Предисловие
Вид материала | Книга |
Содержание3.842. Отыгрывание вовне вне анализа 3.9. Техника анализирования переноса 3.92. Гарантирование переноса 3.921. Психоаналитик как зеркало |
- Содержание предисловие 3 Введение, 2760.07kb.
- Томас Гэд предисловие Ричарда Брэнсона 4d брэндинг, 3576.37kb.
- Электронная библиотека студента Православного Гуманитарного Университета, 3857.93kb.
- Е. А. Стребелева предисловие,, 1788.12kb.
- Breach Science Publishers». Предисловие. [3] Мне доставляет удовольствие написать предисловие, 3612.65kb.
- Том Хорнер. Все о бультерьерах Предисловие, 3218.12kb.
- Предисловие предисловие petro-canada. Beyond today’s standards, 9127.08kb.
- Библейское понимание лидерства Предисловие, 2249.81kb.
- Перевод с английского А. Н. Нестеренко Предисловие и научное редактирование, 2459.72kb.
- Тесты, 4412.42kb.
3.842. Отыгрывание вовне вне анализа
Молодая замужняя женщина неожиданно вступила» в сексуальную связь во время анализа. Я был убежден, исходя из клинических данных, что это было отыгрывание вовне чувства переноса: пациентка едва знала этого мужчину, он был совершенно другим, чем те мужчины, которые ее обычно привлекали. Он был артистичен, действовал, как римлянин времен античности, — эти качества привлекали ее. Связь имела место, когда я был вынужден пропустить несколько сеансов для того, чтобы посетить конференцию. Она начала свой анализ с позитивным переносом, который постепенно приобрел эротический и сексуальный оттенок. Это было интерпретировано, и вопрос, казалось, был временно решен. Я вспомнил, что во время ее сильной любви ко мне она описывала меня как профессора и артистическую натуру. Кроме того, однажды она видела сновидение, где я был в римской тоге, и в ассоциации к этому сновидению рассказала, что я причесываю свои волосы, как римлянин, и она слышала, что мое утешительное имя «Роми». Казалось, ясно, что молодая женщина отыгрывала вовне свои сексуальные и романтические чувства с молодым человеком. Она делала с ним то, что хотела и не могла сделать со мной. Эти желания были повторением глубоко репрессированных чувств, которые она испытывала по отношению к своему отчиму.
Пациент-мужчина в ходе анализа вдруг развил тесные отношения со своим терапевтом, мужчиной, которого он никогда не знал в социальной жизни. Теперь пациент часто приглашал его обедать и занимался интимными беседами со своим врачом. Очевидно, его желание интимности со мной было отыграно вне анализа. Когда это происходит, желание интимности со мной не выражается на аналитическом сеансе. Это была моя интерпретация этого отыгрывания вовне, которая вернула неосознанные желания в анализ (неосознанные постольку, поскольку они относились ко мне).
Когда чувства переноса отыгрываются вне анализа, характерно, что побуждения и аффекты, которые отыгрываются, не проявляются должным образом в аналитической ситуации. Студент в анализе со мной постоянно критиковал тупость своих учителей, их леность и
– 314 –
глупость. В то же время его чувства переноса ко мне были устойчиво позитивными. Какой-либо враждебный перенос ко мне отсутствовал, но устойчивая враждебность к учителям заставила меня осознать, что он отыгрывает вовне свой негативный перенос.
Частой формой отыгрывания вовне является раскалывание амбивалентного или преамбивалентного переноса, когда один аспект отыгрывания вне анализа. Она часто наблюдается у кандидатов. Обычно чуждый Эго перенос выражается каким-то образом вне анализа, и только Эго-синтоничные чувства выражаются по отношению к аналитику. Следовательно, враждебные и гомосексуальные чувства будут находить разрядку по отношению к другим аналитикам, тогда как менее беспокоящие эмоции и побуждения будут направляться на собственного аналитика. Или же раскол будет иметь место на основании: «хороший» или «плохой» аналитик, с какими-то другими аналитиками, имеющими дополнительную роль.
