Федор Михайлович Достоевский. Идиот

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 50

X.

В прихожей стало вдруг чрезвычайно шумно и людно; из гостиной казалось,

что со двора вошло несколько человек и все еще продолжают входить. Несколько

голосов говорило и вскрикивало разом; говорили и вскрикивали и на лестнице,

на которую дверь из прихожей, как слышно было, не затворялась. Визит

оказывался чрезвычайно странный. Все переглянулись; Ганя бросился в залу, но

и в залу уже вошло несколько человек.

- А, вот он Иуда! - вскрикнул знакомый князю голос: - здравствуй,

Ганька, подлец!

- Он, он самый и есть! - поддакнул другой голос. Сомневаться князю было

невозможно: один голос был Рогожина, а другой Лебедева.

Ганя стоял как бы в отупении на пороге гостиной и глядел молча, не

препятствуя входу в залу одного за другим человек десяти или двенадцати,

вслед за Парфеном Рогожиным. Компания была чрезвычайно разнообразная и

отличалась не только разнообразием, но и безобразием. Некоторые входили так,

как были на улице, в пальто и в шубах. Совсем пьяных, впрочем, не было; зато

все казались сильно навеселе. Все, казалось, нуждались друг в друге, чтобы

войти; ни у одного не достало бы отдельно смелости, но все друг друга как бы

подталкивали. Даже и Рогожин ступал осторожно во главе толпы, но у него было

какое-то намерение, и он казался мрачно и раздраженно-озабоченным. Остальные

же составляли только хор, или, лучше сказать, шайку для поддержки. Кроме

Лебедева, тут был и завитой Залежев, сбросивший свою шубу в передней и

вошедший развязно и щеголем, и подобные ему два, три господина, очевидно, из

купчиков. Какой-то в полувоенном пальто; какой-то маленький и чрезвычайно

толстый человек, беспрестанно смеявшийся; какой-то огромный вершков

двенадцати господин, тоже необычайно толстый, чрезвычайно мрачный и

молчаливый, и, очевидно, сильно надеявшийся на свои кулаки. Был один

медицинский студент; был один увивавшийся полочек. С лестницы заглядывали в

прихожую, но не решаясь войти, две какие-то дамы; Коля захлопнул дверь перед

их носом и заложил крючком.

- Здравствуй, Галька, подлец! Что, не ждал Парфена Рогожина? - повторил

Рогожин, дойдя до гостиной и останавливаясь в дверях против Гани. Но в эту

минуту он вдруг разглядел в гостиной, прямо против себя, Настасью

Филипповну. Очевидно, у него и в помыслах не было встретить ее здесь, потому

что вид ее произвел на него необыкновенное впечатление; он так побледнел,

что даже губы его посинели. - Стало быть, правда! - проговорил он тихо и как

бы про себя, с совершенно потерянным видом; - конец!.. Ну... Ответишь же ты

мне теперь! - проскрежетал он вдруг, с неистовою злобой смотря на Ганю... -

Ну... ах!..

Он даже задыхался, даже выговаривал с трудом. Машинально подвигался он

в гостиную, но, перейдя за порог, вдруг увидел Нину Александровну и Варю, и

остановился, несколько сконфузившись, несмотря на все свое волнение. За ним

прошел Лебедев, не отстававший от него как тень, и уже сильно пьяный, затем

студент, господин с кулаками, Залежев, раскланивавшийся направо и налево, и,

наконец, протискивался коротенький толстяк. Присутствие дам всех их еще

несколько сдерживало и, очевидно, сильно мешало им, конечно, только до

начала, до первого повода вскрикнуть и начать... Тут уж никакие дамы не

помешали бы.

- Как? И ты тут, князь? - рассеянно проговорил Рогожин, отчасти

удивленный встречей с князем: - все в штиблетишках, э-эх! - вздохнул он, уже

забыв о князе и переводя взгляд опять на Настасью Филипповну, все подвигаясь

и притягиваясь к ней, как к магниту.

