Geum.ru

Х себя кулакоголовыми, взорвали состоящую из разных стилей по направленности, панк-рок сцену Лос-Анджелеса, с собственным, космическим, опасным, хард-кор фанком

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   15   16   17   18   19   20   21   22   ...   40

На том турне мы придумали новую игру- “Язык в Грязи”. В прошлом, много наших развлечений и игр крутились вокруг еды. На турне Freaky Styley мы играли в Клуб Блюющих. Мы специально ели ужасную, жирную, отвратительную еду, зная, что она небезопасна для нас, и мы выблевывали ее, во что бы то ни стало. Было ли это "2 пальца в рот" или просто мысль о чем то отвратительном, твое мужество определялось по твоей способности блевать. Фли всегда был самым лучшим на таких мероприятиях. Стоило ему только посмотреть на вареное яйцо, он уже блевал повсюду.

Язык в Грязи образовался из нашего с Фли опыта в школе. Помню, однажды мы ехели в автобусе, нам было лет по пятнадцать, а у меня очень сильно болело горло,был насморк и температура. Я прокашлялся и сплунул прямо себе в руку. Это было что-то из соплей, слюней и еще чего-то. Мы посмотрели на плевок и я сказал: "Если тебе не слабо, ты съешь это из моей руки, потому что ты единственный сукин сын, который настолько сумасшедший, что бы сделать это". И он съел!

Все мы, группа, механики, друзья и еще какие то девушки, путешествующие с нами, вставали в круг. Если мы перекидывали мяч, то мы вставали далеко друг от друга. Если мы перекидывали странный кусок металла, найденный на обочине, мы вставали поближе. Идея игры в том, что бы поймать этот объект, не роняя его. Мы все вместе решали, если бросок был нормальным (который возможно поймать). Если нет, то человек, который бросал- проигрывал. Но если кто-то уронил объект игры при совершенно нормальном броске, то тогда он или она проигрывал. Проигравший, как уже понятно по названию, садился и прислонял свой язык плоско к земле, потом вставал и показывал его всем.

Чем больше грязи ты облизал, тем круче ты становился. Проигравшие начинали съедать насекомых с машин или облизывать всю поверхность мусорки. Это была офигительная игра, потому что ты мог играть с чем хочешь и тебе надо было искрутиться и сделать такой бросок, какой твой оппонент не смог бы поймать. Это было классное времяпровождение с друзьями. Мы играли в эту игру еще много-много лет.

Как раз во время тура Uplift я начал понимать, что мы становились немного известными. Девочки приходили за кулисы и предлагали себя нам. Вдруг, я стал не заинтересован в этом. Даже под влиянием, меня не возможно было заставить переспать с этими девочками, потому что они подходили ко мне со словами “ Ты Энтони Кидис. Я хочу трахнуть тебя. Пойдем.” Я отвечал “ Хмм... Нет. Мне надо идти кое-куда. Я думаю, тебя ждут твои друзья.” Это был я. Я хотел то, что нельзя было достать. Я не хотел брать, что мне давали. Почти всегда.

Чем дольше мы были на турне, тем популярней мы становились. На Юге, мы больше не выступали в клубах, мы выступали в театрах. Когда мы уже были в Дэнвере, Линди пришлось передвигать наше выступление в огромный театр, все скупали билеты. В ту ночь, после шоу, я и Хиллел сидели за кулисами и поздравляли друг друга с успехом, как вдруг в помещение вбежала девушка. "Энтони, я должна тебе кое что показать!", закричала она. "Я так люблю тебя. Смотри, что я сделала!". Она стянула штаны, и прямо на лобке была татуировка с моим именем. Сзади нее стоял парень. "Это мой парень, но ему посрать. Я твоя, если ты хочешь меня". "Да, чувак. Возьми ее, она обожает тебя", - сказал этот парень. Я не принял его предложение, но Хиллел и я посмотрели на друг друга и поняли, что может быть, все эти турне и три альбома, в конце концов, вылились во что-то. Мы все еще не были на радио, но американская молодежь явно любила нас.