Следует помнить, что отыгрывание вовне, которое происходит во время анализа, связано не только с ситуацией переноса. Очень часто будет обнаруживаться, что такое отыгрывание происходило и прежде, до начала анализа. Соактеры в таких ситуациях будут сами превращаться в фигуры переноса (Вирд, 1957). Это будет обсуждаться во втором томе.
Теперь я бы хотел привести пример, иллюстрирующий комбинацию отыгрывания вовне и симптоматического действия, сплетающихся с переносом. В течение нескольких сеансов пациент находил недостатки во всем, что бы я ни делал при анализе. Он находил мое молчание гнетущим, а мои вмешательства раздражающими и враждебными. На самом деле, он допускал, что ему нравятся аналитические сеансы, однако не тогда, когда я начинаю говорить или не тогда, когда он ожидает, что я научусь говорить. Он мог сказать, когда я собираюсь вмешаться, потому что он мог услышать скрип моего стула или изменение в дыхании. Короткое сновидение и ассоциация к нему дали кое-какие важные ключи для понимания таких его реакций. В этом сновидении кто-то слушает радиокомментатора Габриэля Хетера, голос которого — голос судьбы. Пациент ассоциирует с тем фактом, что этот диктор был отцовским фаворитом и
– 315 –
все были вынуждены слушать этого человека, когда отец приходил домой обедать. Это привнесло воспоминание о том, как менялась атмосфера в доме, когда отец приходил домой; он заглушал все. Он портил все веселье в семье, по крайней мере, пациенту. Он всегда мог сказать, когда отец придет домой, потому что он всегда приходил домой без двадцати семь и всегда насвистывал, подходя к дому. Когда бы пациент ни замечал, что приближается семь часов, или ни слышал свист, он становился раздраженным и враждебно настроенным.
На меня произвело впечатление множество параллелей между тем, как пациент вел себя по отношению ко мне и как он реагировал на приход отца домой. Я интерпретировал это следующим образом: Пока я молчу во время сеанса и позволяю, тем самым, пациенту говорить; пока все это происходит в начале сеанса, пациент наслаждается аналитической ситуацией так, как он наслаждался пребыванием дома со своей сильно любящей матерью и своими сестрами, что было приятно и наполнено миром. Примерно за двадцать минут до конца сеанса пациент начинал с неприязнью относиться к прерыванию веселья в доме. Скрип моего стула или изменение ритма моего дыхания напоминали ему об отцовском свисте. Мои интерпретации были как «голос судьбы», возвращение отца домой, конец всем удовольствиям пациента, связанным с матерью и сестрами. Пациент согласился с этой формулировкой, добавив, что, «говоря по правде», он должен признать, что отцовское, возвращение домой причиняло боль только ему: мать и сестры ждали этого.
Этот пример иллюстрирует, как во время аналитического сеанса пациент вновь актуализирует со мной кусок своего прошлого, связанного с его семьей. В начале сеанса он был большим болтуном, а я представлял собой спокойных и восхищающихся мать и сестер. Ближе к концу сеанса, когда наступала моя очередь говорить, я становился подавляющим и мешающим отцом. Поскольку эта ситуация была Эго-дистоничной и весьма болезненной для пациента, он работал очень усердно, пытаясь реконструировать и вспомнить события прошлого, которые лежат за невротической актуализацией.
Как говорилось ранее, все формы невротической актуализации могут присутствовать в чистом виде, но
– 316 –
обычно встречаются смеси переживания вновь, симптоматического действия и отыгрывания вовне. Трудность определяется тем, является ли невротическая актуализация Эго-синтоничной или чуждой Эго. Всегда, когда она Эго-синтонична, есть еще дополнительное сопротивление. Тогда значительно труднее привлечь на свою сторону разумное Эго-пациента, установить рабочий альянс и раскрыть или реконструировать нижележащие воспоминания.
