Geum.ru

В. Н. Косторниченко Квопросу о национализации отечественной нефтяной промышленности в 1918 г

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3
{90}конференция большевиков в Баку выступила за ее скорейшее осуществление. Исходя из этого, образованный 25 апреля Бакинский СНК, опираясь на Центральный совет промыслово-заводских комиссий фирмы Нобель и Техническую комиссию для наблюдения за отраслью, определил в качестве важнейшей своей цели национализацию нефтяной промышленности, морского транспорта и т.п.

   Пытаясь преодолеть противоречия с центральной властью и желая обосновать необходимость скорейшей национализации, Бакинский СНК принимает решение послать в Москву одного из своих руководителей —Тер-Габриэляна. Представитель Баку, прибыв в столицу, долго и тщетно пытался убедить Ленина в ее необходимости: «Я ему все рассказал, часа три я рассказывал о том, что у нас вообще происходит. Он мне задает вопрос: а что вы думаете делать? Я говорю, что нужно объявить национализацию нефтяной промышленности. “Спасибо, — говорит, — мы уже донационализировались. А кто у нас будет работать?”...Бакинские рабочие. “А кто руководить-то будет?” ...Союз Бакинских инженеров. “А кто именно?” Да, разве вы знаете, — говорю — их фамилии. “Нет, — говорит, — этого нельзя”. Зовет И.Э. Гуковского...30 “Но что — как вы думаете, Исидор Эммануилович, насчет национализации...?” Боже упаси... “А что...?” Невозможно... Без разрешения вопроса о национализации вернуться не могу... В.И.Ленин дал записку А.И. Рыкову, председателю ВСНХ — посмотрите, какое настроение”. Поехал я к Алексею Ивановичу. “Нет, — говорит, — не можем, это значит погубить нефтяную промышленность... ”»31

   Тем временем в Баку происходит обострение экономической ситуации. Временные аресты нефтепромышленников (Лесснера, Ландау, Гукасова и др.) с целью добиться выплат в кассу Бакинского СНХ не позволяют решить стоящих перед местной властью финансовых проблем. В городе возникает тяжелейший продовольственный кризис. На митинге 10 мая 1918 г. рабочие принимают резолюцию, что если в недельный срок в город не будет доставлен хлеб, то власти должны назначить перевыборы Совета и разрешить свободный выезд нефтяников из Баку32 .

   Двумя днями позже Бакинский СНХ, заявив о саботаже нефтепромышленников, виновных в возникновении кризиса, поставил перед собой «непосредственную задачу» национализации нефтяной отрасли. В качестве первоочередной меры он выдвинул осуществление предварительного трестирования всех нефтяных предприятий. 22 мая Бакинский СНК поднимает {91}цены на нефть, повышает зарплату нефтяникам «до норм питерских» и издает декрет о национализации нефтяных недр (с сохранением аренды), опираясь на ленинский декрет о земле от 26 октября 1917 г.33

   Очевидно, что эти решения проистекали из предыдущих обещаний бакинской власти и не были согласованы с центром, который призывал к тому, чтобы повременить с национализаций. Правительство, исходя из негативного опыта предшествующих попыток обобществления и опасаясь государственным вмешательством нарушить налаженный вывоз нефти в центральные районы России, выступало за сохранение позиций крупного отечественного и иностранного предпринимательства.

   Пытаясь не допустить несвоевременной национализации, руководство в Москве приняло ряд организационных и экономических мер, нацеленных на улучшение положения в этом крупнейшем нефтедобывающем регионе и укрепление влияния центра.

   17 мая 1918 г. был упразднен Нефтяной комиссариат и учрежден Главный нефтяной комитет (ГНК), призванный контролировать и регулировать «всю <частную> нефтяную промышленность и торговлю нефтепродуктами». ГНК также получал право на управление нефтяными делами в общероссийском масштабе и должен был вести разработку и осуществление мероприятий, связанных с организацией государственного нефтяного хозяйства34 .

   Спустя три дня СНК РСФСР создал специальную Экономическую комиссию для помощи Баку35 , а 22 мая 1918 г. на основании ее доклада постановил ассигновать 100 млн руб. для вывоза нефти из Баку и расплаты с рабочими и принял решение немедленно отправить из Царицына в распоряжение Бакинского совдепа 10 тыс. пудов хлеба. Уже на следующий день информация об этом становится известной властям Баку, а 25 мая «Бакинский рабочий» печатает материал, в котором сообщает о решениях Совнаркома36 .

