Фихте Иоганн Готлиб (1762-1814) один из виднейших представителей классической немецкой философии. Вкнигу вошли известные работы: «Факты сознания», «Назначение человека», «Наукоучение» идругие книга

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   35   36   37   38   39   40   41   42   ...   57
§2


Далее, так как от наукоучения не может укрыться, что действительное знание не является единым, каким оно его мыслило, но многообразным, то для него возникает вторая задача: указать основание этого кажущегося многообразия. Само собой разумеется, что это основание оно не должно искать где-либо в другом месте, как только в хорошо известной ему сущности знания как такового. Поэтому задача остается, несмотря на свою кажущуюся двойственность, одной и той же, а именно: изобразить внутреннюю сущность знания.


§3


Это бытие вне Бога не может быть связанным, готовым и мертвым бытием, ибо и Бог не есть такое мертвое бытие, а скорее жизнь, но оно должно быть простой, чистой способностью, ибо именно способность и есть формальная схема жизни, и притом, это может быть способностью к осуществлению только того, что в ней заложено, т. е. схемы. Так как эта способность выражает определенное бытие, схему божественной жизни, то она, конечно, определена, но только так, как может быть определена абсолютная способность, — законами, и именно условными законами: если действительно должно быть то-то и то-то, то при этом условии способность должна действовать так-то и так-то.


549


§4


Следовательно, действительное бытие вне Бога может быть достигнуто только через самовыполнение (die Sichvollziehung) абсолютной способности, но эта последняя может выполнять только схемы, которые становятся действительным знанием только посредством сложного действия над ними. Поэтому то, что существует вне Бога, существует только благодаря абсолютно свободной способности, как знание этой способности и в ее знании; и иное бытие, кроме действительно сокрытого в Боге бытия, безусловно, невозможно.


§5


Теперь перейдем к определению этой способности законами; во-первых, она определяется самой собой как способность действительного знания. Но в состав действительного знания входит выполнение способностью какой-нибудь схемы. Затем необходимо, чтобы посредством той же самой способности и в том же самом состоянии эта схема признавалась бы за схему, схема же вообще признавалась бы несамостоятельной и нуждающейся для своего существования в некотором бытии вне себя. Непосредственным и конкретным выражением этого признания, которое никоим образом не доходит до сознания в действительном знании, и только в наукоучении возвышается до сознания, сеть само действительное знание в своей форме. В силу этого признания полагается вовне нечто, долженствующее быть объективно и независимо от знания, причем схема оставляется совершенно без внимания. Так как в этом знании объекта даже схема сокрыта, то тем более остается скрытой и невидимой способность, как создающая ее. Это основной закон формального зна-


550


ния. Следовательно, поскольку развивается способность к такому знанию, она, как мы видели, развивается не просто схематизируя, но схематизируя схему как таковую и признавая ее за несамостоятельную сущность: не потому, что она к этому непосредственно вынуждена, а потому, что только действуя так, она приходит к знанию.


Вследствие этого многое, что есть действительное обнаружение этой способности, в действительном знании остается невидимым. Поэтому если способность и все ее обнаружения должны быть введены в знание, то это может совершиться только в ином, чем вышеупомянутое, знании, и совокупное знание обязательно должно распасться на различные части вследствие противоречия между законом формы видимости (Sichtbarkeit) и тем, что оно видит себя в своей полноте.


§6


Далее, внутри этого своего формального бытия способность определена безусловным долженствованием. Она должна видеть себя как схему божественной жизни, что она и есть первоначально и единственно благодаря чему она существует. Поэтому это и есть ее абсолютное определение, вполне исчерпывающее ее как способность. Она должна видеть себя как схему божественной жизни, однако первоначально она не более чем способность, хотя, несомненно, эта определенная способность осуществления схемы Бога; но если она должна видеть себя в действительности как такую схему, то ей следует самой посредством выполнения способности действительно сделать себя такой.


551


§7


Видение себя (das Sichsehen) как долженствующую и могущую способность и действительное выполнение этой способности, в случае если и это последнее должно быть, видимо, не совпадают, и фактическая возможность последнего обусловлена совершившимся выполнением первого.