3.9. ТЕХНИКА АНАЛИЗИРОВАНИЯ ПЕРЕНОСА
3.91. Общие замечания
Следует заметить, что заголовок этой секции «Техника анализирования переноса», а не «Интерпретация, или умение справляться с переносом». Причина состоит в том, что, хотя интерпретация является решающим инструментом для обращения с явлениями переноса в психоаналитической процедуре, другие технические инструменты также необходимы. Интерпретация реакций переноса является основным техническим шагом при работе с явлениями переноса; но для того, чтобы эффективно интерпретировать перенос, существуют разнообразные необходимые предварительные шаги. Эдвард Вибринг (1954) подчеркивал тот факт, что, с увеличением наших знаний о психологии Эго, психоаналитик лучше осознает необходимость тщательного прояснения частных психических явлений до того, как он попытается интерпретировать их. Феничел (1941) и Крис (1951) также делали ударение на важности ясного демонстрирования и освещения предмета в ходе рассмотрения, до того как аналитик попытается интерпретировать его неосознанное значение. Как я говорил ранее, демонстрация, прояснение, интерпретация и тщательная проработка психического события могут считаться «анализированием» данного явления.
Причина для вынесения на обсуждение концепции «управления» переносом состоит в том, что психоаналитик вынужден делать больше, чем просто «анализировать» для того, чтобы должным образом обращаться с переносом. Без всяких сомнений, это утверждение не затушевывает тот факт, что анализ переноса является
– 317 –
существенной характеристикой психоанализа. Однако для того, чтобы сделать психическое событие поддающимся анализу, может оказаться в определенные моменты необходимым предпринимать другие процедуры (Е. Вибринг, 1954; Ейслер, 1953; Меннингер, 1953; Глава VI, см. также секция 1.34 и том второй).
Например, поскольку психоаналитическая техника имеет целью содействовать максимальному развитию всех видов реакций переноса и поскольку явления переноса возникают у пациента спонтанно, наша техника должна включать в себя не мешающее, а терпеливое ожидание. Здравое использование ожидания в форме молчания является одним из наиболее важных инструментов, способствующих развитию переноса. Тем не менее, строго говоря, это манипуляция. Молчание аналитика может помочь пациенту развить и почувствовать с большей интенсивностью реакции переноса. Возможное эмоциональное отреагирование может принести пациенту убеждение в реальности его чувства. Однако молчание аналитика и эмоциональное отреагирование пациента являются, строго говоря, неаналитическими мерами. Они могут также привести и к травмирующей ситуации и к стойким сопротивлениям, хотя аналитик и «анализирует» их должное время. Только путем анализирования можно решить реакцию переноса и, следовательно, проложить путь для других разновидностей и интенсивностей переноса.
Определенную роль в управлении переносом играет внушение или намек, который высказывает аналитик. Мы просим наших пациентов свободно ассоциировать и позволять своим чувствам развиваться спонтанно. Тем самым мы внушаем пациенту, что его чувства являются допустимыми и управляемыми. Наше молчание может также означать для него, что он вынесет определенные чувства, какими бы болезненными они ни были, и что все это приведет к успешному концу. Когда мы спрашиваем пациента, не перескажет ли он свое сновидение, тем самым мы внушаем ему, что он действительно видит сновидения и может запомнить их. Именно внушение, особенно в начале анализа, когда пациент знает совсем немного о нас и о психоаналитической процедуре, поможет пациенту рискнуть пойти с нами дальше. В конечном счете, и те чувства переноса, которые заставляют
– 318 –
пациента поддаваться внушению или манипуляциям, также должны быть проанализированы и разрешены. Для дальнейшего изучения этого вопроса см. работы Чарльза Фишера (1953).
Все это верно также и для других неаналитических вмешательств. Все неавтономные терапевтические влияния на пациента должны быть, в конце концов, выведены на сознательный уровень и тщательно проанализированы. Вместе с тем важно осознавать, что неаналитические меры являются до некоторой степени необходимыми и в каждом анализе. Внушение и манипуляция попали в немилость в психоаналитических кругах из-за неправильного использования. Они не замещают анализ, они подготавливают к нему или являются дополнительными процедурами. Интерпретация сама по себе, «чистый» анализ, является не терапевтической процедурой, а инструментам для исследования. Хотя в этой секции фокусируется внимание на анализе явлений переноса, клинические примеры иллюстрируют и проясняют взаимоотношения между аналитической и неаналитической техниками. Должное сочетание этих техник и составляет искусство психотерапии.
