ru
| Вид материала | Монография |
| 6. Происхождение языка 6.1. Именование как звукоподражание |
- ru, 1763.12kb.
- ru, 3503.92kb.
- ru, 5637.7kb.
- ru, 8160.14kb.
- ru, 12498.62kb.
- ru, 4679.23kb.
- ru, 6058.65kb.
- ru, 5284.64kb.
- ru, 4677.69kb.
- ru, 1675.94kb.
6. Происхождение языка
Одной из важнейших способностей, которые связываются в современной научной традиции с сознанием, является способность к усвоению языка, использованию его для выражения собственных переживаний, а также творения с его помощью нового типа реальности – символической.
Но прежде чем язык стал выполнять эти функции, он сначала должен был возникнуть. И это – сложнейший вопрос: как формируется естественный язык, на какой основе, должны ли мы считать этот процесс естественным, совершающимся в соответствии с логикой эволюции человека, или же мы обязаны нашим обладанием языком неким богам, или героям, или “наилучшим из людей”?
Известны две основные теории происхождения языка: “по природе” и “по соглашению”. Первая предполагает, что слова естественного языка каким-то образом выражают природу окружающих человека объектов, поскольку не произвольны, а как бы “навязаны” самими объектами человеку, некоторым образом выражают их сущность. На мой взгляд, это очень привлекательная теория, поскольку позволяет анализировать происходящее на основе его собственной логики, а не как результат случайных событий.
Однако сложность здесь состоит в том, что не ясно, как показать, что слова действительно выражают суть, природу объектов. Каким образом осуществляется “навязывание” сути объектов человеку? Почему он способен адекватно воспринять и сам это процесс, и существо объектов?
Вторая теория происхождения языка постулирует, что наименования объектам даются “по соглашению”. И отчасти это, безусловно, так. Особенно ощутимо это в разного рода искусственных языках, где масса терминов носит именно такой характер. Однако трудно представить себе, что на ранних этапах эволюции человека, когда и формировался язык, люди собирались вместе и договаривались, что вот эту текучую холодную субстанцию будем называть водой, а эти опасные обжигающие языки – огнем. К тому же, если мы согласимся с тем, что в основе выражений естественного языка нет никакого соответствия именуемым объектам, а лишь случайное волевое решение людей, мы, тем самым, закроем возможность исследования множества интереснейших вещей. Просто потому, что все они окажутся результатом стечения обстоятельств, которые могли направиться так, а могли иначе, и почему пошли по этому пути, а не по другому – нет смысла и думать.
Учитывая все это, я предпочитаю искать основания для доказательства первой из этих теорий – “по природе”.
6.1. Именование как звукоподражание
Здесь, как мне кажется, очень полезна гипотеза звукоподражательной природы языка, поскольку позволяет объяснить происхождение многих выражений102. В то же время, она, на мой взгляд, вполне согласуется с предположением, что наименования каким-то образом выражают суть именуемых объектов. И сейчас я попробую показать, как именно.
То, что определенные выражения отчетливо звукоподражательны, не может быть оспорено – это доказано. Например, совершенно точно можно обосновать звукоподражательный характер многих орнитонимов (наименований птиц)103. В таких случаях в самых разных языках название птицы звучит весьма сходно. Особенно выразительный пример подобных межъязыковых параллелизмов можно видеть в наименованиях обыкновенной кукушки: русский – кукушка, болгарский – кукувица, русский церковнославянский – кукавица, польский – kukulka, французский – coucou, итальянский – cuculo, испанский – cuco, венгерский – kakuk, турецкий – gaguk, татарский – куке, башкирский – кокук, узбекский – какку, грузинский – гугули и т.п.104.
Сравнительный анализ вербальных и довербальных звукоподражаний с их прототипами (голосами птиц) позволил установить не только то, что они схожи, но и то, какими закономерностями это обусловлено. Среди них “перенос энергетических максимумов в соответствующее место частотной полосы. В таких, например, названиях, как “горлица”, “гагара”, “канюк” максимальная энергия переносится на основной тон, в то время как в названиях видов с высокочастотным диапазоном голоса (свиристель, чиж, чечетка, пеночка-теньковка) максимальная энергия переносится на форманты105 высокочастотных согласных. Кроме того, наибольшее имитационное сходство создается не отдельными фонемами, а их сочетаниями, чаще всего это согласные. Из фонем человеческой речи и их сочетаний выбираются такие, которые больше соответствуют птичьей сигнализации, а именно: “р”, “тр”, “пр”, “с”, “св”, “г”, “ч”, “ш”, “щ”. Гласные при этом как бы затушевываются, их основной тон, даже, несмотря на ударность слога, не несет соответствующей энергетической нагрузки”106.
Итак, акустический анализ подтверждает звукоподражательную природу ряда пластов естественного языка. И в частности, многих наименований и сигналов. Например, орнитонимов, антропонимов, топонимов и т.п. Т.е. в определенных случаях человек действительно дает наименования объектам, опираясь на свое восприятие их сигналов. Остается показать, что само его восприятие по своей природе таково, что, хотя и не обеспечивает полного и абсолютно точного воспроизведения сигнала107, тем не менее, наиболее значимые параметры его позволяет уловить (что и дает основания считать имитоны звукоподражаниями).
О том, что вычленяемые и воспроизводимые в имитонах параметры отражают наиболее существенные характеристики сигнала-прототипа (несмотря на вышеупомянутые различия между ними), на мой взгляд, свидетельствует существование сигналов-репеллентов и сигналов-аттрактантов.
Первые из них – типа “кыш” – используются для отпугивания множества живых существ: и насекомых, и птиц, и животных. Да даже и по отношению к человеку их иногда можно услышать. Вторые, напротив, используются для приманивания (“цып-цып”, “кис-кис-кис”, “тега-тега-тега”). Например, лексический репеллент “кыш” встречается во многих языках, причем имеет в них достаточно сходное звучание: “хуш” (финск.), “киш” (азерб.), “кыш”, “ишу” (болг.), “кыш” (русск., белорусск., туркм., араб.), “хаш” (англо-ирланд.), “шаш” (англ.). Поскольку во всех этих словах присутствует звук “ш”, можно предполагать, что именно он является главной функциональной частью сигнала, несущей пугающую информацию в качестве информационного маркера экологической опасности108.
Но особенно интересно, что сонограммы лексического репеллента “кыш” (диктор мужчина), звука “ш”, шипения кошки и мадагаскарского шипящего таракана весьма сходны, причем конфигурация шипящего звука отчетливо видна на графиках109. Он же оценивается испытуемыми как “плохой”, и его частотность превышает среднюю именно в наговорах, т.е. текстах, имеющих негативную направленность. Поэтому отнюдь не случайно, что одним и тем же выражением мы можем отпугивать разных существ: звук “ш действительно выступает сигналом угрозы и предупреждения об опасности и у насекомого, и у птицы, и у животного, и у человека. И человек вполне адекватно и по назначению использует данное обстоятельство.
Итак, несмотря на отличия, сигнал человека адекватно распознается птицей (в частности, в ситуациях звукоподражательного приманивания или отпугивания). Это, мне кажется, позволяет сделать вывод, что человек верно улавливает и воспроизводит наиболее существенные, информативно значимые параметры сигнала другого существа. Более того, исследователями был обнаружен интереснейший феномен взаимной подстройки птичьего и человеческого сигнала в режиме диалога. В результате и у майны, и у диктора-женщины существенно изменились акустические характеристики сигналов, став нетипичными для каждой из них, но приблизившись друг к другу (что отчетливо видно на графиках)110.