Способность должна видеть себя как божественную схему не через свое простое данное ей бытие, ибо она не есть такое данное бытие, но через выполнение способности. Поэтому ей должно быть уже заранее известно, что она есть такая способность, и как познать себя при выполнении ее; это для того, чтобы она могла направлять свой взор на эти признаки и по ним судить о выполнении.


Или представим это так: через выполнение способности в ней возникает схема и сознание того, что заключено в схеме, и больше ничего (§5). Формальное дополнение, выходящее за пределы непосредственного содержания схемы, состоящее в том, что это есть схема Бога, в ней не заключается и может быть перенесено на нее только вследствие признака, воспринимаемого при непосредственном выполнении. Но этот признак заключается именно в том, что способность приводится в исполнение с абсолютной свободой вследствие признанного всеобщего долженствования.


§8


Если способность должна видеть себя как долженствующую, то необходимо, чтобы раньше этого определенного видения себя как принцип она видела бы вообще, а так как она видит только посредством собственного саморазвития, то необходимо, чтобы она


552


развивалась, причем она не может в этом развитии видеть себя непосредственно как принцип. Эта ясно выраженная необходимость существует для того, чтобы способность могла видеть долженствование, поэтому ее можно назвать долженствованием долженствующего, именно долженствованием его видимости; поэтому это долженствование содержится в первоначальном определении способности через ее бытие из Бога. Итак, если она себя вообще не видит как принцип, то она в том же самом едином состоянии не может видеть себя как таковой; отсюда ясно, что эти два способа знания не совпадают. Знание через невидимый непосредственно принцип мы называем созерцанием.


§9


Так как в созерцании не схематизируются ни способность, просто как таковая, ни божественная жизнь, ибо созерцанием обусловлена фактическая возможность такого схематизирования, то очевидно, что для него остается простая форма (Gestalt) способности как данной. Это (§5) есть способность глядеть (Hinschauen), не направленная на единую божественную жизнь, которая на этой ступени остается скрытой, способность неопределенная и совершенно необузданная, однако абсолютная и, следовательно, бесконечная способность. Поэтому она схематизируется как обнимающая бесконечность одним взором (пространство) , себя же она схематизирует в том же нераздельном созерцании, как нечто сосредоточившееся и сжавшееся в ограниченном пункте этой бесконечности, нечто в себе самом тоже бесконечно делимое, как сгущенное бесконечное пространство в другом простом бесконечном пространстве, или как материя: и в этом случае она схематизирует себя как бесконечную способность сосредоточения, следовательно, как безграничный материальный мир в пространстве; и все это, на основании приведенного (§5) основного закона знания, необходимо представляется знанию как действительное и само по себе существующее бытие.


553


Далее, именно в своем только формальном бытии это есть способность, абсолютно начинающий принцип. Чтобы схематизировать себя как таковой, для созерцания ей необходимо раньше своей деятельности увидеть возможность этого действия, и ей должно казаться, что она может его совершить, а может и не совершать. Это возможное действие, она не может увидеть в абсолютном долженствовании, которое на этой ступени еще невидимо, поэтому она его видит в так же слепо схематизированной причинности, которая, однако, не есть непосредственно причинность, а кажется, что она становится таковой вследствие видимого выполнения способности. А такая причинность есть влечение. Способность должна чувствовать влечение к тому или иному действию, но это не определяет непосредственно ее деятельности, так как такая непосредственность заслонила бы от нее проявление ее свободы, а в ней-то весь вопрос.


Эта деятельность, вызванная влечением, может быть только воздействием на телесный мир. Поэтому влечение к деятельности созерцается в непосредственном отношении к телам; вследствие этого эти последние чувствуются в этом непосредственном соотношении и получают через это отношение внутреннее качество, которое больше, чем только заполнение пространства; этим замечанием мы завершили определение тел, бывшее раньше неполным.


Если в результате этого влечения и явления самоопределения способность увидит себя как действующую в действительности, то она должна увидеть эту деятельность в той же форме созерцания, как и телесный мир, то есть она должна увидеть себя в форме тела, при этом в двояком отношении к телесному миру: частью как внешнее чувство, чтобы чувствовать отношение телесного мира к своему влечению, частью как орган, чтобы созерцать свое воздействие на него.


