Geum.ru

Яперешел на новую работу. Подумаешь событие

Вид материалаДокументы
Подобный материал:

ЛАВОЧКА


Я перешел на новую работу. Подумаешь – событие! Но после моей захолустной редакции у черта на куличках само хождение пешком от дома до современного офисного здания по относительно чистым улицам показалось привлекательным и бодрящим. Больше не надо толкаться в удушливом пазике с лениво матерящимися работягами. Да и сама редакция федеральной газеты по психологической атмосфере явно способствовала улучшению настроения.

Мой первый материал к 60-летию Победы прошел на ура. Главный даже похлопал по плечу со словами «Сработаемся. Молодец». И на сорокалетнего аса похвала подействовала. Не зря в деревенском заброшенном бабушкином доме разбирал письма отца с фронта.

Мысль о том, что задуманное на университетской скамье получилось, вдохновляла сама по себе. А майское утро заставляло смотреть на все почти восторженно. Солнышко светит. Листочки распускаются. Студенточки каблучками по асфальту тук-тук-тук. Так и хочется патетически воскликнуть «Остановись мгновенье! Ты…».

Но дорогу мне перешло какое-то чудовищно неопрятное существо. В мужских расшнурованных башмаках и таких же жутких, не знавших стирки и невообразимо растянутых носках, замызганной юбке, видавшем виды неопределенного кроя пиджаке и помойной шапке, оно показалось гротескной ожившей иллюстрацией к дневниковым записям отца. Отступавшие фашисты согнали селян в амбар и подожгли. Благо, наши показались за околицей и буквально в щепки разнесли импровизированный крематорий, так что многих удалось спасти.

Полумальчишеские впечатления необстрелянного бойца я узнал из дневника студента-историка Боева. Была ли это попытка предать бумаге беспристрастные свидетельства эпохи или потребность излить душу от ужаса увиденного и пережитого? Наверное, и то, и другое. Во всяком случае сейчас, когда отца нет вот уже 27 лет, благодаря этим записям он стал мне ближе и еще дороже.

Так сама собою мысль перешла на мой газетный материал в полторы полосы, его успех и новые планы.

В редакции было непривычно тихо и почти пусто. Меня же совершенно поглотила новая работа и составление графика дел на месяц. Даже вызов к главному окрылил. Что-нибудь сейчас поручит – и я напишу. Пальчики оближешь!

Шеф был немногословен. Поставил задачу сделать аналитику городских коммунальных проблем с прицелом на публикацию в региональной вкладке, если найду что-нибудь такое, о чем за последние полгода никто не писал.

Идея показалась не особенно вдохновляющей, тем более, что мечтал замахнуться на проблемы молодежных движений, от пропрезидентских до неформальных. Выяснить, так сказать, кто из них наследник дедов-победителей, а кто фашистствующие черносотенцы. Как обычно, подумалось: хорошо, что батя не дожил, ушел с верой в правое дело и не увидел даже начала перестройки, которая, по анекдотическому прогнозу, закончилась перестрелкой.

Целый день прошел в изнурительных хлопотах по листанию сайтов и периодики в бумажном виде. Хорошо еще, что коллега Леночка взяла надо мною шефство. Предложила чайку, нашла чистый стакан, даже бубликами поделилась. Это в ее юном возрасте налегать на мучное. А мне что-нибудь полегче – йогурт, творожок. Но отказываться не стал. Время дорого. Руки чешутся что-нибудь эдакое сотворить! Чтобы все ахнули, а главный сказал бы: «Вот. Смотрите. Как работать надо!».

Из редакции уходил поздно, но с Леночкой. Это она предложила составить компанию до остановки. Кружевной майский вечер, несмотря на удушающее амбре автомобильных выхлопов, действовал тонизирующе. Хотелось петь и парить. И я, похлопав себя по нагрудному карману и убедившись в наличии наличности, даже предложил Леночке осчастливить нашим посещением ближайшую кофейню.

