Пустая лодка ошо беседы по высказываниям Чжуан Цзы

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   30

Западная психология настаивает на том, что эго должно быть

максимально усилено, развито; ребенок должен иметь сильное эго,

он должен сражаться, бороться, -- только тогда он будет зрелым.

Когда ребенок в утробе матери, он един с матерью, ему даже

неизвестно, что он существует -- он просто существует, без

всякого сознания. По большому счету, все эти сознания -- это

своего рода заболевания. Не то, чтобы он был полностью

бессознателен -- он _осознан_. Его суть, его существо --

оно есть, но без всякого самосознания. "Есть" присутствует, но

"Я" еще не родилось. Ребенок чувствует, живет, он абсолютно

живой, но он никогда не ощущает своей отдельности, выделенности.

Мать и ребенок -- едины.

А потом ребенок рождается. Происходит первое разделение -- и

первый крик. Теперь он появился, он движется самостоятельно,

волна двинулась прочь от океана. Западные психологи говорят: "Мы

научим ребенка быть независимым, быть индивидуальным".

Психология Юнга известна, как путь индивидуализации. Он должен

стать индивидуальностью, совершенно отделиться. Он должен

сражаться. Вот поэтому на Западе молодое поколение всегда

восстает. Это восстание создается не самим молодым поколением,

это восстание было порождено, было заложено Фрейдом, Юнгом,

Адлером и ???К'??? Company. Они выстроили для него базис,

основание.

Сражение усилит ваше эго. Оно придаст вам форму. Поэтому

сражайтесь с матерью, сражайтесь с отцом, сражайтесь с учителем,

сражайтесь с обществом. Жизнь -- это борьба. А стараниями

Дарвина все вообще покатилось под уклон, он подтолкнул все еще

больше, заявив, что выживут только только самые приспособленные

-- самые сильные; жизнь -- это выживание сильнейших. И, стало

быть, чем вы сильнее в вашем эго, тем больше у вас шансов

выжить.

Запад живет политикой, а на Востоке абсолютно другие

отношения... и Дао -- это сердцевина, это самая суть Восточного

сознания. Оно гласит: "Ни индивидуальности, ни эго, ни борьбы;

станьте едины с матерью; врага не существует, и ваша задача не в

завоевании".

Даже такой человек, очень знающий человек, очень проницательный,

очень логичный человек, как Бертран Рассел, мыслит в терминах

завоевания -- завоевание природы, покорение природы. Кажется,

вся наука -- это сражение, борьба с природой: как сломать замок,

как открыть секреты, как захватить тайны у природы.

Восточное сознание в принципе иное. Восточное сознание

утверждает: "Эго -- это и есть ваша проблема, ни в коем случае

не усиливайте его. Не устраивайте никакой борьбы. И выживают не

самые сильные, не самые приспособленные, но самые скромные".

Вот почему я снова и снова настаиваю на том, что Иисус с

Востока; поэтому его и не могли понять на Западе. Запад не понял

его. Восток мог его понять, ибо Восток слышал, Восток знает Лао

Цзы, Чжуан Цзы, Будду, а Иисус принадлежит к их числу. Он

говорит: "Последние будут первыми в моем царствии Господа".

Самые скромные, самые мягкие -- их есть царствие Небесное.

Бедный духом -- это и есть цель. Кто беден духом? Пустая лодка,

тот, кого вообще нет -- ему ничего не нужно, он ничем не

владеет, у него нет "я". Он живет, как будто его нет.

Природа делится своими секретами. Хватать нет нужды, нет

необходимости убивать, нет необходимости взламывать замки.

Любите природу, и природа откроет вам свои тайны. Любовь -- это

ключ. Завоевание -- это абсурд. Это бред.

Так что же произошло на Западе? Это завоевание уничтожило всю

природу. И теперь -- крики об экологии, как восстановить

равновесие. Мы разрушили природу полностью, потому что мы

сломали все ее замки и уничтожили все ее равновесие. А теперь,

из-за этой разбалансированности, из-за всех этих нарушений,

человечество рано или поздно погибнет.

И теперь можно понять слова Чжуан Цзы: "Не борись с природой.

