Энгельс в «Диалектике природы» высказывает замечательную мысль о возможных генетических предпосылках возникновения сознания. В процессе филогенетического развития приспособление организмов животных к окружающей их природе приводит к возникновению и усовершенствованию органов, деятельность которых проявляется в целостном координированном реагировании организма на раздражения внешней среды. Существенным признаком позвоночных, по Энгельсу, является группировка всего тела вокруг нервной системы: «этим дана возможность для развития самосознания». У всех прочих животных нервная система нечто побочное, однако у позвоночных она — основа всего организма. Нервная система, развившись до известной степени — благодаря удлинению назад головного узла червей,— завладевает всем телом и направляет его согласно своим потребностям. Энгельс здесь открывает в самой эволюции нервной системы у позвоночных реальную возможность «для развития самосознания», каковое становится подлинной действительностью в лице сознания человека, возникшего в процессе длительного активного трудового воздействия на природу и ее преобразование. Тем самым была раскрыта эволюционно-морфологическая основа теории нервизма.
Как уже было сказано ранее, длительным эволюционным становлением вся биология человека была преобразована социально-историческими закономерностями. Природа и общество, старое и новое, наложили печать внутренней двойственности на строение, поведение и сознание человека. Так, Маркс в первом томе «Капитала», анализируя человеческий труд, отмечает его двойственную противоречивую природу. Он утверждает, что всякий труд есть, с одной стороны, затрата рабочей силы в физиологическом смысле, т. е. затрата человеческого мозга, мускулов, нервов, рук и т. д., и, с другой стороны, всякий труд есть затрата рабочей силы в особой целесообразной форме. Об этой двойственности Маркс и Энгельс высказывались еще ранее в «Немецкой идеологии». Они указывали, что производство жизни как собственной путем труда, так и чужой, путем рождения является в качестве двоякого отношения; «с одной стороны, в качестве естественного, а с другой — в качестве общественного отношения». Эти две стороны выступают в своем внутреннем единстве.
Человеческое сознание также обнаруживает в своем содержании как двойственность, так и внутренние противоречивые тенденции. Проследим за тем, каким обра зом двойственность, присущая общественной практике, проявляется и в самих процессах сознания личности Начнем с простейших форм проявления сознания—ощущений. Ленин говорит об ощущениях как о непосредственной связи сознания с внешним миром, о превращении энергии внешнего раздражения в факт сознания. Этими гносеологическими выводами убедительно преодолевается грань между физическим и психическим, через которую не смогла перескочить метафизика старой психологии.
У сформировавшегося взрослого здорового человека в бодрственном деятельном состоянии рецепторный аппарат находится как бы в мобилизационной готовности: ощущения, восприятия приобретают направленный доминантный характер, определяемый содержанием действующего в данный момент сознания. Маркс в «Капитале» подчеркивает, что человек отличается от животных не только тем, что он изменяет форму того, что дан. о природой: «Он осуществляет в то же время и свою сознательную цель, которая, как закон, определяет способ и характер его действия». Вот благодаря этому закону сознательной цели рецепторный аппарат человека приобретает свойства, необходимые для подготовки условий осуществления сознательных действий.
В природе не существует отдельных, изолированных друг от друга свойств вне вещей, как например, чистых запахов, цветов, звуков, независимо от предметов. Человек, воздействуя на предмет природы, обнаруживает ряд отдельных его свойств, которые вызывают определенную совокупность ощущений; последние, возникая в ответ на внешние раздражения, образуют «предметную системность», т. е. восприятие, образ данного предмета в результате рефлекторной аналитико-синтетической работы анализаторов коры головного мозга.
В традиционной психологии обычно было принято учитывать лишь те отражательные процессы в анализаторах коры, которые обеспечивают возникновение только единичного изображения предмета. Однако известно, что единичное изображение ничем не отличается от застывшей мертвой фотографии, от зеркального изображения; здесь еще нет познавательного процесса.