Турне обычно не приносило нам много прибыли. После Freaky Styley мы каждый получили по три штуки. Но на этом турне Линди объявил нам, что после всех расходов и продаж футболок, мы получаем 22 тысячи. "Чтобы поделить?", спросил я.

"Нет, мы каждый получаем по 22 тысячи", сказал Линди.

Это было куча денег для нас и первое, что я хотел приобрести, это дом для моей ангельской подружки и меня. Но каждый раз, когда я находил хорошее место, они давали мне бланк для заполнения. Каждый хозяин квартиры хотел знать мои последние пять мест проживания и к тому же еще мои последние пять мест работы. Окей: Последнее место, где я жил, это дом мамы моей девушки, до этого я жил на диване у своего менеджера, до этого в общежитии в Пасадэне, до этого у меня не было дома, а до этого я жил в доме мамы моей еще одной девушки, до этого в кровати сестры Фли, до этого в доме, у которого не было двери. Они спрашивали про банковские счета и кредитные карточки, но у меня тогда даже не было чековой книжки. Все что у меня было это 22 тысячи долларов наличными.

В конце концов, я пошел смотреть домик на Orange Drive. Это был триплекс 30-ых годов в стиле арт дэко, с деревянными полами и ванной с очень красивой старой плиткой. Это был рай. И это место стоило тысячу в месяц. После того, как я посмотрел домик, русский хозяин квартиры дал мне очередной бланк, но я ему его сразу вернул.

"Я не могу это заполнять. Это не для меня" - сказал я ему.

"Тогда ты не получишь дом" - ответил он. "Убирайся отсюда!". Я вытащил пять тысяч наличными.

"Это за первые пять месяцев. Если после пяти месяцев я вам не понравлюсь, тогда выгоняйте меня ко всем чертям" - предложил я.

Он посмотрел на деньги. "Дом твой".

Итак, я получил райский дом и у меня еще было куча денег. Я решил справить это хорошей горкой героина и кокаина. И снова, я начал колоться, как маньяк. В доме не было мебели и я не знал, как оплатить электричество, поэтому я пошел и купил пять арбузов и кучу свечей. Я разрезал арбузы длинными кусками, расставил их по всему дому и вставил в них свечки. Потом я пошел в ванную и вколол тонну героина.

Я забрал Ione и привез ее в наш дом. Она выглядела немного скептично, особенно потому, что у меня все руки были в крови и мои глаза вертелись как сумасшедшие.

"Я с тобой. Все будет нормально. Но моей маме это не очень нравится" - сказала она. "Кстати, она как раз едет сюда".

"Малышка, не волнуйся. Я договорюсь с мамой. Это моя крепость" - сказал я. "Они всегда говорили, что мне надо стать юристом. Смотри, как я работаю".

Энид подъехала к дому, и я выбежал на улицу в кровавой футболке, с сумасшедшими глазами и растрепанными волосами. Она вышла из машины и встала, скрестив руки на груди.

"Энид, все будет нормально" - пообещал я ей. "Я люблю вашу дочь всем своим сердцем. Я бы умер за вашу девочку. Она моя малышка и я буду заботиться о ней так же хорошо, как это делали вы"

Она посмотрела на кровь, потом на меня. "Но у тебя есть проблема. У тебя не все хорошо"

"Энид, поверьте мне, это скоро пройдет" - сказал я.

Энид посмотрела мимо меня в дом, увидела арбузы и свечи и наверняка подумала, что это какой то Сатанистский ритуал "посвещение в девственницы", но каким то образом мне удалось ее убедить в том, что все будет хорошо. Я отправил ее домой, оставил ее дочь и мы начали нашу жизнь в этом доме.

Наши подозрения о том, что группа становится все более популярней были подтверждены, когда KROC попросили нас сыграть в Palamino в Долине, классический, в стиле старой школы пивной ковбойский бар, где люди как Linda Ronstadt и the Eagles играли на их пути к славе. В день выступления, примерно за пол мили до этого места мы застряли в огромной пробке. Все просто остановилось, там были копы верхом на лошадях, мы были в негодовании, потому что нам надо было каким то образом попать туда. Потом мы поняли, что вся эта пробка была из-за нашего шоу.

