим собой. Жена его умерла, двое детей находились у родных; он был, пожалуй, рад пребывать вне суеты обычных отношений с людьми, добавил он. Он как то странно был удовлетворен собой, независим и обладал спокойной уверенностью в своих высказываниях. Он рассказал, что ему пришлось пройти длинный путь для того, чтобы изучить проблему медитации, а в особенности, чтобы раскрыть значение некоторых древних песнопений и фраз, постоянное повторение которых весьма способствует успокоению ума. В самих словах также заключена определенная магия; их надо произносить точно и правильно петь. Эти слова пришли из глубокой древности; сама красота слов, с их ритмической модуляцией, создает атмосферу, благоприятную для сосредоточения. После этого он запел. У него был приятный голос, чувствовалась зрелость звуков, рожденная любовью к словам и к их смыслу. Он пел уже много лет, легко и с благоговением. В тот момент, когда он запел все остальное для него перестало существовать.

С другого конца поля доносились звуки флейты; они шли с перерывами, но тон был ясный и чистый. Флейтист сидел в густой тени большого дерева, а сзади него на большом расстоянии виднелись горы. Пение и звуки флейты, казалось, встречались вместе и исчезали с тем, чтобы начаться вновь. Мимо пронеслись шумливые попугаи, и снова слышны были звуки флейты и глубокое, мощное песнопение. Было раннее утро, и солнце начало подниматься над деревьями. Люди шли из деревень в город, разговаривая и смеясь. Флейта и пение продолжались, и некоторые из проходивших остановились послушать; они сели на дорогу, увлеченные красотой пения и великолепием утра; свистки проходившего вдали поезда не нарушали красоты и великолепия; напротив, казалось, что все звуки соединились и наполнили землю. Даже громкие крики вороны не вносили дисгармонии.

Как мы увлекаемся звуками слов, и насколько важное значение для нас приобрели слова: «родина», «Бог», «священник», «демократия», «революция». Мы живем словами и находим наслаждение в тех чувствах, которые они вызывают; и именно эти чувства стали особенно важными. Слова дают удовлетворение, так как их звуки оживляют забытые чувства; удовлетворение ими становится еще большим, когда слова подменяют настоящее, то, что есть . Мы стараемся заполнить нашу внутреннюю пустоту словами, звуками, шумом, деятельностью; музыка и пение — это счастливый способ бегства от самого себя, от собственного убожества и скуки. Слова наполняют наши библиотеки; а как нескончаемо мы разговариваем! Мы едва ли можем отважиться обойтись без книг, остаться незанятыми, быть в одиночестве. Когда мы остаемся одни, наш ум продолжает оставаться беспокойным, блуждая повсюду, заботясь, вспоминая, борясь; поэтому мы никогда не пребываем в уединении, а наш ум никогда не остается в безмолвии.

Конечно, ум можно успокоить повторением слов , пением, молитвой. Уму можно дать наркотики, заставить его заснуть; его можно привести в сонное состояние добровольно или насильственно, причем в этом состоянии могут быть и сновидения. Но ум, который стал безмолвным благодаря дисциплине, ритуалам, повторению слов, никогда не может быть бдительным, восприимчивым, свободным. Такой способ воздействия на ум посредством дубинки, в тонкой или грубой форме, не есть медитация. Приятно петь, и доставляет радость слушать того, кто умеет хорошо петь; но чувство живет лишь в последующем чувстве, и чувство ведет к иллюзии. Большинству из нас нравится жить иллюзиями, и мы находим удовольствие в поисках все более глубоких и всеохватывающих иллюзий; но страх потерять наши иллюзии заставляет нас отрицать или скрывать реальное, действительное. Дело не в том, что мы неспособны понимать настоящее; но, отбрасывая настоящее и цепляясь за иллюзий, мы преисполняемся страха. Все более и более глубокое погружение в иллюзию — это совсем не медитация; медитация — не украшение клетки, в которой мы пребываем. Осознание без какого либо выбора путей ума, этого творца иллюзии, — вот начало медитации.

Удивительно, как легко мы находим суррогаты реального и как легко довольствуемся ими! Символ, слово, образ приобретают наиболее важное значение; вокруг этого символа мы возводим сооружение, построенное из самообмана, используя знание для того, чтобы укрепить его. Вот таким путем опыт становится препятствием на пути понимания реального. Мы даем названия не только для того, чтобы общаться друг с другом, но и с целью закрепить опыт. Это закрепление опыта есть самосознание, но если однажды мы оказались захваченными в его поток, чрезвычайно трудно выйти из него, т.е. выйти за пределы самосознания. Важно умереть по отношению к опыту вчерашнего дня и по отношению к чувствам сегодняшнего дня, в противном случае мы будем иметь дело с повторением; повторение же какого нибудь действия, обряда, слова — бесполезно, В повторении никогда не может быть обновления. С прекращением опыта наступает творчество.