Сеченов И. М. при изучении данной проблемы методически различает изображение внешнего предмета на сетчатой оболочке глаза от его изображения в сознании, сравнивает их с построением физического образа предмета на экране посредством двояко выпуклой чечевицы и устанавливает строгое соответствие между ними. Этим он физиологически подтверждает материалистическую концепцию принципиальной познаваемости предметов и явлений объективной действительности. Сеченов устанавливает сходство между образом на сетчатке и образом в сознании: «Треугольник, круг, серп луны, оконная рама и т. п. на сетчатке чувствуются и сознанием как треугольник, серп луны, крут и т. д. Расплывчатый образ на сетчатке дает расплывчатый образ и в сознании. Не-«подвижная точка рисуется неподвижной; летящая птица кажется движущейся; слабо освещенные места изображения сознаются оттененными; блестящие точки светятся. Словом, в отношении образов на сетчатке сознание является не менее верным зеркалом, чем сетчатка с преломляющимися средами глаза в отношении внешнего предмета».
Если изображение внешнего предмета на сетчатке глаза можно сравнить с зеркально-фотографическим отображением и даже приравнять к нему, то в отношении сознания этого далеко недостаточно. Воспринимающее сознание является не только более верным зеркалом, оно скорее воспроизводит отдельные объекты реальной действительности субъективно в голове, связывая их с целой системой ассоциированных представлений, обеспечивающих сложный акт познания этих объектов. Таким образом, к единичному изображению предмета в сознании присоединяется. обобщенный аккумулированный предшествующий опыт, знание о данном предмете. В любом, даже элементарном акте познания, единичное всегда выступает в единстве с общим.
Корсаков в своем руководстве отмечает, что в акте познания «происходит слияние хранящихся в запасе и вновь вызываемых к жизни воспоминаний с новыми восприятиями, что имеет весьма важное значение для того, чтобы новые впечатления сознавались, так как если бы они не входили в слияние со старыми, то они не входили бы в сочетание знаний, т. е. в сознание». Действительно, если бы в сознании не происходило этого слияния нового со старым, то акт познания был бы невозможен.
Наши восприятия, как уже было сказано, отображают единичные предметы и явления, которые включают в себя богатство многообразия конкретной действительности. К каждому единичному образу предмета в сознании присоединяется обобщенный предшествующий опыт, знание о данном предмете. Если бы не было этого слияния, единства единичного с общим, нового со старым, настоящего с прошедшим, то познавательный акт был бы немыслим.
Укол в палец булавкой вызывает у нас телесное ощущение боли и в то же время сопровождается познанием того, кто чем, где и как уколол нас. Если уколоть булавкой палец новорожденного младенца, то он испытывает телесное ощущение боли, однако абсолютно не будет знать, кто чем, где, когда и как уколол его.
В какой же форме предшествующее знание о предмете присоединяется к его единичному изображению в акте восприятия?
Акт узнавания любого обычного и известного нам предмета, явления или окружающей нас обстановка происходит настолько быстро, что даже не успевает возникнуть вопроса—«что это такое? Думать здесь о более или менее длительном процессе не приходится.
Нужно полагать, что к единичному образу предмета предшествующий аккумулированный опыт о нем присоединяется в виде системною чувствования гностического характера. Коротко назовем его гностическим чувством. Чувственное оформление накопленного дифференцированного знания конкретных явлений окружающего одновременно имеет отношение к самой личности. Это внешнее, ставшее внутренним, собственным опытом, достоянием нашего я. Наше самосознание принимает деятельное участие в любом акте познания объективного мира. Итак, в единстве единичного образа предмета и чувственно оформленного предшествующего опыта о нем мы усматриваем обнаружение внутренней двойственности любого процесса чувственно-предметного познания.
Патология душевной жизни, как уже раньше указывалось, служит в качестве природного эксперимента. Она помогает раскрывать и закономерности нормального функционирования психики. Мысль о гностических чувствах впервые возникла у нас во время клинических наблюдений над больными с явлениями синдрома деперсонализации. В течение 20 и более лет мы наблюдали у 195 больных явления психосенсорных расстройств и деперсонализации при различных заболеваниях: шизофрении, аффективных психозах, сомато- и психогениях и органических поражениях головного мозга.