─ Нет, нет. Что Вы. Извините, ─ стало отказываться небесное создание. – Меня ждут. Я и так задержалась. До свидания, Сергей Михалыч, ─ пропела девушка, устремившись на переход, и помахала изящно ручкой.

А ты куда? Остановил сам себя, понимая, что иду в противоположную от дома сторону. Девочку-то ждут. А ты о чем размечтался? Тебе-то пора рыбок кормить под вечное ворчание ровесницы-жены, совсем озверевшей от изнурительных диет.

Разворот на сто восемьдесят оказался неожиданным не только для меня – маневрирующего дебаркадера, но и для парня, который столкнулся со мною буквально лоб в лоб и со словами «У, блин!» последовал дальше.

А я от несильного удара как будто очнулся. Сесть! Надо приземлиться, чтобы отдышаться после добровольного заточения на службе. Лавочка. Спасительная лавочка! Здесь точно была. Но то, что я увидел, потрясло воображение.

Лавочки, знакомой мне с детства, не было видно. Из-за вороха тряпья, пары пластиковых бутылок, рваных газет, затертых полиэтиленовых мешков. И над всем этим «богатством» восседало с замызганным стаканчиком в руке оно… ─ мое утреннее невообразимое видение. Не то что сесть, просто приблизиться резко расхотелось.

И, возмущенный, я устремился домой с горькой мыслью «До чего докатились! Бомжуют у нас прямо на главной улице. Беспредел какой-то! Порядочному человеку и присесть некуда!».

Каждодневный выход на работу сопровождался периодическим ворчанием жены: «Сегодня-то когда придешь? Говорил: на новом месте дома больше бывать будешь. А где твое больше-то? У тебя, Боев, профессиональная деформация. Умные люди бабки зашибают, не выходя из дома. Компьютер. Интернет. А ты бегаешь, как заведенный».

Я даже не пытался остановить эту словесную Ниагару. Да если я перестану по утрам и вечерам ходить по двадцать минут, ты же, дурочка глупая, еще злее будешь. Про то забыла: гиподинамия – главный враг мужчины как мужчины.

На подходе к редакции увидел жуткую картину. Уже известное мне нечто или некто страшно ругалось какими-то получленораздельными лающими выкриками с продавщицей пирожков и зацеллофанированной пиццы. Боже правый, что же они не поделили? Хотя довольно спокойный вид женщины за выносным прилавком сам собою убеждал, что дело это привычное, может быть, даже обязательный каждодневный ритуал. Реагировать она не собирается, в очередной раз распростившись с надеждой возместить не из своего кармана шесть рублей за пирожок.

─Уйди, пока жива, ─ только и рявкнула на старуху, которая, пообрёхивавшись еще немного, пошла к лавочке, на которой уже дымилась лапша быстрого приготовления.

Вот они картинки с выставки! Урбанистический пейзаж в неожиданном ракурсе.

Из оцепенения меня вывела Леночка:

─ Сергей Михалыч, Вы что полсуток с этого места не сходили?

─ Я? Да. То есть нет. А как Вас домашние зовут? – неожиданно для самого себя задал дурацкий вопрос.

Казалось, в ее глазах отразилось полнеба.

─ Меня? Лёля, - смущенно призналась девушка. – Только опаздывать никак нельзя. Пойдемте. Сегодня первая встреча с практикантами. Распределять будут.

─ Ох, ─ переключился я на служебные дела. – А нельзя ли сачкануть от руководства будущими акулами пера?

─ Нельзя, ─ серьезно так ответила девушка. – Главный считает это делом чести. Никому не оставляет ни малейшего шанса покуситься на наше звание лучшей базы практики журфака. Так что сам следит за процессом производства и перепроизводства. А Галина Петровна из отдела рекламы говорит, что мы сами своими руками конкурентов взращиваем.