   Несмотря на эти действия центра, бакинские власти приняли решение о национализации нефтяной промышленности. Нам приходится специально подробно остановиться на этом эпизоде, поскольку в многочисленных исследованиях, рассматривающих этот вопрос37 , утвердилось мнение, что {92}преждевременность в проведении национализации нефтяной промышленности Баку во многом объясняется случайностью и непредвиденным стечением обстоятельств. Е.Д. Сафронов (его обобщения поддерживаются в большинстве работ) отмечает: «...Получилось так, что Бакинский Совнарком приступил к национализации нефтяной промышленности несколько ранее, чем это намечалось Совнаркомом РСФСР и ВСНХ. Это произошло в результате исключительной оторванности Баку от Москвы, неустойчивости телеграфной связи, которая осуществлялась через Царицын и Астрахань. Вследствие всех этих обстоятельств подробная информация о положении дел поступала из Баку в Москву и обратно с большим опозданием». Далее, конкретизируя свои выводы, он пишет о недоразумении, связанном с телеграммой Сталина, отправленной из Царицына 28 мая 1918 г., в которой говорилось, что национализация нефтяной промышленности утверждена центральным правительством38 . «В телеграмме не указывалось, что национализация утверждена СНК РСФСР на ближайшее будущее, и что декрета еще не издано. Приняв эту телеграмму за предписание, направленное в адрес Бакинского Совнаркома, бакинские большевики приступили к подготовке национализации. 1 июня 1918 г. Бакинский Совнарком издал декрет о национализации нефтяной промышленности»39 . Как представляется, подобное объяснение является вероятным, но не до конца обоснованным.

   Также мало проясняет вопрос и версия, предложенная современным российским исследователем А.А. Иголкиным. В главе, посвященной рассмотрению причин принятия декрета о национализации нефтяной промышленности, он пишет: «Обстоятельства, побудившие И. Сталина совершить этот шаг (отправку упомянутой телеграммы в Баку — В.К.), неизвестны… Можно {93}предположить иное объяснение событий: Сталин, посылая в Баку директивную телеграмму, действовал по тайному указанию Ленина, а все датированные маем 1918 г. многоречивые тексты Ленина, в которых теоретически обосновывалась невозможность национализации в ближайшее время, лишь хорошо отработанная акция прикрытия»40 . Высказывая такое предположение, А.А. Иголкин не приводит ни одного доказательства в пользу своей версии, если не считать аргументом то, что после принятия бакинского декрета между Лениным и Сталиным сохранились хорошие отношения41 .

   Выскажем свою версию, рассмотрев обстоятельства осуществления этой национализации. Их подробный анализ не только дает возможность определить направленность и характер событий, но и позволяет уяснить смысл дискуссии, ведущейся тогда в руководстве страны по вопросам экономического развития, взаимодействия с иностранным капиталом и т.п.

   Как отмечалось в стенограмме заседаний Азербайджанской группы содействия Истпарту ЦК ВКП(б) от 11 июля 1927 г., «...центр постоянно сдерживал Баксовнарком и национализация была проведена последним по особому настоянию тов. Степана Шаумяна на свой страх и риск»42 . Тем не менее в этом случае нельзя говорить о субъективном решении руководителя Бакинской коммуны, поскольку оно отвечало предыдущей политике всей бакинской администрации. Запущенный однажды, во времена борьбы за коллективные договора маховик принятия решения о национализации не мог остановиться. Решения о трестировании и усилении влияния рабочих контрольных органов вели к росту противодействия со стороны промышленников, который в свою очередь вызывал дальнейшее ужесточение позиций местных советских органов и заставлял их совершать более решительные шаги по пути социализации отрасли.

   Основанием к принятию окончательного решения о национализации бакинской нефтяной промышленности послужило вмешательство Сталина. В тот период Сталин, назначенный правительством ответственным за заготовку продовольствия, был фактически главным представителем Советской власти на юге России. Впоследствии участники бакинской национализации признавали его решающую роль в этих событиях: «…Нужно сказать, что если центр постановил сдерживать Совнарком, то это благодаря тов. Сталину. Сталин, сидя в Царицыне, дал распоряжение все захватить в свои руки. На этом основании нефтяная промышленность была национализирована»43 .

{94}

   Этот же факт подтверждается в письме Председателя Бакинского совета С.Г. Шаумяна, отправленном Ленину. «На основании письма и 2 телеграмм Сталина (выделено мной — В.К.) об утверждении национализации нефтяной промышленности нами был объявлен местный декрет с указанием необходимых мероприятий для предупреждения хищения и расстройства промышленности»44 . Подчеркнутые слова свидетельствуют, что Сталиным была послана в Баку отнюдь не одна краткая телеграмма, как это следует из работы Сафронова, что, на наш взгляд, исключает случайную неверную интерпретацию бакинскими властями сталинского сообщения.