Больные с явлениями деперсонализации переживают своеобразное двойственное состояние: им кажется, что они потеряли чувствительность и реальность восприятия своего тела, не испытывают чувства реальности и достоверности в восприятии внешних предметов. Они говорят о потере своих эмоций, об отсутствии образов в процессе мышления, о полной «пустоте» своей психики. Больным кажется, что они переживают исчезновение своего «я», обезличиваются и превращаются в безвольные автоматы.
Однако объективные исследования и поведение больных показывает достаточную сохранность функций органов чувств, адекватность мыслительного процесса и поведения. Это нарушение выступает с удивительной последовательностью во всех психических процессах.
Находясь в постоянном напряжении и прикованности к себе, больные испытывают мучительные переживания опустошения своей личности, доходящие до парадоксального чувства раздвоения и исчезновения своего «я» и окружающего мира, превращение в «безжизненного автомата, без души выполняющего свои функции и живущего только за счет прошлого».
Рассмотрим конкретно особенности патологических изменений отдельных психических функций у наших: больных. В сфере чувственных восприятий предметов и частей своего тела выступают два основных симптома, переживание чуждости, доходящее до степени «незнакомого», и переживания нереальности, недостоверности, доходящей до степени «сноподобного», даже до «исчезновения».
Больные утверждают, что внешний вид изображения предмета не изменен. Но этому внешнему виду, образу как будто не хватает какого-то тонкого чувства; каждая вещь обращает на себя внимание своей странностью и заставляет задумываться над ее смыслом. Внешний вид предмета как-то отделяется от реального его смысла, назначения этой вещи в жизни. В результате образ предмета и своего тела принимает характер чуждой, нереальной, пустой и мертвой оболочки. Таким образом, происходит процесс оскудевания чувственной полноты изображений. Последние претерпевают значительный ущерб в гностически чувственной функции, которая в норме придает образу характер телесной живости, конкретности, реальности и знакомости.
В сфере мыслительного процесса больные говорят о неяркости, расплывчатости, чуждости и даже о потере образности представлении; жалуются на чуждость и бессодержательность словесных образов: при мысленном повторении любого слова оно вдруг превращается в пустой бессодержательный и незнакомый звук. Вот почему больные часто жалуются на чувство пустоты в голове, отсутствие мыслей. Однако в то время, когда они могут словами хорошо описать, проанализировать все представления и понятия, словесные образы нарушены.
Это чувство пустоты в сознании часто вынуждает больных останавливать свой взгляд на отдельных предметах и бесплодно анализировать их внешние стороны. Подобный бесплодный анализ они производят также в вокруг определенных представлений и понятий («гипертрофия анализа»). Возникают так называемые космические идеи. Здесь и в области мышления возникает ущерб той гностически чувственной функции, которая в норме автоматизированно придает словесным образам их смысловое содержание и чувственную образность и неизмеримо облегчает процесс анализа и синтеза.
В сфере аффективных переживаний также отмечаете» двойственность их структуры, которая обнаруживается при явлениях психического отчуждения. Основной формой проявления патологии эмоций является жалоба больного на чувство потери своих чувств. С одной стороны, он обнаруживает у себя потерю эмоциональных переживаний, с другой — чрезвычайно страдает от сознания их отсутствия. Причем, выразительные движения у него вполне сохранены.
При анализе данного состояния оказывается, что у больных сохранена общая диффузная эффективность (подкорковый компонент эффективности), которая временами проявляется даже со значительной интенсивностью; вместе с тем у них резко снижаются дифференцированные эмоции (корковый компонент эффективности) в отдельных конкретных ситуациях. Они переживают, страдают вообще, испытывают диффузные чувства тревоги, страха, депрессии неопределенного и смутного характера. Но в каждой отдельной ситуации по отношению к определенным объектам они отмечают у себя эмоциональную недостаточность. Данная форма патологии эмоциональной сферы также обнаруживает ущерб в той же гностически чувственной функции, которая в норме придает познавательное содержание общей аффективности.
В сфере волевой активности сознания отмечается следующее: больные говорят, о потере воли над своими мыслями и действиями; мысли в голове идут сами собой, автоматически (ментизм). Все действия свои и чужие кажутся непонятными, бесцельными и бессодержательными. Возникает чувство внутренней напряженности, связанности, автоматичности своих действий.