Должно быть, я серьезно сидел на наркотиках в то время, потому что на всех фотографиях я выгляжу ужасно худым. Марио опять пришел в мою жизнь, и я опять брал машину Ione, и исчезал на несколько дней. Однажды, когда у нас не было денег, мы решили поехать глубже в джунгли города, где наркотики сильнее и дешевле. Мы взяли машину Ione и поехали туда, где 90 процетов людей выглядело так, как будто они вышли из фильма Ночь мертвых. Хотя было еще светло, мы понимали, что нам здесь не очень рады. Я положил все свои наркотики, шприцы и ложки под стекло водительского места. Марио был на пассажирском месте, внимательно ища нужного парня. Я вел аккуратно, как вдруг, я увидел копа в зеркале заднего вида. Я предупредил Марио, и он сказал мне повернуть налево, и я включил поворотник, перешел в правильную полосу и потом повернул. Копы все еще ехали за нами.

"Остановись здесь" - сказал Марио. Как только я остановился, он открыл дверь и выскочил из машины. Теперь копы вышли из машины и шли в мою сторону.

"Кто тот человек?" - спросил первый коп.

Я пытался оставаться спокойным. "А, это Флако. Просто знакомый парень."

"А ты знаешь, что твой друг Флако сбежавший преступник и его ищут?" - сказал другой коп.

Ни с того, ни с сего я оказался под арестом за поддержку сбежавшего преступника. К счастью, они не обыскали машину, но они посадили меня сзади своей машины и мы начали ездить по улицам в пойсках "Флако". В конце концов, его нашли на какой то улице. Он посмотрел на меня, как будто я сдал его. Но когда его посадили рядом со мной, я все четко объяснил, что я ни слова не сказал про него. Они отвезли нас в тюрьму и разделили. Они допрашивали меня, но я им ничего не сказал, тогда они посадили меня в камеру, размером с большой диван, вместе с другими тюремниками. Я сидел там, ни о чем не думая, когда ко мне пришли ФБР.

"ФБР? Но я даже не знаю этого парня. Я всего лишь подбрасывал его и…"

"Не болтай" - ответил агент. "Мы тут, чтобы снять фотографию твоих зубов"

Оказалось, что я подходил под описание Бандита С Хвостом, белого парня, который успешно ограбил несколько Калифорнийских Банков. Наконец то, пришел доктор от федералов, засунул свои гребанные пальцы ко мне в рот, повернулся к агенту и сказал: "Это не он"


Они перевели меня в Glass House, на окраине Л.А. И это была адская тюрьма. К тому времени наркотики уже не оказывали никакое действие, я не спал несколько дней и чувствовал себя пусто, сыро и ужасно. Когда я прибыл туда, мне пришлось пройти через разденься-нагнись-покажи свою попу - подвинь свою крайнюю плоть - подними свою мошонку - в общем, пройти через полную проверку всего тела. Единственная проблема была в том, что они только ввели новое правило, что если у тебя найдут шрамы от шприцов, тебя посадят на 90-дневное лечение в тюрьме. А у меня эти шрамы были. Поэтому на пути на эту проверку я начал болтать с копом, который собирался проверять меня. Я начал преувеличивать, говорить, что я очень хорошо понимаю, как трудно быть копом, и он рассказал мне все про свою семью, и мы разговаривали как два нормальных человека несколько минут. Он спросил у меня, что я делал там, где меня поймали, и я сказал, что я пытался вернуться обратно в колледж и начать жизнь сначала, я врал как только мог, чтобы спасти свою задницу. Как только я снял свою футболку, он был удивлен.

"Господи, да ты посмотри на свои руки! Ты знаешь, что это 90 дней?" - спросил он. Я опять начал говорить про колледж, и что меня не пустят на работу и как я должен помогать своей маме-инвалиду.

"Одень свою майку и держи свои руки прикрытыми все время пока ты здесь" - сказал он.

После того, как я провел несколько часов в большой комнате с пятидесятью такими же, как я , зашел охранник и сказал, что я могу идти. В коридоре меня ждал Линди.