ИДЕЯ И ФАКТ

Она уже давно была замужем, но не имела детей; она не могла их иметь, и это глубоко ее расстраивало. У ее сестер были дети, за что же на нее такое проклятие? По традиции она была выдана замуж совсем юной, пережила много страданий, но знала также и тихие радости. Ее муж был крупным чиновником влиятельной корпорации или государственного департамента. Он также был озабочен тем, что у них нет детей, но, по видимому, постепенно примирился с этим, а, кроме того, добавила она, он очень занятой человек. Можно было заметить, что она командовала им, хотя и не слишком резко. Она опиралась на него и поэтому не могла не иметь влияния на него. Лишенная возможности иметь детей, она стремилась найти осуществление своей жизни в нем; но ей пришлось разочароваться, так как муж оказался слаб, и она была вынуждена взять в свои руки решение личных проблем. «На работе, — сказала она с улыбкой, — его считают службистом и тираном, подавляющим своим авторитетом все кругом; но в домашней обстановке он мягкий и уступчивый». Она хотела, чтобы он уподобился некоему образцу и тянула его к этому, конечно, очень деликатно; но он не проявил решительности. Теперь у нее нет никого, на кого она могла бы опереться и кого могла бы любить.

Идея для нас важнее, чем факт; мысль о том, чем человек должен стать, имеет большее значение, чем то, что он есть . Будущее всегда привлекает нас больше, чем настоящее. Образ, символ имеет большее значение, чем то, что существует в действительности; мы стараемся наложить на это идею, образец. Благодаря этому мы создаем противоречие между тем, что есть , и тем, что должно быть. То, что должно быть, есть идея, фикция, и отсюда следует, что конфликт между действительностью и иллюзией — не в них, а в нас. Иллюзия нам нравится больше, чем действительность; идея более привлекательна, удовлетворяет в большей степени, вот почему мы ухватываемся за нее. Иллюзия приобретает характер реальности, а то, что существует в действительности, представляется ложным; мы оказываемся в плену конфликта между так называемым реальным и так называемым ложным.

Почему мы цепляемся за идею, сознательно или бессознательно, и отбрасываем в сторону то, что существует в действительности? Идея, образец спроецированы изнутри; они — одна из форм преклонения перед «я», увековечения себя, а потому дают полное удовлетворение. Идея дает силу господствовать, уверенно высказывать свои мнения, руководить, создавать форму; при этом идея, которая спроецирована личностью, никогда не отрицает само «я», не расчленяет это «я» на составные части. Благодаря этому образец или идея обогащает личность; мало того, идея рассматривается нами как любовь. «Я люблю своего сына или мужа и хочу, чтобы он стал тем или этим; я хочу, чтобы он сделался чем то иным, чем то, что он есть».

Если мы хотим понять то, что есть , образец или идея должны быть отставлены в сторону. Отставить идею в сторону трудно только тогда, когда нет настоятельной потребности понять то, что есть . Конфликт между идеей и тем, что есть , существует в нас потому, что спроецированная изнутри идея доставляет большее удовлетворение, чем то, что есть в действительности. Лишь когда мы непосредственно столкнемся с действительностью, с тем, что есть , тот образец утратит смысл; следовательно, вопрос состоит не в том, как быть свободным от идеи, а в том, как встретиться с реальным. Мы можем оказаться перед реальным только когда у нас будет понимание процесса удовлетворения, деятельности «я».

Все мы ищем самоосуществления, и при этом самыми различными путями: с помощью денег или власти, детей или мужа, родины или идеи, служения или жертвы, господства или подчинения. Но есть ли тут самоосуществление? Объект осуществления — это всегда собственная проекция, собственный выбор, так что само желание осуществления — это форма самопродления. Сознательно или не сознательно путь самоосуществления становится путем собственного выбора, в его основе лежит желание такого удовлетворения, которое было бы постоянным; таким образом, искание самоосуществления — это искание постоянства желания. Желание всегда преходяще, у него нет фиксированного местопребывания; оно может в течение какого то времени удерживать объект, за который ухватилось, но желание само по себе не имеет постоянства. Mы инстинктивно это сознаем, и потому стараемся придать постоянство идее, верованию, вещи, взаимоотношению; а так как это тоже невозможно, то создается испытывающий, переживающий, как некая постоянная сущность; создается отдельное «я», отличное от желаний, мыслящий, обособленный и отличающийся от своих мыслей. Такое разделение несомненно ложное, оно ведет к иллюзии.

Поиски постоянства — это нескончаемый крик самоосуществления; но «я» никогда не может себя осуществить вследствие своего непостоянства, и то, в чем оно ищет осуществления, тоже преходяще. Стремление к постоянству личности, «я», означает распад; в этом процессе отсутствует преобразующий фактор, в нем нет дыхания нового. Личность должна прекратиться, чтобы могло проявиться новое. Личность — это идея, стереотип, пучок воспоминаний, и всякое ее осуществление — лишь продление идеи, опыта. Опыт — это всегда обусловленность; переживающий является всегда отделяющим и отличающим себя от переживаемого, от опыта, Поэтому необходима свобода от опыта, от желания получать опыт. Самоосуществление — это способ прикрыть внутреннюю бедность, пустоту, и потому в самоосуществлении всегда присутствует печаль, страдание.