─ А Вы как считаете? – поинтересовался я, с трудом поспевая за молодой ланью на пятый этаж по нескончаемой лестнице.

Из торопливого ответа понял, что с первой практики Леночка была внештатником в отделе городских новостей, а с дипломом ее пригласили работать по-настоящему.

─ Только Вы меня, Сергей Михалыч, Лялей не называйте, ─ успела предупредить меня на пороге редакции очаровательная коллега. – Это очень интимно что ли. Так только родители зовут.

И за утренним наспех проглоченным чаем я узнал, что живет небесное создание двадцати трех лет в частном доме с родителями и братом. Приучает годовалого кавказца Агата к котенку Люсе, чтобы получилась настоящая дружба. То же мне занятие для красотки с бульдожьей хваткой по части городских новостей! Ей бы в женихах, как в сору, рыться. Потом осчастливить какого-нибудь хорошего парня и произвести на свет дочку или сына или дочку и сына, а не дрессурой развлекаться по вечерам.

На встрече с практикантами шеф был сосредоточен до суровости, попугивал молодняк, ставил задачи перед аксакалами. Бог миловал, и нам с Леночкой на двоих достался один практикант – волосатый очкарик в джинсах с креативными заплатками. Илья.

На мою шутку «ЗдОрово! Теперь будет кого за пивом посылать» главный посмотрел так, как будто послал куда подальше меня самого. А потом аж два раза за день наведывался к нам без особой необходимости, но с внимательным взглядом по сторонам. Не иначе как проверял, не предаемся ли бахусовым утехам на рабочем месте.

Однако ничто подобное в голову просто не приходило. Я же должен откопать такую проблему, чтобы все ахнули. И я рыл носом подшивки газет, а практикант шарил по сайтам. Леночка же то уходила по делам, то возвращалась, а потом сделала сюрприз, одарив нас кружками с корпоративной символикой.

─ Вот у директора выпросила, ─ доложила она с нескрываемой радостью.

─ Круто! – почти в один голос воскликнули мы, довольные.

─ Теперь будет, куда пиво наливать, ─ пошутил я, притворно боязливо оглядываясь под улыбки и сдавленные смешки молодежи.

Из редакции вышли вместе и вальяжно зашагали, строя планы на завтра. Но все трое остановились как вкопанные при виде существа, которое, сидя на бомжатской лавочке, мыло ноги, поливая их водой из пластиковой бутылки.

Первым нашелся Илья:

─ Вот Вам и проблема. Бомж или бомжиха?

─ А новостной повод? – откликнулась Леночка.

─ Повод? – ошарашенно и вполне серьезно подхватил я. – Повода хоть отбавляй. Мэр номинировал нас на конкурс «Самый благоустроенный город России». А что считать благоустроенностью? Количество залатанных дыр на дорогах? Прочищенные водостоки? Суперсовременные свалки?

Я говорил, а сам всматривался в как будто знакомое лицо женщины на лавочке.

─ Ладно. Разбежались, други, ─ скомандовал я, а сам отправился в засаду, на террасу кафе. Заказал холодный чай с пончиками, и стал наблюдать.

Женщина завершила стриптизгигиенпроцедуру и, довольная, высматривала то ли окурки под ногами, то ли недоеденный пирожок, то ли банку с остатками пива. Как вдруг рядом с ней приземлился другой бомж, гораздо моложе, если у таких людей вообще есть возраст. О чем-то они определенно разговаривали, как знакомые. Он даже чем-то съедобным с нею поделился, а она налила ему остатки воды из той самой пластиковой бутылки, откуда поливала черные ноги в варикозных венах.

Но дальнейший разговор явно не клеился, и они стали ссориться. До меня донесся как будто лающий голос с какими-то невообразимыми повизгиваниями и получленораздельными бранными выкриками.

Но не это меня поразило, а две другие вещи. Первое, что голос показался знакомым. Второе, что никто не обращал ни малейшего внимания на этот театр двух актеров.