   Кроме того, вовсе не случайно, что предметом главного разбирательства на заседаниях Главного нефтяного комитета по вопросу о «преждевременной» национализации становятся не только решения бакинских властей, но и, прежде всего, позиция Сталина45 . Так, в ходе выяснения обстоятельств дела И.Э. Гуковский отмечал, что Сталин, на основании сообщений которого была проведена национализация, «совершенно не являлся лицом, могущим распоряжаться в этой области»46 , а ответственный сотрудник ГНК С.В. Салько констатировал, что письмо Сталина, «будучи по форме информацией, по существу являлось предписанием...»47

   В Москве не сразу становится известно о декрете о национализации, принятом Баксовнаркомом, что, вероятнее всего, объяснялось стремлением Баку поставить центр перед свершившимся фактом. Лишь 11 июня 1918 г. из Астрахани на имя В.И. Ленина поступила телеграмма от губернского комиссара по военным делам Д. Соснина, в которой говорилось о публикации 2 июня бакинского декрета о национализации нефтяной промышленности. Это сообщение было неожиданным для Ленина, он сразу же попросил «немедленно» повторить телеграмму, — «...в депеше, очевидно, пропущен текст декрета о котором говорится»48 .

   Центр не поддержал действия бакинских властей. Главный нефтяной комитет на заседании от 14 июня 1918 г. постановил «считать неправильным и недопустимым объявление национализации», признав ее «несвоевременной». В Баку были направлены телеграммы с требованием при- остановить реализацию декрета. 18 июня 1918 г. В.И. Ленин сообщал С.Г. Шаумяну: «Декрета о национализации нефтяной промышленности пока не было. Предполагаем декретировать национализацию нефтяной про-{95}мышленности к концу навигации. Пока организуем государственную монополию торговли нефтепродуктами»49 .

   Однако, Бакинский Совнарком продолжал отстаивать свою позицию, выступая против задержки национализации. С.Г. Шаумян телеграфировал В.И. Ленину: «Такая политика непонятна для нас крайне вредна как я уже протестовал один раз и повторяю еще решительно протестую после того что уже сделано и сделано очень хорошо возврата быть не может Эти телеграммы (о задержке национализации — В.К.) приносят только дезорганизацию Прошу Вашего личного вмешательства для предупреждения тяжелых последствий для промышленности»50 . Телеграмма председателя Бакинского совнархоза Доссера от 20 июня 1918 г. уже фактически требовала от центра принятия декрета о национализации нефтяной промышленности: «Всякое промедление колебания в вопросе национализации поднимает надежду противников усилит их сопротивление легко повлечет забастовку технических сил со всеми тяжелыми последствиями тчк Изменение принятого курса невозможно просим немедленно издать декрет о национализации сообщите Баку телеграфно...»51

   В этот же день, уступив нажиму Баку, СНК РСФСР принял декрет о национализации нефтяной промышленности в масштабах всей страны. Все имущество нефтедобывающих и нефтеперерабатывающих предприятий объявлялось государственной собственностью. Вводилась государственная монополия на нефтяную торговлю, управление национализированными предприятиями передавалось Главному нефтяному комитету.

   В Баку с одобрением встретили решение центра, однако на этом разногласия между Главным нефтяным комитетом и бакинскими властями не были исчерпаны. ГНК, опираясь на ранее принятые центром решения, настаивал на отсрочке национализации нефтеналивного флота.

   Бакинские руководители, не желая отступать, жаловались в Москву в отношении заместителя председателя ГНК К.А. Махровского: «Теперь начинается такая же история с национализацией Каспийского флота телеграмма посланная сегодня Махровским обнаруживает неосведомленность и непонимание покорнейшая просьба вовремя приостановить что Вы не мешали работать»52 .

   И вновь в дело вмешался И.В. Сталин. В письме к С.Г. Шаумяну, отправленном 7 июля 1918 г., он давал указания без всякого согласования с центром: «В вопросе о национализации Каспийского флота можете дейст-{96}вовать решительно, не обращая внимания на телеграмму. Можете быть уверены, Совнарком будет с Вами»53 . Уверенность в этих самовольных действиях И.В. Сталину придавало усиление влияния фактора угрозы иностранной военной интервенции. В беседе с С.А. Шаумяном в этот период он особо отмечал отступление советских войск и подготовку англичанами в Баку «второго Мурманска»54 .

