Предисловие

Вид материалаКнига

Содержание


2.652. Интерпретация формы сопротивления
2.66. Специальные проблемы
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   35

2.652. Интерпретация формы сопротивления


Иногда при анализировании сопротивления не аффект и не побуждение или некоторое событие являются наи­более обещающей линией исследования. Ею может ока­заться форма сопротивления, метод или способ сопротив­ления, предлагающие наиболее плодотворную линию для исследования. Если форма сопротивления часто повторяется, это, вероятно, будет тот случай, когда мы имеем дело с чертами характера. Хотя анализ формы, возможно, не часто является первым при анализе сопротивления, типичные и связанные с привычками методы сопротивления, в сущности, должны стать предметом анализа, поскольку эта процедура является входом в анализирование так называемых защит характера. Если форма сопротивления «странная» или «нехарактерная» для пациента, это обычно симптоматично и более легко воспринимается разумным Эго пациента.

Шаги при анализировании формы сопротивления те же самые, что были набросаны для других аспектов поведения. Во-первых, нам следует добиться того, что­бы пациент узнал, что данная часть его поведения яв­ляется сопротивлением. Это может быть или просто, или очень трудно, в зависимости от того, является дея­тельность Эго-синтоничной чертой характера или чуж­дой Эго. Если поведение является Эго-синтоничным, встает вопрос, насколько трудно сделать данное пове­дение Эго-дистоничным; другими словами, сможет ли аналитик заручиться помощью разумного Эго пациента, которое объединится с аналитиком при рассмотрении этой активности как сопротивления (Феничел, 1941, с. 66—68). Сможет ли аналитик добиться успеха в от­делении разумного Эго пациента от его эксперименти­рующего Эго и, тем самым, поставить пациента перед вопросом исследования этой активности?

Демонстрируемость будет зависеть от двух факторов: во-первых, от отношений Эго к данной деятельности, т. е. насколько она является Эго-синтоничной; и, во-


– 141 –


вторых, от рабочего альянса, т. е. от того, насколько охотно пациент принимает аналитические отношения. Чем более согласованной, адаптивной, успешной представля­ется деятельность пациенту, тем труднее будет убедить его, что это — сопротивление. В нашем обществе, например, нелегко подвести пациента к тому, что чистоплотность в ее свободных ассоциациях и во внешней жизни явля­ется тем, что следует анализировать. Чистоплотность является одной из добродетелей в американском обще­стве, одной из превозносимых и высоко ценимых черт в семье. Бомбардировка рекламой помогает сделать чи­стоплотность идеалом Эго для многих людей даже и в более позднем возрасте.

Это сильно отличается от попыток анализировать бо­лее чуждую Эго деятельность. Например, пациент с очень сильным враждебным переносом моментально засыпает во время сеанса. Несмотря на агрессивное от­ношение ко мне, пациент может осознать, что засыпание во время сеанса является сопротивлением.

Ситуация более трудна, когда реальные факторы смешиваются с бессознательными сопротивлениями па­циента.

Например, пациентка большую часть сеанса расска­зывает об опасности ядерной бомбардировки и целесо­образности уехать на Средний Запад, где она будет в безопасности. Когда я предположил, что, быть может, уехав, она будет чувствовать себя в безопасности от меня и психоанализа, она явно рассердилась и замол­чала. Затем она резко напомнила мне, что люди строят бомбоубежища. После паузы я признал, что существует некоторая вероятность ядерной атаки, но я полагаю, что ее реакции несоответствующе интенсивны. Боль­шинство экспертов придерживаются мнения, что бомбо­убежища не являются надежной защитой, и отъезд то­же не гарантирует ее безопасность. Затем пациентка начала говорить. Она допускает, что ее страхи непро­порционально велики, но простейшая мысль о ядерном взрыве вселяет в нее ужас. Я сказал ей, что каждый разумный человек боится атомной войны, но, должно быть, есть еще что-то, что делает ее страх таким силь­ным, что она намеревается «вырвать с корнем» свою жизнь. Медленно пациентка начала ассоциировать, ее мысли привели ее к несчастному замужеству, годам


– 142 –


фрустраций и затруднений, ее страстному желанию «вы­лезти из этого», начать новую жизнь. Теперь я был в состоянии показать ей, что все это являлось причиной того, что скрыто накапливался гнев, который угрожает взрывом. Вот почему возможность взрыва атомной бомбы кажется такой близкой. Вот отчего ее страх ин­тенсифицирован до ужаса. Пациентка, казалось, поняла, и в течение следующих нескольких сеансов мы продук­тивно работали над этой темой.

