Geum.ru

Владимир Гиляровский. Москва и москвичи

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   25   26   27   28   29   30   31   32   33

"ЯМА"




...С Тверской мы прошли через Иверские ворота и свернули в глубокую

арку старинного дома, где прежде помещалось губернское правление.

-- Ну вот, здесь я и живу, зайдем.

Перешли двор, окруженный кольцом таких же старинных зданий, вошли еще в

арку, в которой оказалась лестница, ведущая во второй этаж. Темный коридор,

и из него в углублении дверь направо.

-- Вот и пришли!

Скрипнула тяжелая дверь, и за ней открылся мрак.

-- Тут немного вниз... Дайте руку...

Я спустился в эту темноту, держась за руку моего знакомого. Ничего не

видя кругом, сделал несколько шагов. Щелкнул выключатель, и яркий свет

электрической лампы бросил тень на ребра сводов. Желтые полосы заиграли на

переплетах книг и на картинах над письменным столом.

Я очутился в большой длинной комнате с нависшими толстенными сводами, с

глубокой амбразурой маленького, темного, с решеткой окна, черное пятно

которого зияло на освещенной стене. И представилось мне, что у окна, за

столом сидит летописец и пишет...

Еще одно, последнее сказанье --

И летопись окончена моя...--

мелькнуло в памяти... Я стоял и молчал.

-- Нет, это положительно келья Пимена! Лучшей декорации нельзя себе

представить...-- сказал я.

-- Не знаю, была ли здесь келья Пимена, а что именно здесь, в этой

комнате, была "яма", куда должников сажали,--это факт...

-- Так вот она, та самая "яма", которая упоминается и у Достоевского, и

у Островского.

Ужасная тюрьма для заключенных не за преступления, а просто за долги.

Здесь сидели жертвы несчастного случая, неумения вести дело торговое,

иногда -- разгула.

"Яма"--это венец купеческой мстительной жадности. Она существовала до

революции, которая начисто смела этот пережиток жестоких времен.

По древним французским и германским законам должник должен был

отрабатывать долг кредитору или подвергался аресту в оковах, пока не

заплатит долга, а кредитор обязывался должника "кормить и не увечить"

На Руси в те времена полагался "правеж и выдача должника истцу головою

до искупа".

Со времен Петра I для должников учредились долговые отделения, а до той

поры должники сидели в тюрьмах вместе с уголовными.

Потом долговое отделение перевели в "Титы", за Москву-реку, потом в

Пресненский полицейский дом, в третий этаж, но хоть и в третьем этаже было,

а название все же осталось за ним "яма".

Однажды сидел там старик, бывший миллионер Плотицын. Одновременно там

же содержалась какая-то купчиха, пожилая женщина, с такой скорбью в глазах,

что положительно было жаль смотреть.

Помню я, что заходил туда по какому-то газетному делу. Когда я

спустился обратно по лестнице, то увидел на крыльце пожилую женщину. Она

вошла в контору смотрителя и вскоре вернулась.

Я заинтересовался и спросил смотрителя.

-- Садиться приходила, да помещения нет, ремонтируется. У нее семеро

детишек, и сидеть она будет за мужнины долги.

Оказывается, в "яме" имелось и женское отделение! В России по отношению

к женщинам прекратились телесные наказания много раньше, чем по отношению

к мужчинам, а от задержания за долги и женщины не избавились.

Старый солдат, много лет прослуживший при "яме", говорил мне:

-- Жалости подобно! Оно хоть и по закону, да не по совести! Посадят

человека в заключение, отнимут его от семьи, от детей малых, и вместо того,

чтобы работать ему, да, может, работой на ноги подняться, годами держат его

зря за решеткой. Сидел вот молодой человек--только что женился, а на другой

день посадили. А дело-то с подвохом было: усадил его богач-кредитор только

для того, чтобы жену отбить. Запутал, запутал должника, а жену при себе

содержать стал...

Сидит такой у нас один, и приходит к нему жена и дети, мал мала

меньше... Слез-то, слез-то сколько!.. Просят смотрителя отпустить его на

праздник, в ногах валяются...

Конечно, бывали случаи, что арестованные удирали на день-два домой, но

их ловили и водворяли.

Со стороны кредиторов были разные глумления над своими должниками.

Вдруг кредитор перестает вносить кормовые. И тогда должника выпускают. Уйдет

счастливый, радостный, поступит на место и только что начнет устраиваться, а

жестокий кредитор снова вносит кормовые и получает от суда страшную бумагу,

именуемую:

"поимочное свидетельство".

И является поверенный кредитора с полицией к только что начинающему

оживать должнику и ввергает его снова в "яму".

А то представитель конкурса, узнав об отлучке должника из долгового

отделения, разыскивает его дома, врывается, иногда ночью, в семейную

обстановку и на глазах жены и детей вместе с полицией сам везет его в

долговое отделение. Ловили должников на улицах, в трактирах, в гостях, даже

при выходе из церкви!

Но и здесь, как везде: кому счастье, кому горе. Бывали случаи, что

коммерческий суд пришлет указ отпустить должника, а через месяц опять

отсрочку пришлет-- и живет себе человек на воле.

А другой, у которого протекции нет и взятку дать не на что, никаких

указов дождаться не может--разве смотритель из человечности сжалится да к

семье на денек отпустит.

Это все жертвы самодурства и "порядка вещей" канцелярского свойства,

жертвы купцов-дисконтеров.

Ведь большинство попадало в "яму" из-за самодурства

богатеев-кредиторов, озлобившихся на должника за то, что он не уплатил, а на

себя за то, что в дураках остался и потерял деньги. Или для того, чтобы

убрать с дороги мешающего конкурента.

Кредитор злобно подписывал указ и еще вносил кормовые деньги, по пять

рублей восемьдесят пять копеек в месяц.

И много таких мстителей было среди богатого московского купечества,

чему доказательством служило существование долгового отделения, в котором

сидело почти постоянно около тридцати человек.