Пустая лодка

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   30

Почему же так случилось? Эти ученики, -- уж не думаете ли вы, что они знали Чжуан Цзы? Как они могли его знать? Если они упустили Чжуан Цзы в его высшем великолепии, как же можно поверить в то, что они сумели уловить его, когда он работал с ними, работал над ними, продвигался вместе с ними, вскапывал землю в саду и бросал в нее семя, разговаривал с ними, просто с ними был?

Как же можно предположить, что они знали, кем был Чжуан Цзы? Если они не заметили его высшее великолепие, то трудно не понять, что они всегда упускали его. Они и должны были все прозевать. Когда он говорил, они, вероятно, раздумывали: "О чем это он говорит? Что он имеет в виду?"

Смысл того, что говорит просветленный -- это вовсе не то, что вам следует открыть или понять; он просто есть -- и вам нужно лишь внимать ему. Он предназначен не для понимания, не для открытия, он не спрятан, это совсем не то, что необходимо интерпретировать. Просветленный не говорит теориями, он приводит вам простые факты. Если ваши глаза открыты, вы их увидите; если ваши уши могут слышать, вы услышите их. Ничего больше от вас не требуется.

Вот почему Иисус не устает повторять: "Способные слышать, да услышат. Способные видеть, да увидят". Больше ничего не нужно -- просто откройте глаза, откройте уши.

Будда, Чжуан Цзы или Иисус -- они не философы вроде Гегеля или Канта. Если вы читаете Гегеля, то нужно докапываться до смысла. Он крайне труднодоступен -- очень похоже, что Гегель приложил все усилия, чтобы сделать понимание его настолько трудным для вас, насколько это вообще возможно, наплетая слова вокруг слов, делая все загадочным. Поэтому, когда вы впервые сталкиваетесь с Гегелем, он кажется вам великолепным, высочайшим достижением, но, чем больше вы будете проникать в него и чем больше вы будете его понимать, тем меньшим он будет становиться. В тот день, когда вы его поймете, он окажется вообще бесполезен.

Весь трюк заключается в том, что вы не можете его понять, и поэтому он кажется вам таким великим. Поскольку вы его не понимаете, ваш ум поставлен в тупик, ваш ум не может уразуметь, что же здесь к чему, и эта штука выглядит очень таинственной, непостижимой, недоступной для понимания. Это не так, она всего лишь вербальна, словесна. Гегель пытается все спрятать, но при этом он ничего не говорит. Более того, он пользуется словами, не вкладывая в них вообще никакого внутреннего содержания.

Поэтому такие люди, как Гегель, сразу же добиваются уважения, но по прошествии некоторого времени уважение к ним и оценка их исчезают. Люди же, подобные Будде, уважаются и ценятся не сразу, но, чем больше проходит времени, тем больше вы их цените. Они всегда опережают свое время. Проходят столетия, а потом -- потом их величие начинает проявляться, потом их величие начинает выходить на поверхность. Спустя много времени вы можете почувствовать их, ибо истина их так проста; нет мусора, нету хлама вокруг нее. Она настолько фактична, действительна, что вы просто ее утратите, если начнете думать о ней.

Слушая Чжуан Цзы, просто слушайте. От вас не требуется ничего другого, кроме пассивного восприятия, кроме открытого сердца. Все ясно, но вы можете так все поставить с ног на голову, что сами будете обескуражены своим собственным творением. Те ученики, которые, вероятно, всегда упускали Чжуан Цзы -- они снова прозевали его. Они беспокоятся о том, что нужно сделать.

Постарайтесь понять этот момент: мудрый человек всегда касается сути, а человек невежественный всегда старается выяснить, что же нужно делать; для него суть -- это не вопрос.

Для Чжуан Цзы имеет значение суть, он связан с внутренним, с содержанием; а ученики озабочены делами, которые им предстоят. Если наступит смерть, что нужно сделать? Что мы должны делать? Мастер близок к смерти, так что там у нас насчет похорон? Тут нужно все распланировать.

Мы спятили из-за планирования. Мы планируем жизнь, мы планируем смерть, этим планированием мы разрушаем спонтанность, разрушаем красоту, разрушаем весь экстаз жизни.

Мне рассказывали, как умирал атеист. Он не верил ни в Рай, ни в Ад, но все равно он решил, что лучше всего будет прилично одеться перед тем, как умереть. Он представления не имел, куда он отправляется, потому что ни во что не верил, но все равно -- он явно куда-то уходил, поэтому перед тем, как отправиться куда-то, это как должное -- быть опрятно одетым.