"Ты сукин сын! Я звонил тебе в девять утра, сейчас девять вечера! Что ты делал все это время?!"- закричал я.

"Ну знаешь, Swanster, я взял совет у других парней и все решили, что это будет хорошей идеей оставить тебя здесь на минуту, чтобы ты понял, куда катится твоя гребанная жизнь" - сказал он. "Это была на самом деле не моя идея. Я-то сам думал, что если бы я был на твоем месте, я бы захотел чтоб меня забрали, но остальные сказали ‘Может быть, если мы ему дадим посидеть здесь, это ему поможет’ "

"Послушай, сукин сын. Тебе лучше дать мне сорок баксов, потому что это не по-братски так поступать" - сказал я.

"Эээй. Сорок баксов, Swanster, я не знаю, стоит ли мне это делать" сказал Линди.

"Это все, что ты можешь сделать. Если ты мне не дашь эти деньги, мне будет плохо"

Он дал мне деньги, и я поехал туда, где я мог обдолбаться.

Тогда как моя наркотическая зависимость привела меня в тюрьму, Хиллел боролся со своими собственными демонами. Если раньше мы были вместе или с девочками в такой тусовочной атмосфере, теперь все было больше изолировано. Он становился все более постоянным наркоманом, тогда как у меня это все больше было периодами. Я уходил на неделю и люди постоянно сплетничали и говорили у меня за спиной, что я буду первым, кого они знают, кто умрет от наркотиков. Периодически, даже Хиллел подходил ко мне и говорил: "Чувак, только не убей себя. Посмотри на себя, ты близок к смерти". Ione была испугана, она говорила: "Пожалуйста, не умирай. Я не выдержу этого"

Той зимой группа начала свое первое турне в Европе. Первая остановка была Лондон. В вечер выступления, Хиллел был слишком испорчен, что бы выйти. Мы с Фли пошли в его комнату и это было очень грустно видеть, как он проигрывал свою маленькую войну. Его взгляд не говорил больше: "Да, я теряю себя, но я справлюсь и все будет нормально", нет, его взгляд кричал: "Я больше не могу. Я умираю"

Мы уговорили его выйти на сцену и сыграть это шоу. Мы вышли и начали наше пой-и-танцуй-в–нашем-стиле - выступление, но Хиллел в этом не учавствовал. Мы попытались сыграть еще одну песню, но Хиллел остановился и сказал мне: "Я не могу" и покинул сцену. Я посмотрел на Фли и Джека, потом побежал за кулисы, где сидел Хиллел и плакал.

"Хиллел, ты можешь. Возьми свою гребанную гитару и вернись обратно!"

"Нет, я не могу. Отмени все. Конец!"

Я прибежал обратно на сцену и мы продолжили играть, только бас-ударные-вокал. Мы начали шутить, но никто не ушел, никто не возмущался, все продолжали танцевать, но это было самое странное шоу, которое мы когда - либо делали, потому что оно было без гитары. Пару дней спустя, Хиллел выздоровил.

Где то в Европе, приехала машина, полная голландцев. Они приехали, что бы делать документацию на нашем турне. Они сняли много классных моментов. Особенно потому, что Джек вошел в совершенно сушасшедшую фазу жизни. Он был экстремистом, когда дело доходило до любви. Как только он влюблялся в девочку, она значила для него все. Он встречался с одной женщиной, и пока мы были в Европе, она ушла от него к одному парню, которого мы знали. Джек получил эти новости, пока мы были в Берлине. После выступления, я нюхнул кучу героина, потом пошел в клуб, где в туалетной кабинке, я начал целоваться с одной очень красивой немецкой девушкой, которая английский не знала вообще. Немного позже, Фли и Линди уехали, и я остался наедине с ней и без ума от нее. Я хотел ее прям там, в кабинке, но она хотела отвезти меня к себе, и я хотел достать кокаина, так что мы встретились с дилером, который продал мне кучу наркотиков.

На следущее утро, все собирались у нашего автобуса, и я приехал на черном лимузине с наркодилером. Он взял меня, отвел к Линди и сказал, что не отдаст мой паспорт, пока тот не заплатит ему за все те наркотики, которые я вчера купил. Никто не был рад, что пришлось тратить общие деньги группы на меня. Во время всего этого, Джек стоял около дерева и серьезно бился об него головой.