И я как-то неожиданно понял, что откуда-то ее знаю. Нет, не просто раньше видел на лавочке, а знал в прежней жизни. Заинтригованный собственными воспоминаниями, подошел к торговке пирожками с расспросами. Мне надо было выяснить многое. Как зовут бомжиху? Давно ли она здесь? Откуда? Чем занималась раньше?

Но расторговавшаяся за день женщина собирала свои кульки и подносы и ни малейшего интереса ко мне не проявила, хотя все-таки как-то лениво ответила, что недели три живет баба на лавочке, а до этого года полтора шлялась здесь же. Побиралась. А как звать ее, вряд ли кто знает. Да и сама-то она, может, уже забыла. Но документы у нее, может, и есть. Потому что среди прочего хламья носит она какой-то целлофановый пакетик с какими-то бумажками, а может, и с паспортом.

Убедившись, что выпытал у торговки все или почти все, оглянулся и увидел спящую на лавочке женщину. Приняла водные процедуры, закусила чем-то полусъедобным, навоевалась с собратом-бомжом – вот и спит.

И, правда, уже поздно. Но меня осенило: надо ее сфотографировать. И я побежал в редакцию в надежде, что кто-нибудь то там есть, чтобы выдать мне цифровик. Но охранник даже на порог офисного здания не пустил, отговорившись тем, что все ушли и все опечатано, редакция сдана под охрану.

Пришлось отложить фотосессию. Может быть, и к лучшему. Спящего-то человека кто узнает через много лет?

Дома под лекцию жены о пользе раздельного питания обдумывал распорядок завтрашнего дня. А следующим утром уже предвкушал встречу с женщиной на лавочке, как вдруг хлынул сильный дождь. И энтузиазма папарацци у меня, понятно, поубавилось.

Однако зрелище вдохновило. Бомжиха была в целлофановой накидке, которая приглушала затрапезность ее нищенского существования. А профессиональный фотограф Костя из альтруистических побуждений и по просьбе Леночки, сопровождаемый Ильей, сделал три прекрасных снимка в разных ракурсах, в том числе – и портрет.

Выработав тактику узнавания еще вчера, я уже не мог усидеть на месте и устремился в родительский дом. Маме я рассказал об экспроприированной лавочке и в подходящий момент выложил на стол фотографии, а сам замер в ожидании.

Мама долго внимательно рассматривала каждое, осознавая важность момента, и наконец после затянувшегося молчания сказала:

─ Похожа. Хотя столько лет прошло. Ты-то как ее узнал?

─ Ма, ты не поверишь. По ее любимому ругательству «Чтоб тебя черти побрали!».

─ Да. Детские впечатления самые сильные. Тогда и директор говорил: «Географию Тамара Григорьевна знает, но детей ненавидит». Терпел ее закидоны, сколько мог.

─ Мам, да я помню. Интересно с нею было. Только никогда не знали, что ее выведет из себя. То ли плохой ответ. То ли длина волос. Ей тогда лет пятьдесят было?

─ Похоже. Потому что на фоне климакса болезнь обострилась. Из школы ей и перевозку вызвали. Уже не знали, что с нею делать. Ученик перед нею первым в дверь вошел, так она рвала и метала, а парня так толкнула, что он потом сотрясение мозга лечил. Она обвиняла всех и каждого. Фашистами обзывала. В окно выброситься хотела. Еле удержали. И, как увезла скорая, больше в школе мы ее не видели.

─ Что ж ее директор держал? Не понимал что ли ее взрывоопасности?

─ Хм, понимал, конечно. Как мог, старался сглаживать острые углы. Сестра она ему что ли была? Двоюродная.

─ Ма, а ты мне его телефончик найдешь? Матерьяльчик-то ─ эксклюзив.

─ А если бы не матерьяльчик, я бы тебя до нового года не увидела? – съязвила родная душа.

─ Не, до седьмого ноября, - подыграл я.