Настасья Филипповна тоже с беспокойным любопытством глядела на гостей.

Ганя, наконец, опомнился.

- Но позвольте, что же это, наконец, значит? - громко заговорил он,

строго оглядев вошедших и обращаясь преимущественно к Рогожину: - вы не в

конюшню, кажется, вошли, господа, здесь моя мать и сестра...

- Видим, что мать и сестра, - процедил сквозь зубы Рогожин.

- Это и видно, что мать и сестра, - поддакнул для контенансу Лебедев.

Господин с кулаками, вероятно, полагая, что пришла минута, начал что-то

ворчать.

- Но однако же! - вдруг и как-то не в меру, взрывом, возвысил голос

Ганя: - во-первых, прошу отсюда всех в залу, а потом позвольте узнать...

- Вишь, не узнает! - злобно осклабился Рогожин, не трогаясь с места: -

Рогожина не узнал?

- Я, положим, с вами где-то встречался, но...

- Вишь, где-то встречался! Да я тебе всего только три месяца двести

рублей отцовских проиграл, с тем и умер старик, что не успел узнать; ты меня

затащил, а Книф передергивал. Не узнаешь? Птицын-то свидетелем! Да покажи я

тебе три целковых, вынь теперь из кармана, так ты на Васильевский за ними

доползешь на карачках, - вот ты каков! Душа твоя такова! Я и теперь тебя за

деньги приехал всего купить, ты не смотри, что я в таких сапогах вошел, у

меня денег, брат, много, всего тебя и со всем твоим живьем куплю... захочу,

всех вас куплю! все куплю! - разгорячался и как бы хмелел все более и более

Рогожин. - Э-эх! - крикнул он: - Настасья Филипповна! Не прогоните, скажите

словцо: венчаетесь вы с ним или нет?

Рогожин задал свой вопрос как потерянный, как божеству какому-то, но с

смелостью приговоренного к казни, которому уже нечего терять. В смертной

тоске ожидал он ответа.

Настасья Филипповна обмерила его насмешливым и высокомерным взглядом,

но взглянула на Варю и на Нину Александровну, поглядела на Ганю и вдруг

переменила тон.

- Совсем нет, что с вами? И с какой стати вы вздумали спрашивать? -

ответила она тихо и серьезно, и как бы с некоторым удивлением.

- Нет? Нет!! - вскричал Рогожин, приходя чуть не в исступление от

радости: - так нет же?! А мне сказали они... Ах! Ну!.. Настасья Филипповна!

Они говорят, что вы помолвились с Ганькой! С ним-то? Да разве это можно? (Я

им всем говорю!) Да я его всего за сто рублей куплю, дам ему тысячу, ну три,

чтоб отступился, так он накануне свадьбы бежит, а невесту всю мне оставит.

Ведь так, Ганька, подлец! Ведь уж взял бы три тысячи! Вот они, вот! С тем и

ехал, чтобы с тебя подписку такую взять; сказал: куплю, - и куплю!

- Ступай вон отсюда, ты пьян! - крикнул красневший и бледневший

попеременно Ганя.

За его окриком вдруг послышался внезапный взрыв нескольких голосов; вся

команда Рогожина давно уже ждала первого вызова. Лебедев что-то с

чрезвычайным старанием нашептывал на ухо Рогожину.

- Правда, чиновник! - ответил Рогожин: - правда, пьяная душа! Эх, куда

ни шло. Настасья Филипповна! - вскричал он, глядя на нее, как полоумный,

робея и вдруг ободряясь до дерзости: - вот восемнадцать тысяч! - и он

шаркнул пред ней на столик пачку в белой бумаге, обернутую накрест шнурками.

- вот! И... и еще будет!

Он не осмелился договорить чего ему хотелось.

- Ни-ни-ни! - зашептал ему снова Лебедев, с страшно испуганным видом;

можно было угадать, что он испугался громадности суммы и предлагал

попробовать с несравненно меньшего.