Существует несколько других факторов, которые делают анализ персонала таким сложным и таким важным. Во-первых, у явлений переноса есть два прямо противоположных свойства; во-вторых, сам перенос может стать источникам сильного сопротивления аналитической работе. И, в-третьих, патологические защиты также переносятся, и мы тогда имеем комбинацию продукций переноса и сопротивлений переноса одновременно.
Одним из всегда стоящих технических вопросов является определение, когда данный перенос находится в курсе анализа, а когда — в оппозиции; каждая из этих ситуаций требует различных вмешательств. По моему клиническому опыту и, я полагаю, по опыту других аналитиков, наиболее частой причиной того, что пациент преждевременно прерывает психоаналитическую терапию, является неправильное обращение с ситуацией переноса (Фрейд, 1905а). Дальше встает еще одна проблема. Для того чтобы продуцировать материал, пациенту необходимо развить невроз переноса. Для того чтобы работать аналитически над этим материалом, вос-
– 319 –
принимать его, пациент также должен развить рабочий альянс. Два эти требования находятся в оппозиции друг к Другу. Как мы выполняем и то и другое? (См. секцию 3.5.)
Как следует из обсуждения, техника анализирования явлений переноса затрагивает следующие вопросы: 1) Как мы гарантируем естественную эволюцию переноса пациента? 2) Когда мы позволяем переносу развиваться спонтанно и при каких условиях необходимо вмешаться? 3) Когда становится необходимым вмешательство, какие технические меры требуются для анализа реакций переноса? 4) Как мы содействуем развитию рабочего альянса?
3.92. Гарантирование переноса
Концепция гарантирования переноса относится к принципу проектирования отношения пациента к аналитику так, чтобы он мог развить наибольшее разнообразие и интенсивность реакций переноса в соответствии с его собственной индивидуальной историей, его собственными потребностями. В работах Фрейда по технике можно найти различные ссылки и рекомендации о том, как это может быть выполнено (Фрейд, 19126, 1915а, 1919а). Гринакре прояснила и добавила много других моментов в важной работе, вышедшей в 1954 году. В то время ее эссе было особенно значимо, потому что тогда среди американских психоаналитиков было значительное различие во мнениях, касающихся необходимости соблюдать классические процедуры в психоаналитической технике.
3.921. Психоаналитик как зеркало
Фрейд (19126) дал рекомендацию, состоящую в том, что психоаналитику следует быть как бы зеркалом для пациента. Это было неправильно понято и неправильно истолковано в том смысле, что аналитику следует быть холодным и не реагирующим по отношению к своему пациенту.
– 320 –
На самом деле, я полагаю, Фрейд имел в виду нечто совершенно другое. Его сравнение с зеркалом означает, что поведение аналитика, его отношение к невротическому конфликту пациента должно быть «непрозрачным», так чтобы обратно к пациенту не могло вернуться ничего из того, что он манифестировал. Личные действия и предпочтения аналитика не должны проникать в анализ. В таких ситуациях аналитик устойчиво нейтрален, что дает возможность пациенту продемонстрировать свои искаженные и нереалистические реакции, как таковые. Более того, аналитику следует стараться приглушать свои собственные ответы так, чтобы он был относительным анонимом для пациента (Фрейд, 19126, с. 117—118). Только таким способом можно будет четко увидеть реакции переноса пациента так, чтобы их можно было видеть и отделить от более реалистичных реакций. Более того, для того, чтобы анализировать явления переноса, важно сохранять область взаимодействия между пациентом и аналитиком относительно свободной от контаминации и артефактов. Любая другая форма поведения или отношения со стороны аналитика, чем постоянное гуманное вмешательство, будет затемнять и искажать развитие и осознание явлений переноса. Позвольте мне привести несколько примеров контаминации.