Я хочу сделать паузу в этом месте для того, чтобы подчеркнуть небольшой, но важный технический мо­мент. Всякий раз, когда факторы реальности смешива­ются с сопротивлением, эти факторы должны быть адекватно осознаны (Мармор, 1958). Если не сделать этого, пациент будет все более громогласно цепляться за элементы реальности в сопротивлении и тратить свое время, пытаясь убедить аналитика в логичности своих аргументов. Обратите внимание, как моя пациентка завела разговор о бомбоубежищах, когда я пытался объяснить ее бегство на Средний Запад как бегство от анализа. Только после того, как я допустил, что в ее страхе есть доля реальности, она смогла работать со мной, она смогла сформировать рабочий альянс. До этого ее тревожность по отношению к ядерной бомбе была Эго-синтоничной. Мое признание факта реаль­ности позволило установить рабочий альянс, что сдела­ло страх ядерного взрыва, по меньшей мере, его интен­сивность, чуждыми для Эго. Она стала в состоянии ра­ботать над этим как над внутренней проблемой и, в сущности, действительно осознала, что ее бегство на Средний Запад является сопротивлением переноса.

Когда пациент осознает сопротивленческий аспект своего поведения, нашей следующей задачей становит­ся проявление. Теперь мы разыскиваем соответствую­щий паттерн поведения вне анализа и затем занимаем­ся историей и целями данной деятельности. Что случи­лось в жизни пациента, что было причиной того, что он принял этот способ сопротивления? Позвольте мне вер­нуться к профессору К., человеку, который рассказывал свои сновидения, «сваливая все в кучу» (см. секцию 2.64).

Профессор К. рассказал, что он читал книги, «сва­ливая все в кучу», и делал домашние задания в той же


– 143 –


манере. Он не мог заниматься, сидя за партой, но толь­ко лежа либо прохаживаясь. Это стало понятным, ко­гда он осознал, что его отец был известным учителем и готовил сына пойти по своим стопам. Мальчик хотел противодействовать, потому что он испытывал глубоко затаенные неприязненные, ревнивые, сопернические чув­ства по отношению к отцу, его способ работать был выражением его злобы и вызова. Но была также и глу­бокая любовь к отцу, которая имела сильный прегени­тальный анальный и оральный тип. Он боялся нахо­диться слишком близко к отцу, так как это означало бы анальное и оральное проникновение и заглатывание. Его история проясняет это тем, что отец любил играть роль врача, когда пациент болел. Много раз им была измерена ректальная температура, много поставлено клизм, много раз смазано горло и т. д. Поведение «все в кучу» было также проявлением и его борьбы против идентификации с отцом, поскольку идентификация бы­ла равносильна тому, чтобы быть поглощенным или аннигилированным. Это представляет собой возвраще­ние репрессированных стремлений и утрату границ Эго (Гринсон, 1954 г, 1958а; Кан, 1960).

Другой пациент-ученый использовал для описания своих переживаний очень реалистичный тон и техничес­кие термины. Даже описывая интимнейшие сексуаль­ные события, он никогда не выказывал никаких эмоций. Он никогда не колебался, не проявлял страстного же­лания, но механически и досконально докладывал. Я пытался дать ему понять, что из-за того, что он ис­пользует технические термины и описывает эти события так, как будто он докладывает о не относящемся к оп­ределенной личности эксперименте, он пропускает все свои эмоциональные реакции. Он был холодным, до­тошным наблюдателем, докладывающим сотрудником, но не пациентом, сообщающим интимные переживания своему терапевту.

В течение долгого времени пациент оправдывал се­бя, говоря, что факты — более важны, чем эмоции. Затем я смог доказать ему, что эмоции также являются фактами, но что он с неохотой признает эти «факты» в отношении себя. Затем пациент осознал, что он от­брасывал эмоции, докладывая мне, так как чувство­вал, что зрелому ученому стыдно иметь чувства. В даль-


– 144 –


нейшем он также признался, что скрывает свои чув­ства и от других, даже от своей жены при сексуальных отношениях. Анализ этого поведения затем привел его в детство, когда его отец, инженер, выказывал презре­ние к эмоциональным людям, считая их слабыми и не­надежными. В сущности, пациент осознал, что он счи­тал проявление эмоций эквивалентом несдержанности и бесконтрольности. Он приравнивал холодность к чи­стоте, а эмоциональное тепло к грязи и утрате контроля.