- Нет, уж в этом ты, брат, дурак, не знаешь, куда зашел... да видно и я

дурак с тобой вместе! - спохватился и вздрогнул вдруг Рогожин под

засверкавшим взглядом Настасьи Филипповны. - Э-эх! соврал я, тебя

послушался, - прибавил он с глубоким раскаянием.

Настасья Филипповна, вглядевшись в опрокинутое лицо Рогожина, вдруг

засмеялась.

- Восемнадцать тысяч, мне? Вот сейчас мужик и скажется! - прибавила она

вдруг с наглою фамильярностью и привстала с дивана, как бы собираясь ехать.

Ганя с замиранием сердца наблюдал всю сцену.

- Так сорок же тысяч, сорок, а не восемнадцать, - закричал Рогожин; -

Ванька Птицын и Бискуп к семи часам обещались сорок тысяч представить. Сорок

тысяч! Все на стол.

Сцена выходила чрезвычайно безобразная, но Настасья Филипповна

продолжала смеяться и не уходила, точно и в самом деле с намерением

протягивала ее. Нина Александровна и Варя тоже встали с своих мест и

испуганно, молча, ждали, до чего это дойдет; глаза Вари сверкали, и на Нину

Александровну все это подействовало болезненно; она дрожала и, казалось,

тотчас упадет в обморок.

- А коли так - сто! Сегодня же сто тысяч представлю! Птицын, выручай,

руки нагреешь!

- Ты с ума сошел! - прошептал вдруг Птицын, быстро подходя к нему и

хватая его за руку: - ты пьян, за будочниками пошлют. Где ты находишься?

- Спьяна врет, - проговорила Настасья Филипповна, как бы поддразнивая

его.

- Так не вру же, будут! К вечеру будут. Птицын, выручай, процентная

душа, что хошь бери, доставай к вечеру сто тысяч; докажу, что не постою! -

одушевился вдруг до восторга Рогожин.

- Но, однако, что же это такое? - грозно и внезапно воскликнул

рассердившийся Ардалион Александрович, приближаясь к Рогожину. Внезапность

выходки молчавшего старика придала ей много комизма. Послышался смех.

- Это еще откуда? - засмеялся Рогожин: - пойдем, старик, пьян будешь!

- Это уж подло! - крикнул Коля, совсем плача от стыда и досады.

- Да неужели же ни одного между вами не найдется, чтоб эту бесстыжую

отсюда вывести! - вскрикнули вдруг, вся трепеща от гнева, Варя.

- Это меня-то бесстыжею называют! - с пренебрежительною веселостью

отпарировала Настасья Филипповна: - а я-то как дура приехала их к себе на

вечер звать! Вот как ваша сестрица меня третирует, Гаврила Ардалионович!

Несколько времени Ганя стоял как молнией пораженный при выходке сестры;

но увидя, что Настасья Филипповна этот раз действительно уходит, как

исступленный бросился на Варю и в бешенстве схватил ее за руку:

- Что ты сделала? - вскричал он, глядя на нее, как бы желая испепелить

ее на этом же месте. Он решительно потерялся и плохо соображал.

- Что сделала? Куда ты меня тащишь? Уж не прощения ли просить у ней, за

то, что она твою мать оскорбила и твой дом срамить приехала, низкий ты

человек? - крикнула опять Варя, торжествуя и с вызовом смотря на брата.

Несколько мгновений они простояли так друг против друга, лицом к лицу.

Ганя все еще держал ее руку в своей руке. Варя дернула раз, другой, изо всей

силы, но не выдержала и вдруг, вне себя, плюнула брату в лицо.

- Вот так девушка! - крикнула Настасья Филипповна. - Браво, Птицын, я

вас поздравляю!

У Гани в глазах помутилось, и он, совсем забывшись, изо всей силы

замахнулся на сестру. Удар пришелся бы ей непременно в лицо. Но вдруг другая

рука остановила на лету Ганину руку.