   В ходе разбирательства нового инцидента, коллегия ГНК даже была вынуждена выступить с заявлением в защиту К.А. Махровского, приняв на заседании 13 июля специальную резолюцию: «Сообщить Президиуму ВСНХ, что Коллегия считает действия К.А. Махровского правильными, ответственность за них принимает на себя, вопрос об устранении К.А. Махровского просит заменить вопросом об устранении всей коллегии в целом. Независимо от вопроса просит Президиум предписать т. Сталину невмешательство в нефтяные дела»55.

   Очевидно, что в основе разногласий между ГНК, выполнявшим ленинские распоряжения, и бакинским руководством, опиравшимся на поддержку И.В. Сталина, лежал не фактор случайности, не «конспиративный заговор», направленный неизвестно против кого, а серьезные различия внутри самой большевистской партии в оценке ситуации и, соответственно, в предложениях по выходу из кризиса.

   Ленин и Главный нефтяной комитет, исходя из конкретных задач преодоления разрухи и экономической деградации в нефтяной отрасли, выступали за то, чтобы приостановить «красногвардейскую атаку» на капитал, ориентируясь на сохранение в течении переходного периода крупных частных отечественных и зарубежных нефтяных предприятий, работающих под контролем государства. Кроме того, в деле восстановления отрасли они предполагали развернуть программу широкого международного взаимодействия, осуществлять концессионную политику и т.п.

   Их оппоненты, руководители Бакинской коммуны и Сталин, руководствуясь, прежде всего, политическими интересами, считали, что стабильность и эффективная работа Советской власти в регионе возможны лишь в результате смены собственности, через огосударствление. На основании этого они ратовали за быстрейший переход средств производства из частных рук в полное распоряжении советских органов. Предшествующее развитие бакинской нефтяной промышленности, тесно связанное с притоком иностранного капитала, они считали чем-то искусственным, лишенным реальной почвы. На Х съезде РКП(б) Сталин говорил: «Баку вырос не из недр Азербайджана, а надстроен сверху усилиями Нобеля, Ротшильда, Вишау и {97}др. Что касается самого Азербайджана, то он является страной самых отсталых патриархально-феодальных отношений»56 . Достаточно сравнить эту характеристику с более ранним высказыванием Ленина о том, что «развитие капитализма и общий уровень культуры нередко выше в “инородческих” окраинах, чем в центре государства»57 , чтобы понять различие этих политиков в оценке уровня развития Азербайджана, и, соответственно, влияния иностранного капитала на экономику этого региона.

   В случае с национализацией нефтяной промышленности точка зрения Сталина и бакинских руководителей одержала верх, результатом чего стало декретирование 20 июня 1918 г. национализации российской нефтяной промышленности.

   Осуществление декрета на практике привело к слиянию в единое целое частных нефтепромышленных предприятий на базе 3 крупнейших производств: фирмы «Нефть», нобелевской и шелловской корпораций; при этом уничтожалось деление на участки, создавалась единая бухгалтерия для всех фирм58 . Всероссийский съезд служащих и рабочих фирмы «Нобель» (июнь 1918 г., Саратов), вначале предпринял неудачную попытку не допустить принятие решения об обобществлении отрасли, обратившись в ВСНХ с письмом, обосновывавшим нецелесообразность проведения национализации. Однако, затем, после получения известия об опубликовании декрета делегаты съезда приняли резолюция о том, что «быв. т-во Нобель для пользы дела и государства, предлагает временно, как людей опыта, свои услуги по предварительной разработке инструкций по проведению в жизнь национализации и дальнейшему ведению дела»59 . ГНК учел это обращение, издав следующее предписание: «Всей местной администрации бывших нефтяных фирм исполнять по-прежнему свои обязанности и нести полную ответственность перед Главным нефтяным комитетом за сохранность всего имущества этих фирм и за правильное ведение дела, подчиняясь контролю местных органов Главного нефтяного комитета... Увольнение кого-либо из ответственных служащих бывших фирм может быть произведено не иначе, как по предварительному разрешению Главного нефтяного комитета»60 .