Анализ формы сопротивления в таком случае, как этот, становится возможным, только когда пациент, не может дольше сам оправдывать использование данного метода для данного вопроса. Это сопротивление должно стать Эго-дистоническим до того, как пациент с готов­ностью продолжит анализ этого старого, привычного способа поведения. Для данного пациента потребова­лось около года, чтобы изменить его отношение к бес­страшному способу рассказывать. Даже, когда мы ста­ли способны проследить эту форму поведения назад, в его детство, к конфликтам, касающимся выработки туа­летных навыков и анально-садистических импульсов, он не был в состоянии поддерживать реальный рабочий альянс. Его нижележащая тревожность, в сущности, обусловила параноидные черты характера и лишала истинной мотивации продолжать анализ. Он с охотой анализировался бы, если бы мог остаться, в сущности, неизменным и нетронутым эмоционально. Мы, в конце концов, согласились прервать анализ.


2.653. Резюме


Если мы теперь кратко повторим, что является ос­новными процедурами в анализе, то придем к следую­щему. Нужно:

1) Осознать сопротивление.

2) Продемонстрировать сопротивление пациенту:

а) позволить сопротивлению стать демонстрируемым, ожидая его проявления в нескольких случаях;

б) вмешиваться, с тем чтобы увеличить сопротивление; способствовать тому, чтобы оно стало демонстрируемым.

3) Прояснить мотивы и формы сопротивления:


– 145 –


а) какой специфический болезненный аффект застав­ляет пациента сопротивляться?

б) какое специфическое инстинктивное побуждение является причиной болезненного аффекта в данный мо­мент?

в) какую конкретную форму и метод пациент исполь­зует для выражения своего сопротивления?

4) Интерпретировать сопротивление:

а) какие фантазии или воспоминание являются причиной аффектов и побуждений, которые стоят за сопро­тивлением?

б) заниматься историей и бессознательными объек­тами данных аффектов и побуждений или событий вовремя анализа, вне анализа и в прошлом.

5) Интерпретировать форму сопротивления:

а) заниматься анализом этой и сходных форм деятельности во время и вне анализа.

6) проследить историю и бессознательные цели этой деятельности в настоящем и прошлом пациента.

6) Тщательная проработка.

Повторение и разработка шагов 4) а), б) и 5) а), б).

Важно осознать, что лишь небольшой фрагмент ра­боты может быть доведен до конца в течение одного сеанса. Множество сеансов закончатся всего лишь с неясным сознанием того, что работает какое-то сопротив­ление, и, все, что аналитик, может делать в конце, таких сеансов, — это указывать пациенту на то, что он чего-то избегает. Иногда он может прояснить только аффект и даже его не полностью; иногда только историческое прошлое, иногда только форму. Когда это возможно и насколько это возможно, аналитик пытается исследо­вать эти избегания вместе с пациентом, пробуя, как много из этих исследований пациент может со значени­ем и пользой делать сам во время данного сеанса. Усер­дие самого аналитика должно играть вторичную роль в исследовании и раскрытии бессознательных явлений, такую, какую пациент может вынести и использовать, пациент не должен быть ни травмирован, ни вовлечен в какое-то, похожее на игру, исследование сопротивле­ния.

Важно не делать преждевременной интерпретации сопротивления, поскольку это приведет пациента только к рационализации или интеллектуализации или же


– 146 –


к интеллектуальному соперничеству в интерпре­тации сопротивления. В любом случае это лишь опыт эмоционального заряда. Следовательно, это усилит со­противление вместо того, чтобы ослабить его. Пациенту следует дать возможность почувствовать его сопротив­ление, чтобы он стал осознавать его силу и упорство. Важно знать, когда быть пассивным и когда быть ак­тивным при аналитической работе. Слишком большое количество терпения со стороны аналитика может спо­собствовать тому, что пациент будет расточать ценное время, тогда как он мог бы поработать эффективно. Слишком большая активность аналитика может либо помешать проявлению способности пациента быть ак­тивным и удовлетворит его пассивные желания; или это может вызвать события, для которых пациент еще не готов, и, тем самым, возбудить травматическую ситу­ацию. Кроме всего прочего, слишком большая актив­ность может послужить избеганию эмоционального за­ряда и превратить анализ сопротивления в игру в за­гадки (Фрейд, 1914с, с. 155; Феничел, 1941, с. 36—43). Важно, кроме того, не играть в сопротивление с па­циентом, используя тот же самый вид сопротивления, что и он. Если он молчит, вы должны быть вниматель­ным, чтобы ваше молчание не оказалось контрсопротив­лением. Или, если он использует высокопарный язык, непристойности или клише, вы должны избегать следо­вать за его сопротивлением или поступать наоборот. Важно, чтобы все непосредственно относилось к делу, без непродуманных вещей или заслуживающих упрека провокаций.