Между ним и сестрой стоял князь.

- Полноте, довольно! - проговорил он настойчиво, но тоже весь дрожа,

как от чрезвычайно сильного потрясения.

- Да вечно, что ли, ты мне дорогу переступать будешь! - заревел Ганя,

бросив руку Вари, и освободившеюся рукой, в последней степени бешенства, со

всего размаха дал князю пощечину.

- Ах! - всплеснул руками Коля: - ах, боже мой! Раздались восклицания со

всех сторон. Князь побледнел. Странным и укоряющим взглядом поглядел он Гане

прямо в глаза; губы его дрожали и силились что-то проговорить; какая-то

странная и совершенно неподходящая улыбка кривила их.

- Ну, это пусть мне... а ее... все-таки не дам!.. - тихо проговорил он

наконец, но вдруг не выдержал, бросил Ганю, закрыл руками лицо, отошел в

угол, стал лицом к стене и прерывающимся голосом проговорил:

- О, как вы будете стыдиться своего поступка!

Ганя, действительно, стоял как уничтоженный. Коля бросился обнимать и

целовать князя; за ним затеснились Рогожин, Варя, Птицын, Нина

Александровна, все, даже старик Ардалион Александрович.

- Ничего, ничего! - бормотал князь на все стороны, стою же неподходящею

улыбкой.

- И будет каяться! - закричал Рогожин: - будешь стыдиться, Ганька, что

такую... овцу (он не мог приискать другого слова) оскорбил! Князь, душа ты

моя, брось их; плюнь им, поедем! Узнаешь, как любит Рогожин!

Настасья Филипповна была тоже очень поражена и поступком Гани, и

ответом князя. Обыкновенно бледное и задумчивое лицо ее, так все время не

гармонировавшее с давешним как бы напускным ее смехом, было очевидно

взволновано теперь новым чувством; и однако все-таки ей как будто не

хотелось его выказывать, и насмешка словно усиливалась остаться в лице ее.

- Право, где-то я видела его лицо! - проговорила она вдруг уже

серьезно, внезапно вспомнив опять давешний свой вопрос.

- А вам и не стыдно! Разве вы такая, какою теперь представлялись. Да

может ли это быть! - вскрикнул вдруг князь с глубоким сердечным укором.

Настасья Филипповна удивилась, усмехнулась, но как будто что-то пряча

под свою улыбку, несколько смешавшись, взглянула на Ганю и пошла из

гостиной. Но не дойдя еще до прихожей, вдруг воротилась, быстро подошла к

Нине Александровне, взяла ее руку и поднесла ее к губам своим.

- Я ведь и в самом деле не такая, он угадал, - прошептала она быстро,

горячо, вся вдруг вспыхнув и закрасневшись, и, повернувшись, вышла на этот

раз так быстро, что никто и сообразить не успел, зачем это она возвращалась.

Видели только, что она пошептала что-то Нине Александровне и, кажется, руку

ее поцеловала. Но Варя видела и слышала все, и с удивлением проводила ее

глазами.

Ганя опомнился и бросился провожать Настасью Филипповну, но она уж

вышла. Он догнал ее на лестнице.

- Не провожайте! - крикнула она ему. - До свидания, до вечера!

Непременно же, слышите!

Он воротился смущенный, задумчивый; тяжелая загадка ложилась ему на

душу, еще тяжелее, чем прежде. Мерещился и князь... Он до того забылся, что

едва разглядел, как целая Рогожинская толпа валила мимо его и даже затолкала

его в дверях, наскоро выбираясь из квартиры вслед за Рогожиным. Все громко в

голос толковали о чем-то. Сам Рогожин шел с Птицыным и настойчиво твердил о

чем-то важном и, повидимому, неотлагательном.

- Проиграл, Ганька! - крикнул он, проходя мимо. Ганя тревожно посмотрел

им вслед.

Blog

Федор Михайлович Достоевский. Идиот

X.