Несколько лет назад мой пациент, который страдал от язвы желудка и депрессией, вошел в длительный период непродуктивной работы в анализе в тот момент, когда его симптомы обострились. Мы оба осознавали, что действует сопротивление, но были не в состоянии достичь сколько-нибудь значительного прогресса в борьбе против усиления симптомов или упорства сопротивления. После нескольких месяцев работы я начал медленно осознавать, что пациент изменился в каком-то отношении ко мне. Прежде он был расположен шутить или поддразнивать, или позлить меня каким-нибудь невинным способам. Теперь он больше жаловался, не шутил, был угрюм. Раньше его озлобленность была явной и спорадичной. Теперь же он был поверхностно кооперативен, но, а на самом деле, упрям. Однажды он сказал мне, что видел сновидение об осле, а затем впал в угрюмое молчание. После периода молчания с моей стороны я спросил его, что произошло. Он ответил со вздохом,
– 321 –
что подумал, быть может, мы оба ослы. После паузы он добавил: «Я не двигаюсь с места и вы тоже. Вы не меняетесь, и я не меняюсь (молчание). Я пытался измениться, но это сделало меня больным». Я был озадачен, я не мог понять, к чему это относится. Тогда я спросил его, как он пытался измениться. Пациент ответил, что он пытался изменить свои политические взгляды в соответствии с моими. Всю жизнь он был республиканцем (что я знал), и он попытался, в последние месяцы, принять более либеральную точку зрения, потому что знал, что я склонен к этому. Я спросил его, как он узнал, что я либерал или антиреспубликанец. Тогда он рассказал, что, когда он говорил что-нибудь похвальное о политиках-республиканцах, я всегда спрашивал его об ассоциациях. С другой стороны, когда он говорил что-то враждебное о республиканцах, я продолжал молчать, как бы соглашаясь. Когда он говорил добрые слова о Рузвельте, я не ответил ничего. Когда же он нападал на Рузвельта, я, бывало, спрашивал, кого ему напоминает Рузвельт, так, будто следует подтвердить то, что ненависть Рузвельта — инфантильная черта.
Я был захвачен врасплох, потому что совершенно не осознавал этого. Тем не менее, когда пациент отметил этот момент, я был вынужден согласиться, что я делал именно это, хотя и не зная того. Затем мы приступили к работе над тем, почему он чувствовал необходимость попытаться принять мои политические взгляды. Это оказалось его способам снискать мое расположение, что было неприемлемо, а также унижало его чувство собственного достоинства и привело к обострению язвенных симптомов и депрессивности. (Сновидение об осле выражало в очень конденсированной форме его враждебность к демократической партии, которая использует осла в качестве символа, и его раздражение по поводу отсутствия у меня проницательности в отношении его затруднений, — осел известен своей глупостью и упрямством. Это было также изображением и его собственного образа.)
Несколько лет назад я лечил пациентку, которая прервала лечением с другим аналитиком после длительного тупикового периода. Непосредственной причиной ее неразрешенного сопротивления было то, что она узнала, что ее предыдущий аналитик — искренне религиозный
– 322 –
человек, регулярно посещающий синагогу. Ее друг рассказал ей об этом, и позже пациентка убедилась в этом сама. Пациентка конфронтировала аналитика, но тот отказался принять или отрицать этот факт. Он сказал, что, по его мнению, им следовало бы продолжить совместную работу. Но, к несчастью, пациентка стала все более раздражаться из-за его вмешательств и интерпретаций, которые он делал и ранее и которые теперь казались ей продиктованными его верой в бога. Это предыдущий аналитик отрицал, но пациентка сохраняла свой скептицизм. В конце концов, она пришла к заключению, что более не способна эффективно работать с этим аналитиком.