Эти шаги и порядок различных шагов варьируют от сеанса к сеансу и от пациента к пациенту. Аналитик мо­жет заниматься тем только, что кажется ему наиболее многообещающей линией исследования в данное время. Следует сохранять ум открытым и настороженным, быть готовым переменить совершенно свой подход или при­держиваться его, если это кажется правильным.

Обязательным союзником аналитика в этой работе является разумное Эго пациента. Оно должно присут­ствовать или должно возникнуть благодаря вмешатель­ствам аналитика; иногда аналитику следует подождать, пока эмоциональный взрыв утихнет и разумное Эго вер­нется, что может выразиться, в частности, в виде от-


– 147 –


ношения к аналитику. Рабочий альянс должен сущест­вовать или возникнуть до того, как аналитик приступит к глубокому анализу сопротивления. Это является не­обходимым условием для интерпретации (Гринсон, 1965). Данное положение будет детально проиллюстрировано в 3 части.

Важно осознать, что вне зависимости от того, на­сколько умело и правильно аналитик работает с сопро­тивлением, сопротивления будут возвращаться. Следует помнить замечание Фрейда о том, что сопротивление будет присутствовать в каждом шаге, каждом аспекте, на каждом сеансе анализа, до того, как анализ будет завершен. Тщательная проработка необходима для того, чтобы данное сопротивление утратило свою патоген­ность. Анализ сопротивления является не окольным пу­тем психоанализа, а необходимой и жизненно важной частью лечения.


2.66. СПЕЦИАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ

ПРИ АНАЛИЗИРОВАНИИ СОПРОТИВЛЕНИЯ


2.661. Сопротивления на первых сеансах


В начале анализа, на первых сеансах, когда сопро­тивление уже осознано и продемонстрировано пациенту, до того, как приступить к исследованию мотива или формы сопротивления, аналитику следует рассмотреть интерполяции к следующим шагам.

1. Пациенту следует рассказать, что сопротивление является деятельностью самого пациента, что это ак­ция, которую он осуществляет либо бессознательно, ли­бо предсознательно, либо сознательно (Феничел, 1941, с. 35). Сопротивление не является чем-то, что проис­ходит совершенно независимо от пациента, хотя он мо­жет ощущать его именно так. Это важно, потому что многие пациенты ощущают сопротивление как нечто, случающееся с ними, и они склонны чувствовать себя беспомощными или покорившимися. Я нахожу полез­ным образовать их в этом вопросе.

Например, пациент рассказывает мне, что его ум пуст. Подождав некоторое время, я нахожу полезным информировать моего пациента, что ум кажется пустым


– 148 –


только в том случае, когда он пытается избежать чего-то. Затем я прошу его перемешать свои мысли за за­мечанием: «Я избегаю чего-то», — и говорить, что приходит в голову. Неминуемо какие-то ассоциации по­падут в фокус. Я могу подчеркнуть этот момент, на­помнив, что его ум не пуст, когда он покойно лежит на кушетке, у себя дома, или просто позволяет блуждать своим мыслям, пока ведет машину. То же самое долж­но быть и здесь, хотя что-то мешает, охраняет мысли, не давая им прийти в голову, охраняет их от определе­ния того, что происходит.

2. Пациенту следует рассказать в подходящее время, что определенные сопротивления и анализ сопротивле­ния важны, что это стоит делать и что это составляет значительную часть психоанализа. Сопротивление не является грехом или виной, или слабостью пациента. Он не критикуется и не отвергается за то, что имеет сопротивления. Здесь, конечно, чрезвычайно важен тот тон, которым аналитик демонстрирует сопротивление пациенту. Слова аналитика могут сказать пациенту, что это совершенно нормально — иметь сопротивление, но если его тон укоризненен, слова теряют свое значе­ние. Следует сделать так, чтобы пациент осознал анализ сопротивления как необходимую, неизбежную и продук­тивную часть психоаналитической процедуры.

Достигнув успеха в анализировании некоторых ас­пектов в начале лечения, я пытаюсь продемонстрировать обоснованность того положения, что анализ сопротивле­ния является плодотворным и стоящим.