Здесь также обнаруживается нарушение той же гностически чувственной функции, в результате чего оскудевает содержательность и целенаправленность действий в поведении больного. Деавтоматизация привычных форм активных процессов мышления и действий приводит к субъективному чувству «безвольного автомата».
Приведенные клинические наблюдения показывают, что речь идет не о поражении некоей «субстанции я», а э нарушении особой гностической функции, которая обычно незаметна в целостной деятельности сознания здоровой личности. Она обычно негативно обнаруживается в патологии психических функции, при их дезинтеграции, вернее, обнаруживается ее отсутствие. Эта гностическая функция и есть те интегрирующие системные гностические чувства, которые обогащают предшествующим познавательным содержанием образы в восприятиях, мышлении, эмоциях и двигательных актах. Нужно полагать, что частичное патологическое торможение гностических чувств инертного застойного характера под влиянием различных патогенных факторов нарушает механизм привычной автоматизации, системности высших нервных процессов в коре. Возникшая деавтоматизация обусловливает дезинтеграцию высших познавательных аффективных и двигательных функций.
Психические функции нашего сознания включают в себя субъективное содержание отображаемых ими явлений объективного мира; иначе нельзя представить, каким образом мы узнаем воспринимаемые предметы и понимаем внутренний смысл речи, своей и чужой. Еще Гегель писал, что содержание составляет предмет сознания, а Маркс подчеркивал, что психология должна, стать действительно содержательной и реальной наукой. Анализ индивидуального сознания человека невозможен без раскрытия его конкретного содержания.
Мы уже отмечали, что в процессе познания к единичным образам внешних предметов, своего тела, а также к словесным присоединяется предшествующий накопленный обобщенный опыт о них в форме системных автоматизированных чувствований гностического характера, т. е. гностических чувств.
Гностические чувства, сливаясь с единичными предметными и словесными образами, формируют их во всей полноте; при этом они обнаруживают три важных свойства: 1) обобщение предшествующего знания о предмете и слове в конкретно чувственной форме; б) обеспечивают чувствование принадлежности психических процессов нашему я, личности; в) включают в себе эмоциональный тон соответствующей окраски и интенсивности.
Проявления характерных признаков психического отчуждения (деперсонализация) при некоторых нервно-психических заболеваниях служат клиническим подтверждением существования гностических чувств. Они становятся доступными для исследования в патологам при явлениях нарушения системности (деавтоматизация) высших нервных процессов на почве застойного патологического торможения их.
Вопрос о существовании интегрирующих гностических чувств тесно связан с проблемой образования высших автоматизированных системных навыков, возникающих в коре больших полушарий непрерывной тренировкой в процессе онтогенетического практического приспособления человека к социальной среде.
Образование гностических чувств происходит по физиологическому принципу условнорефлекторных временных связей. Они возникают в результате синтеза предшествующего опыта наших ощущений, восприятий. В основе понимания единства произвольного и автоматизированного в познании и действиях человека лежат концепции И. П. Павлова об оптимальной зоне возбуждения в коре и о доминанте Введенского и Ухтомского.
Акт узнавания обычных восприятий и понимания обычных мыслей и действий происходит аксиоматически, автоматизированно, путем схватывания «на ходу» их внутреннего смысла (благодаря гностическим чувствам). В то же время в процессе практической необходимости этот внутренний смысл может быть осознан совершенно произвольно, путем детального интеллектуального анализа.
Системные корковые гностические чувства в единстве с подкорковой диффузной эффективностью образуют обычные эмоциональные переживания нормального человека.
Деятельное состояние корковых гностических чувств в норме отрицательной индукцией, как правило, задерживает «стихийное» функционирование подкорковой эффективности», «освобождая избирательно только то из ее работы, что требуется условиями места и времени» (И. П. Павлов).
Внутреннее патодинамическое нарушение, «расщепление» в психических актах единичных предметных, словесных образов и гностических чувств, а также нарушение взаимосвязи и субординации между корковыми и подкорковыми компонентами эффективности служат основой развития ряда важнейших психопатологических признаков.