Он был человеком манер, этикета, поэтому он надел свой лучший выходной костюм, галстук и все такое прочее, а затем он умер. Позвали рабби, чтобы его благословить. "Этот человек, -- заметил рабби, -- никогда не был верующим, но смотрите, как прекрасно он сумел все спланировать! Он же неверующий, он же считал, что впереди у него ничего нет, но как он аккуратно оделся и готов предстать перед Всевышним!"

Даже если вы чувствуете, что впереди у вас ничего нет, вы все равно постараетесь все заранее спланировать, потому что ум всегда хочет играть будущим. Он прямо-таки в восторге, планируя будущее, но он ужасно несчастен, если ему приходится жить в настоящем. А планирование на будущее -- о, оно выглядит прекрасным. Как только у вас появляется время, вы начинаете планировать на будущее, этого ли мира, или того -- это не важно, но -- на будущее. И ум наслаждается планированием. Планирование -- это просто фантазия, мечтания, сны наяву.

Люди, подобные Чжуан Цзы, имеют отношение к сути, к содержанию, но не к процессу. Они не озабочены деятельностью, их не интересует будущее. Не нужно никакого планирования. Будущее, жизнь -- сами позаботятся о себе.

Иисус говорил своим ученикам: "Взгляните на эти цветы, на эти лилии, которые так прекрасны в своем великолепии, что даже Соломон не был столь красив. А они не строят планов, они не думают о будущем, и они не беспокоятся о следующем мгновении".

Почему же эти лилии так прекрасны? Откуда берется их красота? Где она сокрыта? Лилии существуют здесь и сейчас. Отчего лицо человеческое столь печально и уродливо? -- потому, что он никогда не бывает здесь и сейчас, он всегда устремлен в будущее. Он смахивает на привидение. Как вы можете быть реальны, если вы не здесь или не сейчас? Вы можете быть только привидением, либо безнадежно завязшим в прошлом, либо затерявшимся в будущем.

Чжуан Цзы умирает. В момент смерти Чжуан Цзы ученикам следовало бы хранить молчание. Это было бы самым большим проявлением уважения, какое только возможно, самой большой любовью, которая только может быть. Мастер умирал. Они никогда не прислушивались к его жизни, так, по крайней мере, они могли бы прислушаться хотя бы к его смерти. Они могли не быть безмолвны в то время, когда он говорил с ними на протяжении всей своей жизни; но теперь он собирался дать им последний урок, последнее обучение с помощью своей смерти.

Нужно быть бдительным, настороженным, когда умирает мудрец, ибо смерть его необычна. Невежественный человек умереть так не может. У вас есть ваша жизнь, и у вас есть ваша смерть. Если вы были глупы во всей своей жизни, можете ли вы быть мудры в своей смерти? Смерть -- это завершение, вывод, подведение итогов, это заключение. В смерти присутствует вся ваша жизнь, суть ее, главное, -- таким образом, глупый человек и умирает по-дурацки.

Жизнь уникальна, смерть тоже уникальна. Никто другой не может прожить вашу жизнь и никто другой не может умереть вашей смертью, только вы. Это уникально, этого никогда не случится вновь. Направления, образы различны, и не только жизни, но и смерти тоже. Когда умирает Чжуан Цзы, нужно быть абсолютно тихим, чтобы ничего не упустить -- потому что _вы можете_ все упустить.

Жизнь -- длинная история, семьдесят, восемьдесят, сотня лет. Смерть -- это одно мгновение. Это атомичное явление, сконцентрированное в один миг. Она во много раз живее жизни, ибо жизнь растянута. Жизнь никогда не сможет достичь такой интенсивности, какой достигает смерть, и никогда не сможет стать такой же прекрасной, какой может быть смерть, потому что жизнь размазана. Она всегда тепловата.

В момент смерти вся жизнь достигает точки кипения. Все испаряется из этого мира в тот, из тела в бестелесное. Это величайшая трансформация, какая только возможна. И нужно быть безмолвным, нужно быть почтительным, не нужно колебаться, дрожать, ибо это произойдет в единое мгновение, и вы можете его пропустить.

А эти глупые ученики толковали о похоронах и размышляли, как бы все это повеличественнее обставить! А величественнейшая вещь в это время проходила, происходила величайшая вещь, но они размышляли о показном, о представлении. Ум всегда думает о выставке(exhibition) -- он эксгибиционистичен.

Погиб Мулла Насреддин. Кто-то сообщил об этом его вдове, которая как раз пила после обеда чай -- она уже выпила полчашки. "Твой муж погиб, он попал под автобус", -- сообщил ей вошедший. Но вдова Муллы Насреддина продолжала спокойно потягивать свой чай.