"Что с Джеком?"- спросил я.

"Его кинула девушка и он не знает что делать" - сказал Фли.

Тогда мы еще были очень хорошо связаны с нашей аудиторией. Люди приходили за кулисы, болтали с нами. Иногда мы приходили к ним домой. А иногда мы приглашали всех к нам. Это была одна из наших шуток. Я говорил: "О кей. Сейчас будет вечеринка в комнате 206 в отеле Finkelstein на Роттервил Авеню" Это была комната Фли. А потом он брал микрофон и говорил: “Нет! Нет, вечеринка будет в комнате 409. 409!", которая была моей.

Несмотря на состояние Хиллела и Джека нам было очень и очень весело. Обычно в конце турне ты очень устаешь и все становиться дерьмом. Но потом мы полетели в Нью Йорк и сыграли огромное шоу для студентов в NYU (нью-йоркский университет). Я договорился с Хилеллом, не обдалбываться перед шоу, потому что Нью-Йорк это город кокаина, но я потерял его из виду перед выступлением, а когда я пришел за кулисы, он сидел там никакой. Мы с Фли были взбешены.

"Чувак, так нельзя. Если ты хочешь это делать, то делай после," мы сказали ему.. Он делал тоже самое, что я делал, перед тем, как меня выгнали из группы. И когда мы вернулись в Лос Анжелес, мы уволили его. Хиллел начал пропускать репетиции и Фли просто сказал: "Хватит, Хиллел, ты больше не в группе". Мы начали репетиции с бывшим гитаристом Funkadelic по имени Blackbird McKnight. Несколько дней мы репитировали с ним, но потом решили дать Хиллелу еще один шанс.

Потом мы опять поехали в Европу. В Финляндии мы учавствовали в концерте вместе с The Ramones. Это было классное шоу. Тогда, кому-то пришла в голову идея выбежать на сцену голыми во время их выступления и сделать небольшой танец в их честь. Так мы и сделали. Надо сказать, Johnny Ramone не был очень этому рад. Потом он нас обматерил и не хотел ничего слушать про нашу любовь к ним. Но Joey Ramone сказал, что ему очень понравилось на самом деле.

Наша следущая остановка была в Норвегии,на пути в Осло мы очень долго ехали на поезде. Хиллел и я сидели в купе, смотрели на вид через окно и очень много разговаривали. Мы говорили про наркотики и героин, мы говорили про нашу зависимость и что мы с ней собираемся сделать. Мы до сих пор не понимали всей серьезности этой болезни. У меня было немного больше опыта с анонимными встречами наркоманов, чем у Хиллела. Той весной Kim Jones избавилась от зависимости, и я стал ходить с ней на эти встречи. Однажды, я взял с собой Хиллела, но он просто не хотел признавать, что у него есть проблемы, он не хотел признавать то, что ему могут помочь и еще он стеснялся большого количества людей. После этого раза, я больше никогда не смог уговорить пойти со мной еще раз.

В поезде мы договорились, что дела у группы идут хорошо и что мы сделаем большие усилия, чтобы больше не принимать наркотики. Мы шутили, что мы не вовремя это решили, так как Осло это героиновая столица Скандинавии. Так было всегда. Куда только мы не ехали, это место сразу становилось героиновой столицей мира. Я понимал, что ни один из нас даже не попытается ничего остановить.

Мы сыграли в Осло и полетели обратно в Лос Анжелес. Мы приземлились в аэропорту, обнялись, поменялись фразами типа: "Отличное турне. Классно было провести с тобой время", "О да. Позвони мне. Окей", "Окей". Мы сказали "до свидания". Потом мы оба позвонили своим дилерам. Наверное, можно было бы даже засечь, кто сделал это быстрее. Я приехал домой к Ione и сразу начал принимать наркотики.