   В большинстве публикаций советского периода говорилось о том, что уже в первый месяц после провозглашения национализации удалось приостановить спад добычи нефти. Согласно приведенным в них показателям, {98}если в мае 1918 г. было добыто 180 тыс. т нефти, то в июне этого же года добыча уже составила 293 тыс. т.61

   Эти данные во многом противоречат свидетельствам С.Г. Шаумяна, сообщавшем 9 июля Ленину и Сталину: «Упадок добычи колоссальный. За июнь всего добыто 17 млн пудов нефтяных продуктов (9,1 тыс. т в день — В.К.), в то время как за май (вследствие перехода со старого на новый стиль он считался только 18 дней) — около 12 млн пудов (10,7 тыс. т в день — В.К.) В ночь на 7 июля в Бинагадах сгорело 19 вышек. Убытки чрезвычайно велики. Точные размеры их, причины пожара еще не установлены»62 . Оценка С.Г. Шаумяна (мало заинтересованного в преуменьшении показателей) представляется достаточно объективной. Кроме того, его данные подтверждаются рядом исследований 20–30-х гг.63 Очевидно, что осуществление во многом неподготовленной национализации привело к упадку производства, о чем и предупреждал Совнарком. Повсеместно начался саботаж и противодействие со стороны технического персонала. Даже в использовании предоставленной центром помощи в размере 50 млн руб. из предварительно выделенных 100 млн руб. имелись злоупотребления. С.М. Тер-Габриэлян иронически свидетельствовал: «Национализация заключалась в том, что все деньги, которые мы привезли и которые были переведены из ВСНХ, должны были распределяться. …Хищения тут происходили неимоверные — одному Аллаху известно. Масса фиктивных табелей. Несколько инженеров было арестовано. Но все было бесполезно…»64

   Тем не менее, считать, как это делает американский исследователь Р. Пайпс, что проведение национализации вызвало снижение заработной платы и стало одной главных причин падения Бакинской коммуны в июле 1918 г.65 , также не совсем верно. Нельзя не видеть, что предоставление центром денег, хлеба, мануфактуры и т.д. приходилось как раз на время проведения национализации. Значительное увеличение вывоза нефти и нефтепродуктов в центральные районы страны, имевшее место в эти месяцы во многом было достигнуто за счет привезенного из Царицына в Баку продовольствия. Как вспоминает С.М. Тер-Габриэлян: «...Если бы не эти 12 000 пудов хлеба, то вряд ли мы могли бы вывезти и половину, а вывезли мы {99}78 млн пудов нефти. Рабочие были заинтересованы»66 . Также большое значение имела, несмотря на злоупотребления, выплата зарплат рабочим из предоставленных 50 млн руб.67

   Интересно, что в какой-то степени национализация устраивала и крупных нефтепромышленников. Главный директор нобелевской фирмы в Баку Лесснер, исходя из своей «особой» логики, отмечал в письме от 11 июня 1918 г., направленном в Петроград Нобелю: «...Режим большевиков очень недолгий и что, благодаря сильному вздорожанию материалов и сильному повышению ставок коллективного договора... расходы фирм сделались непосильными, мы считаем, что введенная национализация нас устраивает лучше, ибо все крупные и совершенно непроизводственные расходы оплачиваются не из нашего кармана, а из кармана правительства»68 . Фактически директор нобелевской корпорации признает, что проведение национализации способствовало разрешению финансового и продовольственного кризиса, приведшего к катастрофическому положению бакинской нефтяной промышленности. Кроме того, будучи уверенным в преходящей власти большевиков, руководство трех крупнейших нефтяных обществ, на базе которых происходило обобществление, стремилось увеличить свой ресурсный капитал за счет концентрации на своих складах имущества подлежащих расформированию малых предприятий. По словам ряда высокопоставленных работников, крупные фирмы надеялись использовать период формирования государственного Управления нефтяной промышленности (июнь — август 1918 г.) «для укрепления своего влияния как путем надлежащей расстановки своих людей в будущем аппарате национализируемой нефтяной промышленности, так и поджиманием более слабых фирм под свое крыло на случай возврата частно-хозяйственного уклада…»69 В частности, предполагалось, что бывшие владельцы крупнейших фирм получат свои нефтеперегонные заводы «более мощными», отремонтированными, в то время как заводы их конкурентов или будут доведены до состояния разрушения, а мелкие совершенно уничтожены и снесены»70.

   В то же время принятие декрета о национализации привело к ухудшению и без того тяжелого внешнеполитического положения Советской России. Так, 8 июля 1918 г. дипломатические представители нейтральных держав — Голландии, Дании, Испании, Норвегии, Персии, Швейцарии и Швеции — обсудили на специально созванной встрече проблему национализации российской нефтяной промышленности и возникших в результате этого имущественных претензиях. Совещание выразило согласованный протест наркомату иностранных дел и СНК в связи с принятием декрета,