Эта самая пациентка спросила меня, религиозен ли я, я оказал ей, что не буду отвечать на ее вопрос, потому что любой ответ испортит наши отношения. Она приняла эту точку зрения. Позже, в ее анализе со мной, стало ясно, что она чувствовала, что не может уважать аналитика, который искренне религиозен, и проходить анализ у него. Более того, уклончивость предыдущего аналитика, после того, как она обнаружила этот факт, сделала его фигурой, не заслуживающей доверия.
В обоих случаях контаминация переноса помешала полному развитию невроза переноса и стала источником длительного сопротивления. В обоих случаях черта, обнаруженная пациентом, была чрезвычайно болезненной и вызвала тревогу. Я полагаю, что очень важно то, как данная ситуация прорабатывается. Наиболее серьезные последствия возникают, когда такие контаминации не распознаются аналитиком. Равно деструктивно и то, что аналитик отказывается признать то, что стало известно. Только честность со стороны аналитика и тщательный анализ реакций пациента могут исправить такие нарушения инкогнито аналитика.
Нет сомнений, что чем меньше пациент реально знает о психоанализе, тем легче он сможет заполнить чистые места с помощью своей фантазии. Более того, чем меньше пациент в действительности знает об аналитике, тем легче аналитику убедить пациента в том, что его реакции являются перемещениями и проекциями. Однако следует иметь в виду, что сохранение инкогнито аналитика — вопрос относительный, поскольку все и в аналитическом офисе и в его обычной работе рассказывают
– 323 –
что-то о нем. Даже решимость аналитика оставаться анонимом — становится открытой. Более того, безжизненное или чрезвычайно пассивное поведение аналитика мешает развитию рабочего альянса. Как может пациент позволить своим наиболее интимным фантазиям проявиться по отношению к аналитику, если тот показывает только фиксированную эмоциональную неизменяемость или ритуальное следование правилам и установкам. Верно, что знание об аналитике может затруднить развитие фантазий переноса, но строгая отчужденность и пассивность делают развитие рабочего альянса почти невозможным. Они продуцируют невроз переноса, который может быть интенсивным, но трудным и неподатливым.
Гринакре зашла так далеко, что предложила аналитикам скрываться от глаз публики, чтобы не ассоциироваться с социальными, политическими или научными моментами (1954, с. 681—683, 1966). Однако, живя длительное время в обществе, не всегда можно оставаться неузнанным и не поддающимся идентификации. Та же проблема всегда имеет место, когда практикующий аналитик пытается анализировать кандидатов в их же собственном институте, это всегда имеет сложные последствия. Тем не менее, это не всегда создает непреодолимое для анализа препятствие. Психоаналитик, известный в данном обществе, также имеет контаминированный перенос, с которым нужно бороться. Их пациенты часто приходят на первые интервью с уже установившимися реакциями переноса, основанными на репутации аналитика и фантазиях пациента. Аналитики, которые становятся предметом публичного обсуждения, не только противоречат представлению об аналитике, как зеркале, но и предлагают тем самым различные способы удовлетворения переноса для пациента. Тем не менее, анализ в таких случаях возможен, если аналитик имеет в виду эту проблему. Контаминированный материал переноса должен быть привнесен в анализ рано и на продолжительное время, и реакции пациента на такую информацию должны быть тщательно проанализированы. (Проблема обучающих аналитиков гораздо сложнее; в данном случае аналитик имеет реальную власть над дальнейшей профессиональной карьерой кандидата.)
– 324 –
Однако следует отметить, что многие пациенты обладают чрезвычайно развитой интуицией и получают значительные знания просто из ежедневной работы с аналитикам. Кто-то раньше, кто-то позже, но, в конечном счете, все пациенты получают довольно большие знания о своем аналитике. Вне зависимости от источника, все знания об аналитике должны стать предметом анализа, как только они становятся проводниками для неосознанных фантазий (см. секцию 3.6).
«Правило зеркала», однако, представляет собой опасность для установления рабочего альянса, если оно доводится до крайности. Сам Фрейд говорил, что первой целью анализа является установление связи с пациентом, а это может быть сделано только в случае принятия «сочувствующего понимания» (19136, с. 139— 140). Дальнейшее обсуждение данного вопроса см. в секции 3.543.