Я полагаю, такие вмешательства важны в раннем анализе, потому что они помогают установить опреде­ленную атмосферу в аналитической ситуации. Я хочу, чтобы мой пациент чувствовал, что ему дано право знать определенные вещи о том, что происходит в анализе, для того, чтобы чувствовать, что он мой «сотрудник» в аналитической ситуации. Я хочу способствовать разви­тию рабочего альянса. Я не хочу, чтобы он чувствовал себя ребенком, блуждающим во мраке, видел во мне эксперта, который находится гораздо дальше и выше него. Я хочу, чтобы это была ситуация, когда двое упор­но работающих, серьезных взрослых действуют совмест­но, причем один из них нуждается в помощи, а дру­гой — специалист; но при этом оба одинаково ответст-


– 149 –


венны, серьезны в своей совместной работе. Я не хочу создавать авторитарную атмосферу, атмосферу мистерии или родительскую атмосферу.

В основном, я считаю, что пациенты скрывают свои сопротивления по двум причинам: 1) Они стыдятся или боятся выказать состояние сопротивления. Сопротив­ление означает дефект, который приведет к потере люб­ви или к наказанию. 2) Они боятся выявления проду­цирующей сопротивление ситуации — обычно из-за то­го, что стараются избежать материала, который, как они чувствуют, может привести к враждебной реакции переноса. Это те пациенты, которые боятся стать рас­серженными. Они часто стараются прикрыть свой гнев противоположными чувствами — заискиванием и по­корностью. Хорошими примерами являются кандидаты, которые будут избегать упоминать о тех встречах, ког­да я сказал что-нибудь неправильно, или будут говорить о том, с чем они согласны, пропуская все остальное.

Могут быть даже более запутанные констелляции сопротивлений сопротивлениям и различным содержа­ниям. Позвольте мне привести следующий клинический пример из единственного аналитического сеанса.

Пациент начал свой сеанс, повторяя довольно лег­комысленно, что его трехлетняя дочь заболела, но он не хочет говорить об этом, так как не хочет впадать в депрессию. Далее он продолжал болтовню, касающую­ся безобидных повседневных занятий. Поскольку он не проявлял намерения вернуться к болезни ребенка, я прервал его, сказав: «Почему вам следует избегать болезни вашей девочки?» Он раздраженно ответил: «Почему вы не оставите меня одного — почему вы продолжаете притеснять меня?» — и так далее. Я со­хранял спокойствие. Постепенно он начал рассказывать о болезни своей дочери, о том, что они вызвали кон­сультанта, который сказал, что ей, вероятно, необходи­мо хирургическое вмешательство; как он страшится это-то, как он боится, что она может умереть. Он корчил­ся на кушетке, как от боли. Слезы текли по его ще­кам, он даже не пытался вытереть их. Я сохранял спо­койствие. Пациент сделал большую паузу и крикнул: «Я хочу быть мертвым. Мне следовало бы убить себя». Молчание. В этот момент я вмешался и сказал: «Я мо­гу понять ваши переживания в отношении ребенка, но


– 150 –


почему же вы так ненавидите себя?». После этого па­циент рассказал, каким виноватым он чувствует себя по отношению к маленькой девочке: она фрустрирует его, любя больше свою мать; она разочаровывает его из-за того, что она — не мальчик; он пренебрегает ею; и все это он делал; он заслуживает смерти... пауза... «кроме того, некто изрыгает проклятия на меня всяческими спо­собами».

Сделав обзор этого сеанса, мы можем увидеть, на­сколько сложны сопротивления: болтливое избегание депрессирующей темы; гнев против меня за притесне­ния; его страхи, относящиеся к прикрытию ребенком его вины по отношению к ребенку; его возмущение и чувство обиды по отношению к ребенку, прикрывающую его идентификацию с нежеланным ребенком, которая заканчивается упреком ко мне. Этот сеанс иллюстриру­ет, насколько разнообразные сопротивления использу­ются против различных содержаний и как одно содер­жание может вызываться для того, чтобы отвратить еще более глубоко лежащее содержание. Концепция тща­тельной проработки касается не только раскрытия тога же самого сопротивления в различных ситуациях или в другое время в другом месте, но также и раскрытия большого разнообразия сопротивлений, которые исполь­зуются для того, чтобы отвратить данное побуждение или воспоминание или переживание и т. д. Это будет рассмотрено более детально во втором томе.