Люби ее так глубоко, стань настолько единым с нею, что через

любовь, от сердца к сердцу, будет тебе доверена тайна". А тайна

состоит в том, что вы не индивидуальность, вы целое. И зачем

удовлетворяться тем, что быть всего лишь частью? Почему бы не

быть целым? Почему не владеть всей вселенной? Зачем владеть

мелочами?

Раматирса часто повторял: "Когда я закрываю глаза, я вижу

звезды, движущиеся во мне, солнце, во мне восходящее, растущую

во мне луну. Я вижу океаны и небеса. Я огромен, я -- вся

вселенная".

Когда он впервые приехал на Запад и стал говорить такое, люди

решили, что он спятил. "Кто создал мир?" -- спросили его.

"Я, он во мне", -- ответил он.

Это "я" не есть эго, индивидуальность; это "я" -- вселенная,

Бог. Он кажется сумасшедшим. Это заявление выглядит выходящим за

все рамки. Но загляните в его глаза: в них нет эго. Он ничего не

утверждает, он просто констатирует факт.

Вы и есть этот мир! Зачем быть частью, крошечной частью, и зачем

безо всякой необходимости создавать проблемы, когда вы можете

быть целым?

Эта сутра касается целого, целостности. Перестаньте быть

индивидуальностью, станьте целым. Не будьте эго, откажитесь от

него. Если вы можете быть божественным, зачем же удовлетворяться

таким мелким, крошечным, безобразным?


Как истинный человек Дао

проходит беспрепятственно сквозь стены

и входит, не сгорая, в огонь?


Кто-то спросил Чжуан Цзы: "Мы слышали, что человек Дао может

беспрепятственно проходить сквозь стены. Почему?" Если нет

никаких препятствий внутри вас, то не может быть никаких

препятствий и вне, ничто не может встать на вашем пути. Таков

закон. Если у вас нет сопротивления внутри, в вашем сердце, то

весь мир открыт для вас. Сопротивления нет. Мир -- это всего

лишь отражение, это большое зеркало; если в вас появляется

сопротивление, тогда весь мир сопротивляется вам.


Когда-то, давным-давно один король построил огромный дворец,

дворец миллионов зеркал -- все стены были покрыты зеркалами. Во

дворец забежала собака, и она увидела миллионы собак вокруг

себя. Ну и, будучи весьма разумной собакой, она стала лаять,

чтобы защитить себя от этих миллионов окруживших ее собак и

испугать их. Жизнь ее была в опасности. Ей пришлось напрячься,

она стала лаять изо всех сил. Но, когда она залаяла, те миллионы

собак тоже начали лаять. И, чем больше она лаяла, тем больше

отвечали ей они.

Утром собаку нашли мертвой. А она была там одна, в том дворце

были лишь миллионы зеркал. Никто не дрался с нею, вообще не было

никого, кто мог бы драться, но она увидела саму себя в зеркалах

и испугалась. И, когда она начала сражаться, отражения в

зеркалах тоже вступили в борьбу. А она была одна, против

миллионов и миллионов собак, окруживших ее. Можете ли вы

представить себе, какой ад пережила она той ночью?


Вы живете в таком аду сейчас, постоянно: миллионы и миллионы

собак лают вокруг вас. В каждом зеркале, в каждом

взаимоотношении вы видите врага. Человек Дао может проходить

сквозь стены, ибо в сердце его нет стен. Человек Дао нигде не

встречает врага, ибо сам он никому не враг. Человек Дао видит

все зеркала чистыми, все лодки пустыми, ибо его лодка пуста.

Может показаться, что он отражается в зеркалах, но у него нет

собственного лица, так что же тогда может отразиться в зеркале,

как можно отразить человека Дао? Все зеркала хранят молчание.

Человек Дао проходит мимо -- за ним не остается следов, ни

единого отпечатка. Все зеркала безмолвствуют. Ничто не отражает

его, ибо его нет, он отсутствует.