554


В этой деятельности она дана себе как способность, остающаяся в самоопределении неизменной, не исчерпывающаяся никакой деятельностью, и потому бесконечная способность. В этом созерцании своей единой бесконечной способности возникает для нее бесконечность, но не такая, как вышеупомянутая, заключенная в едином взоре, а такая, в которой она может созерцать свою бесконечную деятельность; бесконечный ряд следующих один за другим членов — время. Так как бесконечная деятельность может распространяться только на телесный мир, то вследствие единства созерцания время переносится и на него, несмотря на то что свойственная этому миру бесконечность уже выражена в бесконечной делимости пространства и всех его частей.


Ясно, что состояние, в котором способность отдается исключительно созерцанию телесного мира и им исчерпывается, не совпадает с тем состоянием, когда она сознает свое влечение воздействовать на познанный уже мир; однако и в последнем состоянии сохраняется схема вещей, которые должны быть для того, чтобы влечение могло быть перенесено на них; это и образует связь между этими двумя несовпадающими состояниями созерцания.


Вся эта область созерцания есть, как было выше указано, выражение и схема простой способности. Так как способность без схемы божественной жизни есть нечто, а здесь она именно и схематизируется в этом своем ничтожестве, то и вся эта область есть ничто, и приобретает некоторое значение только благодаря своему отношению к действительному бытию, ибо она обусловливает его фактическую возможность.


555


§10


Далее, способность предназначена к тому, чтобы возвыситься до видения долженствования, фактическое выполнение которого теперь, когда вся область созерцания налицо, возможно непосредственно и безусловно. Но как и каким способом совершится этот подъем? То, что удерживается в созерцании и собственно составляет его корень, есть влечение. Благодаря ему способность тяготеет к созерцанию и остается у него в плену. Следовательно, условием выполнения способности и собственным актом ее должен быть отказ от влечения, уничтожение его как невидимого и слепого влечения к схематизированию, а тогда вместе с отпадением принципа отпадет и его следствие — пребывание в плену у созерцания. Тогда знание предстанет как единое, каким его видело с самого начала наукоучение; в этом своем существенном единстве оно постигается как несамостоятельное и нуждающееся в носителе, в Едином, существующем безусловно через самого себя. Эта форма знания уже не есть созерцание, а мышление, и именно чистое мышление, или умопостижение.


§11


Прежде чем продолжать далее, нам следует, исходя из этого центрального пункта, добавить к изложенной нами области созерцания недостающее ей определение. Под влиянием одного слепого влечения, в котором отсутствует единственно возможное направление долженствования, способность в созерцании становится неопределенной, и именно там, где она схематизируется как абсолютная — бесконечной; там же, где она дана как определенное, как принцип, по крайней мере, многообразной. Способность, путем вышеуказан-


556


ного акта умопостижения, освобождается от этого влечения и направляется на единое. Как несомненно, что для порождения этого единства, — а именно сначала внутренне и непосредственно в самой способности, ибо только при этом условии его можно увидеть внешне в схеме, — необходим был особый акт, так же несомненно, что в сфере созерцания способность созерцалась не как единое, а как многообразное; эта способность, которая только через самосозерцание сделалась я, в этой сфере не была единым я, а необходимо распадалась на мир многих я.


Но это не в форме самого созерцания. Первоначально схематизирующий принцип и принцип, признающий эту схему непосредственно и в акте ее образования за схему, всегда составляют численно одно, а не два, и поэтому в области созерцания непосредственно созерцающее свое созерцание есть нечто единственное, замкнутое в себе, обособленное и в этом отношении недоступное для другого; это есть неделимое каждого, и оно у каждого может быть только одно. Однако это разделение на многие я должно обнаружиться в той форме, которая одна только порождает единство — в форме мышления; поэтому описанный индивид, хотя и останется единым в непосредственном самосозерцании, находит себя при постижении себя в мышлении единым в мире сходным с ним индивидом, а так как эти последние он не может непосредственно созерцать как свободные принципы, как он созерцает самого себя, то он может признать их за таковые только путем умозаключения, основываясь на способе их воздействия на чувственный мир.