"Ты что! -- воскликнул этот человек. -- Ты что, продолжаешь пить чай?! Ты слышишь меня? Твой муж мертв -- а ты не сказала ни единого слова!"

Жена ответила: "Дайте, я сейчас допью чай; а потом -- о, молодой человек, я подниму такой крик! Сейчас, одну минуту".

Ум -- эксгибиционист. Она завопит, только дайте ей несколько минут все это обустроить, спланировать это!

Я слышал об актере, у которого скончалась жена. Он выплакал все глаза, он рыдал, слезы ручьями текли по его щекам.

"Вот уж никогда бы не подумал, -- заметил его друг, -- что ты так сильно любил свою жену".

Актер взглянул на него и возразил: "Это еще что. Посмотрел бы ты на меня, когда умерла моя первая жена".

Даже когда вы показываете свою муку, вы оглядываетесь на других и гадаете, что они об этом думают. К чему думать о величественных похоронах? Почему величественных? Вы устраиваете представление и из смерти тоже. Это ли истинное почтение? Или смерть -- это тоже нечто рыночное, товар?

Наш мастер умер, теперь начнется соперничество, и мы должны доказать, что у него были величайшие похороны -- ни у одного мастера никогда не было ничего подобного и ни у одного никогда ничего подобного не будет. Даже в смерти ваши мысли идут от эго. Таковы ученики, они "следуют". Но они никогда не следуют по-настоящему, потому что, если бы они следовали Чжуан Цзы, они не могли бы поднять вопроса о величественных похоронах. В то мгновение они были бы скромны, смиренны. Но эго напористо.

Когда вы заявляете, что ваш мастер очень велик, просто взгляните чуть глубже. Вы утверждаете: "Я очень велик, вот почему я следую этому великому человеку, я -- великий последователь". Каждый последователь провозглашает, что его мастер -- самый великий -- но не из-за мастера! Как же вы будете великим последователем, если ваш мастер не велик? А если кто-нибудь возражает вам, замечая, что это не так, вы расстраиваетесь, раздражаетесь, вы начинаете спорить и ругаться. Это вопрос выживания эго.

Повсюду эго всегда настаивает на своем. Оно хитрое и очень утонченное. Даже в присутствии смерти оно не покидает вас; оно присутствует даже в смерти. Умирает мастер, а его ученики рассуждают о похоронах. Они вообще не следовали мастеру -- мастеру, подобному Чжуан Цзы, чье учение все состоит в том, чтобы быть спонтанным.

Когда Чжуан Цзы был при смерти,

его ученики стали готовить величественные похороны.

Он еще не умер, а они уже начали планировать -- потому что дело не в Чжуан Цзы, дело в эго учеников. Они должны устроить ему величественнейшее прощание, и нужно все обставить так, чтобы любому стало ясно, что ничего подобного никогда еще не случалось.

Но невозможно обмануть Чжуан Цзы. Даже когда он умирает, он не бросает вас в одиночестве; даже когда он уходит, он оставляет вам свое сердце, свою мудрость; даже в последнее мгновение он будет участвовать во всем том, что он умел и осуществлял. Даже его последняя минута станет его вкладом.

Итак -- но Чжуан Цзы сказал:

"Мои гробом будут земля и небеса;

луна и солнце будут нефритовыми символами,

висящими подле меня;

планеты и созвездья

будут сиять драгоценными камнями повсюду вкруг меня,

и будут присутствовать все сущности,

как плакальщики, идущие за гробом.

Чего еще надо? Все просто: позаботились уж обо всем вполне<$FAmply taken care of -- дословный перевод должен был бы быть: "обо всем вполне позабочено".Прим.перев.> Чего надо еще? Что еще вы можете сделать? Что еще можете вы сделать для Чжуан Цзы, для будды? Что бы вы ни делали, это будет ничто, что бы вы ни планировали, это будет мелко. Ничто не может быть величественным по сравнению с этим, ибо вся вселенная готова принять его. Что еще _вы_ можете сделать?

Чжуан Цзы сказал: "Солнце и луна и все существа и сущности на земле и на небесах готовы принять меня. И все сущее, все существа будут плакальщиками. Поэтому вам ни к чему беспокоиться, незачем нанимать плакальщиков".