И мама стала листать записную книжку чуть меньше амбарной. А я, презрев антихолестериновую диету, уписывал за обе щеки матушкины фирменные блинчики с творогом.

─ Нашла, ─ обрадовалась мама. – Только адрес, а телефона у Дмитрия Геннадьевича не было. Частный сектор. Переулок Здоровья, 53. Только не знаю, жив ли. Я же, как ты школу окончил, уволилась. Мало с кем перезваниваюсь.

Но и этой зацепочки было достаточно, чтобы окрыленным бежать навстречу сенсации, а может быть, и славе. Покосившуюся, давно некрашеную калитку открыли не сразу. Но женщина пенсионного возраста довольно легко пошла на контакт.

И скоро я узнал от дочери нашего директора, что ее отец умер пять лет назад в возрасте 89 лет, а Тамара Григорьевна и правда приходилась ему двоюродной сестрой, только была на девятнадцать лет моложе.

В войну с матерью попала в расположение нашей воинской части, но юная была обесчещена одним прыщавым подонком, от которого и родила в шестнадцать лет. Ребенок, к счастью, не выжил.

Эта семейная тайна тщательно скрывалась. Но одного невозможно было скрыть – наступавшие ни с того ни с сего психопатические припадки. При этом она начинала нести полную околесицу. Хотя образование и получила (окончила картографический техникум), с работой у нее явно не ладилось. Не могла долго задерживаться на одном месте, неуживчивая до склочности и откровенного хамства. Во взрослом коллективе с нею разбирались довольно просто – увольнением, а вот в детском – вытерпели почти два года до того вопиющего случая. В лечебнице Тамару Григорьевну продержали довольно долго, но в разгар перестройки выписали в более-менее удовлетворительном состоянии под опеку соседки по улице.

Племянница – дочь нашего директора - навещала тетку по просьбе отца. Но ничего утешительного не увидела. Душевнобольная тихо спивалась, живя на нищенскую пенсию, а соседка-опекунша постепенно обосновывалась в ее доме. Да какой-то парень вида гопника составлял Тамаре Григорьевне компанию по тихим пьянкам и буйным разборкам в духе «Ты меня уважаешь?». Подпитавшись информацией о бывшей географичке, я точно знал, что в ближайшее время положу на стол шефу убойный материал. Еще одна неделя прошла в звонках в собес, соцзащиту, встречах с чиновниками, а новая началась с похода к главному.

Он долго читал статью, тянувшую на целый подвал, а потом недовольно сказал:

─ Проблемы не вижу. Сколько людей – столько судеб. А ворошить скелеты в семейном шкафу… Мелковато.

Я опешил, но быстро нашелся и начал гнуть свою линию:

─ Городская проблема. Обездоленный человек в самом центре. Ему помощь оказать надо, а не терпимо относиться к факту самого существования. Приюты для животных открывают. А тут изломанная человеческая судьба! Лавочка не место для больной женщины, даже если на буйство с рукоприкладством у нее сил нет. Кто выиграл в мировой войне? Мы или кто-то другой? Проблема бомжей – это проблема нашего самоощущения. Кто мы? Народ-победитель, строящий правовое государство, или беспамятные манкурты? – ударился я в патетику.

Главный не перебивал, но и не то что бы слушал внимательно. А, когда я замолк, чтобы перевести дух, грустно и как-то обреченно сказал:

─ И откуда она взялась рядом с нашей редакцией на мою голову, ─ а в завершение, неожиданно перейдя на ты, как-то устало добавил: ─ Лучше бы ты своими молодежными организациями занимался. А статью оставь. Посмотрим.

В отделе меня ждали Леночка с Ильей, которым не терпелось узнать о решении шефа, а потом занимались прогнозами: пойдет ли мой материал, и если да, то насколько шеф даст волю редакционному вмешательству. За чаем с халвой хотелось отвлечься от переживаний.