Я был на окраине LA, когда понял, что время прошло очень быстро и я не планировал уходить так надолго. Так что я решил вернуться домой и хотя бы побыть с Ione, потому, что она всегда хотела, чтобы я лучше принимал рядом с ней, а не неизвестно где. Она была как маленькая Мать Тэреза. Я возвращался домой, после этих ужасных, долгих отлучек для героина и вместо того, что бы убивать меня, она говорила: “Тебе надо поесть. Иди и ложись на диван. Ты никуда не пойдешь. Отдай мне ключи” Она готовила мне здоровый обед, а я плакал и извинялся. Я не хочу сказать, что это были здоровые отношения, но это было прекрасно. Благословит ее Господь за ее добрую и бесконечную любовь к ее эгоистичному, придурковатому, обдолбанному парню.

Я ехал к ней и остановился недалеко от дома, что бы позвонить ей из таксофона. Я просто не мог прийти туда, мне нужно было сначала извиниться по телефону. На самом деле, я даже и не знал, может, я и не собирался возвращаться домой. Когда она подняла трубку, я сказал: "Ione, извини меня за все эт". Она вопила и рыдала. Я подумал: "Вот это странно. Она никогда так раньше не реагировала на такие мои звонки". Она кричала: "Возвращайся домой сейчас. Произошло что-то ужасное". Она не стала рассказывать мне детали, но промилькнуло имя Хиллела, и в этот момент часть меня знала, что он умер. Но я сразу же переубедил себя. "Она все перепутала. Может быть, произошла всего лишь передозировка, а она подумала, что это сразу значит смерть".

Но этого было для меня достаточно. Я приехал домой, вышел из машины как в тумане, Ione бежала мне на встречу, наполовину раздетая, с красным и мокрым от слез лицом. Она кричала: "Твой друг Хиллел умер!". Она так плакала. Если бы вы ее не знали, то подумали, что Хиллел был ее лучший друг. Но она почувствовала всю боль сразу, тогда как я отказывался принимать ее. “Тут, должно быть, какая-то ошибка”. Глубоко внутри, я знал, что его больше нет, но я не разрешал себе принять эту правду тогда.

Все остальное как во сне, потому что я думаю я отключил свой мозг. Я точно знаю, что продолжал принимать всю оставшуюся ночь. Я проснулся на следующий день в состоянии шока. Все суетились с последствиями, с похоронами, люди обвиняли, а я знал, что когда человек начинает принимать наркотики, здесь некого винить. Он сам отвечает за свое поведение, и здесь не виноват дилер, или друг, или плохое воспитание. По какой-то грустной и неприятной причине, люди обвиняли меня в смерти Хиллела. В возрасте 25 лет, потому что моя зависимость началась намного раньше. Его семья пыталась сказать мне, я плохо на него влиял. Что было довольно смешно, потому что я никогда не винил никого в собственной зависимости. И я предложил Хиллелу остановиться.

Между делом, я продолжал принимать. Это неправда, что такая проблема приводит к прозрению. Даже когда умирает твой близкий друг, ты продолжаешь чувствовать непобедимость. Я узнал от Ione, что они планировали похороны, но я не хотел приходить. Я чувствовал себя ужасно. Я не мог остановиться, но я и не мог продолжать принимать; ничего не работало, и мой друг мертв, а я не хотел смотреть на это. Мать Ione однажды упомянула, что у ее подруги есть небольшой домик в маленьком мексиканском городке и что мы можем воспользоваться им, когда хотим. Так мы и сделали.

Люди думали, что это плохой тон, не прийти на похороны. Хиллел был мой лучший друг, но я умирал от той же вещи, что убила его. Я и Ione полетели в Пуэрто Валларта и оттуда мы взяли небольшую моторную лодку до маленького городка под названием Елапа. Мы жили в прекрасном домике с кроватью с москитной сеткой, но в городе практически не было электричества. Я лежал там и прошел через еще одну гребанную, отвратительную, холодную ломку, пока я был так далеко от всего того, что происходило в Голливуде. Ione мне помогала, и через несколько дней я чувствовал себя лучше. Я начал упражняться, и мы опять начали заниматься любовью. Мы ловили рыбу в океане, готовили ее на пляже, и я разработал ненастоящее чувство покоя. Десять дней спустя мы вернулись в L.A.