Вы можете нанять плакальщиков -- их теперь можно найти на каждом рынке. Есть специальные люди, которым вы платите -- и они оплакивают. Что же это за новый тип человечества такой рожден к жизни?! Если у вас умирает жена, умирает мать, а оплакивать ее некому, то вам приходится нанимать профессиональных плакальщиков. Их легко найти в Бомбее, в Калькутте; они есть во всех больших городах, и они сделают все так хорошо, профессионально, что вы не можете даже соперничать с ними. Конечно, они более умелы, у них есть ежедневная практика, но какая же это мерзость, если вам приходится за это платить, вы даже слезы -- покупаете на рынке. Все, все теперь стало насквозь фальшиво, насквозь лживо.

Жизнь фальшива, смерть фальшива, счастье фальшиво. Даже оплакивание -- и то фальшиво. И так и должно быть: это логически следует из всего происходящего. Это логически оправдано. Если вы никогда не были действительно счастливы с человеком, то как же вы можете по-настоящему оплакивать его, когда он умирает? Это невозможно. Если вы не были счастливы со своей женой, если вы никогда не знали с ней моментов блаженства, то, когда она умирает, как могут в ваших глазах появиться настоящие слезы? В глубине души вы будете счастливы, в глубине души вы будете чувствовать свободу: "Теперь я независим, свободен, теперь я могу делать, что захочу". Жена была похожа на тюремное заключение.

Рассказывают, что один человек умирал, и жена, чтобы его утешить, говорила: "Не волнуйся, не переживай, рано или поздно я к тебе там присоединюсь".

"Но только не изменяй мне здесь", -- простонал умирающий. Он, наверное, боялся. Откуда в нем это опасение в последний момент? Видимо, этот страх сидел в нем всегда.

"Я никогда не буду тебе изменять", -- пообещала ему жена.

"Если ты хоть раз мне изменишь, -- заявил он, -- я перевернусь в гробу. Мне это будет очень больно".

Лет десять спустя умерла и жена. У врат Рая Святой Петр спросил ее: "Кого ты хотела бы встретить первым?"

"Моего мужа, конечно", -- ответила она.

"Как его зовут?" -- поинтересовался Святой Петр.

"Абрахам", -- сказала жена.

Но Святой Петр возразил: "Будет трудно его найти, у нас тут миллионы Абрахамов, расскажи поточнее, кто он".

Жена подумала и сказала: "Со последним вздохом он сказал, что, если я изменю ему, то он перевернется в гробу".

Святой Петр воскликнул: "Все понятно, можешь не продолжать! Ты, конечно, имеешь ввиду Вращающегося Абрахама, того, который безостановочно вертится в своей могиле! За десять лет у него не было ни секунды покоя. Здесь о нем каждый знает. Нет проблем, мы сейчас его позовем".

Ни веры, ни доверия, ни любви, ни счастья никогда не рождалось из ваших взаимоотношений. И когда приходит смерть, что вам оплакивать? Ваши слезы будут лживы. Если ваша жизнь полна фальши, то ваша смерть тоже становится фальшью. И не думайте, что вы единственный, кто фальшив -- все вокруг, те, кто имеет к вам отношение, -- они тоже фальшивы. И мы живем в таком фальшивом, таком лживом мире, что просто удивительно, как нам это еще удается.

Один политик остался без работы. Он был экс-министром. Он стал искать работу, потому что политики всегда испытывают затруднения, когда они не в офисе. Они не способны заниматься ничем другим, кроме политики, они ничего другого, кроме политики, не умеют. Никакой другой специальности у них нет. Даже самая ничтожная работа требует хоть какой-то квалификации -- но для того, чтобы быть министром, не нужно никакой. Премьер-министр или первый министр абсолютно не нуждаются ни в каких квалификациях.

И вот, этот министр был в затруднительном положении. Он решил обратиться к директору цирка, поскольку он считал, что политика -- это сплошной цирк, это великий цирк; так должен же он был научиться хоть чему-то, чем он мог бы воспользоваться в обычном цирке. Поэтому он спросил: "Не найдется ли у вас для меня работы? Видите ли, я не у дел, и в большом затруднении".

"Вы пришли как раз во-время, -- обрадовался директор. -- У нас умер один из медведей, так что мы дадим вам костюм медведя. Вам не нужно будет ничего делать; просто сидите, ничего не делая, целый день, и никто не заметит разницы. Просто сидите с утра до вечера, чтобы люди думали, что это медведь".

Такая работа ему приглянулась, и политик согласился. Он вошел в клетку, натянул на себя медвежью шкуру и сел. Он сидел так уже минут пятнадцать, когда к нему вдруг втолкнули другого медведя. Он страшно перепугался, запаниковал и кинулся к решетке, начал трясти ее и орать: "Помогите, откройте клетку, выпустите меня отсюда, я министр!"