Из этого дальнейшего определения сферы созерцания, а именно, что в ней принцип, который един через свое бытие в Боге, распадается на множество принципов, следует другое определение. Само это распадение в едином мышлении и всегда сопровождающее его взаимное признание было бы невозможно, если бы объект созерцания и деятельности всех не был бы одним и


557


тем же, для всех одинаковым миром. Созерцание чувственного мира существует только для того, чтобы на нем я могло увидеть себя как абсолютно долженствующее. Но для этого достаточно, чтобы созерцание такого мира просто было, а каково оно— это не играет никакой роли, ибо для этой цели пригодна всякая его форма. Ноя кроме того должно признать себя как Единое в данном множестве я, а для этого, кроме вышеуказанных общих определений чувственного мира, требуется еще следующее: чтобы он был для всякого созерцающего индивида одним и тем же. Одно и то же пространство и одно и то же заполнение его для всех; однако всякой индивидуальной свободе предоставляется воспринимать это общее заполнение в особой временной последовательности. Для всех одно и то же время и его заполнение чувственными событиями, однако в собственном мышлении и деятельности всякий свободен заполнять его на свой лад. Требование видимости долженствования (§8) в том виде, как оно исходит из Бога, обращено к Единому принципу, ибо из Бога исходит Единый принцип. Таким образом, благодаря единству способности для всякого индивида безусловно возможно, и каждому, если только он находится на пути к познанию долженствования, необходимо схематизировать свой чувственный мир по закону той первоначальной согласованности. Я мог бы сказать: он безусловно может и ему необходимо при данном условии построить истинный чувственный мир, который, кроме выведенных выше общих и формальных законов, не имеет никакой истины или реальности, кроме общей согласованности.


558


§12


Вернемся к чистому мышлению, или умопостижению (§ 10). Оно понимает знание как единственно возможную схему божественной жизни. В этом мышлении я имею знание не непосредственно, а только в схеме; еще менее обладаю я непосредственной божественной жизнью, которая для меня есть только схема схемы, вдвойне умерщвленное понятие. Я размышляю, — а способность к размышлению всегда содержится на ниже указываемом основании в общей способности, — я размышляю, что я понимаю только что сказанное, что, следовательно, я могу это понимать, что так как, согласно установленному выше взгляду, знание есть выражение Бога, то и сама эта способность есть его выражение; что способность существует для того, чтобы быть выполненной, что поэтому я, в силу моего бытия из Бога, должен понимать ее. Только путем этого размышления я прихожу к сознанию, что я безусловно должен; но я должен прийти к этому сознанию. Поэтому в общей способности должна заключаться абсолютная способность к этому размышлению, также в силу моего бытия из Бога, что мы и должны были доказать. Следовательно, вся эта рассмотренная теперь сфера открывается как требование того, чтобы я, сознанный в сфере созерцания принцип, чтобы я видел, что я должен. В ней я, которое путем простого размышления должно сделать себя видимым непосредственно как принцип, есть принцип схемы, как это явствует из установленного взгляда на знание в его единстве и на божественную жизнь как его носителя, причем я после непосредственного размышления могу прибавить: я это думаю, я устанавливаю этот взгляд. Это знание посредством принципа, зримого непосредственно как принцип, есть, как было сказано, чистое мышление, в отличие от знания посредством непосредственно невидимого принципа, которое есть созерцание.


Таким образом, чистое мышление и созерцание несовместимы в том отношении, что первое упраздняет и уничтожает второе в самом его принципе. Связь же их заключается в том, что созерцание обусловливает фактическую возможность чистого мышления, а также в том, что возникшее в созерцании я сохраняется как простая схема (ибо в своей действительности оно уничтожается вместе с влечением) в чистом мышлении и в этом отдает себе отчет.