Первым начал шутить Илья, рассказав о первом пиарщике, который посоветовал Моисею молиться и пообещал за это увековечивание в Ветхом завете. Потом Леночка рассказала об Агате и Люсе, которая уже однажды что-то лакала из собачьей миски под пристальным взглядом великодушного пса.

А я рассказал быличку про мужа, которому за грехи несметные досталась жена-зануда, а закончил анекдотом: «Сидит ежик с зонтиком на пеньке под проливным дождем и причитает «Бабье лето. Бабье лето». Мимо бежит косой. Остановился: ─ Ты что, кактус ходячий, какое бабье лето, когда льет как из ведра?! – А ежик: Какие бабы, такое и лето».

Выходные промелькнули в гамаке на садовом участке да в периодических посадках жутко полезных овощей под неусыпным оком неугомонной жены. Решил на ней проверить проблему, поделился своими наблюдениями и соображениями о бывшей географичке – ныне бомжихе. На удивление, жена вспомнила ее, хотя и училась в параллельном классе, где Тамара Григорьевна не вела:

─ О! Этого следовало ожидать. Докатилась. А ведь чистоплюйство было у нее в крови. Один раз наш комсорг с субботника пришел в грязных ботинках, так ваша Тамара ему пригрозила: «Была бы я твоя мать – заставила бы башмаки языком вылизывать. Чтобы тебя черти побрали!». Так он потом просто встречаться с нею боялся. Поделом досталось бабе.

А я ужаснулся душевной глухоте благоверной и вспомнил отца, искренне мечтавшего о светлом коммунистическом завтра, где с каждого спросится по способности, а воздастся по потребности. Нет, не зря Моисей водил сородичей сорок лет по пустыне, чтобы сменилось семь поколений. А вот изменит ли нас смена даже сорока поколений – еще вопрос. Но это будем уже не мы.

Новая неделя прошла как-то скучно, в несколько безразличном ожидании вердикта шефа и окучивании делянки городских проблем. Выбрал мигрантов. Не то чтобы о них совсем никто ничего не писал. Но понял, что без привлечения общественности к решению целого клубка острых вопросов вряд ли удастся социокультурно адаптировать этих людей и воспитать в детях культуру межнациональных отношений, сделав прививку от ксенофобии.

Радовали краткие прогулки с Леночкой до перекрестка, да кидал мелочь бывшей учительнице. Однажды даже с удивлением поймал себя на мысли, что привык к ней, как к стоптанному башмаку, немного успокоился что ли. И лавочка уже не воспринималась так дико.

Начало новой недели не принесло ничего интересного. Практика Ильи подходила к концу. Он подготовил свой первый материал о ворах, специализирующихся на кражах в лифтовых шахтах, где есть дорогой цветмет, и заклеймил позором скупщиков. Леночка писала о героях Советского союза, чьими именами названы городские улицы. А я ждал, ждал, когда шеф даст ход моему материалу.

Но последний рабочий день на второй, уже июньской, неделе закончился неожиданно. Мы втроем – я, Леночка и Илья – решили отметить мою первую зарплату на новом месте и окончание практики посиделками в ближайшем кафе. И уже на подходе к нему остановились как вкопанные.

Лавочка! Наша лавочка! На ее месте не было ничего. Ее срезали автогеном. А из асфальта только торчали куски металлических брусов, на которых она стояла еще с моих школьных лет. Тамары Григорьевны я больше не видел. Торговка пирожками рассказала, что ее увезла милиция. Сопротивлялась бомжиха отчаянно, а потом как-то сникла на руках у представителей власти. Барахло ее сгребли в мусорный мешок и закинули в милицейский бобик вместе со старухой. А лавочку увезли другие. В новенькой спецодежде с нашивками на фирменных куртках «Сделаем город чистым».

Вот тебе, Лёлечка, и новостной повод. Нет больше лавочки...

Елена Е. Топильская




27 декабря 2007 г.