Когда исчезает эго, вы отсутствуете, и тогда вы -- целое. Пока

эго существует, вы здесь, присутствуете, и вы -- всего лишь

маленькая частица, весьма крошечная часть, и довольно при этом

безобразная. Часть всегда будет безобразна. Вот почему нам

приходится пытаться украсить ее таким множеством способов. Но

человек, в котором есть эго, не может быть красив. Красота

присутствует только в тех, у кого эго нет. Тогда красота несет в

себе что-то от неведомого, что-то неизмеримое.

Запомните: безобразное можно измерить. Оно ограничено. Красота

-- так называемая красота -- может быть измерена. У нее есть

пределы. Но истинную красоту измерить невозможно -- она не имеет

границ. Она таинственна -- она идет все дальше, и дальше, и

дальше. Вы не можете придти к какому-то завершению в том, что

связано с буддой. Вы можете войти в него, но вы никогда из него

не выйдете. Бесконечное! Его красота никогда кончается.

Но эго продолжает пытаться стать красивым. Каким-то образом у

вас сохранилось воспоминание о красоте целого; каким-то образом

вы помните тишину утробы; каким-то образом глубоко внутри вы

знаете блаженство цельности, союза, единения со всем сущим, с

существованием. Из-за этого возникает множество желаний. Вам

ведома красота, прелесть бытия богом, а вам приходится жить, как

нищий. Что же вы тогда делаете? Вы создаете маски, вы

разрисовываете себя. Но глубоко внутри, под ними, остается

безобразие, уродство, потому что все рисунки -- это всего лишь

рисунки.


Как-то раз одна женщина гуляла по берегу моря. Она нашла на

пляже бутылку, открыла ее, и из нее вышел джинн. И, как все

истинные джинны, этот джинн сказал: "Ты освободила меня из моей

тюрьмы, ты подарила мне свободу. Теперь ты можешь просить все,

что пожелаешь, я исполню твое самое сокровенное желание или

мечту".

Джиннов не находят каждый день, на всем побережье, в любой

бутылке. Такое случается очень редко, и только в историях. Но

эта женщина не раздумывала ни единого мгновения. "Я хочу стать

красивой, -- уверенно перечислила она, -- волосы как у Элизабет

Тэйлор, глаза как у Бриджит Бардо, тело как у Софи Лорен".

Джинн взглянул на нее еще разок, и попросил: "Милая, засунь меня

обратно в бутылку!"


И вы всегда просите этого -- каждый просит именно этого --

поэтому-то джинны и сбежали из нашего мира. Они уже вас просто

боятся, вы же всегда просите невозможного. Так не бывает, часть

никогда не может быть красива.

Ну только представьте себе: если отсечь мою руку -- может ли

такая рука быть красивой? Она будет становиться все более и

более мерзкой, она начнет разлагаться, она начнет пахнуть. Как

может быть красивой моя рука, отделенная от меня? Разделение

приносит смерть; согласие, унисон -- приносят жизнь. Единые с

целым -- вы живы; одни, отдельно, -- вы уже мертвы или умираете.


Мои глаза, выньте их -- что они тогда? Даже камни, цветные

камни, будут красивее их, ибо камни все еще едины с целым.

Сорвите цветок -- и он потеряет свою красоту, великолепие ушло.

Он был прекрасен лишь мгновение назад, когда он был соединен с

корнями, с землей. Отделенные от корней, вы плывете, будучи

(многими) эго. Вы больны, и вы останетесь больны; ничто не может

вам помочь. Все ваши усилия, сколь угодно умные, потерпят

поражение.

Лишь в целом вы красивы.

Лишь в целом вы прекрасны.

Лишь в целом возможна грация.

Это не из-за хитрости человек Дао проходит беспрепятственно

сквозь стены и входит, не сгорая, в огонь. Это:


Не из-за хитрости или дерзости,

и не потому, что он обучен --

но потому, что он разучился.


Обучение направлено к эго; обучение усиливает эго. Вот почему

пандиты, брамины, книжники имеют утонченнейшие эго. Обучение

расширяет их границы, расширяет возможности, учение создает им

пространство, придает им объем. Они становятся распухшими,

самовозвеличенными, эгоистичными. Все их существо теперь отдано

в эксплуатацию эго.