И тогда он услышал голос. Говорил другой медведь. Он сказал: "Ты что, думаешь, что ты единственный безработный политик? Я тоже бывший министр. Заткнись и прекрати панику".

Вся жизнь стала фальшивой, насквозь лживой -- и корни, и все остальное; и как только вы еще существуете в ней -- это чистейшее чудо. Говоря с фальшивым лицом, говоря с -- фальшивым лицом; счастливая ложь, несчастная ложь. А потом вы еще надеетесь отыскать истину?! С лживыми лицами истину никогда не найти. Для этого нужно принять свое собственное обличье, признать свое истинное лицо и отбросить все эти фальшивые маски.

Чжуан Цзы сказал:

"Мои гробом будут земля и небеса;.."

Так чего же вы волнуетесь? И как вам может удаться достать гроб более величественный, чем этот? Предоставьте небесам и земле быть моим гробом -- и они будут.

"... луна и солнце будут нефритовыми символами,

висящими подле меня;.."

И вам не нужно зажигать подле меня свечи; они кратковременны, они сгорят, и, рано или поздно, их не станет. Оставьте же солнцу и луне быть символами жизни вокруг меня. И они таковы и есть.

"... планеты и созвездья

будут сиять драгоценными камнями повсюду вкруг меня,

и будут присутствовать все сущности,.."

Вот что необходимо понять: все сущности, все сущее будет присутствовать. То же сказано про Будду и Махавиру, но никто не верит этому, ибо в это невозможно поверить. Джайны читают об этом, но они не верят этому; буддисты читают это, но сомнение закрадывается в их умы.

Говорят, что, когда Махавира умирал, то все сущности присутствовали при этом. Не только человеческие существа -- животные, души деревьев, ангелы, божества, все сущее изо всех измерений бытия, все творение при этом присутствовало. И так и должно было быть, ибо Махавира открыт не только для вас; его великолепие таково, его возвышенность такова, что поистине все измерения существования становятся знакомы с ним. Рассказывают, что, когда Махавира говорил, ангелы, божества, животные, духи, все сущее, все виды сущностей собирались, чтобы послушать его, а не только человеческие существа. Это звучит, как сказка, как притча, но, поверьте, это правда -- ибо чем выше вы поднимаетесь, тем больше вырастает ваша суть и тем более возвышенным становится ваше существование, -- и другие измерения вселенной, все планы и грани творения становятся доступны вам.

Когда достигается высшая точка -- точка ариханта(arihanta), как называют ее джайны, точка архата(arhat), как ее называют буддисты, точка совершенного Дао, человек Дао, как говорит Чжуан Цзы -- тогда вас слушает все сущее.

Чжуан Цзы говорит:

"... и будут присутствовать все сущности,

как плакальщики, идущие за гробом".

Чего еще надо, и что еще вы можете сделать? Что еще вы можете добавить к этому? Вам не нужно ничего делать, и вам незачем беспокоиться.

"Позаботились уж обо всем вполне".

Это чувствует ставший безмолвным:

"Позаботились уж обо всем вполне".

Ни жизни, ни смерти -- вам вообще ничего не нужно делать, все и так уже происходит без вас. Вы вмешиваетесь в это безо всякой необходимости и вы только все портите, всему мешаете, вы создаете хаос. Без вас все совершенно -- такое, как оно есть, оно совершенно. Это отношение религиозного человека: такое, как оно есть, оно все совершенно. Ничего больше с этим поделать нельзя.

Говорят, на Западе Лейбниц сказал, что это самый совершенный из всех возможных миров. Его ужасно за это раскритиковали, потому что на Западе утверждать подобные вещи считается недопустимым. Как это: этот мир -- самый совершенный? Да это, пожалуй, самый несовершенный из миров, самый мерзкий, самый ущербный; в нем полно неравенства, страдания, бедности, болезней, смерти, ненависти, -- да всего, что угодно -- а какой-то там Лейбниц заявляет, что этот мир самый совершенный из всех возможных!

Лейбниц неоднократно подвергался критике, но Чжуан Цзы понял бы, что он имеет в виду. Я тоже понимаю это. Когда Лейбниц говорил: "Это самый совершенный мир, какой только возможен", -- он говорил не о политической или экономической ситуации. Он говорил не о равенстве, неравенстве, социализме, коммунизме, войнах. Это не объективное замечание, к этому замечанию не имеет отношения то, что снаружи, внешнее; это замечание основывается на глубоком, внутреннем ощущении -- оно исходит из самой сути, из основы существования.

Совершенство всего сущего означает, что вам не о чем беспокоиться.