559


§13


В этом описанном нами мышлении я мыслю просто знание как могущее быть схемой божественной жизни, а так как эта возможность есть стремящееся к бытию выражение Бога, то и как долженствующее быть ей, но никоим образом я не есть эта схема. Быть ей в действительности не может меня принудить никакая сила, точно так же как раньше ничто не могло меня принудить хотя бы к созерцанию истинного чувственного мира или к чистому мышлению и тем возвыситься до действительного, но пустого постижения абсолютно формального долга. Это заключено в моей способности, но теперь, когда все фактические условия выполнены, это зависит от меня непосредственно.


Итак, если я, отбросив с одной стороны призрачное созерцание, с другой — пустое умопостижение, выполню с полной свободой и независимостью от них то, на что я способен, что тогда воспоследует? Схема, то есть знание, которое я уже знаю через умопостижение как схему Бога, но которое в осуществленном теперь знании непосредственно представляется мне как мой безусловный долг. Знание, содержание которого не вытекает ни из чувственного мира, ибо он уничтожен, ни из рассмотрения пустой формы знания, ибо и от этого я отказался, но которое существует через себя, безусловно, как оно есть, подобно тому как и божественная жизнь, схемой которой оно является, существует безусловно через себя, как она есть.


560


Итак, я знаю, что я должен. Но всякое действительное знание сопровождается благодаря своей формальной сущности схематическим дополнением, и хотя я знаю о схеме Бога, я все же не непосредственно эта схема, а я только схема схемы. Требование бытия все еще не выполнено.


Я должен быть? Кто это Я? Очевидно, имеющее бытие и данное в созерцании я, индивид. Он-то и должен быть.


Что означает его бытие? Как принцип в чувственном мире он уже дан. Правда, слепое влечение уничтожено и заменено ясно видимым долгом. Но сила, приводившая в движение это влечение, осталась, и теперь долг должен привести ее в движение и стать ее высшим определяющим принципом. Следовательно, при посредстве этой силы я должен изобразить в сфере этой силы, в чувственном мире, и сделать в нем созерцаемым то, что я созерцаю как свою истинную сущность в сверхчувственном мире.


Сила дана как бесконечное, поэтому то, что в Едином мире мысли безусловно Едино, мой долг, — становится в мире созерцания бесконечной задачей для моей силы, разрушать которую я буду во веки вечные.


Эта бесконечность, которая в сущности есть неопределенность, может заключаться только в созерцании, но никак не в моем истинном простом бытии, которое, будучи схемой Бога, также просто и неизменно, как он сам. Как может быть достигнута эта простота внутри этой все же продолжающейся бесконечности, которую абсолютное долженствование как обращенное ко мне, индивиду, делает особенно святой?


Если бы в потоке времени во всякий наступающий момент для я необходимо было определять себя особым актом через посредство понятия того, что оно должно, то оно, конечно, было бы в своем первоначальном единстве неопределенно, и только было бы постоянно определяемо в бесконечном времени; такой определяющий акт был бы возможен во времени только в противопоставлении некоторому сопротивлению. Но его сопротивляющееся, которое должно


561


быть преодолено в акте определения, не может быть ничем иным, как только чувственным влиянием. Следовательно, необходимость такого непрестанного самоопределения во времени была бы верным доказательством того, что влечение не вполне умерщвлено, как это было нами поставлено условием для достижения жизни в Боге.


Через действительное и полное умерщвление влечения уничтожается и сама эта бесконечная определяемость, обращаясь в единственное абсолютное определение. Это определение есть абсолютно простая воля, которая возводит столь же простое долженствование в побудительный принцип силы. И пусть эта сила протекает бесконечно, как это для нее необходимо; изменение происходит только в ее продуктах, а никак не в ней самой, она остается простой, и ее направление единым и сразу законченным.


Итак, воля есть тот пункт, в котором умопостижение и созерцание, или реальность, тесно сплетаются. Она есть реальный принцип, ибо она абсолютно и бесповоротно определяет силу, сохраняя при этом и неся себя саму; она есть умопостигающий принцип, она видит себя насквозь, и она созерцает долженствование. В ней способность вполне исчерпывается, и схема божественной жизни возводится в действительность.


Бесконечное действие самой силы существует не ради себя и не есть цель; оно существует только для того, чтобы свидетельствовать о бытии воли в созерцании.


562