Чем более человек учен, тем труднее с ним жить, тем труднее

иметь с ним дело, и тем труднее для него добраться до храма. Для

него почти невозможно познать Бога, поскольку он сам теперь

живет, как возвышенный, а возвышенный имеет свою собственную

жизнь -- теперь это эгоистичный возвышенный. Это засасывает. Чем

больше вы знаете, тем меньше надежды на рождение молитвы.

Таким образом, говорит Чжуан Цзы, это не из-за хитрости; он не

рассчитывает, он не хитер и не дерзок, ибо дерзость, хитрость,

расчет -- это все части эго. Человек Дао ни трус, ни храбрец. Он

не знает, что такое храбрость, что такое трусость. Он живет. Он

не самосознателен не потому, что он выучился, но потому, что он

разучился. Вся религия -- это процесс разучивания. Обучение --

это процесс эго, разучивание -- это процесс не-эго. Наученная,

ваша лодка полна, полна вами.


Когда у Муллы Насреддина был паром, и, если времена наставали

тяжелые, он зарабатывал на жизнь тем, что перевозил пассажиров с

одного берега реки на другой.

Как-то раз великий книжник, грамматик и пандит переправлялся

через реку на его пароме. Этот пандит спросил Насреддина:

"Скажи-ка, лодочник, а знаешь ли ты Коран? Изучал ли ты

писания?"

"Нет, некогда мне", -- отмахнулся Насреддин.

"Да, тогда половина твоей жизни прошла зря", -- изрек пандит.

В это время налетел ураган, маленькую лодку закружило и понесло

понесло от берега. Поднявшиеся волны перехлестывали через борта

и лодка быстро наполнялась водой. В любой момент она могла

затонуть. Насреддин поинтересовался: "Скажите-ка, господин

учитель, а знаете ли вы, как плавают?"

Тот человек очень испугался, весь покрылся холодным потом.

"Нет", -- признался он.

"Да, тогда _вся_ ваша жизнь прошла зря, -- заметил

Насреддин, перелезая через борт. -- Ну, я поплыл!"


Итак, этой лодке не достичь другого берега. Но люди думают, что

обучение может стать для них лодкой или обучение может заменить

им умение плавать. Нет! Ну как могут писания стать лодками? Нет,

они чересчур тяжелы. С ними вы можете утонуть, но пересечь реку

на них невозможно. Разучивание освобождает вас от веса;

разучивание делает вас вновь невинными.

Когда вы не знаете, то что происходит в этом незнании? Самое

прекрасное явление... Величайший экстаз приходит к вам тогда,

когда вы не знаете -- когда вы не знаете, рождается тишина,

безмолвие. Кто-то задает вопрос, а вы не знаете. Жизнь -- это

головоломка, а вы не знаете. Повсюду таинство, а вы стоите там,

не зная, удивляясь. Когда вы не знаете, появляется восхищение,

удивление, а удивление -- это самое религиозное качество.

Глубочайшее религиозное качество -- удивление, изумление. Лишь

ребенок способен удивляться. Человек, который знает, удивляться

не может, а без удивления никто никогда не достигнет

божественного. Это для удивляющегося сердца все является

таинством... бабочка -- это таинство, прорастающее зерно -- это

таинство.

И помните, ничто не изучено, не разрешены никакие проблемы: вся

ваша наука ничего не сделала. Прорастающее зерно -- остается

таинством, и оно будет таинством. Даже если наука сумеет создать

зерно, само прорастание останется таинством. Рождается ребенок;

это таинство -- то, что он рождается. Даже если ребенка удастся

создать в пробирке, это ничего не меняет. Таинство по-прежнему

останется.

Вы здесь. Это поразительное таинство. Вы не заработали, не

заслужили этого, вы не можете заявить вселенной: "Я здесь,

потому что я это заслужил". Это самый настоящий подарок, вы

здесь вообще безо всякой причины. Если бы вы были не здесь, то

какая была бы разница? Если бы вы были не здесь, то в какой суд

вы бы обратились?

Это чистое существование, это дыхание, что входит и выходит, то,

что вы в этот момент здесь, слушаете меня, ветер, птиц, то, что

вы живы, -- это великое таинство. Если вы сможете оказаться с

этим таинством лицом к лицу безо всякого знания, вы вступите в

него. Если лицом к лицу с ним вы окажетесь, отягощенный знанием,

и воскликнете: "Я знаю, я знаю ответ", -- то двери будут закрыты

для вас -- не из-за таинства, двери останутся закрыты из-за

вашего знания, ваших теорий, вашей философии, вашей теологии,

вашего христианства, вашего индуизма -- все они запирают пред

вами двери.

Человек, который полагает, что он знает -- не знает. Упанишады

продолжают утверждать, что человек, который считает себя

незнающим, знает. Сократ замечает: "Когда человек действительно

знает, он знает одно: что он ничего не знает". Чжуан Цзы

говорит: "Это оттого, что он разучился". Все, чему его научил

мир, чему его научило общество, чему его научили родители и

утилитариане, он отбросил. Он вновь стал ребенком. Его глаза

снова полны удивления. Он смотрит на все окружающее -- и повсюду

видит таинство.

Эго убивает таинство. Эго ли это ученого, эго ли это книжника

или философа -- разницы не составляет. Эго заявляет: "Я знаю".

"Если я и не знаю, то, рано или поздно, я узнаю", -- добавляет

оно. Эго утверждает, что нет ничего недоступного знанию.

Для эго все подразделяется на две категории: известное и

неизвестное. Известное -- это та часть, которую эго уже прошло в

своем путешествии, а неизвестное -- это та часть, которую эго

пройдет: эго считает, что по всему возможно пропутешествовать и

что нет ничего такого, чего узнать нельзя.

Эго не оставляет в мире таинства. А когда вокруг вас нет

таинства, то не может быть таинства и внутри. Когда исчезает

таинство, исчезают все песни; когда исчезает таинство, поэзия

умирает; когда исчезает таинство, в храме больше нет Бога, нет

ничего, кроме мертвой статуи; когда исчезает таинство, нет

возможности для любви, ибо лишь два таинства могут любить друг

друга. Если вы знаете, то любовь становится невозможна -- знание

противоположно любви. А любовь всегда за разучивание. Но потому,

что он разучился:


Его природа стекается к своему корню в единое.

Его жизненность, его сила --

скрыты в тайне Дао.


Его природа стекается к своему корню... Эго

существует в голове, запомните, а вы несете свою голову очень

высоко поднятой. Корень как раз на другом полюсе вашего

существа.

Чжуан Цзы и Лао Цзы повторяли: "Концентрируйтесь на пальце ноги.

Закройте глаза и переместитесь в палец ноги и оставайтесь там.

Это придаст вам равновесие. Голова дала вам слишком много

разбалансированности". Палец ноги?.. Может показаться, что они

шутят. Нет, они имеют ввиду именно это, они не шутят. Они правы.

Выбирайтесь из головы, потому что голова -- это вовсе не корень,

а мы слишком уж в голове.

Его природа стекается к своему корню, к самому

источнику. Волна идет вглубь океана, в единое. И помните,

источник един. Волн может быть множество, миллионы, но океан

один. Вы отделены там, я отделен здесь, но вглядитесь всего лишь

чуть глубже в корни -- и мы одно; мы словно ветви одного и того

же дерева. Посмотрите на ветви -- и они отдельны, но там, далеко

внизу, они -- одно.

Чем глубже вы погружаетесь, тем меньше и меньше вы будете

находить множественности, тем больше и больше единства. В самой

глубине все -- едино. Вот почему индусы говорят о недуальном,

едином, адвайт(advait).


Его жизненность, его сила --

скрыты в тайне Дао.


И какую бы жизненность ни получал человек Дао, она не

управляема, не создана им, она дана корнями. Он живой, потому

что он укоренен; он живой, ибо он воссоединился с океаном, с

единым. Он вернулся к источнику, он пришел к матери.


Когда он един,

в нем нету ни щели,

в которую можно вклиниться.


Когда человек укоренится в глубочайшей сердцевине своей сути,

единой сути, то бреши нет. Вы не можете проникнуть в такого